Все люди разные. Это бесспорный факт. Жители каждого региона обладали своими собственными особенностями, менталитетом. Так, гасконцы умели очаровательно улыбаться, на протяжении многих столетий гармонично сочетая весьма дружелюбный внешний вид с выдающими воинскими навыками, смелостью и отвагой. Может, поэтому нас раньше так недооценивали? Считая лишь слабыми, изнеженными теплом и богатствами, жителями большого Хельма. Рассуждать можно часами, сути же ничего не изменит. Потому, я молча слушал Кристиану, периодическими кивками соглашаясь с ее словами. Зато потом вот мне снова стало не по себе. И пусть супруга даже попыталась повернуться, словно желая быть ближе, даже это обстоятельно не побудило меня побороть в себе желание недовольно нахмуриться.
- Или что? Я ударю тебя? Посажу на цепи? Что тебе может грозить? – глубоко выдохнув, словно уже отчаявшись добиться хоть какого-то расположения, я подался назад и бухнулся на спину, посмотрев куда-то в потолок. Я просто переставал понимать Кристиану! Когда кажется, что все налаживается, да и она сама говорит, что не видит во мне угрозу, человека, который может причинить вред, снова начинаются такие вопросы. – Несколько мгновений назад я уже начал верить в то, что ты не видишь во мне тюремщика. И вот мы снова возвращаемся к тому, с чего начали. Я похож на монстра? На тирана? Чем я умудрился создать о себе подобное впечатление? – я не смотре на супругу, мой взор был направлен исключительно на потолок. Зачем говорить, что она не боится, не считает меня способным на грубость, если все равно думает иначе. А, главное, почему? Пусть прошлые воспоминания не дают покоя, пусть покойный супруг то и дело всплывает в голове. Но какими действиями я дал понять, что все может повториться? Своими словами в Дарингшире? Как же легко запоминается самое плохое. Зато хорошее, мое терпение, моя ласка, мое тепло и, в какой степени, даже повиновение, не запоминается и вовсе. Вычеркивается. – Какие слова не дают тебе покоя? Те самые, о принятии? Кристиана, у меня не получалось найти к тебе подход. Что ее может сказать мужчина, уязвленный отказом женщины? – тем более что раньше не приходилось никого уговаривать или проявлять дюжие усилия для привлечения хоть какого-нибудь внимания. В некотором смысле это задело мужскую гордость. И в этом случае в голову не приходит ничего лучше, нежели заговорить о своей власти. Именно заговорить, но никак не продемонстрировать! Нет, может кто-то и пытается самоутвердиться действиями, как тот же Фредерик, но я ограничивал свое эго словами, за которыми, по отношению к Кристине, не стояло совершенно ничего. – Прости меня. Но это не значит, что слова бы перевоплотились в действия, и я бы принудил тебя к чему-то силой. Мне казалось, что я это доказал. И сейчас доказываю. Вот только не вижу никаких перемен. Вернее, в какой-то момент начинает казаться, что первый шаг сделан, но затем… снова эти сомнения, - очевидно, что страхи Кристианы не уйдут по щелчку пальцев. Но хотя бы какой-нибудь шаг, одна мысль, что я не причиню вреда, не сделаю больно, не стану принуждать к чему-либо. Это то должно было уже стать понятно. Говорил я спокойно, приглушенно, без какого-либо намека на агрессию или злость. Наверное, потому что таковых не было, я просто не понимал, почему так. И нотки этого непонимания присутствовали. – Я понимаю, что все не уйдет за один день. Твои сомнения. Твои страхи. Понимаю, что ты не можешь сразу поверить всему, что я говорю. Довериться мне во всем, полностью. И ты не виновата в этом, это я тоже понимаю. Но хотя бы уже не сомневаться в том, что я не способен тебя обидеть… Как начало…
Я глубоко вздохнул, уже невольно задумываясь о том, что мне не стоило здесь оставаться. Кто знает, может она согласилась на ночь в одной постели исключительно из страха! Ох, Создатель, – с этой мыслью я закрыл глаза. Но ведь не может же женщина так притворяться! Я чувствовал, слышал ее дыхание, ей нравились мои прикосновения. Может она и сама еще этого не осознавала, лишь прислушивалась, привыкала, но я-то знал. Что произошло теперь? Что происходит раз за разом. То хорошо, что уже не очень. Сколько противоречий в этой женщине. И чем дальше мы заходили, тем менее понятными для меня становились ее мысли, взгляды, поведение. В этот момент Кристиана решила поинтересоваться чем-то сокровенным. Темными чертами моего характера. Я все еще не смотрел на нее, но спокойно лежал на спине, погруженный в собственные мысли. Чуть погодя, я все же повернул голову к супруге.
- Кого ты не испугаешься? Ты уже меня боишься. Не хочу, чтобы ты дрожала всю ночь, переживая за то, что я в любой момент могу причинить тебе вред, - откровенность это хорошо, и мы к этому несомненно придем, вот только сейчас, мне казалось, не самый лучший момент. И так, видимо, боится, а если я скажу ей, что я ужасно упрям, например, или ревнив? Глядишь и вообще ночью убежит. Об этом она, конечно, узнает. Но не сейчас. А когда поймет, что никакие скелеты в шкафу не смогут побудить меня, спровоцировать, причинить ей боль, навредить. – А теперь скажи. Ты, действительно, не против, чтобы я ночевал рядом, или твое согласие вызвано исключительно страхом перед моей реакцией? Тебе нечего бояться. Я просто встану и уйду в другие покои. Не ударю тебя, не закричу, не заставлю спать рядом. Я не твой покойный супруг. Я не твой брат, - последние слова я произнес наиболее четко. Мне казалось, что это очевидно. Вернее, я не знал покойного супруга Кристианы. И знать не хочу, если честно. Но из всего рассказанного, самой графиней и ее прислужницей, впечатления складывались не самые лучшие. Мягко сказано. Пожалуй, будь он жив, я бы сам отправил его в мир иной! Конечно, такие браки не редкость, но…  я же люблю ее. А следовательно любой человек, который причинял ей боль и страдания, априори не может вызывать во мне ничего, помимо гнева. В какой-то момент я снова глубоко вздохнул и, закрыв глаза, устало потер переносицу. Затем заговорил, спокойно и даже как-то уставши. – Прости, просто мне сложно понять тебя. То ты говоришь, что не считаешь меня подобным мужчинам, с которыми тебе приходилось сталкиваться. То задаешь вопросы, которые говорят о твоем сомнении. И я уже не знаю, как мне себя вести и что делать… Нет, Кристиана, тебе ничего не грозит, получится у тебя принять меня или нет. Ничего и никогда.

