Анна подняла голову, осенив себя крестным знаменем, после чего с трудом поднялась с колен, поправляя платье. Она сама отпустила всех своих фрейлин, желая помолиться в одиночестве - пусть они почтительно молчат, склоняясь вместе с ней, одно их присутствие отвлекает королеву от её мыслей. Где-то в другом углу комнаты осталась служанка, но та даже пыталась не дышать, что бы не мешать Анне. Конечно, одну её не оставят, её никогда не оставляли одну, а уж после беременности оберегали пуще прежнего. Вся эта забота её раздражала, но Мирцелл пыталась сдерживаться, убеждая себя, что так надо. Надо ехать в паланкине, трясясь в дороге так, что даже есть опасаешься, понимая, что стошнит. Она бы многое отдала, что бы оказаться на лошади, но в её положении это запрещено. Надо уезжать из столицы, беря с собой всё, что нужно для комфорта, отправляясь под покровительство семьи Девантри. Надо сидеть здесь практически без новостей, не зная, жена ли ты ещё или уже вдова.
Анне повезло, она не видела в своей жизни войн, лишь слышала о них от других людей да бардов, которые пели о делах минувших лет. И уж точно не ожидала, что спустя месяц после свадьбы, вынуждена будет проводить мужа на войну, где он будет бок об бок воевать с её отцом. Пожалуй, если бы не присутствие Мари, которая приехала незадолго до уезда Анны из столицы, королева бы вовсе потеряла покой. Но присутствие близкой подруги заставляло забывать о замужестве и беременности, вновь переносясь в то время, когда она была просто принцессой, невестой на выданье. Эти недолгие моменты забытья давали передышку её измученной душе.
Они ехали уже не один день, а всё ещё не доехали до Уотшира. Выбранный окольный путь быль слишком длинный для одного переезда, поэтому они останавливались в каждом графстве, что бы восстановить силы для дальнейшего пути. Анна бы многое отдала, что бы оказаться на месте, но понимала, что ни ей, ни Эссилт не под силу такое путешествие без долгих остановок. И если герцогиня ещё нормально переносит путешествие, Анна, не привыкшая к таким холодам и тяжело переносившая беременность, уже спустя пару дней активно высматривала впереди пути любой дом, где можно было бы отдохнуть.
И вот сейчас, на дворе день, а она уже так устала, будто бы не спала всю ночь или работала в поле целое утро. Можно было бы кликнуть фрейлин, посадить их за вышивание, а самой тихо дремать под их разговоры, но сейчас Анне не хотелось никого видеть. Физическая и моральная усталость требовала одиночества и тишины.
- Будь добра, расстели кровать и подкинь дров в камин, - королева поёжилась, чувствуя, что снова начинает замерзать. В Моргарде было куда теплее даже зимой, здесь же мороз был такой лютый, что женщина чувствовала себя героиней детской сказки, где вечный мороз заставляет сердца биться медленнее. А чьи-то сердца уже и вовсе не бьются... Анна снова перекрестилась, боясь даже подумать о подобном исходе событий.
Вскрик служанки заставил Мирцелл поднять голову, вопросительно глядя на девушку, которая мгновенно отпрыгнула от кровати. Анна увидела причину крика раньше, чем успела задать свой вопрос. Зелёная змея выделялась на белоснежный простынях достаточно отчётливо, не оставляя никаких вопросов. Анна сама сделала шаг назад, приподнимая юбки, будто бы неожиданная гостья могла мгновенно оказаться на полу и забраться наверх по ткани её платья.
Анна Мирцелл боялась змей. Та, кого зовут "змейкой" до ужаса боялась зверя, изображённого на гербе её дома. А когда же змея, раздражённая ярким светом, поднялась и зашипела, королева едва не лишилась чувств. Помогли только сильный реки, обнявшие и прижавшие к себе всхлипывающую Анну, которая неосознанно схватила ледяными пальцами за чьё-то запястье, буквально повиснув на собственном дяде, который вместе с Марией прибежал на крик служанки. И пока Мария успокаивала бедную девушку и разбиралась в ситуации, Мидгард мягко прижимал к себе племянницу, бормоча что-то успокаивающее. Выглядело это более чем интимно, но Анну сейчас мало это беспокоило: вся во власти чувств, она искала защиты у единственного человека, который мог ей дать необходимое чувство безопасности. Разбираться со всей этой ситуацией пришлось Марии, единственной, кто не потерял рассудок в этой комнате.

