- У меня нет причин вредить тебе! – это была единственная фраза, которую Лестер произнес Роланду с тех самых пор, как тот попал в плен. На самом деле слов он подобрать не мог и не знал, что следует в таких случаях говорить, однако, соблюдал все правила и нормы. Роланд всё же был членом королевской семьи, а мужчины его статуса даже в плену могут рассчитывать на особые условия.  Сразу после пленения Уоллеса перевезли в столицу Гасконии, хотя сам Лестер считал это не самой удачной идеей, ведь если Фйель пожелает высвободить принца, то нападать будет именно на Гвиннбрайр. А для Лестера не один принц не стоит страданий подданных Гасконии.
Роланд всё еще оставался сильным, а дух его был не сломлен, поэтому пришлось принять кое-какие меры предосторожности. Апартаменты пленного принца располагались практически в подвале, попасть в них можно было только по витиеватой узкой лестнице, по срытому коридору, ведущему непосредственно в библиотеку замка, откуда до покоев герцога было рукой подать. Ходили слухи, что комната эта была построена специально для особых встреч Фосселеров с любовницами, но на самом деле это всего лишь очередной миф, связанный с древним замком. Уж будьте уверены, Фосселеры не станут прятать своих любовниц по каким-то каморкам! Апартаменты всегда были предназначены для пленников замка, а выход вел в самое защищенное место, где всегда бывает охрана или гости. Сейчас Лестер распорядился, чтобы у входа в покои всегда были стражники, а один из них каждый час спускался в принцу, дабы убедиться, что то всё еще там и поинтересоваться, ничего ли ему не требуется. Они были так же проинструктированы,   что если господин Уоллес потребует встречи с  герцогом Фосселером – ему таковую предоставят. Но Роланд, к счастью Лестера, молчал. Но он знал, что такая зловещая тишина не будет длиться вечно, и скоро, совсем скоро Лестеру придется решать, что же делать с пленником, который к тому же, является для него другом. С Роландом ассоциировалась целая эпоха в жизни герцога Фосселера, вместе они провели года личностного становления Лестера, многие воззрения и понятия о чести он перенял как раз у Роланда. В любой другой ситуации Лестер никогда бы не обесчестил себя пленением бывшего соратника, однако, сейчас они уже не дети, и речь идет не только о интересах Лестера. Речь идет о интересах целой страны!
- На войне как на войне. – сухо отвечал он тем, кто осмеливался заговорить о том сражении на севере.
Пленника следовало выдать Королю, но на правах герцога Лестер был в праве самостоятельно распоряжаться своим трофеем, к тому же Чарльз так и не отправил Лестеру просительное письмо. Но на днях пришло известие, что с новостями к нему скоро прибудет граф Эдвард Баратэон, и что-то подсказывало, что новости эти будут связаны как раз с Королем.  В связи с недавними событиями герцог окончательно выпал из внутренней жизни государства, а матушка не смогла ввести его в курс всех дел, описав ситуация лишь слегка. Ходили слухи, что Его Величество при смерти, но Лестер не мог верить устам женщины. Новость должен был подтвердить равный.
Встречать Эдварда лично он не стал. Распорядившись о том, чтобы графа встретили как положено и выполнили все его просьбы, Лестер велел подготовить малый зал, где обычно проводил важные переговоры. Затем он направил записку стражникам, они должны были привести пленника в малый зал позже, чем туда явятся господа, и убедиться, что его кандалы прочно закреплены на руках и ногах.
Уже ближе к ночи, в назначенный час Лестер встретился со своим гостем и без лишних приветствий попросил следовать за ним. Нельзя было не отметить, что герцог выглядел подавленным. Бледный, как мертвец, с недельной щетиной, он был облачен во все черное. Камзол, расшитый золотом, доходил практически до пят. Пуговицы на черной бархатной рубахе так же были золотыми, и каждая из них была сделана с особым мастерством. На пальцах герцога, обычно обильно унизанных перстнями, сейчас красовался всего один, с изумрудом.
- Пожалуйста, сюда, мой дорогой друг! – в пол голоса позвал он за собой графа. Зал был освещен только несколькими факелами, что делало его мрачным, как из страшных сказок. По центру стоял массивный стол из темного вишневого дерева, а рядом четыре стула, по одному с каждой стороны.  В  зале находилось четыре рыцаря Ордена белого меча. Лестер жестом пригласил своего гостя присесть, и как только они опустились на стулья, за спинами присутствующих выстроилось по рыцарю. Два остались  охранять дверь. 
- Давайте не будем тянуть и сразу перейдем к делу. Как Король? – не терпелось ему узнать всё в самых мелких деталях. – Вы ведь не с пустыми руками ко мне, верно? Да и у меня есть что Вам рассказать да показать…

