Шепот сидящих внутри змей, казалось, приутих, но, одновременно, как будто разросся, вышел за пределы черепной коробки и теперь, ничем не ограничиваемый, заползал в самые неожиданные и непредсказуемые места. Хоуку казалось, что кто-то окликает его из темной ниши, которую они только что миновали, потом ехидное науськивание раздавалось откуда-то снизу из темных недр винтовой лестницы, из узкого коридора, с карниза, из-за панно… Он знал, что там никого нет, он даже не оборачивался, понимая, что с ним говорят его собственные демоны, но с каждым шагом все сильнее сжимались его зубы, все более отчетливо на скулах гуляли желваки и все сильнее в глубине кипела ярость – единственное действенное оружие против этих шипящих гадов. Но ярости нужна была цель, а цели у Хоука пока не было.
Лукрецию Грациани, камер-фрейлину Ее Величества вели рядом несколько молчаливых стражников. С ней обращались мягко, как и подобает с дамой ее положения, но, в то же время, и вид и поведение сопровождающих не позволяли закрасться и мысли о несерьезности их намерений. Взять, например, Джона Рэтмора, он как раз шел по правую руку от фрейлины и, кажется, и вовсе ее не касался. И пускай речью и обращением этот человек иногда напоминал церковного проповедника, только за компанию против Ардернов на его счету было трупов больше чем у иного вояки за всю жизнь. А еще это был единственный человек из окружения Хоука, который мог сказать своем господину нет и надеяться, что тот его послушает.
Несколько коридоров переходили один в другой, Хоук несколько раз сворачивал, опускался по винтовым лестницам, миновал просторные и не очень залы. Парадное убранство дворца сменилось влажным серым камнем, запахло сыростью, воздух стал прохладным и в нем появился отчетливый запах плесени. Дорогу им теперь освещали чадящие светильники, в неверном свете которых идущие по коридорам фигуры отбрасывали длинные причудливые тени. Еще один поворот и длинная, ведущая вверх винтовая лестница, по окончании которой Хоук, Лукреция и их спутники оказались в округлой комнате с камином, несколькими стульями, грубым дубовым столом и высокими узкими окнами-бойницами. Рэтмор усадил Лукрецию на один из стулье.
- Не стоит переживать, миледи, все будет хорошо, - с улыбкой сказал он.
- Заткнись Рэтти, - одернул его Хоук, который в начале было сел за стол напротив Лукреции, но потом снова встал и принялся прохаживаться из стороны в сторону. – И без тебя тошно. Лукреция Грациани?
Он остановился, повернулся к фрейлине, но взгляд его как будто прошел сквозь нее.
- Да… - сам себе ответил он. – Грациани... Тьфу ты, дерьмо ослиное!
Он с яростью хлопнул себя ладонью по лбу и, сделав усилие, посмотрел Лукреции в глаза. Где-то в глубине его тусклых водянистых зрачков тлели злые холодные огоньки.
- Знаешь ли ты о переписке твоей королевы с предателем Оллуэном Ардерном и помогала ли ты ей сохранять эту переписку в тайне? – ледяным голосом спросил он.

Отредактировано Bryan Hawke (2015-03-17 03:11:34)

- Из могилы, - чуть ли не выплюнул Хоук. - Он восстал из мертвых и писал королеве любовные письма, а она отвечала!
Он оперся обеими руками на стол и в упор посмотрел на Лукрецию. Было заметно, что он делает чудовищные усилия, чтобы держать себя в руках, но даже несмотря на это, его кулаки то сжимались, то разжимались, а глаза, обычно водянистые и неподвижные, часто дергались, выдавая крайнюю степень нервного напряжения.
- Не шути со мной девочка, - процеживая каждое слово сквозь сжатые зубы, произнес он. - Последней девице, которая имела глупость со мной шутить я вот этими руками выдавил глазные яблоки, а потом с интересом наблюдал, как она наощупь пытается продраться через стадо свиней. Ей почти удалось, но тут свиньи почуяли кровь... ты ведь, наверное, и не знаешь, что свиньи, самые обычные домашние хрюшки, совсем непрочь полакомиться мясом, а от человечинки и подавно...