Ей не хотелось обратно в реальный мир, к этому громкому "Её Величеству", которое так настойчиво повторяла Мария. Неужели здесь она не может побыть просто Анной, без всяких титулов? Здесь, окруженная теми, кто принёс в её жизнь моргарский воздух детства, ей не хотелось даже на минуту вспоминать о том, как далеко она от родителей. Ведь для Мирцеллуса она всегда была Анной, милой Анной, в чьей жизни не было ни короны, ни тиары, ничего, что могло бы отличать королевского бастарда от королевской дочери.
Но это было давно. И сейчас их разделяет пресловутое "Ваше Величество", обеты, данные ею королю Хельма, тысячи километров между Хельмом и Моргардом и Мария, стоящая именно в этой комнате. Настоящая жизнь со всей своей колющей глаза правдой снова ворвалась в эту комнату, заставляя Анну сделать шаг от дяди, но продолжать сжимать его руку, всё ещё в поисках спасения. Он единственный, кто будет защищать её до самой смерти, какой бы не была угроза, только рядом с ним она точно знала, что в безопасности и только к нему могла поворачиваться спиной без страха быть заколотой. Но Мария, судя по её взгляду, не понимала того, кем был Мирцеллус для Анны или понимала, но не правильно. Никто не смог бы правильно её понять.
- Конечно, благодарю Вас за спасение, - Анна натянуто улыбается, делая ещё один шаг от своего защитника, размыкая руки. Будь её воля... Но её воли нет выхода ни здесь, ни в дальнейшем. Она замужем и носит под сердцем ребёнка мужа. Она королева, и не может позволить ни одному подозрению коснуться её чистой репутации. Её нужно любить свою корону, как заметила Леди Шор, это её единственная награда. И своих детей.
Мирцеллус посмотрел на неё обеспокоенным взглядом, после чего поклонился и вышел из комнаты, оставляя Анну и Марию одних. Взгляд подруги был красноречивей слов, и под этим взглядом королева чувствовала, что краснеет, будто ребёнок, пойманный на шалости. Сможет ли Мария её понять, если она, Анна, всё объяснит? А сможет ли она объяснить, что чувствует к единственному близкому человеку во всем Хельме? Эти полгода она была окружена незнакомыми ей людьми, а дядя был единственным напоминанием о Моргарде, единственным, с кем можно было быть до конца откровенной во всем, не боясь, что те или иные слова будут использованы не так. А видит Отец-Создатель, пусть судьба Анны была устроена более чем хорошо, в Хельме ей всё равно не было уютно в первые месяцы, да и сейчас иногда нахлынивает тоска по Моргарду. Было ли такое у сестры королевы Моргарда, когда она покинула родное графство? Если было, то помнит ли она это щемящее чувство тоски и осознания потери?
- Мари, со мной всё хорошо, я не ранена, - поспешила заверить подругу королева, решая перевести разговор в более безопасное русло, -только немного напугана, наверное, мне лучше сесть, - добравшись до кресла. Анна с трудом в него опустилась, на минуту закрывая глаза. Змеи больше нет, никто более ей здесь не угрожает. Ни ей, ни её ребёнку, главное, ребёнку. Рука опустилась на живот, будто бы закрывая будущее дитя от опасности. Я не отдам тебя ни одной змее, я обещаю!
- В такую непогоду я бы тоже искала утешения под тёплым одеялом, - Анна улыбнулась уже более спокойно, пытаясь пошутить. Она не знала, откуда взялась эта змея, утром её точно не было. Служанка, судя по всему, не замешана, её трясло от страха. Могла ли змея приползти сама в поисках тепла? Хозяйка замка уверяла, что это самые тёплые покои во всём замке, может их гостья решила так же?
- А ты как, Мари? - Вроде как подруга не дотрагивалась до этого незваного гостя, но всё же? Впрочем, девушка всегда была храбрее Мирцелл, вон как сейчас всё быстро устроила. Вот кто должен быть королевой. Впрочем, перед ней стояла сестра Мод, тут нечему было удивляться.