Разумеется, отказ Кристианы был неприятен. Хотя сложно по достоинству описать тот букет эмоций, который я испытал от этого момента. Разочарование, усталость, печать. Но я ведь обещал, что уйду, уйду молча, как подобает то терпеливому мужу, давшему свое непоколебимое слово. Вот и попытался выбрать из постели, пока Кристиана уверенно не сжала мою руку. Тут же затормозил, удивленно посмотрев на супругу. Оказалось, это была лишь игра. Своеобразная проверка, урок. Но смысла его, если честно, я все равно не понимал.  Как бы я не отнесся к словам супруги, к ее желанию спать в одиночестве, никаких действий все равно же не предпринял: не принудил, не стал кричать, не стал настаивать. Разве это не демонстрация моего терпения, моей мягкости по отношению к ней? Моей любви, в конце концов, и способности принять все, как есть! В ожидании каких-то постепенных изменений. Шаг за шагом. Я понимал то, о чем говорит Кристиана. Но она не понимала меня. Говорила о желании, о сомнениях. Но ведь негодование мое было связано, в первую очередь, с противоречиями. Я мог понять абсолютно все, ждать, неспешно идти к нашему обоюдному влечению, понимаю, идти к близости, во всех смыслах этого слова. Но мне нужна была определенность. Сперва супруга говорит, что не боится, потом начинает сомневаться, потом говорит слова, по которым понятно, что страх никуда не ушел. И вот именно это было проблемой. Зачем уверять, что ты не боишься, не видишь во мне угрозы, если это не так? И в дальнейшем истина все равно вылезет наружу! Не в желании было дело, но Кристиана этого как будто не понимала или не хотела понимать. Даже вспомнила Луизу. Зачем? Может, и стоило рассказать ей, но Луиза – это прошлое, с которым у меня уже давно не было связи. Такое же прошлое, как и многие другие. Рассказывая о ней, наверное, надо рассказывать и об остальных, вот только в чем  смысл этого занятия? Нам бы сейчас между собой разобраться, а потом лезть в личные истории. В общем, мне не оставалось ничего, кроме как слушать, и наблюдать. Поначалу. Затем, когда графиня остановилась, у меня появилась возможность ответить.
- О каких желаниях ты говоришь? Разве я сейчас говорил об этом? Я к чему-то тебя принудил, Кристиана? Спать со мной, лежать в одной постели? Держать меня за руку? Что в моих действиях не дает тебе покоя, что ты вспоминаешь об отсыревшем огниве настолько часто, хотя зачастую речь совсем не об этом, - вот уж правда непонятно. Сейчас я говорил об уверенности, что я не причиню ей вреда. Так причем здесь желания тела? Как раз этот момент я прекрасно понимал, ввиду отношения к Кристиане ее покойного супруга. После такого трудно воспылать к мужчине страстным желанием, и нормально относиться к его физическим потребностям. Потому и не настаивал ни на чем. Никогда. Вел себя предельно нежно и аккуратно, зачастую подавлял в себе свои собственные желания, только бы не напугать супругу. Ко всему нужно привыкать постепенно. Так в чем же дело? Когда я успел заставить ее, принудить к близости? Что даже в вопросе, который того не касается, она все равно говорит именно об этом! – Я очень прошу ответить мне. Если ты считаешь, что я давлю, принуждаю к близости, упаси Создатель, я больше не прикоснусь к тебе и вовсе, пока не решишь, что готова! Но все же пока речь о другом. Эту сторону твоего страха я как раз понимаю. И принимаю. Чего я не понимаю, так это противоречий. Ты говоришь, что не боишься, вынуждаешь меня в это верить, но уже через несколько минут демонстрируешь совершенно другое. Вот в чем проблема. Так боишься ты или не боишься? Тюремщик я или нет? Это сбивает с толку. Как мне себя вести, как говорить, как действовать, если я совершенно не понимаю, что ты чувствуешь. А не понимаю из-за этих противоречий. Ты имеешь право на сомнения, Кристиана. А я имею право на правду. Так скажи мне, ты сомневаешься в том, что я не причиню тебе вреда?
А вот потом Кристиана решила поделиться собственными тайнами. С нескрываемым удивлением я проследил за тем, как супруга встала с постели и направилась к одному из своих ларцов. Я чуть приподнялся, наблюдая за ее действиями. Она хочет уйти? Одеться? Но нет, графиня начала выставлять какие-то мелкие бутылочки, содержимое которых оставалось для меня загадкой. Первые несколько мгновений. Понятное дело, что в вещах супруги я не рылся. А даже если бы и залез по каким-то причинам в этот сундук, на какие-то склянки едва ли обратил бы внимание. Оказалось, внутри находились разного рода снадобья, притом результаты от их принятия не самые лучшие. Кристиана рассказывала, конечно, что увлекается врачеванием, и я никак не намеревался препятствовать ее развитию в этой области, но зачем ей настолько опасные яды? При какой болезни они могут оказаться полезны? Наивные мысли, вызванные изумлением, не более того. Очень скоро мне удалось собраться, и я все же встал с постели, обмотав при этом себя вокруг талии тонким одеялом. Неспешно подошел к супруге и сундуку. После чего взял одну из этих бутылочек и покрутил ее в своей руке на уровне глаз, с задумчивым взглядом, словно смогу что-то разглядеть, таким образом, и понять. Наши откровения явно вышли на новый уровень, но раз супруге настолько нужна правда о темной стороне моей натуры, что она частично раскрыла свою, возможно, сейчас и вправду лучше поддаться. Я поставил бутылочку на место, ничего не сказал и ничего спросил. Хотя хотелось. Но всему свое время. Едва ли она показала мне их просто, чтобы побудить к некому откровению. Явно же понимала, что сказав «А», нужно будет сказать и «Б». И моя попытка пойти навстречу, только мотивирует ее продолжить делиться собственными тайнами. Посмотрев в глаза супруге, я начал рассказывать, спокойно, сдержанно, увлеченно, с прямой верой в собственные слова:
- Выглядеть? Мне кажется, я уже монстр для тебя. Ладно… Что ты хочешь знать? Что я ужасно упрям? Да. Или ужасно ревнив? Да. Что я собственник? Увы. Оказавшись в Бэйлоршире, ты заметишь, что уважение вассалов не беспричинно граничит со страхом.  Но я не властолюбец, дело не в этом. Причина в ответственности, что лежит на моих плечах и обязанностях, которые я выполняю так, как умею, как меня научили, и как мне подсказывает совесть. Ты права, дорогая, гасконцы люди жаркие. И я тот, кем я должен быть, - наверное, не придумали еще способа лучше сдерживать всевозможные желания и аппетиты знатных вельмож, нежели жесткое и суровое слово того, кто стоит выше. Того, кого уважают, того, кто за долгие годы в графском кресле стал авторитетом, с чьим словом или реакцией необходимо считаться. В конечном счете, у гасконцев, действительно, довольно порывистый менталитет. А мои земли состояли еще и из южан, в чьих жилах лилась и более «горячая» атлантийская кровь. Потому правление в стиле «я здесь хозяин» было вполне оправдано, и давало свои результаты. А, может, я слишком туп и далек от политики, не знаю. В любом случае, это никак не относилось к моему отношению среди любящих и любимых людей, даже людей, которых я сам искренне уважал. - Но это не значит, что я буду бить женщину, которой оказался не мил, или которая не выполнила мою просьбу. Это даже звучит глупо. Мне не чуждо чувство уважения к чужому мнению. Особенно, если передо мной жена, которую я люблю, и которой дал свое слово, - я в принципе так ни с кем не поступал, это было низко и недостойно знатного человека! Да, всякое случается, порой и граф ведет себя хуже животного. Но… это не норма. Это отсутствие какого-либо воспитания, благородства, это позор. Не столько даже для лорда, сколько в принципе для того, кто называет себя мужчиной. У меня недостатка воспитания не было, отец постарался, а за ним и мать. Слово я держать умел. Печально, что Кристиана этого не замечала. -  Надеялся, что ты обо мне лучшего мнения.

