https://illyon.rusff.me/ (26.12.23) - новый форум от создателей Хельма


Приветствуем Вас на литературной ролевой игре в историческом антураже. В центре сюжета - авторский мир в пятнадцатом веке. В зависимости от локаций за основу взяты культура, традиции и особенности различных государств Западной Европы эпохи Возрождения и Средиземноморского бассейна периода Античности. Игра допускает самые смелые задумки - тут Вы можете стать дворянином, пиратом, горцем, ведьмой, инквизитором, патрицием, аборигеном или лесным жителем. Мир Хельма разнообразен, но он сплачивает целую семью талантливых игроков. Присоединяйтесь и Вы!
Паблик в ВК ❖❖❖ Дата открытия: 25 марта 2014г.

СОВЕТ СТАРЕЙШИН



Время в игре: апрель 1449 года.

ОЧЕРЕДЬ СКАЗАНИЙ
«Я хотел убить одного демона...»:
Витторио Вестри
«Не могу хранить верность флагу...»:
Риккардо Оливейра
«Не ходите, девушки...»:
Пит Гриди (ГМ)
«Дезертиров казнят трижды»:
Тобиас Морган
«Боги жаждут крови чужаков!»:
Аватеа из Кауэхи (ГМ)
«Крайности сходятся...»:
Ноэлия Оттавиани или Мерида Уоллес
«Чтобы не запачкать рук...»:
Джулиано де Пьяченца

ЗАВСЕГДАТАИ ТАВЕРНЫ


ГЕРОЙ БАЛЛАД

ЛУЧШИЙ ЭПИЗОД

КУЛУАРНЫЕ РАЗГОВОРЫ


Гектор Берг: Потом в тавернах тебя будут просить повторить портрет Моргана, чтобы им пугать дебоширов
Ронни Берг: Хотел сказать: "Это если он, портрет, объёмным получится". Но... Но затем я представил плоского капитана Моргана и решил, что это куда страшнее.

HELM. THE CRIMSON DAWN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » АЛЬТЕРНАТИВА; » Shot in the Dark


Shot in the Dark

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

http://s7.uploads.ru/t/baWQZ.jpg

НАЗВАНИЕ
Shot in the Dark
ТЕМАТИКА
19 век, 1884 год, наша реальность.
Детектив. Приключения. Триллер.
УЧАСТНИКИ
Аделина, Кристиана, Эдвард, Адемар, Селия и Джонатан
МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ
Швейцарские Альпы, уютный курортный отель, выстроенный высоко в горах. Не-сезон.
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
Межсезонье, когда снегом заметает все вокруг, а температура опускается ниже нуля куда ниже, чем полагается для приятного отдыха на курорте. Пустующий отель "Мерибальд" в межсезонье почти покинут всеми, лишь двое-трое слуг следят за его покоем и порядком. И именно в этот период совершенно разные люди съезжаются туда, чтобы в тишине и безлюдье провести неделю-другую, собраться с мыслями и исцелить душевные раны. У каждого из них громкое имя и репутация, к которой вроде не придерешься, но, как известно, самые страшные скелеты зарыты под самыми непорочными именами. Да и "Мерибальд" совсем не так прост, как кажется. Случайность или чей-то коварный замысел?

Отредактировано Adelina Middleton (2018-01-29 19:41:11)

+7

2

Спокойная, стабильная и процветающая Швейцария манит к себе бесподобными видами , благотворным климатом,  и ни с чем несравнимым отношением к туристам. Нигде так гостей не встретят, не расположат, не обустроят, не облобызают и не удовлетворят малейшие потребности взыскательных путешественников.  Космополитичная Женева, сдержанный скромный Берн, а также многочисленные горнолыжные курорты всегда открыты для путешественников, готовые удивить и подарить незабываемые впечатления.
Однако некоторые едут сюда и с другими целями. Не секрет, что  курорты Швейцарии часто принимают у себя именитых гостей: наследные принцы, миллионеры, прим различных театральных подмостков, аристократов всех мастей, самых богатых меценатов, буржуа,  нередко прогуливаются по альпийским склонам. Желание приобщиться к высшему обществу и посидеть в кафе «за тем самым столиком» часто становится решающим фактором при выборе того или иного курорта. Так или иначе, а за престижный отдых приходится платить. Цены на лучшие горнолыжные  Швейцарии не всегда доступны для рядовых  граждан.
Лучшими горнолыжными курортами Швейцарии считаются Шато, Кран-Монтана, Давос, Энгельберг, Заас-Фе, Ароза, Кандерстег и Мерибальд.

Кристин не сильно задумывалась над тем, сколько народу потребовалось в этот сезон, что бы расчищать дороги к расположенному между горными грядами Мерибальд-отелю. Вероятно очень много. Взвод или два. Молоденьких безбородых солдатиков, что встретились ей, когда начищенный до неприличного блеска ее автомобиль пролетел у военной части подножья горы, которая со старошвейцарского называлась грудями богини. Солдатики замешкались, сбились со строевого шага, а потом и вовсе заулюлюкали. Прима балерина закутанная в белоснежную песцовую шубу и шапочку с вуалеткой решила, что это возгласы повещены ее неприлично красивому автомобилю. Ее в белом мареве взметнувшийся крошки с дороги разглядеть было не возможно.
Урожденная Шотланка, Кристин  со старинной фамилией Гордон взяла псевдоним. Лерой — испанская фамилия. Происходит от личного имени Линарес готского происхождения. В Испании это самая распространённая фамилия после Леон. Для предвзятых англичан фамилия Лерой была более приятна на подмостках Ковен Гардена, откуда она начинала свое победное шествие по европейских подмосткам, чем ненавистная шотландская. Так и вся ее жизнь. Нет, не ее. а в целом вся жизнь вокруг. Если не устраивает достоверный, настоящий факт, то его надо заменить наиболее подходящий. Не важно, что совершенно не соответствующий действительности.  В общем прима балерине Грандопера потребовалось срочно отбыть на отдых в самый отдаленный курорт, элитный, естественно же, соответствующий ее высокому положению, не Ницу, конечно же, где сейчас было слишком много известного танцовщице народа, от которого она хотела схоронится.
Шофер не дожидаясь обслугу зашевелился у обширного багажа хозяйки, а Кристин спрятав подбородок в пушистый ворот песцовой белоснежной шубы поспешила в просторный холл отеля. Для нее были заказаны прекрасные меблированные комнаты на втором этаже.
Кристин тревожно окинула помещение, освещенное не сильно яркими огнями и блаженно выдохнула. По словам обслуги отель был на половину пуст.
- И слава Богу...
Прошептала она, стряхивая с перчаток белую изморозь.[AVA]http://s8.uploads.ru/bfenc.jpg[/AVA]