Хоук не договорил, потому что в этот момент на его плечо легла рука Рэтмора. Он на секунду замер, будто пытаясь оценить реальность ощущений, затем резко развернулся, в его руках что-то блеснуло, и в следующее мгновение он уже стоял лицом к лицу Рэтмором и держал остро отточенный клинок у его горла. Казалось, немая сцена продолжалась целую вечность - сотник возвышался над своим господином, спокойно глядя в его глаза и даже не пытаясь отстраниться, в ответ же на него смотрели налитые кровью глаза Брайена Хоука и не надо было иметь дар предвидения, чтобы сказать, в подобном приступе ярости Ардорский мясник мог с легкость убить любого, даже самого близкого товарища. Затем лицо Хоука медленно осунулось, глаза потухли, он отвел взгляд в сторону и медленно разжал пальцы. С металлическим звоном кинжал упал на каменный пол.
- Прости...
Хоук опустился на стул и, поставив локти на столешницу, обхватил голову руками.
- Это он вам, миледи, - ровным голосом пояснил Рэтмор.
- Да, это я тебе, - голос Брайена, говорившего, к тому же, практически в стол, звучал необычайно глухо. - Лукреция Грациани... Я знаю, что Мод любит тебя и ты, насколько мне известно, отвечаешь своей госпоже взаимностью. Сейчас Мод угрожает смертельная опасность. Скажи, ты ведь не собираешься ее предать?
Он поднял голову и вновь посмотрел на фрейлину. В его взгляде все еще теплились яростные угольки, но теперь они были где-то глубоко, так что Лукреция могла заметить лишь их далекий отблеск.

- Я надеюсь, ты не против, если вопросы пока что буду задавать только я?
В голосе Хоука было пополам насмешки и усталости, к которым едва заметно примешивалась затаенная в глубине злоба. Он сидел все также, обхватив голову руками и глядя на шершавую поверхность стола.
-Итак, Лукреция Грациани, - было ощущение, что ему просто нравилось имя фрейлины, потому что по-другому сложно было объяснить, почему он произносит его так часто. – Если ты действительно хочешь помочь своей королеве, тогда внимательно слушай меня. Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты станешь на них отвечать. Некоторые из них покажутся тебе дурацкими, ответы на другие, по твоему мнению, я должен буду знать и сам, на некоторые ты и вовсе не захочешь отвечать, но отвечать придется, и отвечать честно…
Хоук поднял голову и посмотрел Лукреции в глаза.
- Помни, от твоей честности зависит не только будущее Мод, но и то, останутся ли мои предыдущие слова, - Хоук едва заметно улыбнулся, - те самые, про хрюшек, просто страшной небылицей, или же окажутся предупреждением.
Повернувшись назад, Хоук жестом подозвал одного из охранников и что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул и скрылся, живо сбежав вниз по винтовой лестнице. Через пару минут, которые Брайен провел молча разглядывая собственные скрещенные пальцы, он появился вновь, держа в руках поднос с двумя глиняными стаканами и кувшином с вином. Поставив стакан перед Лукрецией, стражник налил ей половину, Хоук налил себе сам и тут же выпил.
- Не стесняйся, - откашлявшись, сказал он и указал на стакан. – Приступим. Итак, замечала ли ты, чтобы за прошедший год, королева хоть раз писала Оллуэну  или Изольде Ардерн, а также кому-либо из их вассалов, по любому поводу? Как часто за последний год Ее Величество покидало Ардор и с какой целью?..
Хоук задавал вопросы быстро, железным тоном и стоило Лукреции произнести ответ, как без передышки следовал еще один вопрос. При этом Брайен все время неотрывно смотрел в глаза фрейлины, словно удерживая ее взгляд своим.