Ночь с последнего дня февраля на первый день весны, 1442 год

Свет от солнца слепит меня. Моё тело парит, а сам я будто не вешу ни грамма. Моя голова запрокинута. Я поднимаю её, стараюсь по крайней мере. Шея болит, будто её только что рубили мечом, голова раскалывается, будто по ней ударили молотом. Глаза застилает не только ярчайший свет, но и запекшаяся кровь. Я смотрю на своё тело. Оно лежит на руках крылатой девы. Она несёт меня в Глагкхаллу, место, где я буду вечно пировать. Я пал как истинный воин.
Трудно дышать, я кашляю, будто простужен. Сил практически нет, но любопытство сильнее моих недугов. Я оборачиваюсь, смотрю по сторонам. Сотни крылатых дев несут самых достойных воинов  в Глагкхаллу. Я даже могу рассмотреть её залы. Блестящие залы Глагкхаллы манят. Я слышу приближающийся смех воинов, пирующих за столом в чертогах Вейроса. Но тут я слышу пронзительное:
-Не смей!
Я оборачиваюсь, смотрю в сторону. Крылатая дева несёт моего отца, Айлеса Уоллеса. Он весь в крови, держит меч и указывает им на меня. Он что-то кричит, мне тяжело разобрать его слова. Я вслушиваюсь, всматриваюсь в него, понимая, что он тут из-за меня. Я не справился и не привел войско на помощь. Отец мертв из-за меня. 
-Отец!-кричу я,-прости отец, я не смог привести войско!
В его лице читается, что сейчас это не важно. Он трясёт мечом и призывно кричит:
-Это не важно сын мой! Сейчас всё это не важно. Твоё время ещё не настало. Ты нужен брату! Помоги своему брату! Нашей семье ещё нужен Роланд Уоллес!
И мой отец мечет свой меч в крылатую деву, несущую меня в Глагкхаллу. Она уворачивается и вскрикивает. Она обходит лезвие клинка так изящно и так аккуратно, будто бы не дева вовсе, а ветер. Но при этом она роняет меня. И я лечу, набирая скорость.
Восходящие потоки воздуха рвут на мне одежду, жгут кожу. А я безвольно падаю вниз набирая скорость. Чертоги Вейроса, мой отец, крылатые девы...Они были так близко и так далеко. Ещё одно мгновение и...
Удар.

Март-апрель, 1442 год, Гвиннбрайр

Роланд Уоллес открыл глаза. Боль раздирала его на части. Когда он впервые проснулся и увидел перед собой седого старика, первой реакцией Роланда было недоумение.
-Ты не похож на Вейроса, старик.
Старый мужчина в плаще и с небольшой сумкой одобрительно улыбнулся и потряс головой. Оказалось, это не Вейрос, и это были не его чертоги. Роланд находился в темнице, а старик был его врачевателем. За всю практику врачевателя принц меча был первым, кто пережил подобные ранения. И черт с ними со сломанными ребрами, которые легко вправить и срастить. Насквозь пронзенное правое плечо заживало поразительно быстро и даже почти не было тронуто никакими инфекциями и хворями. А всё, что было, легко лечилось.
Хотя это нисколько не помогало Роланду. Безумная боль в правом плече и практически невозможность дышать полной грудью подавляли Уоллеса морально. В первые дни каждое движение требовало от воителя практически полного самопожертвования, ибо болело практически всё. Иногда казалось, что даже целые кости вторят своим поломанным сёстрам и ноют от боли.
Через несколько дней Уоллес перестал глядеть мимо зубов дареного коня и задал вопрос:
-Меня лечат, но я пленник. Кто меня пленил? Чей это замок и в чьих руках моя жизнь?
-Вы во владениях герцога Гасконии и лорда Атлантии...
-Лестера Фосселера.-оборвал врачевателя Роланд и замолчал.
Значит - Лестер победил. И мало того, что он победил, он пленил принца Фйеля. Плохо дело. Жаль, что всё, что не касалось здоровья и местоположения Роланда врачеватель не освещал. Ни судьбы своего народа, ни своего отца и брата он не знал, хотя видение, во время горячки от ранения, пугало второго сына Айлеса Уоллеса.
Затем пришел сам Лестер. Худой, бледный, он выглядел не лучше проигравшего. Разве что одет был лучше, чем рубаха, да штаны, что достались Роланду.
- У меня нет причин вредить тебе!
Ещё бы. Я нужен тебе живым и здоровым, что бы передать королю или выкупить мою жизнь задорого у моих родственников, если кто-то из них ещё жив.

