Разумеется, отказ Кристианы был неприятен. Хотя сложно по достоинству описать тот букет эмоций, который я испытал от этого момента. Разочарование, усталость, печать. Но я ведь обещал, что уйду, уйду молча, как подобает то терпеливому мужу, давшему свое непоколебимое слово. Вот и попытался выбрать из постели, пока Кристиана уверенно не сжала мою руку. Тут же затормозил, удивленно посмотрев на супругу. Оказалось, это была лишь игра. Своеобразная проверка, урок. Но смысла его, если честно, я все равно не понимал. Как бы я не отнесся к словам супруги, к ее желанию спать в одиночестве, никаких действий все равно же не предпринял: не принудил, не стал кричать, не стал настаивать. Разве это не демонстрация моего терпения, моей мягкости по отношению к ней? Моей любви, в конце концов, и способности принять все, как есть! В ожидании каких-то постепенных изменений. Шаг за шагом. Я понимал то, о чем говорит Кристиана. Но она не понимала меня. Говорила о желании, о сомнениях. Но ведь негодование мое было связано, в первую очередь, с противоречиями. Я мог понять абсолютно все, ждать, неспешно идти к нашему обоюдному влечению, понимаю, идти к близости, во всех смыслах этого слова. Но мне нужна была определенность. Сперва супруга говорит, что не боится, потом начинает сомневаться, потом говорит слова, по которым понятно, что страх никуда не ушел. И вот именно это было проблемой. Зачем уверять, что ты не боишься, не видишь во мне угрозы, если это не так? И в дальнейшем истина все равно вылезет наружу! Не в желании было дело, но Кристиана этого как будто не понимала или не хотела понимать. Даже вспомнила Луизу. Зачем? Может, и стоило рассказать ей, но Луиза – это прошлое, с которым у меня уже давно не было связи. Такое же прошлое, как и многие другие. Рассказывая о ней, наверное, надо рассказывать и об остальных, вот только в чем смысл этого занятия? Нам бы сейчас между собой разобраться, а потом лезть в личные истории. В общем, мне не оставалось ничего, кроме как слушать, и наблюдать. Поначалу. Затем, когда графиня остановилась, у меня появилась возможность ответить.
- О каких желаниях ты говоришь? Разве я сейчас говорил об этом? Я к чему-то тебя принудил, Кристиана? Спать со мной, лежать в одной постели? Держать меня за руку? Что в моих действиях не дает тебе покоя, что ты вспоминаешь об отсыревшем огниве настолько часто, хотя зачастую речь совсем не об этом, - вот уж правда непонятно. Сейчас я говорил об уверенности, что я не причиню ей вреда. Так причем здесь желания тела? Как раз этот момент я прекрасно понимал, ввиду отношения к Кристиане ее покойного супруга. После такого трудно воспылать к мужчине страстным желанием, и нормально относиться к его физическим потребностям. Потому и не настаивал ни на чем. Никогда. Вел себя предельно нежно и аккуратно, зачастую подавлял в себе свои собственные желания, только бы не напугать супругу. Ко всему нужно привыкать постепенно. Так в чем же дело? Когда я успел заставить ее, принудить к близости? Что даже в вопросе, который того не касается, она все равно говорит именно об этом! – Я очень прошу ответить мне. Если ты считаешь, что я давлю, принуждаю к близости, упаси Создатель, я больше не прикоснусь к тебе и вовсе, пока не решишь, что готова! Но все же пока речь о другом. Эту сторону твоего страха я как раз понимаю. И принимаю. Чего я не понимаю, так это противоречий. Ты говоришь, что не боишься, вынуждаешь меня в это верить, но уже через несколько минут демонстрируешь совершенно другое. Вот в чем проблема. Так боишься ты или не боишься? Тюремщик я или нет? Это сбивает с толку. Как мне себя вести, как говорить, как действовать, если я совершенно не понимаю, что ты чувствуешь. А не понимаю из-за этих противоречий. Ты имеешь право на сомнения, Кристиана. А я имею право на правду. Так скажи мне, ты сомневаешься в том, что я не причиню тебе вреда?