- Разве я сказал, что не испытываю желания? Я сказал, что речь сейчас не об этом, - тут же поправил я супругу. Подобную реакцию вызывали во мне постоянные противоречия, а вовсе не отсутствие взаимного влечения. Как раз этот момент я прекрасно понимал, и был готов ждать столько, сколько потребуется, неспешно и постепенно прививая Кристиане чувство уверенности в моих намерениях. И, конечно, позволяя ей привыкнуть к «прислушаться» к моим прикосновениям. – Я понимаю. По крайней мере, стараюсь понять. В ответ прошу лишь быть со мной откровенной. Не нужно говорить мне то, что я бы хотел услышать, говори, как есть, - если чего-то нет, то не нужно говорить, что есть! В конечном счете, как мы сможем узнать друг друга ближе, если каждый раз кто-то кого-то будет сбивать с толку, не совсем честными утверждениями или признаниями. Все равно, рано или поздно, истина вылезет наружу.
Накал явно сбавлялся. И я был даже рад, что мы начали этот разговор, пусть и сама причина, ввиду противоречий Кристианы, не казалась мне такой уж подходящей. Но что сделано – то сделано. Что сказано – то сказано. Никто не говорил, что будет легко, но мы хотя бы перешли к более откровенным и честным разговорам, призванным помочь нам сблизиться, узнать друг друга лучше. Может, я и пытался понять всю ситуация, связанную с прошлым графини. И те последствия, которыми это прошлое обернулась. Но в таких разговорах это понимание рождалось быстрее, оно становилось глубже, яснее. А вместе с этим появляется уже и некая определенность. Относительно поведения, развития отношений, того, что нужно делать, чтобы бороться с имеющими проблемами и преодолевать столь непростые препятствия.
И вот наконец-то Кристиана сказала правду. Да, опасения никуда не ушли. Я тут же глубоко вздохнул и слегка нахмурился. Не ты ли утверждала, что не боишься? – пролетело в голове. Отголоски легкой обиды, не более того. По сути, я добился того, чего хотел: правды. А значит, супруга была достойна одобрения и поощрения, а никак не причины страшиться меня сильнее. Потому, через несколько мгновений выражение моего лица чуть смягчились. Я понимающе несколько раз кивнул головой и снова посмотрел на склянки.
- Справедливо, Кристиана. И я бы не ответил иначе, скажи ты мне об этом сразу. Ведь так же, как справедливы твои опасения, справедливо и мое желание знать правду. Без приукрашиваний или ее смягчения. Ну что? Я ничего не сделал? – и я развел руками, уже смотря на Кристиану. Словно откровенно демонстрирую свою открытость и отсутствие какой-либо угрозы с моей стороны. Она призналась, без увиливаний, и я по-прежнему стою рядом, не кричу, не повышаю тон, не проявляю никаких признаков гнева, агрессии. Даже напротив, я вполне доволен и удовлетворен, что можно легко понять, по смягчившемуся тону, который до того хоть и не был строг, но нотки присущей мне твердости определенно присутствовали.
Собственно, смягчение было заметно и со стороны Кристианы. По тому, как она смотрела, и как задумчиво провела указательным пальцем по моей руке. Я с удивлением проследил за этим действием, затем снова посмотрев на Кристиану, слегка прищурившись. Повернулся к ней, подошел чуть ближе. Она словно заигрывала. Не то, чтобы мне не приходилось видеть супругу в таком расположении духа раньше, но в тот момент она еще не знала, что станет моей женой. Думала, уеду. Вот глупышка.
- Полагаю, попытается договориться, - я не стал отказывать себе в удовольствии подыграть настроению графини. Уголок моих губ искривился в легкой улыбке. Договариваться можно ведь по-разному. Но одно верно точно: найти компромисс можно всегда. Был бы разговор и понимание друг друга. Увы, пока мы в последнем не преуспели, но явно шли по правильному пути. – Надеюсь, с этого момента моя графиня будет более откровенной, - и вроде хотел поинтересоваться, зачем ей эти склянки и столь опасные снадобья, но вот как-то… побоялся испортить момент, пожалуй. Потому, вместо продолжения спора, я наклонился и подхватил супругу на руки. – Ей за это ничего не грозит. Помимо опасности влюбить в себя еще сильнее. Чем больше ты мне раскрываешься, тем ощутимее наша близость. И это прекрасно.

- Ты предлагаешь лгать друг другу? Что ж, тоже своего рода откровенное признание, - серьезно проговорил я, внимательно смотря на Кристиану. Пожалуй, только женщина способна так много и долго говорить, об одном только единственном понятии – правда. Описать его смысл, суть, своего рода собственную философию, но при этом не рассказать о главном. И ничего не предложить. Не сказать, к чему, зачем, и что будет. – И мне кажется, мне лучше знать, чего я желаю. 
Конечно, я понимал, что правда может ранить. Но так уж сложилось…. Сложилось, что мы, люди, обладающие своими особенностями, отдельным взглядом, мнением и, что самое важное, прошлым, которое делает те самые взгляды настолько разными – мы оказались вместе. Быстро и стремительно. Вот просто окунулись в омут с головой, а обратного хода и нет. Уже не вернешься. Деваться некуда, все точки поставлены. Да и не хочется, я свой выбор сделал еще там, в Дариншире, и был готов принимать Кристиану такой, какая она есть. Может быть, я и безумен в своих неподдельных ярких чувствах, может быть когда-нибудь, протрезвев, я об этом и пожалею, но сейчас…, сейчас я был готов на что угодно. Пойти на любые уступки, лишь бы видеть в ее глазах взаимность, ощущать ее. А как добиться взаимности, если я не знаю всей правды? Да, правда может ранить. Но она и сближает. Особенно, когда в тебе находятся силы для того, чтобы принять ее и понять. Как сейчас, наконец-то Кристиана откровенно призналась, что все еще опасается меня, на что я лишь глубоко вздохнул и, чуть нахмурившись (не от недовольства, а от принятия сказанного), слабо закивал головой. 
- Может быть, правду никто и не любит, но порой она необходима, - наконец-то все-таки озвучил я. И решил немного сбавить оборот серьезности, разбавить наш сложный разговор, рассуждения, легким жестом. Я подхватил супругу на руки. Вполне понятно, что мой комментарии не носил серьезный характер. О том говорил и игривый тон, и легкая улыбка. Да и сама ситуация, поведение Кристианы, ее вопрос. Однако в ответ прозвучали очередные рассуждения. Я тут же перестал улыбаться. Молча подошел к постели, и аккуратно поставил супругу около нее. – Ты красноречива, когда касается рассуждений на тему «правды», но не когда нужно делиться ею. Что ж, это твое право.
Мне было больше нечего сказать на эту тему. Что ранит, когда, почему. В моей голове все было куда проще, да и силы, если честно, постепенно меня покидали. Чрезмерно затянувшиеся рассуждений на одну лишь тему, без какой-либо конкретной сути, понимания цели и прочих задач. Она не собирается делиться? И объясняет сейчас почему? Потому что правда ранит? Но какая правда меня может ранить? Что из этого может выйти? И как вообще я должен что-либо понимать, если пребываю в блаженном неведении. Я знаю, почему супруга с такой настороженностью делит со мной ложе. Знаю, она рассказала, и я готов терпеливо ждать и принимать эти последствия ее непростой жизни. Помогать, преодолевать все препятствия на пути к нашей по-настоящему теплой близости, как физической, так и духовной. Но что еще она от меня скрывает, и как я могу что-либо принимать, проявлять терпение к вещам, о сути которых не имею никакого представления! Кажется, пора спать, - пролетело у меня в голове, ведь я сам начал путаться в собственных мыслях. Да, наверное, правда для того и нужна, чтобы в голове сложился какой-то порядок. Несмотря на хаос внутри, я твердо для себя решил, что буду делать дальше. Сегодня. Я стоял прямо около Кристианы, но подошел к ней еще ближе. Молча посмотрел в глаза. Не улыбался, но взгляд мой хранил ту мягкость и ту нежность, которые я питал к своей супруге. Чуть погодя, я поднял руки и коснулся кончиками пальцев ее плеч. Проскользил ими чуть ниже, и подошел еще ближе, наклоняясь и обнимая графиню, заботливо, успокаивающе.