Отредактировано Kristiana Larno (2018-02-09 21:32:44)

+6

3

Автомобиль – это новое чудо конца века, стоящее немалых денег, никогда не стало бы Аделине по карману, потому что ее собственного дохода вряд ли бы на то хватило, как ни крутись. Но черный крытый автомобиль, ползущий вверх по извилистой заснеженной дороге, нес на передних дверцах золоченный герб графа Хау, и потому беспрепятственно проходил все досмотры прежде. Водитель, закутанный в плотной вязки шарф и добротное твидовое зимнее пальто, уверенно вел их необычный все еще для мира транспорт вверх по склону, и густая растительность в виде крепких могучих деревьев уже не загораживала пики горного хребта, теряющиеся в облаках, покрытые белоснежным покрывалом снега. Воздух, хоть и морозный, был удивительно свеж, и пьянил одновременно, точно доброе крепкое вино, наполняя тело фривольной легкостью и лишая разум тяжелых мыслей.
Пассажиров в машине было трое: рядом с водителем, кутаясь в пальто, сидела невысокая изящная девушка, почти девочка, которую Аделина наняла буквально в последнюю минуту, в бешеной спешке, лишь бы не покидать Париж одной, все же это неприлично для женщины, которая начинает новую, достойную жизнь.  Ее звали Кэтрин Уилсон, и она была англичанкой, прибывшей в Париж служить другой даме, которая намедни дала ей расчет за какую-то провинность.  Наверно, девочка уже не видела надежды попасть с такой славой в хороший дом, как ей подвернулась леди Бертон, и все, во все глаза готовность ехать хоть в Альпы, хоть в Россию.  Аделине же просто требовалась проворная молодая и рукастая помощница, потому что мало удовольствия самой снова затягивать корсет и  гладить платья, как доводилось когда-то.
Леди Бертон была еще молодой женщиной, безусловно, очень красивой, и красота ее была уместна для Франции, но казалась непривычной сдержанным местным, которые на каждом перевале взирали на нее со смесью удивления и восхищения. Трудно сказать, сколько именно лет было этой женщине: по виду от 20 до 25,  но в те редкие минуты, когда томный блеск ее серых глаз сменялся холодным выражением философа, становилось понятно, что она куда опытнее, чем можно подумать, глядя на нее. Жизнь явно давала этой особе много памятных и жестоких уроков. Но в остальном, это была красота, в которой трудно отыскать изъян: роскошные густые каштановые волосы, завитые благородными локонами по последней моде, высокая прическа, подчеркивающая тонкое изящество шеи и аккуратную линию плеч. Светлая кожа, яркие серо-голубые глаза миндалевидной формы, подчеркнутые длинными черными ресницами,  явно выделенные природой скулы, чуть вздернутый небольшой носик, полные чувственные губы и упрямо скругленный подбородок.  На ее плечах покоилось манто из редкой русской рыси, с воротником из енота, плотное верхнее платье из шерстяного сукна темно-зеленого цвета, украшенное по линии застежки переда тремя рядами рюшей.  Длинные кожаные перчатки черного цвета прятали худенькие руки, а черные полусапожки, выглядывающие сейчас самым кончиком носка из-под слоев ткани, - ножки.
Прекрасное лицо было задумчивым всю дорогу, которую Аделина провела, глядя непрерывно в окно, подперев подбородок кистью левой руки, и было видно, что не столько пейзажи занимают ее внимание, сколько  какие-то грустные или тяжелые мысли.  И женщина была за то только признательна второму пассажиру, сидящему рядом с ней, что он быстро осознал ее желание побыть в тишине и не доставал больше своими попытками завести светский разговор. Наверно, стоило поблагодарить судьбу все-таки, что в последний миг она подкинула ей именно англичанина, которые славились своим воспитанием и манерами, а не какого-нибудь горячего и темпераментного итальянца или испанца, с которым и минуты в тишине не посидишь.
[NIC]Adelina Burton[/NIC]