В каждом человеке есть стержень, это Брайен Хоук знал наверняка. У кого-то он похож на тонкую лучинку, у кого-то подобен стальному пруту, но если приложить определенное усилие, даже самый прочный стержень можно было сломать. Только научившись этому ремеслу, Хоук однажды понял истинную цену и смысл насилия, а усвоив его в совершенстве, стал подсознательно искать стержень у любого человека, искать и пробовать его на прочность. А еще он свято уверовал в одну простую истину - разница между допросом и пыткой заключается лишь в искусстве палача.
Тем временем допрос фрейлины шел своим чередом. После двух вполне конкретных вопросов Хоук вдруг спросил, какого цвета платье Мод обычно надевает во второй половине дня, потом последовал вопрос, сколько воды королева выпивает за день и какой напиток предпочитает пить за завтраком. При этом понять отношение Брайена к ответам было практически невозможно. Выражение его лица не менялось, тусклые серые глаза не отрываясь следили за Лукрецией, и даже едва заметная улыбка казалось словно приклеенной к неподвижным губам. А потом он вдруг замолчал.
На дворе был апрель. Солнце припекало, природа Моргарда просыпалась после зимней спячки. Большие, с бронзовым отливом, мухи, где-то прятавшиеся все холодные месяцы, активно выбирались на белый свет и, потерев крылья, летели заниматься своим обычным делом - докучать людям. Одна такая муха как раз влетела в приоткрытое окошко комнаты, сделала несколько кругов над столом и опустилась ровно по центру, между Хоуком и Лукрецией. Несколько мгновений Брайен, оторвав взгляд от фрейлины, внимательно следил за ней, затем прищурился и резко прихлопнул ее ладонью.
- Как думаешь, поймал? - спросил он, вновь переведя взгляд на Лукрецию. - Посмотрим...
Он медленно поднял руку - муха была на столе. Еще живая, она была явно оглушена, семенила ножками, беспорядочно дергала крыльями и, пытаясь сдвинуться с места, постоянно заваливалась на один бок.
- Ах ты бедная... - улыбнувшись, сказал он, взял муху двумя пальцами, бросил на пол и раздавил каблуком. - Но о чем это я? А...
Его лицо вновь застыло, а голос стал металлическим:
- Замечала ли ты какие-либо странности в поведении королевы? Как Ее Величества восприняла казнь Оллуэна Ардерна? Говорила ли она о ней в неофициальной обстановке, с кем и что именно? Есть ли среди фрейлин королевы такие, кто часто общался с леди Ванессой Нэш?
После перерыва темп допроса заметно ускорился, а голос Хоука стал еще более жестким и требовательным. У Лукреции не было времени не то чтобы подумать, договорить ответ до конца она успевала не всегда. Брайен же чеканил каждое слово словно ударяя по наковальне, причем так, будто желал сделать наковальне больно.
- Присутствовала ли ты лично при казнях ведьм, которые устраивала королева? Что ты о них думаешь? Есть ли у тебя секреты от своей госпожи?

Внимательно наблюдая за реакцией фрейлины, Хоук чувствовал, что она уже готова сломаться. Надо было лишь немного надавить, и от внутреннего стержня фрейлины ничего бы не осталось. Шутка, правда, заключалась в том, что в данный момент он пытался добиться как раз обратного - припугнуть девчонку, но не нажимать на нее слишком сильно. Вот только ярость, кипевшая внутри после королевского совета, страх за судьбу Мод и крепнущее в душе ощущение, что его окружают одни предатели, мешали окончательно сосредоточиться. Эти чувства создавали внутреннее напряжение, настойчиво требовавшее выхода и каждый раз толкавшее Брайена сделать еще одно последнее усилие, силой подавить сопротивление этой девчонки и заставить ее рыдая умолять его о пощаде.