- Я не знаю, как тебе спалось до того, - тихо проговорил я, шепча свои слова чуть ли не  волосы супруге. Золотистые локоны ее хранили стойкий фруктовый аромат, это не только манило, но и успокаивало. Нам пора заканчивать с рассуждениями, пора дать ей понять, что как бы она не опасалась, какой бы ни была ее прошлая жизнь, все изменилось, и будет меняться. – Но хочу, чтобы сегодня ты спала крепко, без каких-либо опасений и переживаний. Не одной тебе преодолевать это. Ту ношу, что ты носишь, мы разделим на двоих.  Пусть я и не имею полного о ней представления, - после этих слов я как-то грустно усмехнулся, и чуть отстранился, чтобы еще раз посмотреть в глаза супруге. Да, она не хочет и не может раскрываться, но… не все же сразу, верно? По крайней мере, пусть знает, что не одна. И одна никогда не останется. - Видимо, просто всему свое время. И когда оно наступит решать тебе.

Уснул я довольно быстро. Стоило только оказаться в постели. Правда, я услышал, как робко Кристиана прилегла рядом, и так же робко тихо отодвинулась. Что же…, ее право. У меня уже не было ни желания, ни сил что-либо доказывать или объяснять, по крайней мере, сегодня. Потому, не пугая супругу чрезмерными телодвижениями, я просто закрыл глаза и провалился в глубокий сон. Притом глубокий настолько, что он был лишен каких-либо сновидений. Долгая дорога, волнительное ожидание перед встречей с королем, сама беседа, а потом весьма утомительное (учитывая все выше перечисленное) торжество. Боле я не мог сопротивляться.
Пробуждение настигло меня ранним утром. Сонно нахмурившись, я промычал себе что-то под нос, лениво подымая голову, словно пытаясь окинуть взглядом окружение и понять, где я нахожусь. На плече чувствовалось прикосновение, и я быстро повернул голову в сторону. Оказалось, несмотря на небольшую дистанцию, ночью супруге все же не удалось проконтролировать свои действия. Ее очаровательный лобик прижался к моему плечу, а теплое дыхание обласкивало кожу. Я улыбнулся. Показалось, что само подсознание толкает ее ко мне ближе! Как бы безумна не была эта мысль. Всегда же хочется думать о лучшем. Но настало время и вспомнить о предстоящем пути. Кристиана хотела в Дарингшир, и я понимал почему. Нужно было собираться, а мне так, и как минимум, отдать распоряжение своим людям, чтобы  отправлялись в гостевой дом. Лошадей запрягали, а еще привезли мне что-нибудь переодеться. Вопреки дикому желанию поцеловать супругу, я все же устоял. У нас еще много дел, а спала она так сладко, что рисковать пробуждением совсем не хотелось. Потому, тихо и медленно, я выскользнул из постели. На цыпочках, настолько тихо, насколько это было только возможно для человека моего телосложения, я двинулся в сторону высокого стула, на котором лежали все мои вещи. За ширмой переоделся. Правда, вид был далеко не такой же, как вчера. Хотя бы из-за заспанного лица и неряшливо помятых волос.  Меховую накидку я накинул на плечи и вышел из покоев, пытаясь вспомнить и сориентироваться. Не так уж и часто мне приходилось пребывать в этом поместье. К счастью, вскоре возник один из прислужников, с которым мне приходилось сталкиваться вчера.
- Доброго утра, Ваше Сиятельство, - вежливо поприветствовал меня мужчина.
- Доброго утра, - и я ответил взаимностью. Собственно, утро и вправду было неплохое. Да, вчера мы закончили на весьма противоречивой ноте, кажется, так и не поняли друг друга. Но мы, по крайней мере, начали разговаривать! О чем-то важном, сокровенном, делиться мыслями, рассуждениями. Да и проснулся я рядом с супругой. Под лучами утреннего солнца. Ну разве день начался плохо? – Распорядитесь, пожалуйста, чтобы нам с Ее Сиятельством приготовили утренний завтрак. Я… буду то же, что и предпочитает графиня, - надеюсь, она ест не только какую-нибудь зелень. Как много нам еще предстоит узнать друг о друге.
Мужчина кивнул и тут же отправился во внутренний двор, где находились мои люди. Я успел заметить их через высокие витражи, идя по коридору. Как только я вышел, стражники тут же выпрямились и поприветствовали меня. Я же сделал несколько шагов вперед, медленно и так размеренно, словно пытался прислушаться к хрусту снега под ногами. А затем поднял голову и, слегка прищурившись, посмотрел на почти белое небо. В Хайбрее было холодно. Настоящая зима. В Бэйлоршире подобное явление редкость. И то на него можно наткнуться разве что на востоке графства. На западе уже ощущается близость Атлантии, как по климату, так и по всему остальному. Здесь, в столице, чувствовалась эта разница. Был четкая граница. Здесь именно так, одинаково как на западе, так и на востоке. А вот Бэйлоршир, как своеобразный перевал между разными взглядами и культурами… Однообразие нам только снится. Привыкнет ли к этому Кристиана…, - пронеслось в голове. Но я тут же отвлекся, развернувшись и переда одному из стражников, чтобы направлялся к моему гостевому дому. Нужно грузить сундуки обратно в экипажи! И двигаться сюда. Благо, расстояние небольшое. Как раз успеем позавтракать с супругой и, возможно, даже прогуляться по заснеженному двору. Отдав все необходимые распоряжения, я двинулся обратно. С интересом рассматривая интерьер поместья Ларно. Наверное, нужно смириться с тем, что это частично теперь придется лицезреть и у меня дома. Но эта мысль не огорчала. Напротив, какие-то бытовые моменты с Кристианой, вернее, представления о них, даже радовали…
- Ваше Сиятельство, завтрак готов, - я стоял в одном из открытых коридоров, с которого простирался неплохой вид на территорию поместья. На самом деле, я не особо привык к таким ленивым утрам. И сейчас с удовольствием бы попрактиковался с оружием, оседлал бы своего коня, в общем…, посвятил бы несколько часов тренировкам. Но, увы, дела. Да и не уверен, что здесь есть необходимые условия. Хотя Фредерик, вроде как, славился умелой рукой.
- Прекрасно. Мы скоро спустимся, - протянул я, и двинулся обратно, в покои. И как бы мне не хотелось дать супруге немного отдохнуть, поспать, время поджимало. Чем раньше мы отправимся, тем больше времени сегодня пробудем в пути. Уже в помещении, я медленно подошел к постели, и тихо присел на ее край. Кристиана была очаровательна в своем сне. Не боялась, не опасалась, не думала о дурном. Она просто мирно спала, оставив все проблемы, прошлые и будущие, позади. Но мне пришлось вторгнуться в это спокойствие, правда, я попытался сделать это как можно мягче. – Ваше Сиятельство, - тихо протянул я. Да, вот так формально, в игривой манере, разумеется. Она ведь графиня, моя графиня! И уже только это порождает во мне неподдельное уважение. После я коснулся кончиками пальцев щеки супруги и ласково проскользил по ней. Чуть погодя, все-таки не выдержал и наклонился, кротко и предельно нежно касаясь щеки супруги легким прикосновением губ. – Графиня, Вам пора вставать. Уже утро и даже завтрак готов. Надеюсь, что Вы плотно завтракаете. Поскольку я, не подумав, попросил приготовить для меня тоже, что предпочитаете Вы.