+4

4

Она слишком хорошо думала о своем спутнике. Им был высокий статный молодой человек, лицо которого не просто выражало его возраст, но дышало буквально юностью. Это не подделать, не сотворить искусственно – такое дает лишь энергия ранней поры жизни,  когда еще ни опыт, ни горести, ни собственные болезни не стерли с глаз этот блеск наивности, готовности верить каждому, кто был к тебе добр, возможности находить предмет для восхищения в любом явлении природы и жизни. Волнистые до близости к кудрям светлые волосы, ясные голубые глаза, узкое и все же не лишенное своеобразной привлекательности лицо почти безошибочно выдавало в нем чистую кровь Британии. И это было так, поскольку герб на дверях экипажа принадлежал его отцу, а стало быть и ему, ибо он был старшим сыном.  Ричард Джордж Пенн Керзон, сын 3-го графа Хау, виконт Керзон-Хау, которому в апреле обещало исполниться двадцать три года от роду, пребывал в растерянном состоянии именно по причине жесточайшей схватки в нем воспитания и природного темперамента. Молодой человек отчетливо ощущал атмосферу гнетущую и тяжелую, воцарившуюся в кабине – но понятия не имел, что надлежит делать в такой ситуации.  Воспитание велело ему быть джентльменом и не беспокоить даму, но собственные эмоции распирали изнутри так, что несчастный виконт уже начал суетливо ерзать по сидению то и дело бросая на возлюбленную полные мольбы взгляды, призывая ее наконец хотя бы заговорить с ним и прервать уже это ужасно томительную паузу последних нескольких часов. В конце концов не вытерпев уже молчания, он решительно стиснул губы и только потом протянул руку, сам склоняясь набок чтобы коснуться своей рукой в перчатке запястья той ее руки, что покоилась на подоле.
Женщина, почувствовав прикосновение, притом настойчивое, конечно, не могла не отреагировать и не повернуться, чтобы тут же встретить взглядом эти большие синие глаза, смотрящие на нее с каким-то нервным ожиданием, и вынуждена была тут же нацепить на лицо милую улыбку.
- Что-то не так, ваша милость? – с легкой нотой лукавства в голосе, все же до елейности любезности, поинтересовалась она, впрочем, прекрасно зная, как фальшиво это выглядит для опытных глаз. Мужа ведь не полагается называть наедине так высокопарно, тем более, тогда, как сам «муж» этого совсем не ждет, но так трудно удержаться. Эти титулы учтивости, светские манеры были идеальными уловками, чтобы задать тон положению дел, атмосфере, даже можно сказать.
- Ми… -виконт тут же смутился и опустил взгляд. Ощущать себя власть имущим приятно конечно, но не тогда когда в нос этим регулярно тычет женщина, от которой со всем жаром влюбленного сердца ждут совсем иных слов или знаков внимания. Он не понимал еще толком, что ему не нравится – но не был настолько лишен интуиции чтобы не чувствовать – что то ему точно не нравится во всем этом. Но влюбленные слепы и глухи. Они не желают видеть даже очевидного, потому что это слишком больно, - милая Аделина, я же просил вас быть милосерднее и не величать меня так наедине, - наконец выдал он, поморщившись от необходимости высказать в столь грубой форме своим мысли, однако с ощутимыми нотами неудовольствия в голосе.  Эти синие глаза доверчивого ребенка умели блестеть темным заревом бешеного гнева, но его спутнице пока не доводилось наблюдать это состояние в котором Ричард легко терял хоть какую то власть над своим разумом, будучи способным дойти не только до грубых и оскорбительных речей, но и до рукоприкладства, граничащего с жестокостью садизма. Их знакомство было слишком стремительным и ему до сих пор казалось иногда, словно купающегося из спокойных вод резко утащило в водоворот, в котором завертело, закрутило – не осмотреться, ни осознать.  Он встретил ее первый раз на балу в Париже, самую прекрасную из всех женщин вечера – и мира, потому что был уверен что прекраснее не встретить – и был удостоен дозволения провести ее один лишь вальс, но этого хватило, чтобы со всей пылкостью юности утонуть в бездонных как омуты серых глазах. И только вежливая улыбка на прощание – ни умен, ни адресов. И хаотичная неделя в столице, посвященная бесцельному плутанию по театрам и приемам в надежде снова встретить мистическую наяду. И вторая неделя – без толку. Он уже начал верить в то, что был это лишь игрой взбудораженного шампанским разума, когда наконец увидел ее снова….
- О, - полные губы изгибаются в более мягкой улыбке, теплее становится обращенный на юношу взгляд, и Аделина, чуть склонив голову набок, свободной рукой касается легонько его подбородка, точно поглаживая. – Простите меня, мой дорогой, я еще не до конца покинула обитель своих мыслей, - и, наклонившись, легонько, совсем легонько, на грани восприятия кожи, касается прохладными губами, но не губ спутника, а его щеки, пусть и низко, почти у самого уголка губ.  И в этот момент машина останавливается, раздается бормотание водителя сквозь стекло, в котором отчетливо угадывается: «Прибыли». И спустя мгновение дверца распахивается, предлагая выйти. Они улыбается довольно, крайне радуясь, что путь, наконец, закончен.
Виконт выходит первым, галантно подавая руку даме.  Он вполне удовлетворен ее объяснением и зарождающееся недовольство утихло, хотя безусловно предпочел бы, чтобы леди была менее сдержанной и одарила его более чувственным поцелуем. Но это подождет, ни один воспитанный джентльмен не станет устраивать из за такой мелочи сцен – напоминает он сам себе.  И только потом, подставляя покинувшей автомобиль Аделине свой локоть, обтянутый тканью бежево-коричневого цвета пальто, водружает размеренным движением шляпу на голову, окидывая взглядом отель – который пожелала выбрать женщина. Не самый прекрасный, но вполне достойный.
- Идемте же, дорогой, - климат вне курортного сезона тут слишком суровый, Аделина чувствует, как ноги начинают мерзнуть, стоя на снегу, потому что ее ботинки для дороги совсем не предназначены для прогулок по снегу, и она слегка дергает кистью, лежащей на локте спутника, намекая ему, что пора двигаться внутрь. – Надлежит еще проверить нашу бронь, хотя не думаю, что с этим будет проблема, вряд ли в это время здесь есть более двух-трех гостей, - со знанием дела подчеркивает она итог своей мысли, начиная движение к парадным ступеням.
Ее спутник покорно подчинился намеку, зашагав вперед. И все же его черты все еще искажало легкое недоумение - отель не производил впечатление заполненного, а окрестность казалась слишком холодной, чтобы подходить для приятного отдыха. И почему Аделине захотелось именно сюда, ему была пока совершенно неясно. Но она пожелала - а он был счастлив угодить.