Ни единой попытки бежать Роланд не предпринял. Это было бы глупо и безответственно. Его охраняли слишком тщательно. Каждый час его проведывали и интересовались, нужно ли ему чего. И каждый раз молчание было ответом на эти просьбы. Силы возвращались к Роланду. И ничто, кроме плана мести и восстановления его чести не интересовали принца Фйеля. И покуда его кормили, Роланд думал лишь о том, как позорно проиграл битву, от которой зависела судьба его родины и его семьи. Позор необходимо было смыть кровью. Своей или врагов. Но пока что у него даже острого ножа не было, что бы это сделать, что уж говорить о том, что истинный воин фйельских гор должен был состричь свою воинскую косу, которая красовалась у Роланда на голове как символ воинской силы.
Так и проводил дни в размышлении, восстановлении сил и в постоянных физических упражнениях Роланд Уоллес, принц Фйеля.

21 апреля, 1442 год, Гвиннбрайр

Его потребовал сам Лестер. Значит ветер переменился. Рано утром Роланда разбудили, надели кандалы на ноги и руки, сковав их за спиной и привели к большой деревянной двери, из-за которой с трудом можно было распознать хоть какие-то звуки. Мужчина стоял прямо, и ждал своей судьбы, явно находящейся его за дверью. При нём было трое стражников. Самый заносчивый и, что не удивительно, нечистоплотный из них толкнул Роланда в уже зажившее, но всё ещё болящее плечо.
-Чё, походу продавать тебя будем, крыса фйельская.
Вряд ли Лестер одобрял такое поведение своих людей. Но и вряд ли он был в силах уследить за всем.
-Ты умрешь первым, когда мои руки станут свободными.-тихо, отчетливо и уверенно процедил Роланд.-Запомни эти слова.

Отредактировано Roland Wallace (2015-01-25 11:29:56)

На вопрос герцога я промолчал, не переставая, при этом, наблюдать за его поведением и реакцией. Слухи были, доносились сплетни, но, учитывая весьма уверенные слова о том, что принц Уоллес погиб, я предпочел этим слухам не доверять. В конечном счете, личная встреча с сюзереном все равно бы все прояснила. Не зря я так думал. И пусть Фосселлер буквально через секунду заявил, что все это неважно, личность пленника меня заинтересовала, и этого я не скрывал. Герцог никогда не говорит просто так. Раз сказал, значит это чего-то стоит. Благо, мое любопытство вскоре будет удовлетворено. Настал час обсудить не менее важные вопросы.
- Да, милорд, - кратко ответил я на резкие комментарии герцога в сторону Генриха Найтона. И я не могу сказать, что был не согласен. Не мне судить о способностях парня, но он так молод и неопытен, что трудно представить его на месте регента. Хотя было объяснение и этому назначению. Объяснение сомнительное, но... оно было. – Ходят слухи, что… Его Величество подписал завещание в пользу Генриха под давлением. Но, повторюсь, это всего лишь слухи, которым не стоит сразу верить.
Я намеренно отметил этот факт, дабы не вводить сюзерена в заблуждение. До меня дошли лишь ненадежные сплетни, которыми двор был и будет полон всегда. Тем не менее, я и сам понимал, что дыму без огня не бывает. А король, будучи совсем слабым после ранения, врятли был способен действовать самостоятельно и взвешенно принимать решения. Многие бы хотели этим воспользоваться.
Разговор перетекал в другое русло, Фосселлер предположил самое печальное развитие событий. Печальное, не потому что все любили и восхваляли короля, а потому что в случае его смерти нас ждет неопределенность, ибо даже сейчас право на регентство намереваются оспаривать.
На слова эти я отреагировал не сразу, сначала бросив взгляд на человека, стоящего за спиной герцога. Опасно говорить о таких вещах, особенно в нынешнее время.
- Я искренне надеюсь на то, что Создатель убережет короля от смерти, и очень скоро Его Величество встанет на ноги, - протянул я, что для человека, который меня хоть немого знает, звучало бы крайне неубедительно. Я ненабожен и не наивен, все это скорее способ перестраховаться. У стен есть уши. Об этом знают все. – Тем не менее, Вы не хуже других знаете, что будет… Слишком много людей считают, что имеют право на регентство. Граф Эйдан Ретель уже намеревается это право оспорить.
Выслушивая последующую речь герцога, я облокотился на спинку стула, а руки разместились на подлокотниках. Речи Фосселера всегда были сладки, и, казались, вполне логичными, но поддаваться этому я не спешил, как не спешил и реагировать. Я не привык сразу выдавать свое отношение ко всей ситуации и всему сказанному, согласен я или нет. Потому просто молча слушал, раздумывая над тем, каковы же дальнейшие планы сюзерена. К чему эти слова?
- Горцы – крайне гордые и свободолюбивые люди. Раньше никто долго на их землях не задерживался. Почему Вы думаете, что в следующий раз все может быть иначе?  - вопрос был задан не столько из-за сомнений, сколько из любопытства. Может герцог знает что-то, чего не знают остальные?
Впрочем, нас отвлекли. В помещение вошли люди, лица которых я не рассмотрел, но сюзерен уже спешил одного из гостей представить. И вот же удивление, когда я услышал имя Роланда Уоллеса, человека, которого еще несколько секунд назад считал погибшим. Так вот он пленник. Я невольно нахмурился, провожая Роланда взглядом. Лично с ним знаком никогда не был, но слышал про храбрость принца и про его воинские навыки. Все это было достойно уважения, от того, помедлив несколько секунд, я все же кивнул пленнику в знак почтения, а затем уже снова повернулся к сюзерену.
- И что же Вы намереваетесь делать, милорд? – осторожно поинтересовался я, ведь это такой козырь, которым герцог, пока что, не воспользовался.