- Ммм… цыпленок с фенхелем, например. Тушеная говядина с какими-нибудь специями. Не отказался бы от пирога, - и чуть усмехнулся, понимая, что мое питание явно отличается от питания Кристианы. Даже если дело касалось завтрака! Крепкий мужчина, с регулярной физической нагрузкой, я словно компенсировал утраченную энергию по-настоящему здоровым аппетитом. Но сегодня, кажется, придется довольствоваться предпочтениями супруги, коль уж сам на это подписался. Сама же супруга, к слову, неверно растолковала мое формальное обращение на «Вы», от чего в очередной раз спровоцировала на моем лице улыбку. Она еще не привыкла к особенностям моего поведения, и я поспешил вновь внести ту самую ясность: - Тебя. Для тебя. Прости за это легкое отступление. И нет, я бы не сказал, что в Гасконии принято плотно завтракать. Но так принято лично у меня. Ничего не могу поделать.  Может поэтому и тренируюсь настолько часто. При таких аппетитах это единственный способ удержать себя в форме, - и я показательно похлопал себя по животу. Последнюю неделю, кстати, занятый личной историей, я и не пытался вернуться к тренировкам. Очень бы не хотелось приехать в Бэйлор и представить не только супругу, но и графское пузо!
Я не спешил покидать помещение, даже когда супруга  встала. Ей пора привыкать к моему присутствию. Впрочем, и излишними взглядами я ее тоже не смущал. Всего должно быть в меру.  Вместо этого встал и подошел к окну, через которое пробивались яркие лучи солнца. На улице было очень светло, и даже по-своему ярко, благодаря абсолютной белизне. Для человека, прибывшего с юга, это, действительно, представляло собой удивительную картину. Находясь вдали от снежных пейзажей, при редких встречах видишь в них особую манящую красоту. Впрочем, так и со всем остальным. Я уже было хотел улыбнуться теплым мыслям, как внезапно подошла супруга. С какой-то просьбой. И говорила она так же уверенно, так же непреклонно, как и тогда, в Дарингшире. Словно набравшись смелости, и даже наглости. Мне нравились такие перемены. По крайней мере, теперь она не боялась хотя бы попросить меня о чем-то…, да еще с такой внушительной подачей. Возражения не принимаются, и никак иначе. Вот только просьба эта... Поначалу я ничего не ответил. Лишь слегка нахмурился и, как-то недовольно вздохнув, отвернулся от супруги и сделал несколько шагов в сторону. Я как будто задумался, но даже и скрывать не пытался, что просьба мне эта не нравится. Как я могу терпеть пренебрежение по отношению к своей супруге, к графине Бэйлоршира! Что я за мужчина такой, который в принципе потерпит неуважительное отношение к женщине? И даже неважно, что это моя женщина. Та самая, которую я поклялся любить и защищать.
- То есть ты предлагаешь мне молча терпеть пренебрежительное отношение к своей супруге? Ты – моя жена, Кристиана. Графиня Бэйлорширская. Так что я за муж, если допущу неуважение к тебе? Таким ты меня видишь или хочешь видеть? – вот уж правда не понимал. Мало того, что я согласился отсрочить наше прибытие в Бэйлоршир (и отсрочить надолго), так еще должен пообещать ни во что не вмешиваться, и терпеть дрянной характер Фредерика Ларно. На самом деле, больше всего раздражало именно незнание. Я не понимал, с какой целью Кристиана так рьяно стремиться взять все в свои руки, и оставить меня в стороне. Что-то доказать брату? Чего-то от него добиться? Наладить отношения? Не понимал, мне не рассказывали, и в общем, Кристиана сама объяснила по какой именно причине. – Дела семейные? Знаешь, Кристиана, я недавних пор я тоже стал твоей семьей. И это довольно… неприятно, когда тебя пытаются вот так отодвинуть в сторону, сделать сторонним наблюдателем. Я поеду как аксессуар? Которому только и нужно, что молчать и ни во что не смешиваться. Хочешь, чтобы я именно в таком образе предстал перед твоим братом? Слабым. Безвольным. Переложившим всю ответственность за разрешение конфликта на жену? Хотя если кто и должен отвечать, так это я. Ведь можно действовать вместе, но ты предлагаешь мне стать... просто бесполезной тенью, -  где в этом была хоть капля уважения? Ладно чувства, на это нужно время, но разве я не заслужил банального уважения? Конечно, с одной стороны я мог понять Фредерика. Попробовать поставить себя на его место. Пожалуй, произойди такая же ситуация с моей сестрой, Адрианой, ничем хорошим это бы не обернулось. Негодование, злость, ярость. Ну а другой стороны, я любил сестру и едва ли был способен причинить ей вред, как делом, так и словами. В общем, эти мысли немного отрезвили меня. Раз уж теперь мы семья, муж и жена, пора учиться договариваться друг с другом. – И все же я готов согласиться на твою просьбу. Взамен на правду. Ведь одно дело выглядеть бесполезным, другое - чувствовать себя таковым, и быть. Чего именно ты хочешь добиться? Настолько упрямо, что даже не готова мне довериться. Объясни все, и я сделаю, как ты хочешь. Только… если я замечу, или хотя бы заподозрю, что брат твой зашел дальше слов, прости, Кристиана, но уже ничто, ни обещания, ни твои просьбы не сдержат мой гнев, - пожалуй, Фредерик был умным человеком, и едва ли догадается даже рукой дотронуться до уже супруги другого графа, даже если та его сестра. Но порой эмоции берут верх, а я пока плохо знал графа Дарингшира, чтобы утверждать, что не настанет момент, когда эти эмоции возьмут над ним верх.

Отредактировано Edward Barateon (2020-05-08 00:28:16)

- Нет, - произнесла Кристиана, но никаких пояснений не последовало. В ее назревшем плане, я выглядел бесполезным и был таковым. Разумеется, это не могло мне понравиться! Какой мужчина примет для себя такую роль? Выставить себя слабаком, который скрылся за спиной у своей женщины, предоставив ей возможность решать все проблемы.
Разумеется, я понимал всю серьезность ситуации. Ведь, несмотря на дозволение короля, мы приобрели весьма влиятельного недоброжелателя в лице Фредерика Ларно. Если вообще так можно назвать человека, которого так нагло обманули, с мнением которого не посчитались. Подло, с одной стороны. Но у нас не было выбора, и я никогда не пожалею о своем решении, пусть и придется некоторое время расплачиваться за него, пытаясь уладить назревший конфликт. Каким образом я и сам пока не знал, понятно было лишь одно: в стороне мне  стоять не хотелось. И уж точно не было никакого желания перекладывать всю ответственность на плечи супруги. Я муж и глава семейства. Как минимум, я должен участвовать, помогать. Неужели Кристиана и вправду представляла меня настолько несговорчивым? Этакой непробиваемой стеной, с которой невозможно вести какой-либо диалог в поисках компромисса. Да, конечно, я человек упрямый, но все же был и остаюсь графом Бэйлорширским, претендентом на высшую военную должность в государстве. А это значит, что мне, как минимум, уже присуща политическая жилка и умение сговариваться. Ладно, натура Фредерика для меня потемки, но уж хотя бы знать, как именно супруга намерена задабривать своего брата…  А не стоять столбом, скованный обещанием никуда не лезть и терпеть. Просто терпеть.