p.s

совместно с Аделиной

[NIC]Richard Curzon[/NIC]
[AVA]http://i.yapx.ru/12g2.jpg[/AVA]
[STA]виконт Кёрзон-Хау[/STA]

+4

5

[NIC]Daniel Gold[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2BZcK.gif[/AVA]
[STA]охотник за головами[/STA]

Европа. Лондон. Одни только эти слова могли вызвать брезгливое «фе» из уст любого закоренелого американца. С их традициями и культурой, этой чопорностью и серьезностью, которые стереотипно представляли во всех уголках штатов. Дисциплиной, консервативностью и отсутствием какого-либо намека на свободу выражения собственных мыслей и видений (ну так казалось из многочисленных рассказов, по крайней мере). Вот и я искривился от мысли о пребывании в подобных местах. И если бы не необходимость, которая сводилась к пополнению своего собственного кармана, ноги бы моей не было в этом Лондоне! С его темными улочками и порой разодетыми в пафосные наряды жителями. Скукотища несусветная. Благо, я быстро подстраивался, и постепенно научился улыбаться, и вести себя так, как подобает настоящему английскому джентльмену (играть разноплановые роли я умел, а воспитывали меня, благо, неплохо, манерами вышел получше неотесанных деревенщин, коих на родных землях хватало). Притом что внутри остался все тем же свободолюбивым американцем с душой, которую медленно поглощал мрак. Моим самым верным и надежным другом оставался револьвер. И единственное, во что я верил, так это в скорость, с которой я мог выхватить его из кобуры и молниеносно нажать на курок. Для меня существовал только этот закон - закон Кольта. И пока я еще не пристрастился к европейскому образу жизни настолько, чтобы забыть все особенности и правила родного юга штатов. 
Собственно, история моего пребывания в Европе длинна и едва ли сейчас представляет хоть какой-то интерес. Это было долгое и нудное путешествие, которое, тем не менее, свело меня с крайне интересными людьми. Такими как Кристин Лерой! Известнейшая в своих кругах балерина, женщина редкой красоты, разумеется, я польстился, несмотря на то, что задачи мои в ее отношении стояли совсем иные. И только ради нее сейчас пересекал черты какого-то прославленного курорта в Швейцарии. Несмотря на то, что эта страна мне нравилось куда больше старушки Англии, за всю дорогу я ни разу не улыбнулся, мое лицо было покрыто тенью, не то недовольства, не то просто недоброго расположения духа. Снег, морозы. Это новое изобретение, автомобиль, которое стало доступно благодаря тому самому дельцу, из-за которого я и прикатил в Лондон, - оно совсем не грело. По крайней мере, мне так казалось! Сидя в теплом пальто, я то и дело жался к сиденью, укутываясь все плотнее и плотнее. Шляпа опускалась на глаза, делая взгляд, направленный на проносящиеся мимо виды, еще серьезнее и мрачнее. Одеждой едва ли я отличался от местного колорита. Темные брюки, голубая рубашка, сверху жилет и темный пиджак. Ткани отменного качества, все сшито на заказ и подогнано под фигуру, при этом совсем не броское и уж точно не особо приметное. 
- Приехали, сэр, - важно заявил водитель. Здесь, в Швейцарии, моей английской семье принадлежало скромных размеров поместье. Поэтому с обслугой проблем не возникло. Водитель хотел было выйти, чтобы открыть мне дверь, но уж с этой задачей я был волен справиться сам. Оказавшись на улице, я помотал головой. Казалось, что место, где Кристин захотела встретиться, было абсолютно пустым. Прославленной балерине негоже встречаться с простаком из штатов на виду у всех! Ну нам же лучше, - с кривой ухмылкой на устах подумал я (надо же, впервые мои губы растянулись в улыбке, пусть и такой скудной), после чего двинулся к входу в отель.
Масштабы этого места поражали. Стоило ли говорить, что в родном Техасе я такого ни разу не видывал. И все же я смог побороть свое удивление. Равнодушно посмотрел сперва в одну сторону, затем в другую, а после снял шляпу и стряхнул с нее снег, который уже успел превратиться в мелкие холодные капли воды. Чуть погодя я поправил слегка взъерошившиеся в дороге темно-русые волосы, небрежно запустив в них свои пальцы. К чему не привык, и едва ли привыкну, так это к чрезмерному вниманию, которое джентльмены уделяли здесь своему внешнему виду. Все должно быть педантично аккуратно, симметрично, где-то даже прилизанно. И не да бог увидеть пятно на своем ботинке или пиджаке! Я же, человек более свободных и простых (назовем это так) нравов, относился ко всему не так трепетно. Хотя на данный момент, учитывая снег и тот факт, что на протяжении почти всего пути голову покрывала шляпа, выглядел все же довольно аккуратно, по-простецки, но аккуратно. Крутя шляпу в руках, я снова огляделся. Людей было совсем немного, учитывая масштабы отеля, вполне можно назвать его сейчас безлюдным. Какая-то парочка. Человека два из персонала. Вот уж и вправду не-сезон. Заметить ту самую персону, ради которой и был преодолен весь этот путь, оказалось совсем нетрудно. Белоснежное одеяние тут же бросилось в глаза. И это побудило меня расплыться в очередной улыбке. Не то хищной, не то хищно-довольной. Я двинулся вперед, неспешно подбираясь к Кристин Лерой, как лев, подбирается к своей жертве.
- Кажется, я Вас где-то видел. Не Вы ли известная балерина, чье имя гремит по всей Англии и за ее пределами? - оказавшись за спиной уже хорошо знакомой мне женщины, с хрипотой в голосе и легкой улыбкой на устах произнес я.