А вот потом Кристиана решила поделиться собственными тайнами. С нескрываемым удивлением я проследил за тем, как супруга встала с постели и направилась к одному из своих ларцов. Я чуть приподнялся, наблюдая за ее действиями. Она хочет уйти? Одеться? Но нет, графиня начала выставлять какие-то мелкие бутылочки, содержимое которых оставалось для меня загадкой. Первые несколько мгновений. Понятное дело, что в вещах супруги я не рылся. А даже если бы и залез по каким-то причинам в этот сундук, на какие-то склянки едва ли обратил бы внимание. Оказалось, внутри находились разного рода снадобья, притом результаты от их принятия не самые лучшие. Кристиана рассказывала, конечно, что увлекается врачеванием, и я никак не намеревался препятствовать ее развитию в этой области, но зачем ей настолько опасные яды? При какой болезни они могут оказаться полезны? Наивные мысли, вызванные изумлением, не более того. Очень скоро мне удалось собраться, и я все же встал с постели, обмотав при этом себя вокруг талии тонким одеялом. Неспешно подошел к супруге и сундуку. После чего взял одну из этих бутылочек и покрутил ее в своей руке на уровне глаз, с задумчивым взглядом, словно смогу что-то разглядеть, таким образом, и понять. Наши откровения явно вышли на новый уровень, но раз супруге настолько нужна правда о темной стороне моей натуры, что она частично раскрыла свою, возможно, сейчас и вправду лучше поддаться. Я поставил бутылочку на место, ничего не сказал и ничего спросил. Хотя хотелось. Но всему свое время. Едва ли она показала мне их просто, чтобы побудить к некому откровению. Явно же понимала, что сказав «А», нужно будет сказать и «Б». И моя попытка пойти навстречу, только мотивирует ее продолжить делиться собственными тайнами. Посмотрев в глаза супруге, я начал рассказывать, спокойно, сдержанно, увлеченно, с прямой верой в собственные слова:
- Выглядеть? Мне кажется, я уже монстр для тебя. Ладно… Что ты хочешь знать? Что я ужасно упрям? Да. Или ужасно ревнив? Да. Что я собственник? Увы. Оказавшись в Бэйлоршире, ты заметишь, что уважение вассалов не беспричинно граничит со страхом. Но я не властолюбец, дело не в этом. Причина в ответственности, что лежит на моих плечах и обязанностях, которые я выполняю так, как умею, как меня научили, и как мне подсказывает совесть. Ты права, дорогая, гасконцы люди жаркие. И я тот, кем я должен быть, - наверное, не придумали еще способа лучше сдерживать всевозможные желания и аппетиты знатных вельмож, нежели жесткое и суровое слово того, кто стоит выше. Того, кого уважают, того, кто за долгие годы в графском кресле стал авторитетом, с чьим словом или реакцией необходимо считаться. В конечном счете, у гасконцев, действительно, довольно порывистый менталитет. А мои земли состояли еще и из южан, в чьих жилах лилась и более «горячая» атлантийская кровь. Потому правление в стиле «я здесь хозяин» было вполне оправдано, и давало свои результаты. А, может, я слишком туп и далек от политики, не знаю. В любом случае, это никак не относилось к моему отношению среди любящих и любимых людей, даже людей, которых я сам искренне уважал. - Но это не значит, что я буду бить женщину, которой оказался не мил, или которая не выполнила мою просьбу. Это даже звучит глупо. Мне не чуждо чувство уважения к чужому мнению. Особенно, если передо мной жена, которую я люблю, и которой дал свое слово, - я в принципе так ни с кем не поступал, это было низко и недостойно знатного человека! Да, всякое случается, порой и граф ведет себя хуже животного. Но… это не норма. Это отсутствие какого-либо воспитания, благородства, это позор. Не столько даже для лорда, сколько в принципе для того, кто называет себя мужчиной. У меня недостатка воспитания не было, отец постарался, а за ним и мать. Слово я держать умел. Печально, что Кристиана этого не замечала. - Надеялся, что ты обо мне лучшего мнения.