- Ходят слухи? Вот что Вы привезли мне, слухи? – усмехнулся Лестер. При дворе у него были свои шпионы, но  даже они сейчас молчали. Казалось, столица дала обет молчания до того самого момента, как станет известна учесть короля. Королевский совет не может позволить мальчишке стать регентом, хотя бы потому, что у Генриха слишком радикальные взгляды на политику. За те недолгие годы, пока законный наследник подрастет, принц успеет перевернуть уклад жизни в государстве с ног на голову. Герцогу Гасконии никакие перемены были не нужны, он предпочитал стабильное настоящее и к реформации был просто не готов. Но кто еще может рассчитывать на регентство? Молодая королева? Моргардскую девчонку и близко не подпустят к престолу, скорее регентом станет кухарка. Лестер и сам бы мог попробовать сыскать поддержку, ведь память о его предшественнике, легендарном советнике короля Флориане Фосселере еще свежа, а сам Лестер сумел отличиться на поле брани. Мужчина постарался гнать от себя эти эгоистичные мысли, ведь король еще жив, не стоит делить шкуру не убитого медведя. Вернее было бы сказать льва, ведь именно лев изображен на гербе Найтонов.
- Мы все молимся за его здоровье, мой друг. – подхватил его слова Лестер тем же самым тоном, что и Эдвард. Они перекинулись взглядам, после которого губы герцога расползлись в самой самодовольной из всех его улыбок. Похоже, они с Баратэоном думали об одном и том же. – А Ретелям следовало бы учиться на уроках судьбы. Единожды запустив свои руки в политику,  они лишились своей девицы Адрианы, да обретет она покой на небесах. – каждый раз, когда разговор заходил о семействе Ретелей, Лестер не мог скрыть раздражение. Он начинал говорить медленнее, смакую каждое ядовитое слово в их адрес. Они запятнали свою честь, обвинив Фосселеров в заговоре против отравленной королевы Адрианы, и хоть Лестер и догадывался, что руки дядюшки Флориана не столь чисты, он всё равно не мог позволить каким-то графам распускать грязные сплетни о доме Фосселеров. Это был еще один повод направить свои силы в столицу.
- Разве мы с Вами можем позволить, чтобы этот клубок змей находился около Его Величества? Возле постели хворающего короля непременно должен быть благочестивый и набожный гасконец! Разве мы сможем простить себе, если с королем что-то случится, а мы даже пальцем о палец не ударили, чтобы предотвратить это? Когда настанет наш час суда перед Богами, Отец-Создатель спросит нас «Где Ваши раны? Неужели Вам не за что было сражаться?». – закончив свою пламенную речь, во время которой его глаза воодушевлённо сияли, будто два тлеющих уголька, он отпрянул на спинку стула  и принялся медленно перебирать пальцами по столешнице. А чего же, интересно, желает сам Баратэон? Какова было его выгода? Эдвард был преданным вассалом, который вел оседлый образ жизни, был окружен любовью жены и детей. Он не был похож на заядлого политикана, по крайней мере Лестеру никогда не приходилось слышать о нем такого.
- Фйель сейчас не будет наступать. Их силы исчерпаны. А если и будет, то, как всегда, с севера и это уже проблема Найтонов. А если всё-таки сумеют дойти до Гасконии, я подарю неугомонному Тэму Уоллесу голову его братца. – Лестер кивнул в сторону недавно прибывшего узника. – Сейчас нам нужно сосредоточиться на внутренней политике. Наши армии должны быть готовы войти в столицу во всеоружии, когда будет решаться вопрос о регентстве.
За такие речи можно было и голову потерять, но только в  самом худшем исходе для герцога. Если король выживет, то всегда можно оправдать себя тем, что действовал в интересах Короны.
- Что значит, что буду делать? Подарю королю, как трофей! – практически хохоча ответил Лестер на осторожный вопрос Эдварда. – А если короля не станет, то буду просить выкуп у его семьи. Можете себе представить, милорд, они считают своего принца погибшим, даже не увидав его бездыханного тела! Ах да, еще… - вдруг обратился он к своему пленнику, - Я познакомлю Вас с леди Леттис, и если она придется Вам по нраву, я благословлю Ваш брак. Это закрепит наши прочную дружбу с Фйелем, - немного подумав, добавил герцог.
- Скажи-ка, Роланд. – продолжал Лестер . – Какой численности армия осталась сейчас у Фйеля? – он задумался, пытаясь вспомнить моменты минувшей битвы. – Кажется… Нет, совершенно точно… Там, на западном перевале, ты выставил против меня порядка пяти тысяч воинов. Эдвард, сколько примерно обороняли блокадный город?

