Казалось, что время остановилось. Будто в один момент не стало ни часов, ни минут, ни секунд. События вчерашнего дня перевернули плавную столичную жизнь с ног на голову. Теперь вокруг царило лишь недоверие и взаимные подозрения. Каждый стремился выведать правду, узнать все грязные подробности этого дела и уличить своих врагов в содействии королеве или же наоборот, очистить ее доброе имя и сполна наказать обидчиков. Но для каких-либо более менее серьезных вещах говорить было рано, ведь с момента обвинения прошли всего сутки, за которые Брайен Хоук уже успел допросить нескольких фрейлин и пару стражников. Никакой важной информации эти допросы не принесли, девушки, верно служившие своей госпоже, были явно не готовы к такому ярому психологическому давлению и каждый вопрос графа встречался волной истерического плача и мольбами не причинять им боли, после чего двое девушек поклялись что ничего не знают, а третья видела, как королева в одиночестве писала что-то, но о дальнейшей судьбе этих писем затруднялась ответить. Вопросов много - ответов нет. Если бы Дарион принимал свои решения исходя из эмоций, переполняющих его в тот или иной момент, то Мод лишилась бы головы в тот же вечер, как в ее покоях были обнаружены еще несколько писем. Но вместо  блаженного удовлетворения от смерти изменницы, он отправился на пир в честь крестин новорожденных детей королевы, в отцовстве которых с недавних пор он начал серьезно сомневаться.
Мужчина не хотел преждевременно распускать волну сплетней, слухов и пересудов, поэтому, сославшись на не лучшее самочувствие Ее Величества, присутствовал на празднестве в одиночестве. В тот вечер вино отдавало горечью, а яства вставали в горле комом. Возможно, знатные мужи и их не менее знатные дамы заметили некую отстраненность короля, но высказать в слух свои догадки не осмелился в тот вечер никто. После завершения праздничного пира, король вернулся в свои покои, где так же не смог отыскать душевного спокойствия. Все мысли, какого бы план они не были сводились к одному - к женщине, посмевшей придать его, его королевство, его семью. Вопрос, который Дарион уже не один раз успел задать самому себе: правда ли это? Неужели она действительно могла пойти на это. Логические размышления приводили его в тупик. Ведь если вспомнить тот пир, на котором Ардерну был вынесен приговор, он, пылая ненавистью, оскорблял и проклинал королеву, моля богов умертвить всех ее детей, в том числе тех, коих в то время она носила под сердцем. Или это была отлично отрепетированная постановка или же кому-то потребовалось устранить Мод руками самого Дариона. Одно не верное решение могло дорого ему обойтись.
В ту ночь он практически не спал, расхаживая по комнате словно диковинное животное в клетке. Перебирая в голове все воспоминания, пытаясь докопаться до мельчайших деталей, вспоминая поведение жены в период наиболее активной фазы восстания Ардерна. Он не мог вспомнить ничего, что вызывало подозрений. Неужели она была настолько искусной лицедейкой? Все эти размышления и внутренние терзания от неизвестности заставляли его глубоко спрятанную злобу просыпаться. Нет, он не желал более изводить себя этой неопределенностью. Что если сейчас, он вызовет ее и спросит напрямую, правдивы ли те письма. Да как вообще можно о таком думать. Этой женщине нельзя более доверять. Каждое ее слово - пропитанная ядом ложь. Но что-то заставляло его желать с ней встречи, один на один, взглянуть на нее, быть может, последний раз.
- Стража! В один миг на пороге появился юноша. - Привести ко мне королеву. Немедленно! Тот учтиво поклонился и дубовая дверь вновь захлопнулась.
Дарион описал еще один круг по периметру комнаты и налив в кубок розового вина, сел на кресло, стоявшее напротив окна. Он всматривался в темноту, в черное небо с россыпью сверкающих звезд, медленно отпивая такой любимый королевой напиток. - Розы. Розы. Сжечь бы их всех, к чертовой матери.