Приятное зрелище... оно на время бы утолило злобу. Хоук чувствовал, как желание плюнуть на все ограничения приятной дрожью взбирается вверх по позвоночнику, возбуждающим холодком пробирается под ребра, заставляет растянуться в довольной ухмылке уголки губ. Это было так просто... Для этого не надо было даже прикасаться к фрейлине руками. Но чем сильнее становилось желание, тем крепче Хоук держал свою ярость в железных тисках воли. Он задавал вопросы, получал ответы и с каждым следующим убеждался, что Лукреция Грациани как раз та, кто ему сейчас был нужен, вот только...
- Да, - ответила на последний вопрос фрейлина, и тут же спохватилась, - Но они никоим образом с ведьмами не связаны!
Хоук наклонил голову на бок и живо изобразил на лице искреннее удивление.
- А с чем же они связаны? - мягко спросил он. - Что же такое произошло, что тебе пришлось держать это в тайне от своей госпожи?
Он смотрел на юную фрейлину как змея на загнанного в угол мышонка. Даже движение языка, непроизвольно облизавшего высохшие от долгого разговора губы, получилось каким-то хищным, змеиным.

Внимательно выслушав сбивчивое объяснение Лукреции, Хоук потянулся вперед, налил себе еще вина и, держа глиняный стакан тремя пальцами, отпил из него пару глотков.
- Помнишь, я начал говорить тебе про свиней, - после довольно продолжительной паузы заговорил он. – Вроде бы оно было ни к чему, но раз ты считаешь, что ты поведала все, что мне следует знать, то я, пожалуй, сам тебе кое-что дорасскажу. 
Он сделал еще пару глотков и поставил стакан на стол. Там еще оставалось больше половины и Хоук некоторое время, молча, следил за тем, как постепенно успокаивается рябь на темной поверхности вина. Потом он откинулся на спинку стула и с легкой улыбкой посмотрел на фрейлину.
- Ты, наверное, не знаешь, но свиньи, они всеядны, - произнес он вкрадчиво. – Им все равно, что есть, главное, чтобы была еда. Как правило, свиньям дают зерно, картофель, овощи, траву, но это не значит, что свиньи не едят мясо. Прекрасно едят. Бывают случаи, когда свиньи съедают кур, или даже своих собственных поросят. Если они вдруг наткнутся на мертвечину – жрут и ее, – наблюдая за реакцией фрейлины, Хоук добродушно улыбнулся. – Понимаешь, зубы свиньи во многом похожи на наши, и они одинаково легко справляются как с растительной, так и с животной пищей. Если же голодные свиньи почувствовала запах крови, то они идут напролом. Нет, это конечно не хищник, который сразу вцепляется в горло, но от этого, поверь, не легче. Так, если ты вдруг потеряла равновесие и упала, а это не сложно, когда тебя толкает несколько трехсотфунтовых туш, то ты сразу оказываешься у них под ногами и в то время, как одна хрюшка будет топтаться у тебя по животу, другая возьмется лениво жевать тебе правую кисть, а третья будет задумчиво (у свиней вообще глубокомысленные морды, особенно, когда они заняты любимым делом) грызть тебе левое бедро... ну и так далее, ты меня поняла. Кстати, челюсти у свиней очень мощные и кости они перегрызают на раз - просто раздавливают их и потом спокойно перетирают. А главное труп, даже если от него что-то осталось, после этого совершенно невозможно опознать. Очень удобный момент.
Рука Хоука потянулась за стаканом, и он медленно, с удовольствием, допил оставшееся в нем вино, поймал на язык последнюю висевшую на кромке каплю, с удовольствием выдохнул открытым ртом, и лишь после этого поставил стакан на место. По его лицу блуждала странноватая улыбка.
- Ты догадываешься, почему я рассказываю тебе все это, а Лукреция Грациани? – тихо спросил он. – Не потому ли, что фрейлина является лицом, допущенным до тела королевы, и ее блуд  это всегда прямая опасность для госпожи. Назови мне имя, дорогая, или же… имена?..