Лестер и Баратэон будто не обращали внимания на пленного принца. Он говорили о политике, состоянии короля, и о множестве других вещей, которые волновали бы Роланда, будь он хоть чуть-чуть заинтересован в политике или судьбе Хельма. Но это проклятое королевство волновало северянина не более Тиля, находящегося на другой стороне мира.
Однако кое-что заинтересовало горца. Лестер рассуждал о планах и угрозе со стороны Фйеля и пообещал отдать голову Уоллеса его старшему брату Тэму. Значит Тэм остался в живых и выбрался из плена. Так же нельзя было не отметить тот момент, что Лестер собирался в крайнем случае отправить голову именно брату пленника, и, хотя Тэм и был основным зачинщиком бунта, голову скорее следовало отправить правителю Фйеля, а именно отцу Роланда - Айлесу Уоллесу, девятому этого имени. Если конечно...
-Заткнись Лестер. У меня уже была женщина, и ты знаешь об этом.-Прервал пленник своего пленителя. Это были очень дерзкие слова, особенно в положении, в котором находился принц Фйеля. Но, к всеобщему сожалению, Роланд не страдал слабохарактерностью и политкорректностью,-Что с моим отцом и братом?
Лестер же продолжил говорить, обращаясь к Роланду. Интерес к количеству воинов в армии Уоллеса был обоснован, хотя у Фосселера было больше возможности узнать о численности, ибо Роланд даже не знал, сколько в итоге пало, а сколько в итоге осталось жить. Но давать информацию просто так он точно не был намерен.
-Пять тысяч? У тебя что то с глазами, Лестер. Я вообще то вышел на прогулку с личной охраной и случайно наткнулся на тебя.-съязвил пленник.
Охранник решил в очередной раз показать фйельцу, что его речи и бравада в данной ситуации не является приемлемой и с силой надавил на больное плечо. Терпение Роланда начало подходить к концу. Плен пленом, но позволять какому-то прощалыге себя постоянно себя избивать - нет уж. К тому же, Фосселер и Баратэон явно были намного сильнее увлечены разговорами в стиле Гасконии - полунамеками и кивками головой.
-Научи своих псов не лаять без команды, а то это сделаю я.-огрызнулся Роланд. Он хранил спокойствие уже долгое время. Теперь же пора было показать свои клыки. Этой фразой Уоллес спровоцировал охранника на удар. И пока он замахивался, принц меча резко приподнялся со стулом, после чего придавил охраннику ножкой стула ногу, приложившись всем весом. От боли тот инстинктивно потянулся к своей ступне, наклонив голову на уровень рук Роланда. Они были скованы за спиной у принца, но возможность ими шевелить была.  Фйелец выставил согнутый локоть вправо, пожертвовав левой рукой, которая оказалась полностью прижата к спине. Роланд поймал голову охранника в промежуток между своим правыми рёбрами и согнутым локтем, после чего с силой качнулся вниз, повалившись на охранника и полетев спиной вниз на пол. Когда он приземлился, шея охранника хрустнула и тот обмяк. Всё произошло за несколько секунд и, когда остальные спохватились, тот, на ком лежал Роланд на стуле, был уже мёртв.
-А теперь, когда я привлёк ваше внимание, может ответите, что с моей семьёй, гасконцы?
Роланд давно копил в себе злость и сейчас он выглядел намного злее, опаснее и разъяреннее, нежели на поле боя около месяца назад.

