Что может быть более глупым и жалким, чем попытки наказанного судьбой человека вновь научиться радоваться жизни? Как, должно быть, нелепо я выглядела, вяло танцуя под оглушительно громкую музыку, которую, старательно терзая инструмент, извлекал из лютни какой-то музыкант, чьего имени я не запомнила, несмотря на то, что он успел назвать его, наверно, тысячу раз, какой слабой я наверняка казалась, отправляясь домой после короткой, длившейся всего около четверти часа конной прогулки, - я совсем не походила на себя прежнюю. Бедные мои фрейлины, мне так жаль их усердия, пропавшего впустую: они настаивали на том, чтобы я пела, и восторженно хлопали в ладоши, когда я слабым и дрожащим голосом подхватывала их пустые веселые песни. Милая беззаботная Елизавета, беспрестанно улыбающаяся, находящая в каждой мелочи что-то особенное, волшебное, кажется, умерла вместе с Адрианой, с этим светлым ангелом, с такой легкостью покорившим сердца подданных своего мужа и всего двора. Воспоминания о ней редко оставляли меня, а безжалостно прогнать их я не решалась, находя в своем горе странное болезненное утешение, думая, что Адриане приятно было бы знать, что кто-то любит и помнит её, но на самом деле в глубине души я понимала, что она бы только покачала головой и тихо сказала бы, что прошлое нужно оставить в прошлом. Страдания притупили мою память, и я приписывала почившей королеве то, что было ей вовсе не свойственно.
Я медленно угасала, как бледный огонек тонкой свечи, все еще безвольно трепещущий от дуновения ветра, пытающегося его оживить, но не могла ничего поделать со своим состоянием. Мне нужна была поддержка, которой я не находила у братьев, всегда уделявших всего лишь несколько минут на то, чтобы обнять меня, коснуться моего лба теплыми губами, прошептать, что все будет хорошо, и исчезнуть в вихре дел, так редко их отпускавшем. Я могла бы попытаться найти утешение в обществе новой жены Чарльза -  Анны, но я совсем её не знала и видела слишком редко, чтобы надеяться обрести с её помощью душевное спокойствие. Я не винила королеву в этом: несмотря на обретенный титул, она все же оставалась девушкой, покинутой своей семьей, окруженной людьми, питающими к ней ненависть или просто не обращающими на неё ни капли внимания, будто она была пробегающей мимо кухаркой. Поначалу я думала, что это только сблизит её с Чарльзом, что мой брат защитит Анну от нападок придворных, зачастую чересчур дерзких для людей, которые могут с легкостью лишиться головы, но король вел себя так, будто у него вовсе не было жены, или он вдруг потерял способность её видеть. Я не могла даже представить себе, что чувствовала королева, видя такую холодность со стороны мужа, понимая, что он не любит и никогда не полюбит её. Мне было жаль Анну, и жалость моя только усиливалась от мыслей о том, что мне, вероятно, придется испытать все то же самое, стать нелюбимой женой, презираемой королевой, лишенной всех, кто был ей близок.
Если я могла еще выплакаться в объятиях одной из моих верных фрейлин, старавшихся не покидать меня ни на минуту, стремившихся, по-видимому, занять место Адрианы в моем сердце, то Анне пришлось отослать свою свиту. Сердце мое замирало на миг, стоило только мне представить, как тяжело приходится королеве, вынужденной хранить свои печали глубоко в душе, не смеющей открыть свою грусть никому другому. Иногда, возвращаясь с недолгой прогулки по увядающему саду, я видела её бледное лицо, выглядывающее из узкого окна, и вспоминала, как смотрела на меня из того же окна улыбающаяся Адриана. «Если бы она была жива...» - подумала я в который раз, - «...её бы не обрадовало то, что Чарльз столь несчастен. Адриана никогда не простила бы меня за то, что я позволила скорби поглотить его». Внезапно преисполнившись решимости помочь отношениям Чарльза и его жены стать более теплыми, я почувствовала себя едва ли не всемогущей и уверила себя в том, что мои попытки обречены на успех. Но что я могла сделать? Не схватить же брата за плечи, хорошенько потрясти и приказать немедленно полюбить новую жену?  Нет, я была способна лишь немного подтолкнуть их друг к другу, но не представляла, каким образом следует это устроить: король и королева довольно успешно избегали друг друга, и вероятность их встречи вне покоев королевы была слишком уж мизерной, чтобы рассчитывать на неё. Никаких подходящих идей мне в голову не приходило, и я совсем уж было отчаялась, думая, что гораздо более успешно заставляла людей ладить друг с другом, когда была маленькой. «А почему бы не попробовать снова осуществить одну из наиболее удачных идей, которые пришли мне в голову в детстве?»
Способ был прост и гениален настолько, что я и не сомневалась в том, что преуспею в своих стараниях, ведь однажды эта идея помогла мне примирить в очередной раз повздоривших Чарльза и Генриха. Тихий ужин, на который я пригласила каждого из них, не упоминая о том, что на нем будет присутствовать кто-то третий, был беспроигрышным вариантом: любая попытка покинуть ужин была бы расценена мною как оскорбление, что прекрасно понимали приглашенные, вынужденные терпеть друг друга за одним столом и поддерживать начатую мной беседу, а за разговором не так уж трудно забыть о своих обидах.