- Твои стремления мне понятны, - кратко протянул я. В порыве собственных чувств, я не думал ни о каком приданном, и вполне искренне заверил супругу в его ненадобности. Но это было важно для репутации нашего союза и ее собственной, так что такую правду я был готов принять и понять. Это стоило наших попыток примириться, и добиться благословения графа Дарингширского. Но вот все остальное… Фредерик Ларно показался мне человеком принципиальным, и, как позже оказалось, довольно жестким. Гордым. Как и я сам. Так что же она может сделать, что сказать, чтобы он все-таки взглянул на этот союз иначе? – Но по-прежнему непонятна скрытность. Как ты намерена добиться этого? Коль уж меня просят выставить себя дураком, хочу знать хотя бы в чем состоит твой замысел. Вымаливать прощения? Уговаривать? Задабривать? Я плохо знаю твоего брата, так расскажи мне, какие слова, пусть и сказанные из твоих уст, могут на него подействовать, - никаким уважением здесь и не пахло. И как бы не старалась Кристиана сгладить ситуацию, мысли о том, что меня желают оставить в стороне, придать окраски недалекого слабого и безвольного идиота, совсем не скрашивали столь трогательный момент.
Я долго молчал. С одной стороны порывистость Кристианы была приятна. Она редко сама стремилась ко мне, а здесь даже обняла, лишь бы поддался ее уговорам. И я всеми силами старался держать себя в руках, хотя неприятный осадок медленно, но верно оседал в душе, не позволяя мне даже улыбнуться, не то, что насладиться этим редчайшим моментом. Впрочем, очень скоро оказалось, что сделать что-нибудь я все же могу. Купить подарки. Неужели это единственное, на что я способен во всей этой ситуации? Купить графу Дарингшира дорогие подарки! Как унизительно, однако. Стоит понять мое возмущение. Привыкший все делать сам, самостоятельно решать проблемы, воспитанный в строгих традициях «мужчина сам бережет свою репутацию и честь, сам стоит за себя и свою семью», мне было сложно смириться с просьбой Кристианы, и так же сложно воспринимать ее в каком-то позитивном ключе. Отойти в сторону. Помогать и поддерживать исключительно своим молчанием и покорностью. Такого не бывало.  Простить и понять, как говорится. Может, настанет момент, когда я посмотрю на эту ситуацию иначе. Но сейчас оценка моя была довольно однобока. Это не хорошо и не плохо, так просто есть.
- Ты – графиня Бэйлорширская. И мне бы было очень приятно, если бы ты об этом не забывала. Словом, у тебя есть деньги. Скоро прибудет Тобиас Лэндфорд, в дороге он распоряжается нашими средствами. Можешь поехать с ним или отправить его одного с указаниями, как захочешь. Он в твоем распоряжении. Я не умею выбирать подарки. К сожалению, банально лишен фантазии на сей счет. К тому же ты лучше знаешь своего брата, - а ведь я не лукавил. Подарить женщине ожерелье или какое-либо иное ювелирное изделие то довольно просто. Таковых много, смотри да выбирай то, что тебе больше всего нравится. А вот чтобы задобрить того, кого ты совсем не знаешь…, да и еще с весьма неприятной мыслью, что это единственное, что ты можешь сделать, остальное сделает твоя жена. Все решит, со всеми договориться. Да уж, и согласиться трудно, и отказать не получается. – Несмотря на то, что я даже не пытаюсь скрыть своего отношения к твоей просьбе…, я исполню ее. В надежде, что ты оценишь. Оценишь мою способность пренебрегать собственными желаниями, в угоду твоим, - а еще способность договариваться в принципе. Особенно, когда от этого есть выгода. Правда, в данном случае, выгода заключалась не столько в одобрении брата Кристианы, сколько в ее собственных взглядах. Может этот мой уступок, противоречащий и моей натуре и моему воспитанию, не останется незамеченным с ее стороны. И это принесет добротные плоды нашим зарождающимся отношениям. В какой-то момент я чуть опустил голову, дождавшись, пока наши взгляды с Кристианой пересекутся. Трудно сказать почему, но… ее взгляд, как и сами действия успокаивали. И я наклонился еще ниже, словно в стремлении «успокоиться» окончательно. Коснулся легким поцелуем ее губ. – Идем завтракать, - тихо прошептал я, но, вопреки смыслу сказанного, снова соприкоснулся с губами супруги в сладком поцелуе. Кажется, я нашел способ привносить немного спокойствия в последующие дни, грозящие стать для меня истинным кошмаром.

- Я не отрицаю своей вины, как и необходимости наладить отношения между семьями, - тут же протянул я. Ведь уже проецировал всю ситуацию на себе, посему был готов признать, что поступок наш, мягко скажем, оскорбителен. А если Фредерик настолько же горд, как и я сам (в чем, собственно, ни капли не сомневаюсь), то  остается только лишь представить тот масштаб неуважения и оскорбления, которое ему было нанесено. Такими же будут и последствия. Ведь чем сильнее задет человек, тем острее его реакция. Потому, я был готов идти навстречу, решать конфликт, но… вместе. Именно вместе, а не как того пожелала Кристиана!  - Но ты же взялась одна договариваться со своим братом. В этом мы, стало быть, не вместе. Зато упоминаешь семью, когда подарки выбирать нужно. По-твоему в этой ситуации я годен лишь это? - продолжал парировать я. С одной стороны могло показаться, что между нами вот-вот зародиться спор. Но, в то же время, это были моменты уверенности. Для Кристианы. Она не боялась высказывать свое мнение, пусть оно и было противоположными моему. Высказывать и видеть, что даже несмотря на это, ничего плохого ей не грозит. Несмотря на мой протест, несмотря на мое негодование. Неважно о чем мы спорим, важно, сможем ли мы договориться. И в этом случае, кажется, все-таки смогли. Вернее как, в надежде, что меня оценят и в какой-то момент ответят взаимной уступкой, я все-таки поддался. – Что? Я… нет. Кристиана. Как тебе такое в голову могло прийти? Я только и делаю, что стремлюсь к тебе. Неужели ты этого не заметила? А особенно сейчас, когда отвечаю согласием на просьбы, мне весьма неприятные, - поначалу я даже слегка растерялся, что было легко понять по тону. Да, я был не особо доволен, мягко говоря, но и в мыслях не было сторониться супруги. Да и разве можно? Когда она так рядом, и проявляет столь смелую настойчивость. Это завораживает. Только с одной стороны, разумеется. В общем, если уж выполнять просьбу, так от начала и до конца. В конечном счете, это и вправду можно расценивать как своеобразное приобщение к семейной жизни: совместные хлопоты и заботы. – Что ж, если ты хочешь, чтобы я был рядом и выбирал вместе с тобой – я буду.