Раньше не вдавался в подробности, но, судя по общению, герцог ранее был знаком с принцем Фйеля. Впрочем, неважно, все их разговоры про женщин я решил пропустить мимо ушей. Мне были важны лишь наши дальнейшие действия, а так же помощь Атлантии. Упоминая Атлантию, мы не могли не коснуться Балморы, из-за которой волнения и перекинулись на Хельм. При упоминании правящей династии правителей Балморы, я тут же вздохнул и отвел взгляд, даже не пытаясь скрывать своего отношения к ним. Вернее, к действующему номарху Клавдию Корнелиусу. Наш конфликт, произошедший несколько лет назад, чуть не вылился в настоящее военное столкновение, благо, Его величество вовремя вмешался. Не знаю, как отнеслись к этому Фосселеры, но мое положение вовсе не обязывало меня во всем с ними соглашаться. И все же, несмотря на личное отношение, на эту неприязнь, я был согласен с герцогом: на Балморе имела место быть измена. А это непозволительно, особенно в такое непростое время.
- На все есть свои причины. Клавдию Корнелиусу стоило разумнее распоряжаться своим положением, - все же не выдержав, отметил я, намекая на то, что люди взбунтовались не просто так. Номарх вынудил их. – Но…, вынужден признать, власть номарху дана короной. И лишь корона может ее отобрать. Правда, в нынешнее время, мы врятли можем позволить себе выступать по нескольким фронтам сразу.
Как мне казалось, стоило решить, какова наша первостепенная цель: обеспечить безопасную передачу регентства и при этом охранять границы Гасконии или все же оказать помощь законному правителю Балморы. Учитывая мое к нему отношение, я не испытывал восторга от этой мысли, но я всегда был преданным вассалом Его Величества. Так пусть король потом и решает, достоин нормах этой власти или нет. А другие принимать такое решение права не имеют.   
К сожалению, герцог лишь вскользь упомянул Атлантию. Опять же, это был еще один момент, по которому я с ним оказался не согласным. Он и сам знает, что я связан обязательствами с Глостерширом, а потому не откажу в поддержке, если она потребуется (в конечном счете, все это может плавно перетечь через границы Гасконии). Благо, пока что графства Атлантии справлялись со всеми невзгодами. 
- Как Вы знаете, милорд, с одним из графств Атлантии я связан обязательствами, от которых не могу отказаться. Сегодня волнения бушуют в тех краях, но что будет завтра? – как уже оговаривалось, волнения с Балморы, словно чума, растекаются по континенту. Лучше остановить все там, чем делать это уже на территории Гасконии. – Я бы хотел остаться в Гасконии. Охранять родные земли у меня получается весьма неплохо.     
После этих слов я усмехнулся, вспоминая конфликт с графством Сомерсет, произошедший несколько лет назад. На Бэйлоршир напали по воле безумца-старика, и в результате это графство перестало существовать и вошло в состав Бэйлоршира. Не думаю, что моему сюзерену пришлась по нраву эта новость, но зато теперь точно понятно, какими яростными могут быть бэйлорширцы, когда дело касается родных земель, будь-то только Бэйлоршир или вся Гаскония. Что же касалось гасконца во дворе, то я бы был совсем не против герцога Фосселера. Какие бы мотивы его не преследовали (а тут, уверен, куда больше личного), он – гасконец, и никогда этого не забудет. Не говоря о том, что этот человек явно умеет распоряжаться властью. По крайней мере, я не мог заявить, что при его правлении Гасконией, испытывал какие-то неудобства или лишения. И я уже было хотел высказать свое предложение, как внезапно пленник дал о себе знать. Резкие движения со стороны Роланда вынудили меня быстро подняться. К сожалению, я не успел ничего сделать, принц оказался слишком быстрым. К тому моменту, как я оказался около него, один из охранников был уже мертв, а герцог чертовски зол.
- Разве злость сделала из тебя выдающегося воина? – смотря на принца, которого уже крепко держали, строгим тоном произнес я. По последующему взгляду сюзерена я понял, чего от меня ждут. - Самое время успокоиться и прийти к разумному решению, Роланд. Мне жаль, но я вынужден сообщить тебе прискорбное известие: Его Величество Айлес Уоллес, король Фйеля, погиб в сражении при Трансуоле. Я лично видел, как Чарльз Найтон занес над ним свой меч. Ваша армия истощена, короля больше нет, а твой брат ослаб после пленения. Злость ничего не изменит, так что соберись и прими эту реальность, как принц и достойный воин, о котором я так много слышал.