Я загорелась этой идеей с такой страстью, что не могла медлить, а ведь я и так не отличалась терпением. Приглашения на ужин, одно учтивее другого, украшенные моей витиеватой подписью, больше напоминавшей неумелую закорючку только что научившегося писать пером ребенка, были доставлены моими фрейлинами уже на следующее утро, и, получив утвердительные ответы от обоих приглашенных, я начала стремительно порхать по коридорам замка, стараясь сделать ужин просто идеальным. Я несколько раз заглядывала на кухню, зачем-то забегала в прачечную, но потом, за час до ужина, я осталась в Малой столовой, отдавая последние распоряжения относительно украшения обеденного стола, не доверяя столь важное дело одним лишь слугам. Несколько фрейлин хлопотали вокруг меня, поправляя выбившиеся из прически локоны, разглаживая невидимые взгляду складочки на подоле платья, в то время как я сама забиралась на кресло, чтобы посмотреть, ровно ли расставлены тарелки, обегала вокруг стола, замечая, что один из слуг перепутал местами столовые приборы, или внезапно застывала на месте, силясь понять, не забыла ли я ничего важного или не столь важного. Именно этот час последних лихорадочных приготовлений пролетел быстрее всего, и тихий скрип открывшейся двери застиг меня врасплох, заставив вздрогнуть от секундного испуга и поспешно обернуться. В зал вошла Анна, улыбающаяся так заразительно мило, что я не могла не улыбнуться в ответ, приседая в изящном реверансе.
- Ваше Величество, я очень рада, что Вы смогли найти время, чтобы удостоить меня своим присутствием на этом ужине, - произнесла я вежливо.
Хотелось сказать что-то еще, но слова слиплись и застряли в горле, я не находила темы для разговора, поэтому вдруг пробормотала что-то невнятное о погоде, в последнее время не одаривающей нас солнечными днями. Это не было удивительным, все же осень полноправно овладевала Хельмом.
- Как Вы находите Хельм? - спросила я, рассчитывая отвлечь внимание королевы от обеденного стола, который был сервирован на три персоны, но прежде чем я получила ответ, дверь снова открылась, и в зал вошел Чарльз.
На несколько секунд глаза его остановились на Анне, словно мой брат пытался осознать, что делает здесь его жена. Впрочем, он как раз и пытался это осознать, я думаю. Но потом он перевел взгляд на меня, и по этому взгляду я поняла, что мне не жить.

Отредактировано Elizabeth Knighton (2015-01-14 00:40:07)

Ваше высочество, - я и мои фрейлины практически синхронно присели в ответном реверансе. Согласно этикету, хватило бы одного моего кивка, но я ещё не привыкла к своему новому титулу, не привыкла к тому, что теперь передо мной склоняются все, а я склоняюсь лишь перед королём. - Я рада, что этот вечер проведу в Вашем прекрасном обществе, - слова ответной вежливости срываются с моих губ куда раньше, чем я успела их осознать. Когда всю жизнь живёшь при дворе, учишься отвечать на комплименты, даже не думая над значением собственных слов. Впрочем, Елизавете я и правда хотела понравиться, поэтому прислушивалась к её попыткам завязать разговор. Право слово, я бы помогла ей, но сама не знала, о чём можно поговорить. Кажется, за все свадебные празднества, я научилась вести беседу с абсолютно любым человеком, но сейчас я действительно хотела понравиться и заинтересовать собеседника. И, как назло, все темы для разговора пропали из моей головы, будто бы их не было. Я чувствовала себя девушкой, которая впервые оказалась во дворце и не способна связать и двух слов. Глупое и неловкое чувство для королевы.
- Я нахожу Хельм очень..., - я продолжала улыбаться, подыскивая слова, что бы похвалить Елизавету, которая является принцессой Хельма, но и не обидеть Моргард, ведь если с чем я и могла сравнивать свой новый дом, так это со своей родиной. От банальных слов меня спасла открывающая дверь. Подняв голову, в надежде увидеть слуг, которые уже принесли кушанья, я встречаюсь с холодными глазами своего мужа. Нет! Улыбка исчезает с моих губ раньше, чем я успеваю осознать, что происходит.
- Ваше Величество, - кажется, я говорю слишком тихо, но всё равно не уверена, что меня услышат, даже если я буду кричать. Скрываю свою неловкость, приседая в низком реверансе и пряча лицо. Мои фрейлины делают тоже самое, после чего уходят по приказу короля. Я с трудом останавливаю себя от желания схватиться за платье Аделин и не отпускать её от себя, используя как щит. Уж она точно сможет защитить меня от любой напасти, я в этом уверена. Но она уходит, а я получаю несколько секунд на то, что бы взять себя в руки.
Я не расплачусь, я не покажу ему свой страх или свою неприязнь. Я буду вести себя так, как должна вести себя жена и королева, пусть и нелюбимая. Тогда, в нашу первую ночь я повела себя глупо и неразумно, но у меня было время всё обдумать и осознать. И пусть сейчас я не была готова к нашей встрече, я всё равно беру себя в руки достаточно быстро, благо, внимание на меня никто не обращает.
Внимание моего мужа обращено только к сестре, и по его словам я понимаю, что он так же не желал видеть меня здесь. Это слабое утешение, конечно, но всё равно приятно осознавать, что весь этот ужин не был капканом только для меня. Я села, когда сел и король, стараясь казаться незаметной, и даже двигалась бесшумно, что было удивительно, учитывая моё платье. И молчу, когда голос Чарльза разрывает застывшую тишину. Мне нечего ему ответить, хотя стоило бы встать на сторону Елизаветы, как-то ограждая её от этого гнева. Но я молчу, в надежде, что этот огонь не заденет меня, если я не подниму голову.