Отредактировано Darion Myrcell (2015-03-26 18:31:25)

Странная тишина наполняла сегодняшним вечером покои короля. Не было звуков вокруг, как не было их и внутри. Не было тех сжигающих мыслей, догадок, рассуждений, монологов с самим собой. Все это будто унесло легкими дуновениями весеннего ветра, иногда заскакивающего внутрь каменных стен дворца, а может всему виной выпитое вино так отлично помогающее забыться. Сам того не осознавая, Дарион отбивал пальцами об подлокотник кресла какую-то внезапно вспомнившуюся ему мелодию. Незамысловатый мотив, который с легкостью воспроизводился в памяти, но где именно он был услышан так и осталось загадкой. На одном из многочисленных пиров? На одной из своих свадеб? Или же в тот день, когда Ардерн доживал свои последние часы? Что могло заставить его с такой легкостью приехать в столицу, прямиком к своему главному врагу. Неужели он действительно был так глуп, как о нем говорили. Или же Мод пообещала ему свою защиту и свое покровительство? Нет, этого не могло быть, ведь когда Дарион рассказал ей о весьма не радужных перспективах бывшего графа, та приняла эту новость с невероятным удовлетворением будто мечтала об этом всю свою сознательную жизнь. А если с самого начала они были заодно, то почему королева не поспешила сообщить ему о готовящейся ловушке? Слишком много не состыковок, заставляющих подозревать всех и каждого. Это были лишь размышления и воспоминания, реальные доказательства лежали на столе короля. Злополучные письма, котором в миг удалось нарушить привычное равновесие.
Послышался противный скрежет распахивающейся двери. Он чуть повернул голову вправо, фокусируясь на глухом стуке каблуков и шуршании подола длинных одежд, переступающих порог его покоев. И снова противный скрежет. Клетка захлопнулась.
— Вы меня звали, Ваше Величество? Он все еще не поворачивался к ней лицом, вальяжно развалившись в кресле напротив окна. За одиннадцать лет их брака Дарион весьма не дурно выучил повадки своей жены, в том числе и разнообразные тона ее голоса. Сейчас этот тон был где-то по середине между  "королева не в духе" и "королева готова убивать". Молча встав со своего места, не выпуская кубок наполненный вином из рук, он не торопливым шагом прошел в сторону массивного стола, стоявшего чуть поодаль. Достигнув его, Дарион залпом осушил бокал, поставив тот на самый край и медленно, с непонятно ухмылкой на лице, провел кончиками четырех пальцев по поверхности стола. Ему вдруг вспомнилось как он имел ее прямо здесь.
- Одиннадцать лет. - Король заговорил неожиданно даже для самого себя. - Одиннадцать лет назад ты приехала сюда, в мой дом, в сердце моего государства. - Легкая пауза, в которую он успел выцепить скомканный кусок бумаги со сломанной печатью и резким почерком.- Ты не была ничем обделена, все относились к тебе с не бывалым почтением для чужестранки. Я сделал тебя королевой, наделил властью и влиянием, доверял то, чего никогда прежде женщинам не доверялось. Голос его был пропитан небывалым спокойствием и размеренностью, словно ничего и не произошло. - А потом... - он вновь прервался, искривив лицо, а затем резким движением руки снес бокал, стоявший на краю. Тот отлетел в стену и громкий звон от его падения застыл в стенах комнаты. - А потом твоей неуемной гордыни всего этого стало мало, не так ли? Дарион быстро сократил расстояние между ними. Вскинув прямо перед ее лицом одно из самых откровенных ее писем. - Сколько это длилось? Год? Два? Или ты лгала постоянно? Его будто потряхивало от переполнявшей злобы. Лицо, впрочем как и все тело, было напряжено до предела. Дыхание участилось, будто воздух вот-вот должен был закончиться. Слишком долго король слышал от кого-то о смертельно острых шипах Уотерфолльской Розы, но теперь он лично смог прочувствовать каждый из них.