«Мы никогда не мстили мертвецам.» (с)

Усталость сковала все вокруг. И замерзшая земля, и голые деревья, и зимнее свинцовое небо – все было пропитано ею, все было выжато до дна, почти изжито. Кто бы сомневался, что природа, лишенная самодовольной глупости человека, его чрезмерной гордыни, его недоверия и жестокости, была намного умнее. Она выдавала то, что чувствовали все люди, но последние, в отличии от нее, не умели жить в мире с самими собой, как не умели и вовремя остановиться.
Должно быть многие думали, как часто Чарльз жалел о своем недальновидном поступке. Послать на переговоры брата, слишком прямолинейного, порывистого и недальновидного. Да, Генрих был отличным воином, и достаточно умным человеком. Но он никогда не был хорошим политиком, не был и не будет. Иначе, незадачливый принц никогда не совершил бы подобную детскую выходку.
Впрочем, вопреки всем мнениям и пересудам, Чарльз никогда не жалел о своем поступке. Он чувствовал, что война с Фйелем неизбежна. Спор по поводу подати был всего лишь предлогом. Король холодного Фйеля давно уже разгорячился, и желал скрестить мечи с Хельмом, ведь он был сыном своего народа – слишком гордого и непреклонного, что бы долго оставаться под пятой своего соседа. Если Найтон и жалел о чем-то, так это о напрасных жертвах. Да, король Хельма любил войну, и всякий раз очередная битва кружила ему голову, наполняя душу и сердце возбужденным ликованием. Он упивался сражениями, слушая лязг мечей и обагряя свои руки кровью. Но Чарльз никогда не искал битвы там, где ее можно было избежать. Война всегда была для него самой крайней мерой, ведь, по сути, на ней не было победителей – только смерть и несчастья для сотни и тысяч семей, которые неизбежно потеряют отцов, сыновей, мужей и братьев. 
Вот и это противостояние с Фйелем затянулось и принесло свой урон. Враг вторгнулся в Хельм, пройдясь по его земле, и посеяв горе. Чарльз не мог понять, какая сила была на стороне короля Айлеса, ведь его армия уступала армии Хельма в несколько раз. Не единожды он задавал себе этот вопрос, но так и не находил ответа. Его вассалы так же молчали, угрюмо смотря на карту и просчитывая тактику очередного сражения. Но не смотря ни на что Чарльз не намерен был отступать. Продвижение фйельской армии вглубь Хельма задевало его самолюбие, но не лишало надежды. Напротив, Найтон был еще больше полон решимости изгнать чужака из своего дома. Если раньше он намеревался закончить трехмесячное противостояние как можно более мирно, то теперь Чарльз собирался гнать Айлеса с его людьми как паршивых собак, посмевших сунуть нос в королевские покои. И, должно быть сам Отец-создатель услышал его молитвы, потому что спустя несколько сражений, воинам Хельма, наконец, удалось получить интересный трофей – наследного принца Фйеля. Почти сразу же удача изменила Айлесу, он начал проигрывать, сдавая свои позиции, пока наконец, не заперся в Трансуоле, прячась за его стенами, как стыдливая барышня. 
Город был осажден. Пока фйельский король отсиживался в укрытии, ожидая подмоги, Найтон стягивал все военные силы к Трансуолу. Повинуясь мирному договору Моргард прислал в помощь Чарльзу пять тысяч воинов. Хорошо обученные и натренированные бойцы готовы были сражаться и умереть за Хельм. Огромная многотысячная армия разбила укрепленные палисадом лагеря около города, взяв последний в кольцо и отрезав все пути к отступлению и возможной помощи извне. По приказу Чарльза его воины расположили свой лагерь двойным кольцом. Внутреннее - на таком расстоянии, что бы город был всегда по поле зрения. И внешнее, скрытое узкой лесной полосой от глаз фйельцев. Небольшие группы воинов и днем и ночью курсировали вокруг города, пресекая неприятелю всякую возможность выбраться из города. Трансуол оказался отрезанным от внешнего мира, запасы воды, продовольствия и лекарств в него не поступали. Зная о практике ночных вражеских вылазок, Найтон приказал усилить охрану лагеря в темное время суток. Айлес должен был сдаться так или иначе. Если его не возьмет меч, то возьмет голод. Ведь любые городские запасы не долговечны, и, разумеется, рассчитаны только на жителей города, и их не хватит на увесистый довесок в виде фйельской армии.
