Пока Его Светлость были заняты своим делами, новоиспеченной герцогине полагалось развлекать себя самостоятельно, и наивен был тот, кто думал, что непривычный климат ли, чужое ли королевство или даже недобрый взгляд, обращенный к ней, сломают нрав юной Филиппы Уоллес. Принцесса севера свыклась с мыслью о том, что немало сил потребуется, чтобы заставить этих людей принять её уже не как принцессу Фйеля, а супругу регента и брата короля, пусть павшего от руки её отца. Поступки Тэма бросали тень и на неё, но она хотела быть здесь. Глупо, наивно, но амбиции были важнее той жизни в тени и безмолвии в нелепом ожидании, когда привычка и старость возьмут своё. Не в силах смириться с семейным разладом, с той безвыходностью и бесполезностью, что настигли Филиппу в родных стенах, она предпочитала умереть молодой королевой, чем старой и одинокой девой, замерзшей в тех снегах, которые когда-то любила, хотя кто сказал, что ей давали выбор? Скорее, это она увидела в этом возможность. Возможность, которую теперь бережно взращивала день за днём.
Как на зло, именно сегодня Фил никак не могла найти своего супруга, отношения с которым складывались в меру странно, но она и не ожидала большего, ведь по меньшей мере, он дал ей то, что было важнее любви, важнее внимания, пусть она, как и любая в сердцах мечтала об этом, но не признавалась даже себе. Тот подарок был важнее всего, причем для них обоих, ведь теперь он мог в корне изменить их судьбу, и посему довольная улыбка не сходила с губ герцогини, пока она прогуливалась по замку, стараясь унять нетерпение. Но Генрих не спешил возвращаться, вызывая толику негодования, а негодование порождала тревогу.
Они не слишком часто говорили по душам, зато часто обсуждали политику, охоту, военное дело и необходимые реформы, не проводили время вместе, зато регулярно придавались любовным утехам, в которых определенно сошлись взглядами, если даже не сошлись во всём остальном. Всё это казалось безумным, неправильным, но вполне сносным — по крайней мере, время от времени оба оказывались полностью удовлетворены, и это принесло свои плоды, которые могли стать началом чего-то большего в их отношениях, стоило лишь того захотеть.
Вскоре Филиппе наскучила бесцельная прогулка по цветущему саду, чужая музыка, даже розы, которые никогда не цвели во Фйеле из-за холодной погоды. Раньше ей никогда не было одиноко и страшно, но чем больше ей приходилось думать о будущем, чем дольше она была одна, тем сильнее таяла её северная уверенность, ведь отчего-то она не думала прежде о том, что вместе с ней может погибнуть и её ребенок. Сейчас или в младенчестве, через пять лет — одна она не сможет защитить его, а пока даже не знала, станет ли защищать его Генрих, ведь их отношения были далеки от тех, что могут быть у родителей друг к другу, впрочем, она верила, что даже если муж будет не в силах полюбить её, он не сможет погубить своих детей, но разве веры было достаточно? Разве вера — надежное средство, чтобы оставить лишь на неё волю своего ребенка?
Уже стемнело, когда Фил вернулась в покои, но даже не надеялась застать там Генриха, зато надеялась, что не потеряла его интерес настолько быстро, что он уже променял её на любовницу. Подойдя к распахнутому окну, Фил сделала глубокий вдох и легко улыбнулась ночной прохладе, хотя бы сейчас позволявшей дышать полной грудью. Вдруг показалось, что все попытки попрощаться с прошлым канули в небытие, вместе с порывами холодного ветра ворвавшись в сердце, но шаги в коридоре заставили обернуться. Это был Генри.
Стоило ему войти, как принцесса закрыла окно и беззвучно прошла по покоям к кровати, но услышав голос мужа, невольно вскинула бровь и не сдержала озорной улыбки — благо он не видел этого.
- Здравствуй, - в отличие от него, её голос звучал четко, но тихо и предельно ровно, в её планы не входило его злить или добивать — к тому же со вторым он неплохо справился и сам. Воистину он был настолько пьян, что всякий разговор, тем более душевный, тем более о детях, казался настолько абсурдным и неуместным, что Филиппе оставалось только тихо вздохнуть, пряча тревогу за улыбкой. Пока он раздевался, она сидела на кровати, кажется, уже забыв всё, что хотела сказать, но почувствовав на себе взгляд, встретила его и сделала то, чего от себя никак не ожидала. С ней происходило что-то настолько странное и непонятное, что хотелось и смеяться, и плакать, и попросить обнять, не отпускать, все чувства разом вспыхнули адским пламенем в душе, пытаясь задушить, и тогда Фил тонкими пальцами коснулась щеки мужа не в порыве страсти, а с нежностью, чего не делала никогда прежде, и чуть улыбнулась. Но тут же одумалась и добавила в улыбку толику более привычного для Генриха, но всё же отчаянного, озорства. Не время было позволить себе слабость, только не сейчас, не когда он в таком состоянии, ведь утром он даже не вспомнит, если вдруг она откроется ему.
- Спи, муж мой. Сейчас это будет лучшим применением твоим навыкам, - справедливо заметила принцесса. Отчасти к этому сводилась её новая роль — неуловимо и изящно подчеркивать сильные стороны своего мужа, раз она сама пока что не могла быть значимой фигурой в этой партии, но, говорят, пешка может уйти в дамки, если доживёт...
- Но у меня есть для тебя новость, можем обсудить это утром.., - тише добавила Филиппа. Она легла на своей стороне кровати и отвернулась к стене, старательно сдерживая подступивший к горлу солёный ком. Её идеальный план по построению увлекательного будущего дал трещину, склеить которую в одиночку ей было не по силам.
PS
Прости, что долго, прости, что бредово, но надо разыграться нам в нормальном ритме, да)