Жар, шедший от разгоревшегося камина, скрыл смущение Анны - покрасневшие щёки можно было объяснить поразительной теплотой комнаты. Но королева всё ещё немного дрожала от страха и от чувства собственной вины. Ей по-детски было страшно от этого сурового взгляда подруги, которая всегда была на её стороне. Их знакомство началось с лёгкого покровительства принцессы, так оно протекало вот уже несколько лет. Не такой долгий срок, но у Анны не было особых подруг, Марии же она могла доверить абсолютно всё, зная, что та не осудит. И сейчас, под этим внимательным взглядом становилось ещё более гадко. Одно дело - понимать самой, что делаешь что-то не так, от этого теряешь сон, но с этим можно жить, идя на компромисс со своей совестью. Другое дело - видеть осуждение в глаза подруги, понимая, что так будет смотреть любой, узнав о непростительной любви.
- Со мной всё хорошо, - Мария волнуется за ребёнка, поэтому принцесса говорит о ребёнке. Сейчас всё говорят и думают только об этом ребёнке. Анна очень боялась, что пойдёт по стопам своей матери, но пока всё проходило хорошо, слава Отцу-Создателю. Однако, на секунду она, поддавшись слабости, и правда хотела бы кого-нибудь позвать, лишь бы не оставаться наедине с Мари и её осуждающим взглядом. Но избегать того, кто желает тебе добра - не самое лучшее решение. Отчасти Анна понимала тревоги своей подруги, видела в её словах логику и обоснованность, но не желала их принимать.
Она королева. Потому что так решил отец, как земной, так и небесный. Не по её воле и не по любви стала она женой короля. Да, её муж был хорош собой, относился к ней доброжелательно (насколько это вообще возможно) и условия её жизни были достаточно хороши. Но король оставался ей чужим. Им был отведён месяц, после чего всё, что у неё было - это скупые письма, которые может писать человек, когда его голова занята чем-то более важным, нежели составление букв в высокопарные фразы. Она не знала своего мужа, и поэтому не могла проникнуться к нему хоть какой-то любовью. Мирцеллус же понимал её с полуслова, любой её жест был замечен ими и любая прихоть выполнена. Он интересовался её самочувствием, её настроение, даже здесь пытался радовать какими-нибудь миленькими пустячками. Где он находил цветы на этой морозной земле, Анна не знала, но стоили они куда больше сухого ответа на сухое письмо. Могла ли она изменить это, самой отрезать единственную ниточку, которая заставляла её улыбаться? Может ли она проходить мимо Мирцеллуса, делая равнодушный вид? Желает ли Мария её смерти, потому что Анна умрёт в тот же миг.
- Ты не понимаешь, Мария, - тихо прошептала Анна, боясь, что если она повысит голос, то непременно расплачется. Но, понимая возможную реакцию подруги, поспешно добавила, уже взяв себя в руки, - не было ничего, за что я могла бы быть судима тобой или Отцом-Создателем, - это была чистая правда. Анна могла любить, тихо умирать, рыдать по ночам, но ни разу она не переступала границы дозволенного. Она чужая жена, и не может совершить такой грех. Дело не только в наказании за измену, которую король вряд ли простит своей жене, но и в спасении души, о которой Анна заботилась. Греховные минуты страсти того не стоят, пусть иногда она готова была думать иначе.
Пока Мария расхаживала по комнате, явно пытаясь подобрать слов, Анна пыталась вернуть себе шаткое равновесие. Её маленькая тайна, согревающая теплом в обледенелом Хельме, сейчас была вверена в чужие руки. И, пусть Мария и была ей другом, сейчас она выступала едва ли не обвинителем. И даже мысль о том, что она всё это делает ради блага своей венценосной подруги, мало утешала Анну. Она не знает ничего. Конечно, она помнит, как приехала в Моргард Мод, к вдовцу, который успел несколько раз оплакать свою нелюбимую жену. Мод было не с кем конкурировать: Моргард принял её тепло, даже сама Анна приветливо улыбалась мачехе. Анна же пришла на место любимой королевы, чей образ ещё не стерся из памяти придворных и короля. Как могла она, принцесса вечных врагов, стать чем-то родным? Мария могла этого не знать или не понимать, прося от Анны просто невозможного.