В нависшей тишине слышен лишь монотонный стук капель об каменный пол. Эта конура была куда хуже, чем предыдущая камера принца: здесь не было перины, подушек, не было Святого Писания на невысоком столике у кровати. Молчаливая охрана больше не спрашивала учтиво, чего пленник желает получить на ужин. Да если бы и спрашивала, Роланд не смог бы ответить на их вопрос, ведь его рот был силой разжат и туго перевязал куском белой тряпки на затылке.
В этот каменный мешок герцог велел отправить своего пленника после прошлой ночи, когда тот посмел не только дерзить своему гостеприимному хозяину, но и умудрился убить рыцаря Белого Меча. За такое Лестер Фосселер вполне мог даже обезглавить Уоллеса без суда и следствия, но прекрасно понимал, что пока принц ему нужен живым. Однако, у рыцаря осталась вдова и дети, а это значило, что Роланда всё же следовало проучить. А заодно задать пару вопрос, ответы на которые дадут Гасконии некое преимуществе в том случае, если Фйель действительно решит снова напасть.
Итак, Роланда Уоллеса бросили в подвал, завязали рот, связали руки и подцепили на них под низким потолком комнатушки, так, чтобы его стопы едва касались пола. Охране строго настрого запретили бить пленника, и даже прикасаться к нему. Говорить и уж тем более, поить его так же было запрещено под страхом порки. Герцог был вовсе не против пыток, хоть и не любил этот метод выискивания информации. Он предпочитал передавать право на это более компетентным господам, а сам брал на себя заботу задавать вопросы. Надо так надо.
Настороженно, будто прячась от кого-то, мужчины спускался по узкой винтовой лестнице, ведущей в подвалы Вианншира. Вместе с ним было несколько мужчин: охрана шла впереди, освещая путь факелами, за Лестером шел граф Бэйлоршир и сир Фосселер, особый гость этой ночи. Герцог знал, что лучше Эмиля никто не справиться в поставленной задачей.  Рыцарь обладал твердой рукой и холодным разумом. Он знал, когда нужно остановиться, а когда немного поднажать. К тому же, он был доверенным лицом Лестера, и кому еще доверять, если не дорогому кузену?
Перед господами отворили скрипучую дверь камеры. Ощущение препакостное: Лестер вздрогнул от мысли, что на месте командира Роланда мог бы оказаться и он сам. Стараясь поглядывать на пленника с осуждением, даже с враждой в лице, герцог стал медленно приближаться, но один из охранников остановил и его и посоветовал оставаться у дальней стены.
- Ты знаешь, что сейчас произойдет, поэтому облегчи нам задачу, а себе спаси жизнь, - начал Лестер, - Всё закончится намного быстрее, если ты будешь честен с нами. Мы зададим всего пару вопросов.
Затем герцог дал знак рукой одному из охранников, что стояли за спиной Уоллеса, и он достал нож, чтобы перерезать ткань, что закрывала рот пленнику.

Похоже, у нас с принцем Фйеля были совсем разные понятия о «прискорбных» вестях. Но никто не вступает в полемику, сейчас есть вещи поважнее. Я даже рад, что наша встреча очень скоро подходит к своему логическому завершению. Есть возможность все обдумать и переварить. Результаты меня устраивают, я добился, чего хотел, но что будет дальше? Вопрос, которым, пожалуй, задаются все!
Следующий день не обещал быть лучше предыдущего. Герцог был решительно настроен развязать рот упрямому пленнику любыми способами. И хоть я понимал, что слова Роланда могут помочь нам в принятии некоторых решений, его пытки все равно считал делом бессмысленным, если не недостойным (хотя прояви он у меня дома такую дерзость, пожалуй, злился бы я не меньше Фосселера). Я лично присутствовал на допросах старшего сына покойного короля Фйеля - Тэма, и видел поведение и силу воли горцев, видел, как стойко принц терпел боль и слышал тот скудный набор слов, который вырывался из его уст. Что уж говорить о Роланде… Впрочем, это не означало, что я был ярым противником подобного метода допроса. Вовсе нет. На войне многое допустимо. Дело в пленнике. Дело в уважении, которое я к нему питал. А так развязать можно любой язык. Дело не в силе пленника, дело в терпении того, что пытает. Мое личное убеждение.
Я шел следом за сюзереном, а замыкал строй  Эмиль Фосселер, рыцарь Ордена белого меча, на плечи которого и легла задача «поговорить» с Роландом. Не знаком с ним лично, но, судя по виду, хладнокровия этому мужчине не занимать. Порой казалось, что у них весь род такой.
Итак, наконец-то мы оказываемся в камере. Здесь у Роланда нет никакой возможности проявить свои навыки, которые он продемонстрировал в зале, хотя охрана все же не советует подходить слишком близко. Непроницаемым взглядом я смотрю на принца Фйеля, и с точно таким же взглядом наблюдаю за действиями Эмиля. Как же это недостойно! Я с трудом принимаю происходящее, хотя ничуть не скрываю своего к этому отношения. Мне приходилось видеть куски оторванной плоти и лужи крови, так что вовсе не жестокость вынуждает мое лицо искажаться от отвращения. 
- Думаете, это подействует? – произношу я, адресуя этот вопрос герцогу, но достаточно тихо для того, чтобы, кроме него, никто и не услышал.
Почему-то мне кажется, что Фосселер и сам сомневается в эффективности пытки. Но делать нечего, остается лишь стоять и смотреть, периодически задавая вопросы. Многое могло нас заинтересовать. Лично я бы хотел узнать численность Фйельской армии. Роланд уверенно заявил о возможности последней отстоять свое королевство. Не стоило верить на слово, но и закрывать глаза мы не можем. Чрезмерная самоуверенность еще никому пользы не приносила. Нельзя недооценивать противника и его силы. Если у Фйеля есть люди, мы должны об этом знать. Сколько и где. Ну а на данный момент можно лишь гадать. Представляю, что мне ответит Роланд, если я сейчас его об этом спрошу! Пожалуй, он даже и врать не будет, что обычно и делают, когда пытки становятся уж совсем невыносимыми. Он явно будет молчать, и обливать всех нас бранью.