+4

6

- Позвольте ваш багаж.
Обслуга суетилась, как и полагается в одном из самых дорогих курортов, готовой целовать кончики ботинок каждого постояльца, у уж ее, так подавно, ибо они были начищены до блеска и выглядывали из под бархатного, струящегося словно дикая изумрудная зелень, где нибудь на живописных скалах Италии. Хоть дама и была ослепительная блондинка, цвет ее волос не выглядел пошлым дурновкусием публичной девки, а отливал благородным золотом, которое скрученное в кудри по последней моде было уложено в прическу и заколото драгоценными гребнями с мелкими каплями изумрудов, переливавшихся, как ее зеленые глаза.
Кристин была в том самом возрасте, когда красота еще ярка и даже еще не клонится к закату, но приобретает тот опасный оттенок зрелости и опытности, обещая и нашептывая всякие непристойные вещи джентльменам и не только.
- Кажется, я Вас где-то видел. Не Вы ли известная балерина, чье имя гремит по всей Англии и за ее пределами?
Да, пожалуй за последние два года Франция и Вена тоже заговорили о ней, восхваляя необычайную грацию, пластику и изящность рук Кристин Лерой. Как можно так парить! Быть на столько невесомой! Воздушной! Словно пух! Кто бы знал, каким трудом это дается!
Кристин свела лопатки вместе, ощущая волну мурашек. Так всегда было, когда он подходил. Хотел он того или нет, она всегда чувствовала его взгляд, а уж на голос отреагировать и вовсе не не смогла бы. Даже среди сотен взглядов, всегда знала, когда он находится в зале, на спектакле. Стоило его уверенной походке и крепкой фигуре вырасти где то в дверях или только наметится силуэтом, она всегда знала... безошибочно. В его походке попросту отсутствовала английская ленность или французская вальяжность. Собран. Сосредоточен. Словно указательный палец всегда на курке. Опасен.  Пожалуй, это и возбуждало так безумно, дарило особый вкус. Острая игра в нельзя, не догонишь и не узнаешь. Тонкое хождение по краю. Почти, так как она танцует на сцене. На пальчиках. Взмывая, паря высоко и опасно. Забывая обо всем. И ей нравилось его дразнить, увлекать, и самой быть увлеченной. Опасно увлеченной тем, что за ее спиною маячили весьма крупные меценаты, ждавшие от нее расположения, в обмен на свое обожание и самые дорогие подарки. Он же не мог дать ей ничего из того, что она уже имела. Кроме себя.
- Видимо вам показалось.
Холодно возразила Кристин, одарив подошедшего со спины мужчину зеленым взглядом глаз, из под присыпанной крупными снежинками вуалетки.  Демонстративно и медленно сняла шляпку. Смерила королевским взглядом, отработанным на сцене не одним годом поклонения и превосходства. Так смотрят женщины избалованные мужским вниманием. Знающие себе цену. Дамы полусвета, не продающиеся за копейку, вздохи и цветы. Но, навряд ли она могла разумно объяснить, чем так сильно увлечена именно им. Может быть свободой, которой ей так не хватало и она словно выброшенная на берег рыба жадно хватала ее ртом. Только рядом с ним.
Кристин поправила бархатные перчатки, не спеша снимать их с рук, приняла ключ от портье, словно боялась об него испачкаться и замерла, наслаждаясь мимолетным, почти уединенным присутствием с тем, кому была назначена здесь встреча. Острота момента щекотала.
- Ужин подадут ровно в девять дамы и господа. Меню отменное. У нас прекрасный французкий повор, не смотря на то, что сейчас постояльцев не сильно много.
Вежливо и чинно сообщил пожилой администратор с явно швейцарским акцентом.
- Располагайтесь пожалуйста.
Молодой паренек в темно коричневой ливрее занялся багажом Кристин, обещая заняться имуществом господина чуть позже, объясняя тем, что сейчас половина прислуги распущенна и не предполагалось столько гостей.
Кристин улыбнулась краешком  губ, собираясь подниматься по широкой лестнице, устеленной бордовым ковром.[AVA]http://s8.uploads.ru/bfenc.jpg[/AVA]

Отредактировано Kristiana Larno (2018-04-04 22:12:27)