- Я не могу так же! - Анна поняла, что практически кричит, и пыталась взять себя в руки. Воспоминания о её новом положении, весь этот выговор, змея... Принцесса была на грани какой-то истерики, когда хочется высказать всё-всё-всё, не тая и не скрывая.
- Ты не видела, как он на меня смотрит. Будто бы я могу в любую минуту вытащить нож и перерезать ему горло, - не нужны были имена, что бы понять, о ком идёт речь, - принца прячут от меня, его няньки, завидев меня, бегут так, будто я чумная, - малыш Эдуард, очаровательный мальчик, который смотрит на неё с доверчивым восторгом, но которого вечно прячут за чужие юбки, будто бы мачеха может испепелить его взглядом, - И это бесконечное "Адриана". Я не могу конкурировать с призраком! - Прозвучало слишком отчаянно. Анна долго копила это в себе, давая время привыкнуть, обжиться всем, в том числе и самой себе. Возможно, времени прошло и правда слишком мало, но сейчас Мирцелл казалось, что минула уже вечность с её приезда в Хельм.
- Я никогда не стану здесь своей, - Анна отвернулась, пытаясь скрыть от подруги слёзы. Душевные раны, с которых сегодня сдёрнули корочки, невыносимо болели, заставляя видеть весь мир в тёмных цветах. Эта погода, эта страна, эта жизнь - всё давило на принцессу, будто бы восстав против неё.
Видимо понимая, до чего довела подругу, Мария пыталась сгладить острые углы, хотя её вины во всём этом не было. Она права, будь проклята эта правда, с которой нельзя спорить, но нельзя и принять. Так нельзя. У неё есть долг перед отцом, мужем, богом, Хельмом и этим ещё неродившимся ребёнком. Нельзя, что бы на её честь упала хотя бы тень подозрения. Она должна, обязана быть идеальной. Но почему никто не подумал о том, что бы спросить её, хочет ли она быть королевой? Женой короля? Правительницей Хельма? У тебя никогда не было выбора, отец лучше знает, что тебе надо. Эта мысль не утешала.
- Не угрожает? - Анна горько усмехнулась, махнув рукой на кровать, - откуда ты знаешь, что змея была там одна? И случайно ли она туда заползла? Если даже любимые королевы умирают, как думаешь, что делают с нелюбимыми? - Детская впечатлительность и общее расстройство сыграло с Анной злую шутку, делая её в это мгновение истинным параноиком. Переполненная жалостью к себе, Анна видела убийцу в каждой тени, считала, что её и правда хотят убить. Он вряд ли будет по мне горевать.

В замке чужом все прикрылись масками и никто тебе не друг.
Лев молодой убивает ласково, упиваясь видом мук.
Трудно порой со слезами справиться, но ты можешь, ты должна.

Мария уверяет, что никогда даже не думала о том, что Анна может сделать неверный шаг. Королеве хотелось бы в это верить, ведь если даже Мари не верит ей, то ей не поверит никто. Только сестра Мод знала, что Анна до конца будет верна своему долгу, как бы тяжёло это бремя для неё не было. Потому что так должно быть, она обещала это отцу, мужу, Отцу-Создателю и самой себе. Просто ей нужно время, что бы привыкнуть к своему новому статусу и к тому повороту, который сделала её жизнь. Летом, привыкая к мысли о скором замужестве. Анна не думала, что всё будет так сложно.
И всё же это не повод жаловаться Марии, у которой всё впереди. Если Отец-Создатель будет милостив (а Анна каждый день молит его об этой милости), то её супруг будет её любить и уважать. В конце концов, мало кто рискнёт обидеть сестру королевы Моргарда... как и её падчерицу. Но самое ужасное было то, что Анну никто не обижал. Эта холодная вежливость и пустое равнодушие лишало кислорода куда быстрее, чем открытая вражда и ненависть. Знай она на самом деле чувство каждого из подданных, она бы не оборачивалась каждую секунду в поисках ножа. Хотя, даже у принцессы Моргарда были враги, просто она не замечала этого, прячась за спиной отца, который никогда бы не позволил обидеть его маленькую дочь. Сейчас от кинжалов её должен защищать муж, но Анне казалось, что он будет первым, кто ударит её. И именно эта беззащитность заставляла юную королеву поднимать подбородок повыше, игнорируя все взгляды, реагируя на простое дружелюбие искренним испугом.
Мария же продолжала развивать эту тему, описывая её будущее в самых тёмных красках. При словах о смерти родами, Анна сильнее сжала руку, которая покоилась на животе. Этого она боялась, пусть и не была "любимой королевой". Увидит ли она коронацию своих детей? Никогда, ведь наследным принцем является Эдуард, незнакомый ей мальчик, которого она видела раз пять и то в окно. Боится ли его свита королевы, которая старше этого ребёнка всего на 11 лет? Думаю, что раз она Мирцелл, то является угрозой принцу? Из-за этого на неё так недружелюбно смотрят верные Эдуарду лорды, а няньки прячут ребёнка за юбками? Анна прикрыла глаза, не зная, куда деваться от всех этих мыслей. Если это и правда было покушение, то было ли оно направлено против неё или же против того ребёнка, которого она носит под сердцем? Если это мальчик (на что надеялась Анна и весь Моргард), то очень многие решат, что жизнь Эдуарда в опасности, пусть маленькая королева и не способна убить невинного ребёнка. Как будто кто-то поверит твоим словам.
Когда же Мария заговорила о плахе, Анна открыла глаза, пытаясь успокоить подругу. Ей ничего не грозит - любое расследование докажет её невиновность. Любая из её фрейлин докажет, что королева верна своему мужу. Она не оставалась с дядей наедине (да и вообще с любым мужчиной), на прогулке их всегда сопровождали фрейлины, его забота не выходила за пределы родственной. Против неё никто не сможет сказать ни слова.
- мари, я могу заверить тебя, что..., - Анна замерла, на секунду теряясь. А будет ли он проводить расследование? У неё и правда очень мало друзей в Хельме, многие не одобряют моргардскую змею на троне, пусть от неё никто не видел ничего худого. Ей стоит лишь дать повод лишить её жизни. Её не будут оплакивать и не будут защищать, даже если всё будет говорить о её невиновности. Потому что она "неудобная королева", не нужная, нелюбимая королева.
- Ты думаешь, он и правда..., - тихо прошептала Мирцелл, неосознанно касаясь рукой горла. Чарльз обещал, что за измену будет соответствующее наказание, но не говорил, что достаточно всего лишь подозрения. Королева похолодела, будто бы над ней уже был топор палача.
Вошедшая Остиг бросила на королеву любопытный взгляд. заставляя ту снова взять себя в руки. устроив руки на животе. Она не имеет права показывать слабость. Как только она сбросит доспехи - на неё накинутся. Люди, как и собаки, чувствуют страх. Анна Мирцелл никому не даст повода думать о том, что ей страшно. Поэтому пришлось улыбнуться фрейлине, которая явно была недовольна тем, что ей так скоро выгоняют из комнаты, взять молоко из рук Марии и сделать глоток, чувствуя, как тёплый напиток согревает горло, давая возможность снова говорить уверенным тоном.
- Сейчас, может, и нет. Но, Мари, неужели ты думаешь, что это и правда была случайность? - Анна внимательно посмотрела на подругу, чьему мнению доверяла, - я должна знать, откуда эта змея взялась, и не входил ли кто-нибудь в эти покои. Я сама, - не давая Марии вставить хоть слово, продолжала Анна, видя в этом возможность отвлечься от мыслей о её преступной связи, - я доверяю Марцеллусу, но не думаю, что он скажет мне правду, если такова мне не понравиться. Ты поможешь мне? - Мирцелл знала, что сможет спокойно уснуть лишь после того, как узнает, что эта змея и правда появилась здесь случайно. И не знает, что будет делать, узнав, что её сюда всё же принесли.
На предложение Мари написать Чарльзу. Анна покачала головой, показывая, что пока этого делать не будет. Она не хотела тревожить супруга, который занят чем-то более важным, чем неудачное покушение (покушение ли?) на его супругу. И, как полагала сама Анна, ему вряд ли есть до этого дела. Она здорова, как и их ребёнок - неужели ему и правда есть дело до чего-то ещё?
- Я не думаю, что стоит беспокоить Его Величество, - спокойно и выдержанно. Анна взяла себя в руки, насколько это возможно, - Со мной всё хорошо, и это главное.