Эмиль, не привыкший церемониться, сразу перешел к делу. Герцога мало что могло удивить, но сейчас он был действительно несколько ошеломлен. Уверенность и напор кузера заставила Лестере вновь задуматься, откуда в нем столько звериного? Неужели это всё болезненное наследие его предков?
- О, прошу Вас, дорогой кузен. – внезапно вступился он за пленника. Эмиля Фосселера можно было понять: ему не довелось проявить себя полностью в недавней битве, да к тому же он явно был раздосадован кончиной сира Джорджа. Не то чтобы Эмиль был с кем-то дружен, нет. Просто не любил, когда кто-то убивает рыцарей…  - Вы же так его убьете!
Герцог уверенно схватил рыцаря за плечо и оттянул к себе.  Как ни странно, они снова с Баратэоном  оказались солидарны. Он понял это, встретившись взглядом с графом. Тот глядел на пленника и рыцаря слегка растерянно и брезгливо. Приходилось ли ему когда-нибудь видеть такое? Стараясь держаться достойно и не подавать виду, что ситуация почти выскользнула из рук герцога, он приблизился к Роланду. Буквально спиной мужчина чувствовал, что на него уставились любопытные очи стражников, стоящих за решетчатыми дверями.
- А мы ведь не хотим, чтобы нас дорогой гость замолчал навек раньше, чем успеет поведать нам многое о своем родном крае, верно? – даже в столь скверной обстановке Лестер тщательно, словно перед высшим светом, подбирал слова. Даже его пленник заслуживает порцию гасконской любезности. Лестер вглядывался в скривившееся от боли лицо принца. Какая же это, всё таки, прелестная картина… Сколь милосердным герцогом и верным другом не был Фосселер, стонущий от боли противник вызывал у него настоящий восторг.
- Вы позволите мне начать, судари? – он обернулся к присутствующим и вопросительно развел руками, но не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, начал. – Роланд Уоллес, принц Фйеля, брат бунтаря и смутьяна Тэма Уоллеса, сейчас Вам будет задан ряд вопросов. Клянусь честью гасконца, что если Вы будете благоразумны и честны с нами… - он отошел к дальней стене, так, чтобы все могли его видеть и слышать, но подальше от пленника. – Мы сохраним Вам жизнь – самую великую ценность.  Гаскония забудет о Вашей прежней жестокости, о многочисленных смертях, что принес Ваш меч, и даже… - внезапно герцог осекся. Он хотел сказать «дарует Вам свободу», но вспомнил, что отпустить Роланда ему не позволит не только еще живой король Чарльз Найтон, но и собственное самолюбие. Быстро сменив тон, мужчина добавил. – Впрочем, на все воля Богов. Итак, первый вопрос Вам уже известен. Назовите нам нынешнее состояние действующей армии Фйеля, что от нее осталось? Вооружение, рыцарский состав. Пожалуйста, постарайтесь припомнить всё, иначе… - не медленно перевел взгляд на кузена и кивнул, намекая Эмилю. Что в случае, если упрямый принц вновь решит выкинуть что-то «этакое», его можно проучить. Было уже достаточно поздно, Лестер был не в том настроении, чтобы играть в кошки-мышки. - Иначе, мой дорогой кузен развяжет Вам язык...