+2

7

В мире суровом и жестоком, который слишком часто, при каждом удобном случае, называют «миром мужчин», женщинам было отведено вполне конкретное место, и все же нарастало движение против, разрывали тишину робкие голоса, требующие равенства. Но Аделина с трудом понимала, зачем это им, желающим вступить в бой, который дарует лишь слабую надежду на светлое будущее. Ее собственная жизнь била леди Бертон так сильно, что эта красивая, утонченная женщина имела внутри волевой стержень не хуже, чем у иного мужчины, и только потому все еще была жива, и, простите, «на коне».  Она давно вела эту войну, только, как заправский партизан, подпольно, и могла смела заметить этим малышкам, что война эта рождается не на улице у избирательных участков, ее истинные поля сражений совсем в другом месте.  Ей от природы был дан голос, даже не так, - Голос, -  великолепное и сильное колоратурное сопрано, способное греметь обвиняющими нотами и подниматься ангельскими серенадами до самой глубины души, и этот голос мог был погребен на дне выгребной ямы на улице Лондона, которую она хорошо помнила до сих, если бы не один из мужчин… весьма хорошо оплачиваемый композитор, который услышал этот Голос тогда еще дрожащим, ибо владелица его перед Рождеством жалась в уголок, с коробочкой для подаяния, и распевала неровно, но старательно рождественские гимны.  Ей было в ту пору всего четырнадцать, угловатая худая замарашка с копной спутанных волос, в старом потрепанном платье и дырявом пальто; в ту пору Аделина уже точно не верила точно в людскую доброту и сострадательность, ее мать, вдова с четырьмя детьми, едва могла заработать на кусок хлеба и стакан молока для них, и в свои тридцать с небольшим походила на глубокую старуху с бесцветными глазами и трясущимися руками. Так что, господа присяжные заседатели, Ада слишком хорошо понимала, что без образования и связей ей рано или поздно бродить с подругами по улице, продавая любовь за пару монет, и, если вдруг перед тобой открывается шанс на сытую и чистую жизнь, разве не уцепишься за нее намертво? Она и уцепилась, и уехала за ним следом в Италию, на его виллу, позабыв про свою семью и нищету, как страшный сон, и долгие годы еще не иначе, как с пережитым ужасом бедности ассоциировались в ней все воспоминания о родных. А что руководило Джованни Ринальди, для нее осталось загадкой: жалость ли подкосила в тот день немолодого уже итальянца, природная ли эмоциональность, свойственная его соплеменникам или то был великий подарок Санта-Клауса для несчастной девчушки? В любом случае, ей не за что было корить Джованни; композитор и его муза, так говорили о них в Италии. Он много работал с ней, пока ставил голос, развивал его, тренировал, «чистил», и в один прекрасный день, на приеме у синьора Сальгерини впервые зазвучал Он….

Жизнь никого не милует. Получив от нее подарок, всегда стоит ждать, когда придет счет на оплату, и он будет, конечно, безумным.  Однажды и муза покинет творца, если удары судьбы будут слишком коварны, слишком страшны, способные напугать до неимоверной паники одним лишь намеком на то, что ей, возможно, доведется вернуться в те улицы, из которых она сбежала. Этот страх будет преследовать леди Бёртон до конца ее дней, и он всегда таится где-то рядом, за плечом, нашептывая серыми вечерами ожидающие ее ужасы, поднимая образ матери. И вот сейчас, оступившись и повернувшись немного назад, ей вдруг мерещится стоящая вдали на краю обрыва высокая фигура в длинном пальто, спиной к ней, но замирает сердце, потому что она точно знает, кого увидит, если этот мираж однажды все же обернется, а еще знает, что этот день предречен гадалкой ей последним. Однажды он обернется, чтобы забрать ее в Ад. И ее маленькая, трусливая, меркантильная душонка будет вариться в котле предателей…. Вздрогнув всем телом, Аделина, как в спасительный круг, крепче цепляется за руку спутника и невольно жмется к нему, скрывая за трепетом ресниц промелькнувший в глазах ужас. И в этот момент перед ними распахиваются двери отеля, и тепло приятно ласкает лицо, измученное морозцем. Аделина томным взмахом ресниц отгоняет прочь злых демонов своей совести, чувствуя, как еще быстро и взволнованно колотится сердце в груди, и,  глубоко вздохнув, изрекает своим мощным, мелодичным голосом:
- Наконец то! Эта дорога так утомительна![NIC]Adelina Burton[/NIC]

Отредактировано Adelina Middleton (2018-03-03 17:56:33)