Дорога была непростая. Порой мне казалось, что снега с того момента, когда мы двигались в сторону столицу, лишь прибавилось. Следы заметало довольно быстро. И я невольно ежился, зачастую предпочитая сидеть в карете, нежели в седле. На протяжении всего пути я не упускал возможности поговорить с Кристианой, зачастую держа ее при этом за руку. Рассказывал ей о Бэйлоршире, немного поделился о своем доме, его историей. О том, что нас ждет в Дарингшире, старался не думать. Да и было ли о чем? Моя роль довольно проста и унизительна (да, мнения я не изменил). Смотри да молчи. Эта мысль не радовала, и вынуждала недовольно хмуриться. Потому, в эти недолгие моменты нашего уединения, лучше было уделить время сближению. Что я и делал весьма охотно. И вот в один прекрасный день процессия наконец-то пересекла территорию того самого монастыря, в котором мы обвенчались. Какие же приятные воспоминания, радость от которых становилась ярче от добродушных и улыбчивых лиц монахинь и священнослужителей. Для нас даже устроили скромное застолье, во время которое я знатно перекусил и выпил немного вина. Продолжение вот было не столь радужное. Оказалось, супруга распорядилась выделить мне отдельные покои. Что ж, спорить не было ни смысла, ни необходимости. На эту новость я лишь глубоко вздохнул и, кивнул, молча двинулся вдоль длинного коридора, что вел к моей опочивальне. Интересно, что-нибудь способно пробить эту несокрушимую стену? Я держал себе в руках, был сдержан и внимателен, я ни разу ни в чем ее не упрекнул, я выполнил все ее просьбы. А со мной даже в постели одной лежать отказываются! Благо, выпитое вино немного сглаживало мое негодование. Да и устал я с дороги слишком сильно для того, чтобы тратить время на столь серьезные раздумья о чем-то мне недосягаемом и непонятном. Может, нужно немного больше терпения? – а ведь вполне закономерная мысль. К чему требовать каких-то существенных изменений, когда с момента заключения брака прошло совсем ничего?  Да еще тот спор перед отъездом, который пусть и закончился уступками, но все же немного омрачил и без того напряженную ситуацию, связанную с Дарингширом и необходимостью благословения Фредерика Ларно. Что ж, утро вечера мудренее. Переодевшись, я просто лег спать, в попытках потеплее укрыться в этой еще не разогретой постели.

Не знаю, сколько прошло времени, но пробуждение мое было довольно резким. Закаленный воин, мне была присуща рефлекторная бдительность, даже если с виду обстоятельства, в которых я пребывал, не представляли никакой опасности. Я мгновенно распахнул веки, почувствовав чье-то присутствие. Но при этом сохранил полное сознание… хотя, в нем ли дело? Возможно, я просто не мог спутать прикосновения жены с чьими-то другими, и моя легкая растерянность была вызвана отнюдь не резким пробуждением, а скорее недоумением. Что она здесь делает? Почему? Отказавшись спать со мной в одной постели, она все же пришла. Да еще в таком виде, откровенном и обворожительном. А что за запах? И я вдохнул его. На редкость приятный и успокаивающий аромат, который, впрочем, не отвлек меня от жены и ее действий.
- Кристиана? – все-таки удивленно протянул я, не позволяя своему изумлению портить момент. К тому же… к тому же во всем происходящем и вправду было нечто удивительное. Лицо Кристианы освещало легкое пламя свечи, оно же отражалось в ее и без того выразительных глазах. Какая красота! Не отвести взгляда. А ее прикосновения? Ее смелость? Ее шикарное тело, которое прижималось к моему? Ее сладкий шепотом, который безумно возбуждал своим звучанием. И смыслом произнесенного. Может и стоило бы проявить сдержанность, в очередной раз показать, что я могу и готов ждать, но… как можно.
И я обнял ее в ответ. Обвил руками за талию, прижимая к себе плотнее. Губы коснулись ее губ. И я невольно забыл обо всем на свете. Даже о насущных вопросах, которые всплыли в голове в самом начале. Пока мои руки ездили по грациозной спинке супруги, мы сливались в поцелуе. Жадном в каком-то смысле (я все-таки немного проголодался), но предельно плавном. Мне нравились ее губы, такие мягкие, с четким соблазнительным контуром. Не оторваться.  В какой-то момент я все же позволил себе перевернуться. Кристиана оказалась на спине. Руки мои уже начали скользить ниже, задирая тонкую сорочку и обводя аппетитные ягодицы. Поцелуем я с удовольствием продолжал исследовать ее губы, пока постепенно не начал опускаться ниже – к шейке. Сейчас я не задумывался об этом, но в прошлый и пока единственный раз, когда мы лежали в этой постели и впервые познавали близость друг друга, я был куда… осторожнее. Прежде чем дотронуться рукой поглаживал кончиками пальцев, прежде чем прижаться, кроткими движениями позволял привыкнуть к себе. Сейчас же было немного иначе. Нет, мои действия по-прежнему были лишены резкости, чрезмерной настойчивости, но в них все же ощущалось желание. Я не пробовал, не подготавливал, а сразу обводил, ласкал ягодицы своими ладонями. Не пробовал, не подготавливал, а сразу покрывал поцелуями губы и шею.  И так было во всем. Ведь она так хороша. Так великолепна. Ее тело, ее дыхание. И все же, пусть мои действия и были пропитаны уверенным желанием,  в то же время они оставались бережны, дабы не причинять дискомфорта, дабы ей нравилось. Так же, как и мне. Дабы она тяжело дышала. Дабы я слышал ее голос.
- Как же ты прекрасна. Я без ума от тебя, - а ведь иначе и не выразишься! Именно, что без ума.
Чуть погодя я опустился еще ниже, сквозь сорочку начав ласкать губами груди Кристианы. Сразу вспомнился тот день, проведенный в Хайбрее. Когда я наглядным ощутимым образом демонстрировал супруге  свое нежное к ней отношение. Касаясь груди кроткими массирующими движениями, позволяя прочувствовать. Сейчас же, как и во всех других движениях, «подготовка» была пропущена. Я целовал, нежно обводил губами, ласкал своим разгоряченным дыханием. Впрочем…, где-то в глубине подсознания всплывали особенности наших взаимоотношений. Детали прошлого Кристианы. Я уже не скрывал своего желания, но, прежде чем попытаться снять сорочку с супруги, все же нашел в себе силы прерваться на короткое мгновение.
- Я хочу продолжить. Хочу чувствовать твое тело. Хочу любить тебя. Очень хочу, - тяжело дыша, прерывисто произнес я, прижимаясь лбом ко лбу супруги, обжигая ее лицо своим горячим дыханием. С одной стороны я ждал ее дозволения, а с другой, уже и откровенно признавался в своих желаниях.

В иной раз я бы непременно вспомнил про то, как вела себя Кристиана буквально несколькими днями ранее! Боялась не то, что в постели одной лежать, но даже прикосновения порой воспринимала довольно своеобразно. Так что же происходило сейчас? Разве не могло это вызвать дополнительных вопросов, какого-то банального любопытства? В общем, мое мимолетное замешательство было вполне оправдано. А вот что поражало, пусть я этого и не осознавал, так это внезапно пробудившаяся во мне смелость и, собственно, отсутствие какого-либо желания этими вопросами задаваться. Она пришла. Она рядом, я слышу ее тяжелое дыхание, чувствую точно такую же ответную смелость. Пожалуй, этого достаточно. И я охотно поддаюсь порывам, увлеченный изучением тела Кристианы губами, что полностью игнорирую ее вопрос относительно проверки. Что она хочешь проверить и зачем? Это уже не имеет никакого значения. Я возбужден, напряжен и здравый рассудок, некогда диктовавший меня весьма деликатное обращение, окончательно покидает мою голову. Единственное, на что хватает сил, это положить свою ладонь на талию Кристианы, таким образом, словно не давая ей уйти после подтрунивающей провокации в виде движения в сторону. Нет, отпустить я был не готов. Только не сегодня.
- Я проверила... что теперь ты меня отпустишь?
- Нет, - ответил я. Кратко и предельно понятно. В тоне моем не было никаких властных ноток, но отчетливо слышалось мое желание. Чтобы осталась. Чтобы мы продолжили.