Впрочем, у Найтона был козырь, который тот намеревался разыграть, и не торчать под стенами города всю зиму и весну. Король Фйеля был достаточно умен, чтобы понять, в какой ловушке он оказался, и принять предложение Чарльза.
Бедные солнечные лучи, не способные рассеять окружающих холод, едва осветили заснеженную землю. Огромная армия под предводительством короля Хельма двинулась к стенам города. Они продвигались медленно, и это не было похоже на нападение.
Король Хельма, по своему обычаю, пренебрег полным защитным облачением. Под его темно-красным подбитым мехом плащом, виднелась короткая стальная кираса, которая прикрывала большую часть торса, оставляя беззащитным участок живота, но благодаря этому, не мешала воину быстро поворачиваться и уклоняться от ударов. Наручи и наплечники, выполненные из той же стали, были надежно прикреплены кожаными шнурами к гамбезону, а ноги находились под прикрытием столь же прочных наголенников и набедренников. 
Не доезжая до главных городских ворот большая часть войска, повинуясь знаку короля, остановилась. И лишь несколько десятков воинов, в том числе лорд Баратэон, двинулись вместе с Чарльзом к Трансуолу.
Под защитой щитов и лучников, король приблизился к стенам города и осадил коня. К тому времени, Айлесу уже должно быть доложили, о его приближении.
- Айлес из рода Уоллесов,- громко произнес Чарльз, сдерживая своего коня, который, должно быть, чувствуя напряжения всадника начал топтаться на месте,- Я – Чарльз Найтон, первый от этого имени, предлагаю тебе сдаться, освободить земли Хельма и вернуться в свои законные владения. Наша армия во много раз превосходит силы Фйеля. А ждать под стенами города мы можем вечность. Если ты повинуешься мне, договоренность, заключенная много десятилетий назад останется в силе. С одной лишь оговоркой, что доля от прибыли с каждого крупного города Фйеля увеличиться до 25 части, в наказание за то, что ты посмел вторгнуться в земли Хельма.
Мужчина посмотрел на Баратэона, который находился рядом с ним. Чарльз усмехнулся, переведя взгляд на "поклажу", которая свешивалась через коня графа Бейлорширского, словно мешок с провизией. Вновь обратив взгляд на городские стены, король Хельма, все так же громко и звучно добавил:
- И если у тебя возникли какие-то сомнения, позволь мне привести последний аргумент.
Найтон кивнул Баратэону и тот скинул со своего коня дополнительную ношу. Тело Тэма Уоллеса грузно свалилось наземь и распростерлось на белоснежном снегу практически рядом с лошадью короля. Чарльз знал, что наследный принц Фйеля жив, хотя дыхание его было едва различимо. Вот уже несколько дней Тэм из рода Уоллесов подвергался пыткам, пока силы окончательно его не покинули. Чарльз был разочарован тем, что сын Айлеса так и не рассказал своим мучителям какое же преимущество было у фйельцев, но, впрочем, с него было довольно и одного лишь присутствия принца в его лагере. И хотя, сдавленные крики Тэма, во время избиений не доставляли Найтону никакого удовольствия, он не мог, втайне, не почувствовать уважение к этому мужчине.
Чарльз спешился с коня и шагнул к своему пленнику, валявшемуся на снегу без сознания. Лучники напряглись, готовые в любой момент пустить стрелу в любого, кто осмелится появиться на стене с оружием в руках. Армия Хельма, оставленная позади короля так же приготовилась к ответным действиям неприятеля. Требовалось лишь несколько мгновений галопа, чтобы сократить разделявшее их и город расстояние и принять бой. Король Хельма медленно вытащил меч и направил его в грудь фйельского принца.
- Сдавайся Айлес из рода Уоллесов, или твой сын будет первым фйельцем сегодня, чью жизнь я заберу, - спокойно произнес Чарльз, устремив взгляд на стену, с которой Айлес должен был наблюдать всю эту картину.

Отредактировано Charles I Knighton (2014-10-22 04:22:18)

Это не первая война, выпавшая на мою долю. Если все (по крайней мере, большинство) жили мирной жизнью, то Бэйлорширу пришлось столкнуться с соседним графством, столкнуться и победить, завладев всеми его землями и богатствами. И я вспоминал те непростые и кровавые времена в своей биографии, когда мы шли вперед и сражались. Сколько уже прошло? Конфликт, который, казалось бы, должен был решиться крайне быстро вышел за пределы Фйеля. И вот армия Хельма стоит у порога города одного из своих графств, поскольку ей не удалось удержать натиск сил горного народа. Как так вышло, никто не понимает, да и я сам удивлен победам Фйеля, хотя никогда не сомневался в силе этого государства. Все оказалось куда сложнее. Бой за боем, я не пропустил ни единого сражения, скрещивая мечи наравне с остальными солдатами, ведь не мог посрамить славную репутацию Бэйлоршира – графства воинов. Несмотря на то, что голову мою защищала крепкая сталь нашего родового шлема необычной формы с шипами и острым гребнем, на лице все же остался отпечаток меча противника: поперек носа виднелась неглубокая царапина, а на щеках кровавые ссадины. Но это ранами не назвать, об этом вообще не думаешь. Тем более сейчас, когда ценой сотен жизней нам удалось загнать противника в тупик.
Мать-защитница благоволила нам и послала весьма ценный подарок в виде наследного принца Фйеля, а вместе  с ним и череду решающих побед, словно принц и был счастливой монетой горного королевства. И именно поэтому сейчас армия Хельма стояла у ворот города Трансуол, готовая положить конец кровавой войне, притом сделать это любой ценой. До этого велись обсуждения дальнейших планов и стратегий, и мое мнение целиком и полностью совпало с решением Его Величества, пусть, одновременно с этим, мне и хотелось поскорее прекратить кровопролитие. Любая война – это смерть, это горе, это слезы, но... к сожалению, Фйель перешел черту. Как бы нам не хотелось прекращения всего этого, Хельм не мог простить, не мог забыть. Нужно преподать урок, который запомнится не только взбунтовавшемуся королевству, но и всем остальным.
Мой вороной конь стоял около коня государя, из моих уст вырывался густой пар от холода, а спину покрывал плотный плащ, оббитый мехом на воротнике. Тело покрывала кольчуга с гербом Баратэонов на груди, я был одним из немногих, кто защите предпочитал свободу движениям. Как только король Чарльз двинулся, я тут же сделал то же самое, попутно снимая свой шлем. Настало время переговоров, но мне казалось, что это бессмысленно, уж слишком горд этот горный народ, слишком горд Айлес Уоллес. От того наиболее реальной казалась решающая битва.
- Погода ухудшается, и трудно сказать, сколько мы сможем держать осаду. Я думаю, что настало время действовать, - произнес я во время одного из советов.
Впрочем, фйельцы находились в гораздо более плачевном состоянии. И если мы могли пробыть на холоде еще несколько недель, а то и месяцев, то без еды и воды прожить никак нельзя. Можно было бы порадоваться, ощутить вкус превосходства, но… я оставался серьезен, ведь прошлые события как нельзя лучше показали, что победе лучше радоваться тогда, когда она достигнута окончательно.
Прищурившись из-за резкого ветра, я смотрел вдаль, пока Его Величество доносил до короля Фйеля свое решение. Вскоре, все же заметив кивок правителя, я дернул коня за узду, а второй рукой потянул за веревку. Камнем на белоснежную землю упал большой мешок, который до того был привязан к седлу. Это и был тот самый подарок Матери-защитницы -  Тэм Уоллес, собственной персоной. Правда, вид у него уже был не тот, сказались дни заключения и пыток. К чести принца, ничего ценного он не сказал, чем, несомненно, заслужил уважение, но зато его присутствие подняло боевой дух солдат, да и, неожиданным образом, как уже оговаривалось, принесло нам несколько побед. Считал ли я то, что мы с ним делали бесчеловечным, неправильным? Вовсе нет. Скорее мне было все равно. Пусть это что угодно говорит обо мне, как о человеке, но на войне о подобных качествах лучше забыть. Я этой войны не хотел, но делал то, что нужно было для нашего выживания, для победы. Когда надо был жесток, когда надо – милосерден. Здесь все просто.
Итак, оставалось лишь ждать… Не люблю ожидания, но мы были готовы к любому решению короля Фйеля. Я не покидал своего места, находясь совсем рядом с Его Величеством, помимо этого, постоянно держал руку на рукояти одноручного меча и следил за пленником.

Отредактировано Edward Barateon (2014-10-16 17:24:44)

Эта война была неминуема и неизбежна, как снежная лавина, что пробуждается от одного неосторожного звука.  Недовольство северян вызревало много лет, а Чарльз Найтон лишь дал им весомое основание подняться против угнетателя. Со всей яростью, копившейся в сердцах годами, они вторглись в границы Хельма, прошлись по северным графствам, оставляя за собой лишь смерть и разруху. Все войны одинаковы. Какая бы великая цель не стояла над ними свыше, за какими бы красивыми речами она не скрывалась, истина всегда одна. Война – это кровь, людские страдания и смерть. А смерти фйельское войско принесло Хельму немало уже в первые недели своего освободительного похода.

Но, несмотря на тот энтузиазм и сплоченность, с которым его воины бросались в бой, Тэма не покидало липкое, как деготь, ощущение, что происходящее было спланированно Чарльзом заранее, а они все – лишь марионетки, послушно среагировавшие на движение нитей талантливого кукловода. Король Хельма не ждал от Айлеса согласия, он прекрасно знал, что его приказ о поднятии десятины непременно спровоцирует восстание, и он также знал, что у северян не хватит мощи противостоять его королевству. Этот конфликт должен был стать лишь демонстрацией силы и непобедимости Хельма. Но война затянулась, а Фйель и не думал сбавлять обороты.

Подобно снежной буре, они сметали на своем пути один фронт за другим королевской армии, посланной остановить продвижение северян. С каждым разом битвы становились все масштабнее. Количество жертв стремительно возрастало, но фйельцев, казалось, ничто не могло остановить. И все же они не были захватчиками, о чем сейчас трубили глашатаи в каждом городе, им не нужен был Хельм, не нужны его земли и богатство. Единственное, чего хотели добиться подданные короля Айлеса – свободы для своего края. Полной и безоговорочной независимости. Фйель, несмотря на суровые климатические условия, мог и был в состоянии прокормить и защитить себя сам, но, в условиях «мирного» договора с Хельмом его жители чувствовали себя обязанными рабами. И они были полны решимости избавиться от этого гнета, даже если ради этого придется пройти через всю страну, ворваться в Хайбрэй и прижать к стенке самого короля.

Пока военачальники Найтона недоумевали по поводу происходящего, северяне навязывали им битву за битвой, пока, наконец, не настал день сражения за стратегически важный центр снабжения королевского войска.  Именно тогда удача впервые повернулась к Фйелю спиной.  Наступление северян разбилось уже о первый рубеж обороны.  Горцы стремительно отступали, в то время как их позиции занимали силы Чарльза. Только теперь Тэм знал, что случилось в тот злосчастный день. Воспалившаяся рана в левом предплечье не даст ему забыть о коварстве лучников. Словив меткую стрелу в плечо, он не сумел вовремя покинуть тело аватара, в то время как его собственное осталось совершенно беспомощным посреди поля битвы.

С самого момента пленения наследник не проронил ни слова. С ним пытались говорить на хельмовском и фйельском языках. Его били, пытали, топили в чане с ледяной водой, но все без толку. Невидимка словно язык проглотил. Он был похож на загнанного дикого зверя, пойманного и посаженного на цепь, но оттого не менее свирепого. Один только взгляд беспомощного, казалось бы, пленника пробирал воинов короля до костей. Если все фйельцы столь же бесстрашны, как этот дикарь, думали они, тогда становится понятно, почему превосходящая числом армия Хельма терпит поражение за поражением.

***

Удар о ледяную землю вышиб остатки воздуха из груди мужчины. Он едва приоткрыл мутный взор, глядя на хмурое февральское небо, затянутое тяжелыми тучами. Теперь, когда развязка столь близка, Тэм не мог отрицать очевидного. Он до сих пор жив только потому, что является ценным заложником для короля Чарльза. Однако если бы тот узнал истинную причину «везения» фйельских воинов, принц был бы уже мертв. Нет, он не страшился смерти. Любой воин, отправляющийся в бой должен быть готов к встрече с Мектой. Но умирать здесь, так далеко от родных гор и дома, под взором ложных Богов ему не хотелось.

Снег под ним впитывал кровь и грязь с его одежды, становясь бурым. Наследник не шевелился. Лишь его тяжело вздымающаяся грудь выдавала, что мужчина еще жив. Со стороны могло показаться, что принц измучен настолько, что находится в забытье. Но все было совсем не так...  Тэм, хоть и ослабленный многочасовыми пытками, все еще чувствовал в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги и даже держать оружие, но надсмотрщикам знать об этом было совершенно необязательно. Еще вчера, во время последней попытки допроса, он вполне успешно симулировал потерю сознания. И его, наконец, оставили в покое, решив, что дальнейшие истязания лишь ускорят и без того неминуемую кончину заложника. В том, что принц умрет завтра никто, похоже, не сомневался. Айлес был человеком гордым и ни за что не сдастся на милость короля Хельма, даже если от этого будет зависеть жизнь его сына.

Тэм плотно прикрыл веки, замедляя, выравнивая дыхание, прислушиваясь к собственному сердцебиению, которое вскоре стало сильнее и чаще, а все звуки вокруг усилились в несколько раз. Снова открыл глаза, несколько секунд привыкая к необычному, почти круговому,  углу зрения лошади. Огляделся, повернул голову направо, взглянув на собственное тело, распростертое на снегу в паре метров, и, наконец, обратил взор вперед, туда, где возвышались крепостные стены Трансуола, за которыми укрылось войско его отца. Айлес не собирался сдаваться, это было понятно уже при первых словах, прозвучавших из уст короля. Истинный Уоллес, потомок Великого Вильгельма не станет исполнять приказов спесивого выскочки, не склонит головы и не признает его требований. Голос правителя Фйеля звучал отрывисто и жестко, без единой ноты сомнения или колебания в нем. Король-Мицар знал, на что он идет, и он знал, чем рисковал его сын, когда вел в бой его воинов. Жизнь одного человека – это ничто, по сравнению с великой целью, одна смерть не сможет сломить дух целого войска. Если только это не смерть короля на поле боя. Тогда его жизнь и смерть решают все. Ибо пока жив король, жива храбрость и вера в сердцах его воинов. Но стоит королю упасть замертво, сраженному вражеским ударом, как вся его рать вмиг теряет свою отвагу. Начинается хаос. А хаос – это всегда кратчайший путь к поражению.

Эти мысли, промелькнувшие в сознании принца, несомненно, были вызваны его отчаянным положением и гордостью за отца, несмотря ни на что отстаивающего свою позицию. На несколько мгновений над полем воцарилась тишина, но по рядам хельмовского воинства, как круги на воде, уже начал расходиться недовольный ропот возмущенных тем, что кто-то осмеливается диктовать условия их королю. Тэм знал, что Найтон не уступит. Он также знал, что и отец не сдастся на милость молодому королю. Переговоры зашли в тупик. А значит, у него был всего один шанс изменить ситуацию и помочь отцу, вселив дух угасающей надежды в сердца фйельцев.  Времени на раздумья и четкие планы уже не оставалось.

Всегда кроткий и послушный королевский скакун вдруг поднялся на дыбы, захрипел, замотал головой, с яростью закусив удила, словно кто-то коснулся его раскаленной плетью и вдруг со всей дури лягнул задним копытом короля прямо в грудь, защищенную стальной кирасой, что спасло его от неминуемо сломанных ребер. В тот же миг Невидимка вновь вошел в свое тело. Огонь адреналина горел в его жилах, сводя на нет секундную дезориентацию и слабость. Не раздумывая, он резво перекатился под ногами черного коня, схватил меч, выпавший из руки правителя Хельма при падении, и замахнулся им над оглушенным падением королем. Не так он представлял себе схватку с этим противником, но иного способа склонить чашу весов в пользу отца у него не было. А потому в дальнейших действиях принца не было места колебаниям.

Даже в критических ситуациях, опытный воин всегда найдет брешь в броне противника, даром, что занести меч, для одного верного удара, у Тэма не было сил и времени. Клинок с размаху полоснул Найтона по незащищенному кирасой животу, оставляя  на снегу алую полосу из кровавых капель. При попытке нанести повторный, смертельный удар, оружие было выбито из руки принца, а сам он немедленно и сильно получил по затылку тупым предметом, предположительно эфесом меча. Нахлынувшая в момент нападения эйфория быстро сходила на нет, сменяясь тошнотой и слабостью. Перед глазами поплыли темные круги. Он едва почувствовал, как ему заломили руки за спину, додумавшись, наконец, связать их. Только было уже слишком поздно. Невидимка удовлетворенно посмотрел на темно-красное пятно, стремительно увеличивающееся на снегу под раненым королем.
Чего же ты ждешь, отец?! Когда сам Рейвос протрубит в горн наступление? Лучшего момента для атаки у тебя уже не будет!

Не смея проигнорировать вызов короля Хельма, на стену Трансуола поднялся Айлес Девятый, король Фйеля. Ретель видел лишь спину гордого короля: несмотря на тяжелое положение войск в городе, да и всего королевства в целом, Айлес держался ровно и спокойно, не позволяя эмоциям возобладать над разумом. Даже когда король увидел бессознательное тело сына, он сдержался, думая, в первую очередь, о благе своего народа. Слушая его речь, Эйдан не в первый раз за всю кампанию задумался о ее целях. Да, он незамедлительно бы отдал за Чарльза жизнь, если бы это потребовалось, он готов был поддерживать друга во многих вопросах, даже если король и был местами слишком категоричен. Но сейчас, чувствуя, как кончики пальцев покалывает в ожидании битвы, он не мог не думать о том, что в этот раз король Хельма перегнул палку. Ведь во Фйеле живут такие же люди, более того, многие из них – бывшие жители Хельма. Как например, Риалль Дальмонт, ныне королева, которую Ретель воспринимал как свою сестру, пусть и не по крови. Чарльз хотел повысить налоги, а Айлес просто защищал свой народ от голодной смерти. По губам Ретеля скользнула горькая улыбка: ведь лучше умереть героем в бою, чем в своих покоях от голода.
Но вопреки всем ожиданиям Айлес не велел своим воинам устремиться в бой, он был согласен на переговоры, сам хотел закончить кровопролитие, если Чарльз вернет ему сына. И рассматривая голубоватое небо и наползающие на него серые тучи, Эйдан молил мать-защитницу помочь Чарльзу принять правильное решение. Сколько еще людей должны погибнуть, сражаясь не ясно, за что? Сколько семей уже лишились своих кормильцев?
Оглянувшись на своих воинов, Эйдан прочел на их сжатых в тонкую линию губах, хмурых лбах и на усталых, но уверенных глазах все те же мысли, что терзали и его самого. Кивнув людям, он попытался придать им сил сделать то, что требовал долг. Сейчас рядом с ним находились лишь проверенные многими боями верные люди, в которых Ретель не сомневался ни секунду. С ними он готов был пойти в бой, им бы не побоялся доверить свою спину.
Мысленно отсчитывая минуты до начала битвы, Эйдан не сразу понял, что происходило со стороны войск Чарльза. По рядам воинов прошел гул, словно произошло нечто из ряда вон выходящее. Но Ретель не мог знать, что именно, а потому ему оставалась лишь пытка неизвестностью. С королем был Эдвард Баратэон, который, Эйдан был уверен, сможет защитить Чарльза.
Следующие слова своего короля командующий услышал отчетливо. Они разрезали трескающийся от напряжения воздух, заставляя солдат вскинуть головы, давая понять, что меньше, чем через минуту начнется кровавая битва. Люди будут убивать людей, а снег окрасится в багрянец. Закусив губу, Эйдан видел, как последние лучи солнца закрыли собой мрачные тучи. Чуда не произошло, битва состоится. Сжав руку на эфесе меча, мужчина обратился в слух, ожидая сигнала. Он был сродни натянутой струне, постоянно ожидая развязки, готовый отпустить себя и ринуться в гущу неприятеля. И сигнал был дан. Охотничий рог раздался в натянутой тишине. Ретель вынул мечи и снова повернулся к своему отряду.
-Помните о поставленной задаче, не давайте себе усомниться в правильности своих действий. Мы сражаемся за Хельм, за короля и за свои идеалы. Вперед!
Брешь в защите замка была прекрасно известна графу Ревейншира, чем он сейчас и собирался воспользоваться, зайдя в Трансуол с тыла.

Холод, дикий февральный холод, он словно спустился с самих гор, угнетая каждого воина, давя на него тяжестью свинцовых туч. Это не было похоже на Фэр-Айл, где снежная вьюга бродила между замковыми стенами, плетясь в витиеватую изморозь на ледяном камне. Здесь холод смешался с грязью и кровью, люди истощали, гулкий кашель разрывал голову, а надежда таяла на глазах. Айлес был измучен, он не отчаялся, но был близок к этому. Он начинал терять нить всей войны, причинную схему, которой руководился изначально, и только понимание будущего, которое ждало Фйель при проигрыше заставляло старого медведя сражаться за свои интересы. Только это заставляло его искать слова для пламенных речей, способных поддержать боевой дух его воинов. Пусть это были только отблески его былой военной славы, но этого хватало для фйельцев — их вождь был с ними.
Глядя на еле различимое лицо Чарльза, который уверенно держался в седле, Айлес вдруг вспомнил его отца, с которым вместе прошел множество битв. Человек благородства и железной воли, он не был так самонадеян и глуп как его сын. Чарльз хотел ухватить всё и еще больше, пытаясь удержать власть лишь в своих неопытных руках, даже не ожидая что кто-то будет сопротивляться. Ткнув Фйель своими условиями он словно разбудил спящую стаю северных волков, надеясь что те притрутся к ногам и будут ласково исполнять любые приказы будто паршивые охотничьи шавки. Но он так и не понял главную истину — горный народ самодостаточен и независим. И если он это до сих пор это не усвоил — фйельцы всегда готовы преподать еще один урок.
Но у Чарльза был козырь, очень важный козырь — его сын. Пусть плюнет в лицо королю тот, кто считает что он не любит своих детей. Сердце Айлеса изнывало, он с трудом смотрел на тело сына, так безжизненно лежащем на промерзшей земле, но сейчас за спиной у него стояло тысячи таких сыновей, чьи матери посылали их в Хельм словно на верную смерть. Уоллес не мог пожертвовать ими во имя одного. Глупая вера в случайность удачи мысленно согрела Айлеса и дала надежду на возможную победу. Ведь он был жив, Тэма можно было спасти, главное договориться с Найтоном, для которого война была в новинку.
Последние слова Айлеса оборвались вместе с резким порывом ветра, срываясь куда-то вдаль. Вдруг за спиной у короля повисла удручающая тишина. Все ждали ответа от Чарльза, который окружил Трансуол цепкими тисками из своих воинов. Сейчас от решения Найтона зависело множество жизней, возможно и самого короля-Мицара, который был слишком изнеможен для еще одной затяжной блокады. Нужно было решать здесь и сейчас. Но ответа так и не последовала. Произошло то, на что Айлес больше всего надеялся — его сын пришел в себя. Мужчина понял это еще в тот момент когда конь Чарльза стал на дыбы, пытаясь сбросить своего хозяина навзничь на землю. Именно в этот момент король понял, что никакого договора не будет. Сейчас была драгоценна буквально каждая секунда. Даже не оглядываясь на то, чем завершилась выходка его сына, Айлес с юношеской проворностью соскочил с надбашенного постамента и быстро направился вниз по лестнице, отдавая на ходу приказы.
— Быстро приведите Кносса. Лучники в боевую готовность. Тащите чаны с водой, смолу оставьте на потом, — громыхая своим басистым голосом, король резво заскочил на своего боевого коня. Сейчас им нужно было удержать позицию и не дать людям Чарльза прорваться в город. Проведя в стенах Трансуола достаточно много времени, люди короля сумели изучить каждый камень в этой дыре, оценивая прочность стен. Это не был неприступный Фэр-Айл, который еще никто никогда не сумел покорить, но при правильном использование имеющихся ресурсов — они могли бы устоять. В самых слабых местах были выставлены отдельные отряды, а единственный подземный проход, найденный по наводке лордом города — завален. Прорваться хельмовчане могли только через главные ворота и по лестницам, которые тут же будут облиты кипятком или смолой. Держать позицию в лютый мороз было сложнее всего — но Айлес уповал еще на своевременную подмогу, которая должна была прийти во главе с его сыном Роландом.
Пока король готовил людей к бою, за стенами города усилился шум. С тяжелым сердцем Айлес должен был признать, что его сына либо уже убили, либо планируют убить сразу после битвы. Это был героический поступок, который стоил ему жизни. И в этот момент король почувствовал это — боль утраты, вместе с застилавшей глаза яростью, вскипела в нем, заставляя мужчину почувствовать себя молодым и сильным. В этот момент он мог справиться с сотней, но желал всего одного — убить Чарльза.