+3

8

Движение пугливого животного подле руки заставило и самого виконта нервно дернуться от неожиданности. Метнуть взгляд на даму, а после по сторонам – ища ту самую угрозу, что могла до такой степени поразить эту невозмутимую женщину. И конечно не найдя ничего сомнительного, юноша испытал недоумение. Хотя их дом прославился испокон веков в основном дипломатами и политиками, все же никто не мог бы бросить тень на имя Хау, так как ни разу не дали его предки и родственники усомниться в своей чести или благородстве. А если и были какие скелеты в тех шкафах, но надежно спрятаны от всех, замурованы в стенах чужой памяти и с нею же отошли в мир праха и вечного покоя в фамильном склепе. Ричард никогда не считал себя трусом, хотя по его внешнему виду трудно было отыскать бесшабашную удаль. Скорее он походил на существо очень безобидное, доброе и впечатлительное – хотя не мог бы отрицать, что имел это все так же в своем характере. И все же никогда не перед кем не выказывал робости или слабости духа, даже к женщинам относился скорее со снисходительным спокойствием – как его учил отец.
Но леди Бертон вынуждала его ощущать страх. Это чувство было волнительным и неприятным одновременно, заставляя сомневаться во всех мыслях что приходили в голову и даже в том, что слышал своими ушами и видел своими глазами. Она так стремительно и безжалостно захватила в свою власть все мысли и помыслы виконта, что кроме растерянности в нем для самого себя ничего не осталось. Он был привычен к воркованию соседских леди, их веселому смеху и ласковым речам, и знал как поступать в том окружении в любом вопросе, но здесь не мог предугадать и малости, все что хранилось в сознании немногочисленным опытом  - не подходило. Он с детским простодушием пытался увлечь ее беседами, развлечениями, радовать подарками – она отвечала сдержанной улыбкой благодарности и снова погружалась вглубь себя, находясь совсем рядом – но оставив его одного. И это одиночество вдвоем пробуждало в нем ревность – ему безмерно хотелось узнать, что так занимает ее разум, что ему через это не пробиться никакими стараниями!  Но так и не осмелился спросить открыто.
Накрыв успокаивающе ладонь женщины на локте своей поверх, точно призывая помнить о своем присутствии и готовности защитить ее от любой напасти, виконт заставил себя отбросить плохие мысли прочь из головы.  Они прибыли сюда отдохнуть, и в этом малолюдном месте есть хотя бы одно безусловное для него преимущество в том, что дает шанс побыть наедине с возлюбленной. Не придется делить ее с другими поклонниками, жаждущими внимания и тем портящими настроение на весь остаток вечера.  Ее общество, разговоры, улыбки и взгляды будут принадлежать только ему – целиком – и это достаточно ласкало самолюбие, чтобы молодой человек воспарял духом и куда как позитивнее смотрел на отель, чей порог переступал.
- Виконт Кёрзон-Хау, - в моменты делового разговора голос его утрачивал высокие ноты в звучании, возвращаясь к природному тембру, близкому к баритону. И был грудным, с легкой – едва уловимой лишь на некоторых звуках – хрипотцой, оставшейся в награду от еще детской болезни, в которой мальчик вовсе потерял голос почти на два месяца. Сняв шляпу и перчатки, опустил руку, в которой их держал –и передал подбежавшему поспешно слуге.  – С супругой. – Сам не знал, зачем так сказал. Но взгляд метрдотеля скользнул в сторону столь приметной и яркой спутницы, и Ричард с смущением понял, что совсем не обговорил с Аделиной, как представлять ее в этих местах. Они не состояли в браке, она лишь ответила неуверенным согласием на помолвку, но он почему то сейчас подумал, что нанесет ее чести оскорбление, позволив здешней прислуге думать о чистом имени леди Бертон как о…  любовнице. Содержатке. Это несомненно уязвило бы ее гордость, и Ричард выискал максимально – как ему показалось – правильное решение.
- Отнесите багаж в наши комнаты, - все так же холодно и высокомерно, как умели от рожденья только англичане, истинной крови матушки Великобритании, отдал приказ так, словно у себя дома виконт.  Командовать ему было не привыкать. И уж лучше так, чтобы согнать румянец со щек – вызванный вовсе не морозом, а мыслью запоздалой о том, какую дерзость он взял на себя, так назвав леди Бертон без ее дозволения. Вдруг она будет недовольна?
[NIC]Richard Curzon[/NIC]
[AVA]http://i.yapx.ru/12g2.jpg[/AVA]
[STA]виконт Кёрзон-Хау[/STA]

+2

9

[NIC]Daniel Gold[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2BZcK.gif[/AVA]
[STA]охотник за головами[/STA]

- Да, видимо, обознался. Какая жалость. А так хотелось, чтобы это были Вы, - сладко улыбаясь, произнес я. Хотя выражение моего лица никак не отразило ту самую жалость, о которой я говорил. И только мы с ней знали, почему в словах моих было столько фальши, а вот во взгляде – довольства.
Боле не став навязывать свою персону, я крутанул шляпу в своих руках и отошел в сторону.  Даже в такой обстановке, крайне безлюдной, Кристин Лерой не изменяла себе, продолжая играть роль снежной  королевы. Загадочной и гордой. Отчасти именно это и привлекло меня при нашей первой встрече. Столкнулись два совершенно разных мира, а я хоть и не был любопытным, но мне все же стало интересно. Чертовски интересно. Что кроется за всей этой ширмой. Холодность отталкивает, но в ней она привлекала, манила. Побуждала стремиться вперед, приоткрывая занавесы этой тайны и загадочности. И мне явно понравилось, что в итоге из этого всего вышло. И продолжало выходить. Ведь как еще можно объяснить тот факт, что я сейчас топтался в большом зале отеля непонятно где, хотя ни погода, ни сам мой образ жизни, к такому времяпровождению совсем не располагали. Все ради нее! И того уединения, которое нам могло предоставить подобное место.
Продолжая поглядывать по сторонам, я двинулся к стойке, у которой уже стояли несколько гостей. Пожалуй, именно походка, такая свободная и расслабленная, выдавала во  мне отсутствие какой-либо принадлежности к исконно аристократическому обществу, которое зачастую, по моим наблюдениям, держалось чересчур деловито и  вычурно. Впрочем, в этом подражать я даже и не намеревался, уж слишком чуждо мне было подобное поведение. Не скрывал я и своих взглядов. Внимательных. Пронзительных. Уж не знаю, насколько неприлично рассматривать посетителей, но я все же рассматривал. Словно пытался оценить, кто откуда и к какому обществу принадлежит. В конечном счете, я все еще учился! Узнавал что-то новое. И мне было интересно, в каком кругу я окажусь сегодня. Хотя лучше сократить этот круг до одного человека, - и с этой мысли я отвел взгляд от парочки у стойки и снова перевел его на Кристин Лерой. В очередной раз уголки моих губ изгибаются в довольной ухмылке. Но коварные мысли обрывает равнодушный голос консьержа. И я тут же поворачиваюсь к нему, вытягивая при этом руку вдоль стойки.
- Дэн…, - и я тут же осекся, вспоминая, что в этих краях не прията такая простота, которая присуща родной Америке. Чем важнее ты представишься, тем уважительнее будете на тебя смотреть. Впрочем, о своем положении я все равно умолчал. Пока что для меня это было так же дико, как и мое Дэн Голд для высшего английского общества. – Дэниэл Голдман, - протянул я это с такой интонацией, словно консьерж требовал чего-то, и вот на, получи! Нехотя. С какой-то насмешкой на лице. Но надо отдать местным должное. Терпят абсолютно все, и выражение их лиц никогда не меняется. С одной стороны хорошо, но порой в рожу дать хочется. Слишком уж люблю прямолинейность.
- Ваши ключи, сэр. Багаж Вам доставят немного позже, если Вы не возражаете, - не выражая абсолютно никаких эмоций, монотонно произнес консьерж, сразу после краткого объявления администратора.
- А если возражаю? И хочу, чтобы багаж был доставлен немедленно,– неожиданно ответил я, и вот наконец-то на лице пожилого мужчины появились хоть какие-то эмоции. Легкое удивление. Или то тень растерянности? Впрочем, усложнять жизнь этому спокойному человеку я вовсе не намеревался, всего-то убедиться в том, что его лицо способно отражать хоть что-нибудь, помимо невозмутимости. В общем, не более чем безобидное отступление. – Все в порядке, ну что Вы. Разве я смею не уступить даме? – и вновь на моих губах играет улыбка, а взгляд скользит по Кристин Лерой, которая уже проходит мимо, двигаясь по направлению к лестнице.