Пожалуй, этого было достаточно, сдерживать себя не было никаких сил. Не знаю, что за дурман одолел меня, но я забыл абсолютно обо всем, а в частности: что передо мной женщина с весьма непростой судьбой и, как следствие, отношением к супружескому долгу. Нет, это вовсе не означало, что я решил грубо взять свое. Такое поведение мне было в принципе не свойственно, хотя бы потому, что как истинный гасконец я любил удовольствие, ценил его, а разве есть удовольствие в пустом и одностороннем самоудовлетворении? Когда ты не ощущаешь ответ, не видишь и не слышишь его! Толи же дело тяжелое дыхание. Оттого вздымающаяся великолепная грудь. Глухие стоны. И ответные извилистые движения соблазнительного женского тела.  Такие детали сводят с ума и наполняют постельное времяпровождение особым наслаждением. Глуп тот, кто предпочитает тешить свои плотские потребности чем-то меньшим и более простым. Кристиана же, женщина особой красоты, со стройным телом, длинными ножками…, она могла получать и дарить в ответ, но, увы, была сдержана печальным опытом. Этот же ее опыт сдерживал и меня. Но только не сегодня. И уж не знаю, почему. Я даже и не медлил больше. Стоило супруге дать понять, что она здесь неспроста, как я тут же стянул с себя одежду и вновь прильнул к ней, лаская ее шею нежными и ощутимыми поцелуями. Такими же, как и в самом начале. Едва ли настойчивыми, но с привкусом некой жадности. Ждать было уже невозможно. Да и незачем. Одно движение бедрами вперед, и я чувствую ее восхитительное тело своим. Довольно разительные перемены. Раньше такие медлительные, в какой-то степени даже ленивые движения, призванные дать время, привыкнуть. Сейчас же -  я овладевал ею с полной уверенностью. Ничего резкого, грубого, а именно уверенно. И именно овладевал. Она моя. Я ее люблю. Я ее хочу.
Впрочем, моя инициатива зашла намного дальше. Не успели мы соединиться, как руками я тут же обхватил супругу вокруг талии, и притянул к себе. Сам же подался назад, буквально усаживаясь на постели, но не разрывая нашу связь. По-прежнему прижимая Кристиану к себе, я помогал ей двигаться ко мне навстречу, а сам с удовольствием продолжать изучать вкус ее ароматной нежной кожи, от шейки периодически спуская ниже, к груди. Притом чем дальше мы заходили, тем большего мне хотелось. Плавное, уверенно, глубоко, ощутимо. Каждый уголок ее тела. И так, и по-другому. Скрывать свое желание, свою страсть по отношению к любимой супруге было уже невозможно, да и бессмысленно. Она же здесь. Она отвечает. В какой-то момент пальцы моих рук оказались в волосах супруги, и я осторожно притянул ее губы к своим губам, соприкасаясь с ними в продолжительном горячем поцелуе. Параллельно с этим, одна из ладоней уже довольно откровенно ласкала аппетитные ягодицы  Кристианы, ласкала, сжимала, в общем… таким телом нельзя не наслаждаться основательным его изучением.

Я пытался «прислушиваться» к движениям Кристианы, ее дыханию, ее глухим стонам, но это было весьма непросто ввиду той неуверенности, которую сохраняла супруга. Она сама словно свыкалась, пыталась определить для себя, как относиться ко всему происходящему, а я не мог остановиться, продолжал… Продолжал изучать ее тело своими губами, управлять ее движениями, всеми силами желая продемонстрировать ей то удовольствие, которое могут получать супруги от времяпровождения друг с другом, в одной постели. Это сладкое единение тел, эти будоражащие ум и сознания прикосновения, поцелуи, исследования. И абсолютная открытость. Никаких тайн, никаких загадок, только не сейчас. Невольно сойдешь с ума! Потеряешься в омуте всего происходящего, этого бесконечного потока чувств и непревзойденных ощущений. Так неужели она этого не чувствует? И вот, в какой-то момент ее пальчики коснулись моего затылка. Она отвечала. Не просто позволяла владеть собой и своим телом, но именно отвечала. Это мотивировало, побуждало не останавливаться. Хотя мои действия по-прежнему были довольно аккуратны, пусть и не носили уже прежнего скромного оттенка, оттенка сдержанности, медлительности. О нет, я уже откровенно выплескивал свое желание, свою гасконскую страсть и, что еще важнее, свою любовь к этой женщине. Такую, какой она была. Искренней, пылающей, всепоглощающей. Когда хочется всего. И, в тоже время, когда всего и мало. Это ощущалось во всем: в моих поцелуях, в моих прикосновениях. В том, как ладони ездили по ее ягодицам, как я прижимал ее к себе, как помогал двигаться на напряженной плоти.
На протяжении всего действа Кристиана оставалась в своей сорочке. Напрочь лишенный терпения, мне настолько сильно хотелось в очередной раз познать вкус ее тела, что я попросту забыл об этой детали. Сейчас же она стала неуместной, хотелось большего. Потому, чуть погодя, я наконец-то нащупал пальцами края тонкой сорочки и потянул ее вверх, снимая через голову супруги. Одежду я откинул в сторону, без лишних ожиданий, тут же припадая губами к соблазнительной груди Кристианы. Начав ласкать ее губами, так бесстыдно и так откровенно. Она и до того позволяла мне любоваться этими частями тела. Но то было иное. Медленные исследования, не заходящие чрезмерно далеко, дабы не напугать супругу. Постепенное привыкание. К ситуации, к ощущениям. Сейчас всего этого не было. Я словно сразу бросал ее в омут с головой, в эти самые ощущения, лишая не столько возможности привыкнуть, сколько потратить и мимолетное мгновение на какие-либо сомнения. На страх.
Мое дыхание так же заметно утяжелилось. Из полуоткрытых уст начали вылетать тихие глухие стоны. Но мне не хотелось останавливаться.  Воспылав, почувствовав жаркий ответ, я желал исключительно продолжения. И так, снова обхватив Кристиану вокруг талии, я подался вперед, снова укладывая ее на спину.  А затем чуть пристал, возвысившись над ней, и упершись руками в кровать. При этом я не перестал двигаться. Уверенные плавные движения бедрами вперед, я сгорал от неописуемого наслаждения, что дарило это столь ярко ощущаемое скольжение.  Всем своим мужским естеством я чувствовал ее тело. Именно чувствовал. Взаимность, ответ, жар. При этом не спешил закрывать себе обзор чрезмерно близким сближением. Мне так и не удалось полюбоваться своей супругой в полной мере, что частично было связано с ее чрезмерным смущением и тем пониманием, с которым я к таковому относился. Сейчас же, казалось, все границы были стерты, и я позволял себе непревзойденную до того откровенность в обращении с Кристианой и ее телом. Рассматривал его, любующимся оценивающим взглядом. Как ее груди колыхались под напором наших движений, в стократ украшенные призывно возбужденными сосками. Как ее белокурые волосы соблазнительно распластались по подушке, и как маняще были приоткрыты ее уста. У меня даже слов не было, чтобы описать все эту красоту! Как и очередной приток возбуждения, что вызвала вся эта картина. В какой-то момент я коснулся ладонью живота Кристианы, и проскользил ею чуть ниже, словно исследуя самые сокровенные места тела супруги, придавая остроты и без того сводящим с ума действиям, восприятию, ощущениям. А затем снова вверх, обводя все рельефы ее тела, и особое внимания уделяя округлым обводам великолепной груди.  Слов так и не нашлось, в итоге я все же снова подался вперед, накрывая супругу всем своим телом и соприкасаясь с ее губами своими, напряженно и горячо шепча ей что-то вроде «я люблю тебя, люблю, ты великолепна, ты неотразима».