Отредактировано Edward Barateon (2018-03-16 22:50:05)

+1

10

Широкая лестница плавно поднимающаяся вверх была похожа на ее подъем по социальной лестнице туда, наверх к звездам. Пленительным. Недосягаемым. Холодным на столько, что даже о одной мысли о них все обмерзало внутри. Все эти прекрасные леди и лорды... Сладие и возвышенные речи. Звенящие серебром голоса. Сказочные наряды и прически. О нет! В ее жизни это было с самого начала. С рождения. С детства. Ее мать Мелисента Бовари была одной из самых прекрасных куртизанок Лондона. Ослепительной. Изящной, как самая дорогая китайская ваза. Изысканной как Венецианское стекло. У нее был богатый хозяин. Да, да. Именно хозяин. Не любовник, ни возлюбленный, а именно хозяин. Человек поднявшийся во время ост-индийской компании. Не сильно аристократического происхождения, но купавший свою прекрасную игрушку в шампанском и шелках. И любивший ее до момента, пока она не пристрастилась в опиуму. Кристин была его дочерью. Но, разве в таком можно было признаться?
Рано впитав в себя всю фривольность, артистичность и фальшивость этого мира она решила что театральность не так уж плоха и способна скрывать все уродства этого мира. От матери в наследство Кристин досталась фигура, изящные руки и роскошные светлые волосы. А вот целеустремленность и умение шагать по головам, скорее всего от отца. он то и отдал ее в балетную школу, что бы хоть как то пристроить очень красивую, но долговязую девочку. Не оставлять же ее с выжившей из ума матерью. Кристин к этому моменту познав всю глубину падения и ужаса уплывающего из рук красивого мира, вцепилась в единственную возможность бульдожей хваткой гладиаторского пса. И по сей день не собиралась разжимать своих прекрасных зубок. Ни на миг, никому не уступив дорогу.
Вот потому, ее жизнь и вправду можно было сравнить с этой лестницей вверх. Устеленной бордовой ковровой дорожкой, напоминающей кровавую реку из разбитых сердец и судеб, оставленной позади себя Кристин. Вышагивая по тихому коридору этажа, скрадывающему ее уверенную поступь такой же темно бордовой дорожкой, прима балерина размышляла о тишине, в которой найдется место грудному голосу нагловатого американца с манерами не прогнившими от спеси и тщеславия, способного заставить ее улыбатся искренне и хоть на пару часов забыть о всей грязи и жестокости мира. Только вот что он знал о ней на самом деле? Что она любила молочный коктейль...эклеры с заварным кремом и груши. Прогулки в парке у озера, катание на лодке и тишину. Да, да. Обыкновенную тишину, которой она была лишена всю свою жизнь. И сейчас эта самая тишина как неизвестный и опасный зверь вползала в уши, закладывала их и от этого начинала кружится голова и Кристин замедлив шаг, даже, оперлась рукой о покрытую шелковой тканью стену, когда носильщику вносил в ее номер чемоданы, ставя их посередине просторного холла номера, напоминавшего очень приличную гостиную дорогого дома. 
- Мое почтение миледи. К вашим услугам Франц. Если что я всегда рад вам услужить.
Улыбнулся молодой человек, сжимая в руках полученные щедрые чаевые.
- Всенепременно.
Улыбнулась она в ответ, не спеша переступать порог номера, краем глаза наблюдая за тем, как к своим дверям подходит Дэниэл Голдман. Его номер находился на противоположной стороне коридора. Нет, не поспешное стечение обстоятельств.
- Ужин подадут к восьми вечера в синюю столовую. Наш повар готовит прекрасных перепелов и осетровый суп.
Кристин снова согласно кивнула, ловя на себе взгляд Голдмана, отвечая ему тем же, не отводя глаз, словно ведя немой диалог и призывая к тому, что ей было желанно, еще до того, как она услышала его голос в холле отеля. Еще тогда, когда откинув голову на мягкий бархат дивана поезда размышляла о том, чем же он так привлек прима-балерину в череде ее воздыхателей мужчин, готовых платить любые деньги, лишь бы вовлечь ее хотя бы в романтические отношения. От него она не просила ничего. Лишь не огласки.
Молодой человек любезно поклонился, сообщил Дэниэлу ту же фразу про ужин и поспешил за очередной порцией багажа.
Кристин наконец перешагнула через порог своего номера, вальяжно положив свою тонкую ручку, пока еще в перчатке на бронзовую причудливую дверную ручку и медленно притворила дверь, не закрывая ее до конца.[AVA]http://s8.uploads.ru/bfenc.jpg[/AVA]

Отредактировано Kristiana Larno (2018-04-04 22:12:46)

+1


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » АЛЬТЕРНАТИВА; » Shot in the Dark


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно