HELM. THE CRIMSON DAWN |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ФЛЭШБЕКИ/ФЛЭШФОРВАРДЫ; » Этот долгий путь домой
❖ НАЗВАНИЕ
Этот долгий путь домой
❖ УЧАСТНИКИ
Edward Barateon & Kristiana Larno
❖ МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ
Хайбрей, столица/ноябрь, 1440 г.
❖ КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
После спонтанного, но искреннего решения, брак между Эдвардом Баратэоном и Кристианой Ларно был заключен и одобрен церковью. Настал момент просить благословения у самого короля. Но это далеко не последние сложности, которые ожидают новоиспеченных супругов.
Отредактировано Edward Barateon (2019-09-22 17:17:33)
Дом на Виздорфской площади у собора встречал прохладой и необжитостью. Фредерик был здесь в последний раз в начале осени, а потом этот небольшой особнячок пустовал всю зиму, охраняемый лишь сторожем. И потому понадобилось некоторое время, что бы хоть немного благоустроить его, ведь Кристиана с собой почти ничего не взяла. Однако брат, привыкший к уюту и роскоши, а так же кутежам с друзьями, сохранил тут праздность обстановки, правда совсем не женскую. Оружие, седла, кубки, оленьи и лосиные рога, наделены с красавицами в фривольных позах.
Двухэтажный каменно деревянный особняк, одной стеной прилегающий к другому, такому же небольшому особняку вглядываясь в темноту. на первом этаже зал с камином, кухня с речью и несколько комнат для прислуги. На втором этаже небольшой зал и две спальни с одним камином.
Над заснеженными крышами столицы плыл серебряный месяц. Цеплялся за шпили Винздорфского собора и заглядывал в темные окна домов, те, что не были ещё прикрыты ставнями. Кристиана вытянула вперёд руку и прикаснулась пальцами заинденевшего цветного стекла. На пальце блеснули каплей темной крови обручальное кольцо, подаренное Эдвардом Баратэоном. Теперь, ее супругом. Графом Бейлорширским, а значит она больше не графиня Дарингшира и с ее прошлым ее ничего не связывает?
Страх быть настигнутой братом немного утих и в первый же день по прибытию в столицу она написала ему очень спокойное и буднечное письмо о том, что ей совершенно срочно понадобилось ехать в столицу по делам. Мол зима холодная, у них в краях многое в этом году может померзнуть и надо заранее позаботится о пропитании. Она встречается с купцами и торговцами. Привезет ему подарков...
А точнее одного подарка, темноволосого и широкоплечего с самоуверенным гасконским лицом. Она представляла, как искривится лицо брата, при этой самой новости, что она стала все таки супругой его гостя, которым он сам и хотел ее позлить. Шутка перестала быть смешной, а стала реальностью. Она полюбила. Потянулась к нему. Согласилась стать беглянкой и целиком и полностью положилась на его слово. Вчера они прибыли в столицу, поселившись в разных местах. Не плодить же сразу слухи и Эдвард отправился просить аудиенции у короля. Он обещал, что все получится. За его заслуги ему не должны отказать. И Кристиана принялась покорно ждать его прихода. Под покровом ночи...словно любовника.
Кристиана обернула пальцы от промерзшего стекла и они оставили в льдинке отпечатки. Подышала на побелевшие кончики. Да, так он согревал ее руки по дороге. Целовал, прижимая к губам. Шептал ласковые слова, смущая и одновременно радуя ее. Она прибывала в неге. В теплом коконе его объятий и то дремала на его груди, то смотрела на него из под ресниц, боясь пошевелится. А вдруг он перестанет поглаживать ее ладони и запястья. О! В этом было что то остро возбуждающее, когда его пальцы потихоньку проникали ей под рукав теплой одежды, находя участок обнаженной кожи и прикасались к нему. Это было так невинно и одновременно интимно. Словно он снова хотел ощутить близость ее обнаженного тела, как тогда на брачном ложе и найдя всего лишь часть, льнул к нему и ласкал. Иногда ей казалось, что ласки его становятся слишком опасными, потому что думать в узком корсете становилось негде, а сердце разобьётся о грудную клетку. Она боялась, что лишится рассудка, от одних только его поцелуев. Никогда ещё ее губы не ощущали такого напора и прикосновений. Ее лицо не было исследовано с такой тщательностью. Подбородок и шея не горели от прикосновений. Путь был долгим, а он целовал ее и целовал, пока она не испускала тихий молящий стон и тогда он ее просто прижимал к себе, давая время отдохнуть и прийти в себя. А потом, все закончилось...им пришлось конец пути ехать раздельно и до этого самого момента она исходила тоской. В первый раз в жизни. Что он сделал с ней?
Что бы развеять эту самую точку и тревогу этим утром она вышла на площадь и двинулась на зов мелодии доносившийся из Винздорфской обители. Огромное кружевное тело храма было переполнено народом. Воскресная служба. О...она и забыла совсем об этом. А ведь в ее обязанности стоит разыгрывать истинную петерианку. Посещать воскресные службы и храмы, а не то не бай Богиня кто заподозрит. Да и супруг не должен сомневаться.
Она истово перекрестилась и пропела губами молитву только не создателю, а Ангие за здравие и успех своего мужа. Снова перекрестилась и двинулась во внутренний обширный сад храмового комплекса, не замечая, как за ней устремился богато одетый мужчина. И если бы не Кэтти, которая ее сопровождала, она бы и не замечала дальше.
- Миледи. За нами идут.
Кристиана вздрогнула и похолодело. Неужели люди брата и он все таки узнал истинную причину ее отсутствия. Но нет...в шагах пяти от нее по заснеженной дорожке шел богато одетый мужчина, а где то в начале пути застыли его компаньоны в ожидании разрешения его дела. Кристиана часто заморгала. Не так часто она бывала в столице, что бы сразу понять, что происходит.
- Миледи, простите, что напугал вас. Я совсем не хотел. Но Создатель свидетель, увидев спустившегося ангела в храме, я не мог не пойти за ним. Умоляю вас не пугайтесь и не бойтесь!
Да неужели на ее лице рисуется только это и после встречи с Эдвардом ее стало так легко прочесть. Она оттаяла и это стало очередной проблемой?
- Я не боюсь.
Холодно парировала она неизвестному мужчине.
- Разве есть на это какие то поводы?
- О Создатель! Это самый прекрасный голосок, который я когда либо слышал. Позвольте представиться Филипп Верон граф Вудширский. А как зовут моего ангела?
Кристиана свела брови на переносице.
- Вашего?
И чего это она остолбенела увидев этого щеголя. Одет он был по хайбрейской последней моде. Темноволос и чем то отдаленно...напоминал Эдварда. Нет, не внешне. Говором...Гасконец! Неожиданно осенило Кристиану. Вот стоило провести неделю в обществе гасконца и она уже способна выделить их из числа иных людей. Где находится этот Вудшир...она мысленно представила себе карту, слава Богине была достаточно образованна и начитанна. Действительно, примерно на границе с Хайбреем.
Кристиана спрятала подбородок в густой белый мех накидки. Нет, она не собиралась представляется ему. Нельзя, да и зачем это? И поспешила ретироваться.
- Мне пора.
Спеша, сквозь толпу у храма, она старалась не оглядываться, и зря, потому что любопытный Гасконец проследил за побегом своей жертвы. Не привыкли отступать гасконцы, она должна была это уже понять по поступкам и характеру своего супруга. И потому вечером, когда стало садится солнце, она обомлела и вспыхнула алым на щеках, когда увидела мужчину под окнами своего особняка на улице, точнее на Винздорфской площади.
И сейчас она все в том же волнении ожидала супруга с новостями. Или хотя бы посыльного с письмом от него, если он не сможет прийти.
Королевский замок почти всегда был переполнен и гудел, как осиное гнездо, за исключением жаркого времени лета, когда знать разъезжалась по пригородным резиденциям на солнце, в сады, насладится теплом и зеленью, а не холодом многовековых стен. Сейчас же все было наоборот. Те кто не разъехались по своим землям и замкам и искали благосклонности короля, жаждали выдать своих девиц замуж, сыскать себе славы и просто покутить, собрались здесь.
Сезон невест. Осенние балы.
Узнать его широкую спину и смесь гасконско-атлантийского наряда было просто. Ее сильно укололо, что среди дам он не узнал, не выделил ее! Ведь гасконки самые красивые и яркие! Не то что эти серые хайбрейские мыши! Наконец у нее закончилась вторая часть траура. Уже менее строгая, чем раньше и она могла выйти в свет, как невеста, разодевшись в пух и прах. И она подготовилась. Она была в темно вишневом. Словно терпкое вино. Пьянящее. подчеркивающем яркость ее губ, роскошный румянец и глубину темных, как омуты глаз. Посмотрел и пропал. Темные локоны касались шеи. Никакой строгости и засупонености, как любят чопорные хайбрейки. От их уложенной тютельки в тютельку красоты ее тошнило. Эта приотвратная тяга к педантичному порядку! Под своими мужьями и любовниками они тоже стараются лежать красиво!? Не дай Бог волосы собьются и испортят правильный узор!? Ничего они не понимают и не знают в истинной страсти и чувствах. В порывах и влечении. Мертвые и холодные словно рыбы. А она... она совсем другая! В гасконках горит огонь. Настоящий огонь страстей, способный распалить любой любой люд, а потом сжечь все а своем пути. Страдать и воскреснуть, как феникс.
И как только она увидела эту знакомую до боли широкую спину, былые страстные ночи и дни всплыли в памяти, живыми картинами. Все было не так давно. И повторялось снова и снова. Еще тогда, когда она была замужем, а потом овдовела....и потом. Сладостное воспоминание.
В одном из коридоров она настигла его. Он был так увлечен своими мыслями, что не услышал ее торопливых шагов, хотя раньше всегда отмечал цокот ее игривых каблучков. Догнав его, она встала а цыпочки и ладонями закрыла ему глаза.
- Угадай кто!?
Прошептала она ему в шею.
- И не смей произнести чье то другое имя!
Потом не выдержав, заскользила вокруг него, обвиваясь и обвивая вишневыми бархатными подолами и обняла за шею.
- Мой Эдвард... я так скучала...
Отредактировано Kristiana Larno (2019-09-24 14:18:29)
Время, что мы потратили на дорогу в столицу, пролетело незаметно. Несмотря на погоду, несмотря на ту непредсказуемость, что нас ждала, мы улыбались. По крайней мере, я пытался делать все для того, чтобы моя новоиспеченная супруга чувствовала себя уверенно и комфортно. Целовал ее, ласково касался ее рук, прижимал к себе, согревая от усиливающихся морозов. Мы разговаривали, узнавали друг друга лучше, и я не проявлял и тени сомнения в том, что эта поездка будет весьма удачна. У короля не было причины отказывать мне в своей милости. Разве что нежелание идти наперекор с хайбрейским домом. Но если подумать…, все уже сделано. Да и всем своим видом я даю понять о неотступности своих намерений. Так какое решение, в итоге, приведет к более нежелательным результатам? Да, Фредерик не будет рад, но едва ли осмелиться высказаться против королевского решения. Я же…, я же сверну горы! И причина весьма банальна: любовь. Фредерика ведет исключительно гордыня, уязвленное самолюбие. Я украл то, что принадлежало ему. Кристиана не покорилась его воле. Мы поступили по-своему. И это слабые чувства. Я же, с той жгучей любовью, которую питал к супруге, мог ввергнуть все, что нас окружает в сплошной хаос. И это не преувеличение. О нет, задаться бы целью, иметь бы мотивацию. А таковая у меня была. Впрочем, это вовсе не означало, что я сразу обрушу на Его Величество поток условий и намеки на свою решительность. Да, я успел обдумать все еще на пути в Хайбрей. Сильные мира сего не терпят подобный тон, им нужна покорность, открытая видимость безоговорочного подчинения, смирения, признания авторитета и власти. И с этого я был намерен начать. Мой дом был предан короне с того самого момента, когда Баратэоны стали безусловными правителями Бэйлоршира. Я сражался за корону, я рисковал ради короны, я поддерживал корону. При этом никогда и ничего не просил. Так неужели не заслужил этой милости? Один-единственный раз. Заслужил, - смотря на Кристиану, мысленно подбодрил себя я. Мы уже были в столице, и направлялись к домику Ларно. Было поздно и очень темно.
- Я приду к тебе, как только смогу. Скоро нам не придется прятаться, поверь, - стоя в тени высокого дерева, я крепко поцеловал ладонь супруги. А затем все же покинул ее. Нас никто не должен был увидеть, никто не должен был заподозрить. Назревали весьма непростые дни. Я так привык быть с ней. Прикасаться, целовать, но сейчас не мог рисковать, сперва необходимо заручиться благословением короны. И мы будем вместе. Всегда и во всем.
Мы остановились в гостевом доме лорда Гамильтона, супруга моей сестры. Он любезно предоставил свое столичное поместье в мое распоряжение. Своего дома я здесь не имел, не считал нужным, ибо все мои дела были сосредоточены на Гасконии и Атлантии, от столицы я старался держаться подальше. Может, потому каждый, кто видел меня здесь, желал непременно поговорить? Обсудить что-то, узнать мое мнение. Политика. Она далась мне не с первого раза. Хотя, конечно, меньше всего на свете сейчас я думал о закулисных интригах местной знати. Я хотел лишь одного: перестать прятаться, открыто назвать леди Кристиану Ларно своей женой, графиней Бэйлорширской. И, конечно, заснуть с ней в одной постели. Но эту ночь, увы, мне пришлось провести в гордом одиночестве.
Попасть на аудиенцию к королю было непросто, даже такому знатному и влиятельному человеку, как я. И дело не только в каких-то важных мероприятиях или встречах. Были еще и всевозможные развлечения, которым король уделял немало внимания. Вот и вышло, что мне нужно было прождать еще целый день прежде, чем у короля появиться возможность принять меня, и таких простых просящих, как я. Что ж, я убеждать себя мыслью о том, что это всего лишь день. Но как мне хотелось увидеть ее! Шагая по этому серому замку, я не мог перестать вспомнить роскошные волосы своей супруги, ее выразительный контур губ, изгибы ее идеального тела, пользоваться которым она пока еще толком не умела. И это было в какой-то степени очаровательно. Я даже улыбнулся, погружаясь в эти мысли. И не заметил, как ко мне подкрались сзади.
Разумеется, я узнал голос Луизы. Потому незамедлительно повернулся, видя перед собой эту статную гасконку, которая в последние мои визиты в столицу стала для меня настоящей отдушиной. Трудно быть одному. Особенно мужчине. Луиза была не похожа на остальных хайбрйек: более раскованная, привлекательная внешне, более откровенная… Гасконка, иными словами. Визиты в столицу не были уже такими однообразными и серыми. Вне всяких сомнений, она скрашивала это время. А сейчас…, ох, Создатель, сейчас, стремясь в столице за благословением на брак, я даже не подумал о ней. Не вспомнил. Так что же делать? Что сказать? Солгать или быть прямолинейным? Нельзя, никто не должен узнать, - подсказало подсознание, но я не мог вести себя с ней так же, как и прежде.
- Луиза…, рад тебя видеть, - произнес я, осторожно убирая руки женщины со своей шеи. В моих действиях не было ничего резкого или грубого, в конечном счете, с ней было хорошо, и она не виновата в том, что сердце мое вспыхнуло любовью к другой. Наступила недолгая тишина. Она не глупа, пусть иногда и пытается таковой притворяться. Уж я-то знаю. Поймет, догадается. Вот же проклятье, чувствую себя в ловушке какой-то. – Прости, сейчас не лучшее время для разговора. Я спешу, у меня кое-какие дела. Но мы еще поговорим, обязательно, - и это не было ложью, мне положено было объясниться. Осталось только подумать, как деликатно поставить точку в этих отношениях, которые и без того не являли собой нечто серьезное.
Оставив женщину в легком недоумении, я двинулся дальше, широким шагом сокращая расстояние до выхода. Сейчас мне хотелось лишь одного: поскорее увидеть супругу, но, разумеется, сделать я это мог лишь поздним вечером. А пока что пришлось вилять по городу. Я заехал в свое гостевой поместье, перекусил, там же дождался наступления темноты. И выдвинулся в путь. Наши дома располагались совсем недалеко друг от друга, потому вскоре моя карета остановилась около поместья Ларно. Предусмотрительные гвардейцы осмотрели территорию, дабы убедиться в том, что меня никто не увидит, и наконец-то я наконец-то вышел из кареты. Разумеется, я не мог оставить Кристиану одну. Теперь она была моей женой, и находилась под моей защитой. За ее домом наблюдали мои гвардейцы, переодетые в более простую одежду, не выдающую их происхождения. Они и передали, что все было относительно спокойно. Вот только приехал сюда какой-то незнакомый им мужчина, судя по одежде, кто-то богатый и знатный. В дом не заходил. Постоял и уехал. Я тут же нахмурился, не понимая толком, что это могло означать. И после двинулся к дому. Люди Кристианы, приехавшие с нами, видимо, уже были предупреждены. Впустили меня без проблем, да и служанка Кристианы, эта дерзкая девушка, вздумавшая мне угрожать перед брачной ночью, была рядом. Она и сообщила, где сейчас находиться графиня.
- Время позднее, еще не спишь? – послышался мой голос за ее спиной. Я настиг Кристиану на втором этаже, стоящую у окна. Тихо подошел к ней и коснулся ладонями ее плеч. М, этот аромат, такой сладкий и насыщенный, исходящий от ее волос. Я успел соскучиться, и дал понять это, обнимая ее прямо со спины, и утыкаясь носом в ее шейку. Но незнакомый мужчина, дежуривший какое-то время у дома, все же не оставил мои мысли. Развернув супругу к себе лицом, обняв и приветственно поцеловав ее, я все же поинтересовался: - Мне сказали, что сюда приходил какой-то мужчина. Кто это был?
– Прости, сейчас не лучшее время для разговора.
Не лучший ответ для любовника довольно внимательного до этого и падкого на любовные утехи. Она знала, помнила, как он откликался и "горел", когда хотел ее. Да и вообще все мужчины, когда хотят и по настоящему рады.
Проклятая короткая мужская память! Проклятая способность все забывать... мигом, как только руки перестают чувствовать, а глаза желать. И на кого сейчас смотрели его глаза желая?
Эдвард Баратэон выглядел по правде задумчивым и чем то озабоченным. Мысли его были сейчас явно не здесь. И явно не с ей. Луиза Верон подняла одну бровь, слегка наклонила голову вниз, смотря на своего не сильно отвечающего радостью любовника. Вот как... Он был человеком решительным и упрямым, но она была не менее решительной и упрямой. Ведь не зря же гасконка. И она бы обязтельно затеяла выяснение отношений здесь и сейчас, со всей присущей ей страстью и зашла бы в них так далеко, как посчитала нужным, но, в начале коллонады показались королевские фрейлины. А этот пышный сброд разнес бы любую сплетню приукрасив ее до состояния начала войны. Шутить с этими барышнями не стоило.
Луиза плотно сжала губы и выдохнула через ноздри, как разъяренный боевой конь. ей не нравилось, когда с ней так поступали мужчины. Она любила страсть и поклонение.
- Короткая же у вас память граф.... быстро же вы забываетесь...
Прошипела она себе под ос. Озабоченный чем то своим он быстро ушел, точнее ему дали уйти. Мужчины и вправду очень быстро забывают все. Ласки. Тепло. Нежные слова, что говорят. И свои обещания...
- Время позднее, еще не спишь?
Кристиана вздрогнула от его прикосновения и голоса. Впав в некое состояние глубокой задумчивости в котором она пребывала все последние дни, когда была одна, обдумывая все то, что с ней произошло в последнее время, она не услышала, как лязгнул замок внизу. Дер открыл дверь, а Кэти проводила новоиспеченного хозяина наверх к своей госпоже. Она не услышала, как застонали ступени под его тяжестью и уверенном шаге. Спешил ли он к ней? С какими вестями пришел?
Она глубоко вздохнула, замирая от его неожиданного прикосновения, словно проверяя правильность своих чувств. Все так и есть? Осталось? Она скучала по ему? Ждала? Так же трепетно замирает взволнованное сердце и волна мурашек прокатывается по спине между лопаток? Он прикоснуться губами к шее, а она закрыла глаза и затрепетала, как осиновый лист на ветру. Все таки не привыкла она к тому, что рядом с ней мужчина, хотя все ее помыслы были обращены только к нему одному. И потому, когда за место нежных слов о окончании разлуке и том, как он рад ее увидеть, с его губ сорвался вопрос о мужчине, она опешила и сначала вообще не поняла о чем он. Ведь его приход так взволновал ее, как молодую и влюбленную девицу... а он...
Едва разлепив губы от первого поцелуя она часто заморгала ресницами.
- Мужчина?
Ей казалось, что в этом мире нет более мужчин, кроме его одного, занимающего ее мысли полностью. Проморгавшись и отойдя от головокружительного поцелуя.... да, каждый раз они были головокружительными и она переставала дышать и краснела, никак не могла привыкнуть к тому, что он ее целовал, она наконец поняла, про что он говорил. Плотно сжала губы и посмотрела на него из под бровей, настигнутая другой мыслью. За ней шпионят! Наблюдают! Она не свободна! И сова часто заморгала, как то холодея. Ей стало не по себе, смотреть на него, и пытаться что то объяснять. Теперь она обязана объяснятся с ним. Раньше с Эдамом, потом с братом, теперь с новым супругом. И самым неприглядным, что не предупредив ее, возле нее оставили людей. Нет, не подле нее, а как бы поодаль, не смотря на то, что у нее была своя охрана. Кристиана опустила глаза. Взгляд ее как то потух.
- Я надеялась, что мне доверяют чуть больше... чем...
Она не могла подобрать слово подходящее в этой ситуации. Чем кому? Глупой женщине? Не свободой женщине? Очередному придатку?
- Надеялась на ту обещанную свободу, что мне обещал мужчина, берущий меня в жены, ведь... ведь я ему рассказала все, что я хочу...
Она тяжело выдохнула. Эта новость тяжестью надавила а плечи. А чего она хотела? Какой такой свободы? какого такого права распоряжаться своей собственной жизнью? Она бесправная собственность перешедшая к другому хозяину. Причем совершено безденежная собственность. что бы хоть как то защитится, попенять свои приданым. У нее не было ничего. Раньше не было свободы, а теперь и денег...
Кристиана ссутулилась. Поникла. Стала ниже ростом.
- Что ж я сама в этом виновата.
Еще один выдох и собравшись, она подняла а него остывшие глаза, еще пару минут назад полные радости.
- Некто Филипп Верон граф Вудширский. Он пожелал моего внимания на службе в Винздорфском соборе. Сегодня была воскресная служба и я не могла ее пропустить. Он представился мне, я нет. Видимо он проследил за моим уходом. Это все.
Отчеканила она холодно и отстранено.
- Теперь мне будет позволено удалится спать?
Ей хотелось, что бы о ее отпустил и не смотрел так. Хотелось спрятаться и забиться в дальний угол, что бы не закричать, не начать стонать от обиды на саму себя, за то что она такая дура!
Признаться, я так и не понял, что произошло. Простой вопрос, лишенный какого-либо намека на упрек или недоверие, и взгляд Кристианы меняется. Появляется возмущение, одна эмоция контрастирует с другой. Я смотрю на нее, но не отвечаю. Я словно оцепенел, не в силах поверить во все происходящее. Разве я что-то сделал не так? Разве это не нормальное желание, защитить любимую женщину? Учитывая все то, что происходит! А вдруг Фредерик послал людей в дорогу, и они, всадники, явно достигнут столицы куда быстрее процессии с каретой. Я хочу быть уверенным в том, что никто нас не разлучит. И в мыслях не было следить за ее жизнью, что она делает, с кем общается. Контролировать это, указывать. Но это расценивает как… лишение свободы. Правда? После всего того уважения, что я проявил, сдержанности, терпения. И теперь каждое мое действие будет расцениваться именно так? Ко всему я был готов отнестись с понимаем, но не к тем сомнениям, которые читались на лице Кристианы. Да и в словах ее тоже.
- Что? – все-таки поинтересовался я, делая шаг назад и продолжая смотреть на Кристиану взглядом, наполненным недоумением. В нем не было ни злости, ни гнева, именно непонимание. Казалось, все начинает рушиться уже сейчас, когда мои действия, вполне объяснимые и понятные начинают расценивать как нечто страшное и недопустимое. - Ты моя жена, женщина, которую я люблю, и я всего лишь хочу быть уверенным в том, что ты в безопасности. Подумай, в какой опасности ты сейчас находишься! Если твой брат не дурак, а дураком он мне не показался, за тобой уже едут. Наивно полагать, что какие-либо объяснения такому стремительному отъезду покажутся ему правдоподобными. У меня и в мыслях не было следить, или что-то в этом роде. Мои люди тебя охраняли, не более того, - неужели только я об этом думаю? - Виновата в чем? В том, что согласилась стать моей? – и эти слова ударили куда сильнее прежнего. Я был прямолинеен в своих чувствах. Говорил о них открыто. И не лгал. Никогда. Я не нарушил данных обещаний, был ее, целиком и полностью. Но станет ли она моей? Способна ли на это? Ответить любовью на мою любовь, да и нравлюсь ли я ей вообще, или ее поманило исключительно желание побыстрее скрыться от деспотичного брата? И я делаю очередной шаг назад, не в силах поверить в эти слова. – Сейчас ты сделала мне очень больно, Кристиана. Ты не можешь понять этого, потому что не любишь меня. Я не упрекаю тебя в этом, просто пытаюсь объяснить. Я виноват в том, что не предупредил тебя, не посоветовался, и за это я прошу прощения. Но я не заслужил подобных слов и подобного отношения. Я стараюсь, как могу, и мне жаль, что…, - и я покрутил головой, смотря куда-то в сторону. Сердце разрывалось, но что я мог поделать? Снова броситься обещать, уговаривать? И в какой-то момент снова услышать слова сомнения? Я не сделал ничего плохого, ни в чем ее не ограничил, я бросил все свои дела, рванув в столицу. Ради нее. Ради нас. Даже несмотря на то, что любовь ее была хрупка. Да и не уверен, что таковая вообще имела место быть. Потому и перестал говорить, собственно, осекся. Жаль, что увлек ее не я, а та свобода, которую я мог дать (в рамках допустимого, конечно, ведь мы теперь муж и жена, и мы принадлежим друг другу). Намек на ограничение, пусть даже ложный, - и все, я не нужен. Все забыто, стерто. – Я приехал, чтобы сказать, что Его Величество примет меня через день. Я… останусь тут, если ты не против. И утром, до рассвета, уеду.
Я намеренно не ответил на последний вопрос Кристианы, все так же оскорбляющий меня. Что я ей сделал плохого? Не понять. Вместо этого я развернулся и сам покинул помещение. Карета уехала. Я велел своим людям возвращаться завтра, до рассвета, ведь планировал провести эту ночь с любимой женщиной. А теперь придется одному… Покои, конечно, готовы не были, потому потребовалось время на то, чтобы застелить новую постель, принести воду и, конечно, зажечь камин. Хотя поначалу все равно было холодно. Я даже не стал снимать свою меховую накидку, так и сел в ней, на кресло напротив камина, закрыв при этом глаза, пытаясь успокоиться. В руках при этом я уже сжимал небольшую деревянную шкатулку, украшенную разноцветными камнями. В ней были серьги, которые я успел приобрести в подарок своей супруге, по дороге сюда. Как ветрена любовь женщины… Но я остался. Моя любовь была крепка. Глупо, кто спорит. Но ничего не поделаешь.
Отредактировано Edward Barateon (2019-09-30 01:21:57)
Не смотря на то, что Кристиана всем телом и душой приготовилась к тому, что она привыкла, точнее к этому приготовилось и ее тело, и ее нутро, ничего этого не было, ни гневных тирад и угроз. Ни битья посуды и мебели. Этим грешили и Эдам и Фредерик. Ее супруг отпустил ее и сам отпустил, отходя от нее все дальше и дальше. Не смотря на это, ее тело по привычке холодело и ждало подвоха. Но его тоже не было. Ни сейчас, ни потом, когда Кристиана заперлась в своей комнате и по привычке ждала продолжения выплесков гнева уже на постели...но нет... ничего. Совершенно. Окаменев от происходящего, она просто не понимала, что происходит. Боялась одного, а видела совершенно другое, как будто не впускала в голову его слова, с невероятным упрямством твердя себе то, что она не придаток и он ей обещал...
А потом пришла Кэти. До этого она стелила постель своему хозяину. И разводила огонь в камине. Давно служа у Кристианы, и будучи весьма смышленой молодой женщиной она на самом деле уловила всю суть происходящего. Ох уж эти влюбленные. И высокородные господа с своими принципами и невозможностью говорить доходчиво и без прикрас. Она поставила таз с теплой водой на пол перед своей хозяйкой и принялась расшнуровывать платье Кристианы.
- Ваш супруг, он просто мужчина. Вы же не собирались выйти замуж за женщину?
Кэти подняла бровь. мысля, как бы объяснить своей хозяйке что их ссора яйца выеденного не стоит.
- А мужчины привыкли решать все сами и самостоятельно. Так положено. Или вы хотите изменить порядок вещей и видеть рядом с собой подкаблучника? Тогда вам вправду не стоило повторно вступать в эту реку, потому, как мужчина не стремящийся решать все сам или евнух или бесхребетник. Слава Ангие вам попался не такой!
Ловкие руки служанки расшнуровали завязки и принялись стягивать тяжелое бархатное платье темно-синего цвета с плеч хозяйки. Та стояла и молчала, не мешая Кэтти высказывать свое мнение. Ей не претило, что та "сует свой ос не туда, куда надо". У них давно были довольно доверительные отношения. К тому же внутреннее напряжение и онемение Кристианы не давало ей возможности возразить и начать спор.
- Быть может он не отвечает вашим запросам и не умеет угадывать ваши желания, так прости Богиня вы и знакомы без году неделя! И что бы вы себе там не напридымывали, он не Фредерик и уж точно не Эдам.
Нет. Он точно был не Эдам. Не заявился к ней в спальню требуя свое и уважения. Не требовал подчинения на правах мужа. Не требовал ничего. А что тогда?! Кристианаа запустила пальцы в волосы. Кэти уже успела ловко выдернуть из прически шпильки и плетение из кос упало на плечи. Что тогда? Что она видела а его лице?
Досаду... расстройство... Он был расстроен. Этот взгляд... под конец как у побитой собаки... "Ты не можешь понять этого, потому что не любишь меня."
- Кэти...подожди...ты приносила графу поесть?
Служанка покачала головой.
- Тогда собери мне на подносе всего свежего, что есть.
Кэти довольно кивнула головой и удалилась.
В противовес тому, что говорили ей мужчины до этого, он говорил о любви. Точнее о ее нелюбви. И это отрезвляло вместе с тишиной в доме. Он там, за стеной ее покоев. Один. И обижен... одинок...
Кристиана переоделась, сама сняв с себя юбки и сорочку и надела ночную рубашку всю сплошь из райтленширского кружева с завязками а груди, а потом домашнюю накидку с просторными рукавами, темно зеленого цвета, отороченную норковым мехом. Застегнула пряжки на груди и под грудью. Расчесала волосы. Взяла в руки поднос принесенный Кэти на котором стоял кувшин с молоком, обычная глиняная крынка, лежал прикрытый салфетками нарезанный сыр, свежий хлеб, паштет, а так же в горшочке запеченное мясо с овощами.
Подойдя к дверям супруга она постучала, а потом вошла, держа перед собой поднос. И пока шла с ним до ближайшего места, где могла поставить, даже боялась поднять на мужчину взгляд, а поставив, отступила на несколько шагов. Эдвард сидел в кресле, не раздевшись. Отблески из камина играли на его уставшем и хмуром лице. Ей снова стало не по себе. От ощущения той мощи и силы, что от него исходила. Того мужского начала, что он источал. Как страшен он наверно в гневе.... Но ведь гнева не было!
"Ты не можешь понять этого, потому что не любишь меня."
Кристиана плотно сжала губы и потерев руку об руку вздернула подбородок, как тогда, в коридорах ее замка... который увы уже не ее...И теперь... теперь есть ли у нее что то свое?
- Я... я говорила вам(она машинально перешла на вы, слово отгораживаясь от него)...говорила, что я отсыревшее огниво, что я не самая лучшая жена с самым непокладистым характером. И я не обманывала вас, а вы...вы согласились...взять меня такую, согласились меня этим не попрекать. Согласились ждать и проявлять терпение. Я понимаю....
Она выдохнула и глаза ее лихорадочно поблескивали.
- Я понимаю, что терпение должна проявлять и я, принимая во внимание, что ваша жизнь и ваши представления о совместной жизни могут совершенно разниться с моими. И потому, я прошу вас позволить мне свободу не быть охраняемой вашими людьми ни здесь, ни у вас дома. я привыкла к своему сопровождению и своим людям. Прошу вас не наблюдать и не следить за мой, каким либо образом, давая мне исполнение того самого данного вами слова.
В груди бешено колотилось сердце. Нет, все совсем не так, как было тогда в Дарингшире, когда она была дерзка и своенравна с ним. Тогда она была сама по себе. а теперь... теперь она его продолжение, его жена. Он так считает. Он так привык. Теперь она в его власти и одним Богам известно, как он может себя повести.
Да... свобода была для нее важна! Важна, как способность дышать и существовать. И как возможность поверить в его благородство и великодушие.
Но, разве он уже не начал демонстрировать ей его? Не дал волю своему гневу и обиде? Не позволил потребовать что то от нее и настоять на своем? О молча ушел...нет, не совсем молча. Бросив ей в след о нелюбви.
- Я...
Кристиа теребила ладони и свои длинные пальцы, спрятав руки и соединив таким образом рукава.
- Я не хотела... я не умею...
Сбившись, она опустила голову и устремившись к нему, опустилась подле кресла на котором он сидел, взяв его за руку. Прижала ее к своей щеке. Слова выглядят такими корявыми и убогими, совсем не тем, что она чувствует и хочет сказать. И потому она замолчала, прижимая его широкую и крупную ладонь то к щеке, то к губам.
Покои разогревались медленно, потому я так и сидел себе в теплой накидке, уже успев поставить шкатулку с изысканным украшением на небольшой столик у кресла. В какой-то момент я тяжело вздохнул. Ну почему все так сложно? Такой банальный, распространенный вопрос. Влюбиться в женщину, которая видит в тебе монстра каждый раз, стоит только сделать хоть что-нибудь, что различается с ее представлениями и о свободной жизни. Но разве мы свободны? Как женатые люди могут быть свободны? Она понимает, что теперь навсегда связана со мной узами брака? Как же хочется, чтобы это вызывало радость и счастье, а не ощущение очередных толстых цепей, коими она прикована к одному человеку. Все эти думы витали в моей голове на фоне разгорающегося камина. Глаза мои были закрыты, я почесывал кончиками пальцев свою переносицу, искренне надеясь, что завтра утром будет легче, проще. Наивный. В какой-то момент в дверь постучались, и я отвлекся от размышлений. Устало вздохнув, я повернул голову к двери и крикнул, чтобы входили. Наверное, слуги что-то забыли. Затем я снова посмотрел на языки яркого пламени, что изящно вытанцовывали в камине. В покои вошли. Но едва ли то была прислуга, ведь какая-то невидимая сила побудила меня повернуться. Кристиана, тихими, словно кошачьими шагами, направилась к невысокой тумбе, на которую поставила поднос с едой. Окинув супругу взглядом, я снова отвернулся, облокотился на спинку стула. Выглядел уставшим, расстроенным, словно даже смотреть куда-либо сил уже у меня не было. Забавно, такой сильный и выносливый мужчина, оказался сраженным несколькими словами любимой женщины! Вернее, не сраженным…, просто они ударили, ударили похлеще булавы. Наверное, и сейчас ждет от меня чего-то в духе этого Блаута, - мысленно пробурчал я себе. Да, в гневе я был неприятен. И это мягко сказано. Пожалуй, никто не рисковал вызывать у меня подобные эмоции дважды, если один раз уже не посчастливилось. Но разве мог я всю эту силу, что была сосредоточена в моем теле и духе направить на эту хрупкую женщину? Это низко. Это недопустимо.
- Согласился. И разве отказался? – не отрывая уставшего взгляда от камина, ровно протянул я, внимательно при этом вслушиваясь в слова Кристианы. Действительно, разве я ее бросил? Сказал, что не могу больше, что нам лучше вместе не быть? О нет, вопреки всему происходящему, с искренним желанием я ждал аудиенции у короля, чтобы в один прекрасный момент, смело, без оглядки, назвать Кристиану графиней Бэйлорширской. - Скажем так, мне противно думать, что одно неосторожное действие - и вот я в твоих глазах уже ничуть не лучше брата или покойного супруга. Разве это можно принять?
Последние слова прозвучали холоднее. Меня явно это задело, не радовало, и, возможно, даже злило. Но я не проявлял злобы, ярости или гнева. Я обещал, и сдерживал свое обещание, пусть меня ни во что и не ставили. Хотя нет, ставили! В одну линейку с этими ублюдками, которые не умели ценить то, что у них было, и подпитывали собственное самолюбие страданиями Кристианы, и теми ограничениями, в которых вынуждали ее существовать. Разве я такой же? Разве я сделал хоть что-нибудь, чтобы обо мне так думали? Да, оступился, но даже этого недостаточно для того, чтобы так меня оскорбить! С чего я вообще взял, что обо мне так думают? Кристиана была весьма красноречива, смысл ее слов был понятен. Я уж молчу о ее взгляде, который лучше любых слов передавал то разочарование, которое она испытала. Словно я не лучше. И это лишь очередной капкан. Вспоминаю, и до сих пор пробирает. Может поэтому я так и не посмотрел на нее. Продолжил наблюдать за пламенем, что становилось все ярче и ярче. А Кристиана же, словно хотела объясниться. Но снова заговорила о свободе. Создатель, о какой свободе она говорит? Она не скованна цепями! Но и делать то, что хочется только ей, теперь тоже не может. Как и я не могу. Или она считает, что если, скажем, захочет пойти к другому мужчине, то я ей это должен непременно позволить? Это и будет проявлением обещанной свободы? Нет, мы же муж и жена, это навсегда, от этого никуда не деться. И я все же повернул голову к супруге, начав говорить ровным тоном, в котором чувствовалось неравнодушие.
- Кристиана, отныне ты – моя жена. Ты понимаешь, что твоя свобода, как и моя, ограничивается узами нашего брака? И проявляется в... обсуждении, в открытом высказывании своего мнения. Я обещал считаться с твоими взглядами, принимать решения, учитывая их, и я сдержу слово. Но мы уже не можем делать только то, что нужно каждому из нас по отдельности. Только нам обоим. Ведь мы вместе, мы – муж и жена, - попытался достучаться я. Неужели это не понятно? Впрочем, человеку, которым не до сих пор только и делали, что помыкали, может и не понятно. И все же. Полноценной свободы быть не может, мы принадлежим друг другу. Она не может ехать куда захочет, идти, куда и к кому захочет, не предупредив при этом меня. Не обсудив это со мной! Да, именно обсудив, а не попросив дозволения. Ведь, как и обещал, я не собирался держать ее в стальном кулаке, принимая за нее все решения. Я помню свои слова, и от них не отказываюсь. Но и Кристиане пора понять, что мы вместе. И она принадлежит мне ровно настолько, насколько я принадлежу ей. - Сегодня я допустил ошибку, мне жаль, этого не повториться, - хотя я считал, что и не заслужил всего этого за подобный просчет, всего равно в очередной раз попросил прощения. Нам многое предстоит узнать друг о друге, со многим придется смириться, многое придется обсудить. Но это придет, со временем, мы станем ближе, начнем понимать друг друга. Главное сейчас осознать, что свобода для нас – это возможность поиска компромисса, решения, которое устроит нас обоих, и которое будет соответствовать нашим взглядам. А не только моему, или только ее. - Не следить за тобой, не наблюдать – хорошо, я уступаю. Оставаться без охраны в Бэйлоршире? Хорошо, я уступаю. Но, пожалуйста, не проси меня отзывать охрану сейчас. Поверь, есть вещи, в которых я разбираюсь лучше тебя, и мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что рядом с тобой люди, в навыках и умениях которых я уверен. Или ты хочешь, чтобы я целыми днями сходил с ума от волнения? Мы знакомы так недолго, я ничего не знаю о твоей охране, так, пожалуйста, подари мне щепотку спокойствия в эти и без того напряженные дни. Компромисс. Это укладывается в твое понятие свободы?
Я готов был считаться с ее мнением, готов и считался. Наступив на шишку, вот я уже просил, советовался, обсуждал. Даже несмотря на все произошедшее! На те слова, что она осмелилась мне произнести. Но словно понимаю свою вину, Кристиана двинулась ко мне навстречу. И лицо ее оказалось совсем рядом. Не знаю, возможно, я все еще злился, не мог забыть, но мы же должны прийти к какому-то взаимопониманию? Смотря Кристиане прямо в глаза, позволяя ей управлять моей рукой, я глубоко и слышно вздохнул. В такой момент, пожалуй, не хотелось уже ничего, только наслаждаться ее обществом. Несколько мгновений я смотрел так на супругу, чувствуя бархатность кожи ее лица под своей ладонью. Не улыбался, как и прежде, просто смотрел, словно пытался понять что-то, а может и «прочитать». Что это был за жест? Она пыталась попросить прощения? Пыталась что-то объяснить? В любом случае, на сегодня я нас обоих, пожалуй, было достаточно. Я здесь, она здесь. Вроде уже не боится. Нужно отдохнуть, переспать все это. В какой-то момент я повернул голову и снова посмотрел на камин. Помещение заполнялось теплом, но крайней медленно. В накидке было довольно тепло, но как себя ощущала Кристиана в столь легком одеянии.
- Встань, пожалуйста. Здесь прохладно, - произнес я, гораздо мягче, нежели говорил ранее. И после встал, осторожно помогая и супруге выпрямиться. Затем я снял с себя меховую накидку, и перекинул ее на плечи супруги. Конечно, можно бы было предложить пойти в ее спальню. Но что-то мне подсказывало, что этим я испорчу наш момент уединения. Как только накидка оказалась на плечах Кристианы, я поправил ее и, остановился на несколько мгновений, когда наши взгляды соприкоснулись. Как же мне хотелось ее поцеловать! Но вместо этого я лишь провел кончиками пальцев по щеке супруги, а после снова сел в кресло, подтягивая ее к себе, и усаживая на колени. Больше я ничего не сказал. Пожалуй, говорить сейчас это лишнее.
- Хорошо, я уступаю.
Кристиана слушала его не без напряжения и каждая клеточка ее тела внимала. Внимала и помнила его самое настоящее упрямство тогда, в Дарингшире.
" Вы слепы, миледи. Уж простите меня за откровенность. Вы так ослеплены мыслью о потенциальном замужестве, что не замечаете другого. Я прекрасно вижу Ваше отношение к браку и всему, что с ним связано. И именно поэтому уже второй день я пытаюсь просто узнать Вас и Вашего брата. Не для того, чтобы непременно породниться. Меня пригласили. Я гость, и желаю быть принятым в соответствии со своим статусом и положением. Дабы провести это время в комфорте"
Так просто ли он старался ее узнать или сам того не понимая стал жертвой собственного упрямства? А сейчас, сейчас он на столько сговорчив? В прочем, как и до этого, в день их первой брачной очи.
- Но почему?
Недоумевала она настолько, что не могла скрывать собственных чувств и удивления. Нет, она не верила в его бесконечную доброту и бескорыстность. Мужчины увенчанные хоть какой то властью и высоким рождением никогда не отличается широтой души и в особенности отсутствием гордости и властолюбия. Немного умея читать по ладоням(ведьменская наука) она разглядела его и эти черты. Он был властен, да и одно его упрямство в Дарингшире говорило само за себя.
- Там... в Дарингшире вы... ты сказал что " Вам не нужно меня выносить. Нужно принять" и от меня ничего не зависит, а теперь... Кристиана позволила поднять на своего супруга взгляд.
- Но мы уже не можем делать только то, что нужно каждому из нас по отдельности.
Это относилось только к ней, или под этим "Мы" подразумевался и он сам? Невиданное для нее ранее заявлеие от мужчины. Если ее брат хотел гостей и охоту он не спрашивал ее об этом. если ее муж хотел куда то ехать, ее могли даже е поставить в известнность.
- Мы?
Неуверенно переспросила она.
- То есть если мой супруг захочет тех или иных гостей, я могу возразить?
На лице ее и в голосе читалась ироничная улыбка и тень грусти. Их знакомство как раз и стало тем самым властным решеием брата, которое она должна была просто принять, о вопреки его играм, в которые он хотел втянуть их всех, ситуация повернулась вот таким углом, что она сейчас сидит на колеях того самого мужчины, которого всеми силами гнала от себя и из Дарингшира.
Кристиана закрыла глаза и прижалась к груди супруга. В голове отчетливо гордо, надменно и самодовольно еще шептал голос, те самые слова, что она говорила ему неделю назад, прогоняя.
"Уедите, потому что я не намерена надевать маску послушной сестры и учтивой хозяйки дома, готовой улыбаться и плясать под дудку своего брата... и тем более гостя.- Уедите потому что... что бы вам там не показалось, я не дам положительного ответа. Я не выйду больше замуж. Ни за вас, ни за кого либо вообще. И ваше присутствие здесь... совершенно не уместно...Я ничего вам не обещала. Ни своего уважения, ни почтения, ни внимания. Хотите этого...идите к моему брату. Вы его гость. Но не мой!"
- Мой...
Тихо прошептала она ему в шею и обвила ее руками.
- Мой выбор.
Прижалась плотнее.
- Мой собственный выбор. И мое желание.
И беззвучно добавила, одними губами
- И моя любовь, что бы там не говорил.
А потом снова в голос.
- Прости меня Эдвард.
Потерлась носом о его шею.
- Я знаю, что я совсем не то, что ты хотел бы. Не та жена, что тебе нужна, но ты прав, теперь ты мой, а я твоя. И я...я буду стараться.
Почему я уступал? Почему проявлял покорность и понимание в наших столь юных отношениях? Потому что любил. И выказывал уважение. Уважение к ее чувствам, ощущениям, мыслям, мнениям – всему. Для нее это было так ново, так необычно, что из этих прелестных уст то и дело срывалось бесконечное «почему», от чего мне хотелось лишь по-доброму улыбаться. Правда, в этот раз я сдержался. В голове прочно засели последние слова Кристианы, просто так не отделаться. И все же я проявлял заботу, нежность, даже сейчас. Осторожно усадив ее на колени, обвив рукой на тали, чуть поглаживая. Трудно понять пока, что в голове у этой женщины, что именно ею было пережито, расскажет ли она когда-нибудь… Но ведь мы самом начале этих отношений, таких сложных и непредсказуемых. Невольно воспылаешь надежной. Все еще будет.
- То есть если мой супруг захочет тех или иных гостей, я могу возразить? – и вновь вопрос, кротко заданный супругой, вызывает выражение легкого недоумения на моем лице.
- А почему нет? – интересуюсь в ответ я. Что плохого в том, что хозяйка будет иметь право высказать свое мнение. В конечном счете, именно ей этих гостей принимать! Не то, чтобы я не знал, в каком патриархальном обществе я живу, и не вел себя соответственно в прошлых отношениях. Но в таких простых вещах, крайне неуважительно не поинтересоваться мнением супруги. По крайней мере, я так искренне считал.
Пожалуй, просить поверить мне, было излишне. Она не верила, что бы я ни говорил. Все придет со временем, а пока нам оставалось лишь сидеть и наслаждаться ярким пламенем, что горело напротив и постепенно согревало эту комнату. Напряжение между нами явно начало спадать. Я сидел молча, осторожно поглаживая спинку Кристианы кончиками пальцев, пока она говорила, вновь и вновь пытаясь убедить не то меня, не то саму себя, что все, что у нас есть сейчас, все, что происходит – это ее выбор, собственное решение, то самое проявление воли, которой она была так долго лишена. Мне было приятно, слышать это, а еще ощущать ее нежные прикосновения, я даже закрыл глаза, наслаждаясь этим мгновением. Какое умиротворение, какое спокойствие.
- А какая жена мне нужна? Откуда ты можешь знать, кто именно мне нужен? – и снова вопросом на вопрос. Как она может знать о моих пожеланиях, о моих представлениях? Я ехал в Дарингшир без особой цели. Всего-то хотел выказать уважение новому знатному приятелю, познакомившись с его сестрой. По слухам, то была женщина невиданной красоты. И связи налажу, и хорошо время проведу, в приятной компании. Но я влюбился. Влюбился настолько, что забыл обо всех планах, связи, дружба, я окунулся в омут с головой! И теперь находился здесь. С женщиной, которую до сих пор так и не понял, но очень хотел понять. – Может, это я совсем не тот муж, которого бы ты хотел, м? Иначе с чего бы сожалеть…
Ну конечно я помнил, не забыл! Эти слова похлеще стрелы врезались в мою голову, и я не мог ничего поделать. Впрочем, и развивать эту тему не стал. Я чуть отстранился и наконец-то посмотрел на супругу, в ее выразительные глаза. Улыбки по-прежнему не было, но взгляд был переполнен мягкостью и любовью. В какой-то момент я все же не выдержал и коснулся кончиком большого пальца ее губ. Интересно, она знает, насколько выразителен их контур? Что так и манит поцеловать. Что, собственно я и делаю: наклоняюсь и осторожно, словно боясь отказа, касаюсь губами уголка ее губ. Я ничего не боялся, просто хотел в очередной раз почувствовать их вкус, от начала и до конца. Одно легкое прикосновение губ, затем второе, я не продолжил, касаясь губами уже щеки, постепенно обнимая Кристиану, прижимая к себе, словно укрывая ото всех сомнений, переживаний, старый воспоминаний, которые уже сейчас дают о себе знать в нашей еще толком не начавшейся совместной жизни.
- Ты все еще хочешь пойти дальше? – тихо прошептал я, прижимаясь носом к ее шелковистым волосам. Я снова начал неспешно поглаживать спинку Кристиану своей ладонью. Становилось все теплее, но это не значит, что я должен перестать греть ее! К ней немыслимо не прикасаться, особенно когда она так близко. - В смысле…, понятно, что выбора у нас уже нет. Но я хочу знать, хочешь ли ты этого. Лично я – очень. Конечно, во всей этой скрытности есть своя доля пикантности и манящей интриги, - впервые за весь этот вечер уголки моих губ дрогнули в легкой усмешке, - но я хочу открыто называть тебя своей графиней.
Она пыталась привыкнуть, но ведь сразу вырвавшись из состояния вечного оцепенения и душевной отстраненности не возможно моментально изменится и стать той самой, что ждет от нее мужчина.
- А какая жена мне нужна? Откуда ты можешь знать, кто именно мне нужен?
Не поднимая голову с его плеча, она продолжая тихо мурлыкать, умиротворяемая его невесомыми поглаживаниями и прикосновениями. Эдвард был терпелив с ней, не смотря ни на что. И долго ли это продлится? Продолжали глодать ее сомнения, словно мелкие хлебные, черствые крошки просыпанные в постель, колющие ее нагое тело, по мимо ее воли. И как бы она не хотела избавится от этого ощущения, приносившего ей неловкость, она не могла.
- Быть может потому что, есть нечто общее у всех мужчин?
Ведь отчасти это правда. Всех с детства учат примерно одному. Мужчина глава и хозяин и повелитель мира и жизни. Женщина его собственность, развлечение и где то в чем то помощник. К этому может прилагаться услада глаз и тела, ну и конечно же послушание и боязнь мужа. Боязнь и особое почитание.
- Разве нет? Разве мужчинам не нравятся послушные, ласковый и и сговорчивые жены? Разве так не проще и удобнее, чем жена с которой надо советоваться, не слишком послушная и задающая много вопросов. А если прибавить к этому еще некоторые другие сложности...
Пальцы ее продолжили касаться его волос и эта игра в купе с его ласками ей нравилась все больше и больше. Она почти успокоилась. Пригрелась на его груди. Ощущая, как это самое тепло медленно растекается по ее телу. Отступает оцепенение. И покой, мягкий, бархатный, шекотящий, словно мех, раскрывался как цветок, где то в самом центре груди. И в тот момент, когда этот бутон разросся и распустился о поцеловал ее и Кристиана встретила этот поцелуй с трепетом, как будто он целовал ее впервые. Но, без страха и замирания и холодка промеж лопаток, а желая этого теплого дуновения с его губ. Тогда у нее в замке, он будил в ней интерес. Дух противоречия. Желание сопротивляться и протестовать. Неистово и самозабвенно, не смотря на то, что внешне он мог вызывать у нее симпатию принятия. Но дух ее не желающий подчинятся больше никому желал быть принятым такой какая она есть. Строптивой, несговорчивой, свободной. Без единого но.
Так же, сейчас она встретила его губы, его поцелуй. Без какого либо но. Со всем теплом и искренностью на которые была способна. Со всей ясностью того, что ей это нравится и желанно, а не потому, что он ее муж и этого хочет он. Хотя.... может это все его хитрый план и то, что он так часто целовал ее в дороге?
– Может, это я совсем не тот муж, которого бы ты хотел, м? Иначе с чего бы сожалеть…
Оторвавшись от него, и взяв время на то что бы снова начать дышать Кристиана провела кончиками пальцев по его скуле.
- Я же говорила, и пусть это не обижает тебя сейчас, ведь все вышло совсем не так, как я думала. Я не хотела мужа вообще. Никакого. Никогда больше. А значит ты именно то, что мне нужно. это, как стрела пронзившая самый центр сердца. Будь в тебе какой либо изъян, я бы никогда не решилась на такое. И потому. мой ответ на твой вопрос совершенно очевиден. Я хотела и хочу быть твоей графиней.
Потом, приподняла его за подбородок уже удерживая на линии своего взгляда.
- А разве я не твоя графиня уже? Что то может пойти не так? Ты сомневаешься?
Женщины очень быстро умеют ловить ниточку за ускользающий кончик и перетягивать все на свою, выгодную ей сторону. Раз и ты уже не прокурор, а обвиняемый.
- Для той, кто не терпит общества мужчин, ты знаешь о нас слишком много, - спокойно протянул я, все же повернувшись к супруге и прижавшись кончиком носа к ее щеке. Обычно я злился дольше, и это странно по всей своей сути: насколько быстро я отошел, вновь проникся мягкостью. Да, я все еще не улыбался, оставался хмурым и в какой-то степени даже серьезным, но от меня совершенно точно не веяло ничем, наподобие злости, гнева или суровости. – Я думаю, это все лишь общие черты. С точки зрения практичности, ты определенно права. Знаешь…, моя покойная супруга, Анна, была именно такой. Податливая, покорная. Она никогда не перечила мне, не вступала в споры. Видит Создатель, я ее уважал, и был благодарен. За труд, за детей. Да, мне было просто и удобно. Ничего плохого о ней я в жизни никогда не скажу. Но и ничего яркого тоже не вспомню. Все… обычно. Так это ли надо, м? Мужчины, которые желают подобного, явно лишены фантазии и стремления к жизни. А я хочу любить, Кристиана. И если моей избранницей стала строптивая и своенравная упрямица – что ж, я надеюсь, что у нас будет много ярких воспоминаний, - вот такое краткое откровение. Определения по типу «проще» и «удобно» навевают скуку, какую-то серость. Может это нормально, иметь покладистую жену и порывистую любовницу, но разве не интереснее, когда большинство этих качеств соединяются в одной женщине, в одной единственной. Когда одна дает тебе все необходимое, и любовь и страсть. Когда к ней ты пылаешь огнем и испытываешь такие чувства, о которых хочется кричать! Каждому бы пожелал хотя бы раз в жизни испытать подобное. Мы только поженились, но каким разнообразием уже пестрит наша жизнь! А мои чувства? Они только разгораются. Конечно, Кристиана не бросалась на меня со страстными поцелуями, и ей пока далеко до порывистой гасконки. Но отношения не определяются исключительно брачным ложем. Способность высказаться, смелость в этом, определенная доля упрямства и упорства… - все это делало Кристиану не серой мышкой, все это выделяло ее на фоне других, и вызывало во мне дикий восторг. – Ты описываешь себя как неугодную жену. Но я расцениваю все это как особенности, отличительные черты, присущие только тебе, моей графине. Будь ты такой женщиной, которую желают, по твоему мнению, видеть большинство мужчин, я бы не обратил на тебя внимания.
И это было чистой воды правда. Зачем мне еще одна супруга, лишенная какой-либо индивидуальности? Чтобы жить так же, как я жил? С благодарностью и уважением? И ничем большим? Пожалуй, это был слишком сложный вопрос, и я не был уверен в том, что мне удалось что-либо объяснить Кристиане. Главное, пусть знает, я не вру, когда обещаю прислушиваться и слушать, не игнорировать ее мнение, принимать в расчет. Жаль только, что доказать это непросто. Одна оплошность – и ее эмоции, наверное, опережают здравый рассудок. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться сейчас, когда в памяти еще свежи ее слова о сожалении. Не могло не задеть, не могло не остаться, после всей той любви, что я уже проявил, и ярко продемонстрировал своим терпением и пониманием. И да я хотел знать, продолжает она из-за безысходности, или потому что все еще, действительно, искренне желает стать моей. Для всех и каждого, перед лицом государства и всех его жителей. К счастью, ответ был положительным, и я даже в очередной раз слабо улыбнулся, желая снова посмотреть на камин. Но меня остановило движения Кристианы, которым она вновь побудила меня смотреть в свои выразительные прелестные глаза, в которых очаровательно играли огоньки пламени.
- Моя. Был и будешь. Я уверен в своем решении, как и в способности убедить короля его поддержать. Но, помимо этого, я хочу быть уверенным и в твоем желании. Хочу знать, что то сожаление, о котором ты сказала, и явно подумала – не более чем игра эмоций и воображения, - могу лишь представить, что было в тот момент в ее голове, если даже голос звучал так горько и отчаянно. Разве могу забыть подобное? Я должен слышать, что все это лишь буйство эмоций. Ведь я не сделал ничего дурного. Я заботился, любил, проявлял терпение, ни разу не нагрубил, не проявил силы. Она не столкнулась с той твердостью, с которой я обычно общаюсь с людьми. Так откуда же, откуда такие сожаления? Из-за одной оплошности? Жалкой недосказанности. Думая обо всем это, я невольно вздохнул. И тут взгляд мой коснулся шкатулки. Пожалуй, в момент такого «потепления», можно было согреться еще сильнее. – Встань, у меня кое-что есть для тебя, - тихо добавил я, прижимаясь губами к щеке супруги. После я подался вперед, побуждая и ее встать на ноги. В руках моих быстро оказалась шкатулка. С подарком, который не мог не купить и не подарить своей очаровательной супруге. С кроткой улыбкой на лице, я чуть вытянул руку так, чтобы шкатулка оказалась перед Кристианой, и открыл ее. Внутри были серьги. – Это тебе. С трудом нашел атлантийские. Вот приедем в Бэйлоршир, и я одарю тебя самыми роскошными украшениями, которые только могут быть! Но пока…, надеюсь, тебе нравится, - на рынке ювелирных изделий, пожалуй, Атлантии не было равных. К счастью, Бэйлоршир был счастливым соседом столь успешных земель, и с украшениями, ввиду активно и плодотворной торговли, там проблем никогда не было. У графини Бэйлорширской определенно точно будут такие украшения, что вся столица обзавидуется! Это я мог обещать. И хотел.
Отредактировано Edward Barateon (2019-10-07 07:24:49)
- Для той, кто не терпит общества мужчин, ты знаешь о нас слишком много,
- Разве у женщины есть выбор?
И это было чистой правдой. Она не хотела за Эдама Лаута, ее отец давал обещание совершено другому человеку, ниже их по происхождению, по по разговорам гораздо благороднее, чем ее высокородный и спесивый супруг. И учитывая эту самую разницу он бы относился к ней с большим уважением, чем то, что она имела в последствии. Но, нити судьбы сплетены богиней, так как угодно ей. И она с полна познала, что значит не владеть своей жизнью. Она могла лишь прервать свое существование, оказав таким образом протест против этого мира, о кого бы она расстроила при этом? Разве с ее смертью что то изменилось? Совершенно ничего. И она решила жить дальше. Жить. Бороться. Выживать. Учится. Становится старше и мудрее. И что уж греха таить, коварнее.
Мог ли ее нынешний супруг догадываться о том, что слова произнесенные ее братом являются правдой. Она колдунья. ведьма. Владеет знанием о сотнях зелий, способных, как излечивать, так и калечить. Тело и душу. Она могла опоить его, отравить, околдовать. Все что угодно... а он бы и не догадывался.
- Мужчины окружающие меня не давали мне права выбора на присутствие их в моей жизни.
Но в последние годы она научилась, как уходить от этого навязчивого внимания. Споила мужа. Ловко манипулировала настроением брата.
- К тому же я наблюдательна. И раз лишена права выбора, то должна быть наблюдательнее в два раза больше.
– Ты описываешь себя как неугодную жену.
- Я такая и есть.
Кристиана задумалась. А стоит ли ве это повторять еще раз. Ведь тогда, буро высазываяь перед ним у себя дома она не шутила, хотя, может и приукрашивала немного. С братом и супругом она не спорила, знала, что это бесполезно. Холодно и отстранено соглашалась, была непроницаема и безразлична. Безразлична на только, что ее можно было сравнить с мраморной статуей.
- Мужчины не любят когда с ними спорят. Не любят когда им перечат. И мой супруг еще слишком очарован, что бы признать, что это не самая приятная черта женского нрава. Куда приятнее, когда с тобой покорно соглашаются, приседая при этом в покорном реверансе.
А потом... потом втихаря делала так, как ей было угодно. Пряталась. Скрывалась. Врала. Изворачивалась. Лицемерила. И уничтожала то, что претило ее, унижало ее достоинство. А до этого момента она тихо ждала. Осмысливала. Вынашивала план. Месть должна подаваться холодной...
- Будь ты такой женщиной, которую желают, по твоему мнению, видеть большинство мужчин, я бы не обратил на тебя внимания.
- Разве?
Она улыбнулась, слегка отодвигаясь от супруга, так, что бы о мог видеть ее шею, обрамленную, кружевом сорочки и мехом аж двух накидок. Хоть Кристиана и была холодна ко всякого рода телесным утехам, она прекрасно знала о своей привлекательности. Знала, что мужчины падки на красоту и женские прелести. Она чуралась слишком напыщенных и откровенных нарядов, предпочитая простую элегантность. А зачастую и наоборот скрывала то, что могло излишне привлечь к ней внимание. Поэтому при встрече сЭдвардом не наряжалась в слишком открытые платья с глубокими декольте, и тафтой на рукавах, способными зажечь и поддерживать мужской интерес не только к себе, о и к своему телу. Все было красиво, но скрыто от глаз. Мужчина мог лишь догадываться. Но в момент брачной ночи... о раздевал ее... видел ее наготу и ощущал. Кристиаа не зала а сколько досконально за одну ночь ее супруг мог рассмотреть ее, но отрицать ее привлекательность он никак не мог! У нее была тонкая, длинная изящная шея, роскошные волосы, которые она распустила сейчас...для него, брызнув на на них пару капель ароматного масла. Тонкие и красивые линии рук. Узкая ладонь и высокая грудь. И цвет кожи...необычайно ровный и свежий для северянки.
- А красота. Красота тебя не привлекает? Только ужасный характер? Надо сказать у тебя странный вкус, мой супруг.
Она улыбнулась и прижалась губами к его щеке.
- Моя. Был и будешь.
Она снова поцеловала его. Еще и еще. Ведь он же просил о поцелуях. И в дороге почти измучил ее. А сейчас не целовал потому что сердился. И об этом говорили его слова.
- Хочу знать, что то сожаление, о котором ты сказала, и явно подумала – не более чем игра эмоций и воображения.
Кристиана взяла его ладони, широкие, большие, теплые и сова приложила к своим губам.
- Прости меня...
Повторила она виновато. Видимо ее слова и вправду ранили его.
- У меня кое-что есть для тебя
Кристиана слегка занервничала, потому, как обычно такое начало редко приводило к чему то хорошему. Перед ее глазами оказалось ювелирное украшение, переливающееся зеленым цветом. Изумруды? Под цвет ее глаз? И большинству нарядов, что она носила. Хотя...на венчании она была в льднисто голубом платье, как снежная королева. Но сейчас, сейчас она была как раз в темно зеленой накидке, отороченной темным норковым мехом.
- Ой..
По детски выдохнула она, совсем как дитя не привыкшее к сюрпризам и подаркам. Прижала руки к груди, а потом так же по детски торопясь стряхнула с плеч накидку, коридору водрузил на ее плечи Эдвард, слишком тяжелую и делающую ее излишне неповоротливой и взяв одну из сережек приложила к своему уху, в котором красовалась жемчужина овальной формы.
- Мне идет?
- Вот приедем в Бэйлоршир, и я одарю тебя самыми роскошными украшениями, которые только могут быть!
Кристиана смущенно опустила ресницы, щеки ее зарделись.
- Спасибо.
Она положила сережку обратно в шкатулку и поставив ее на стол, бросилась обнимать супруга.
- Спасибо... ты так ко мне добр.
По кошачьи ластилась и терлась об его скулу.
- Спасибо... спасибо.. спасибо... а теперь...
Внезапно отстранившись от его Кристиана повернула его лицом к этому самому столу.
- Поешь немедленно!
- Ну, про красоту-то мы не говорили, - внимательно осматривая прекрасные черты лица Кристианы, с легкой улыбкой на устах произнес я. Конечно, она была красива! И это первое, что я заметил. Первое, на что обратил внимание. Но чего стоит красота, если тебе попросту не о чем поговорить с женщиной? Если она не цепляет, и вместо интересного интригующего разговора только и слышно, что «да», «да» и еще раз «да». Может быть, кого-то это и устраивало, но я, пожалуй, уже прошел подобный этап в своей жизни, и желал разнообразия. Изюминки, которую мне и дала Кристиана Ларно. – Ты очень красива. И я не скрывал, что это первое, что бросилось в глаза, - после этих слов, я в очередной раз окинул прекрасные локоны Кристианы, соблазнительный изгиб ее шеи, выразительные глаза… Ну разве можно не покориться?
Но все же никаких дальнейших шагов я не предпринимал, ведь все еще помнил слова супруги, слова обидные и крайне несправедливые. Ведь я старался, старался доказать правдивость своих слов, истинность своих обещаний, а все оказалось разрушено из-за какой-то мелочной ошибки. И пусть где-то в глубине души мне и хотелось прижать ее к себе ближе (как же манит этот аромат), поцеловать, но разум то и дело напоминал тот разговор, ее взгляд, ее голос. И мне не оставалось ничего другого, кроме как вздыхать и надеяться, что все сказанное – не более чем игра воображения испуганной женщины. Кристиана словно чувствовала это, чувствовала, что я не забыл, и если я избегал близости, она охотно шла к ней. Объятия, поцелуи. Наверное, никто бы не смог сопротивляться, потому, уже спустя несколько мгновений, улыбка моя начала становиться шире. Не устоять. Потом Кристиана и вовсе попросила прощения. Не то, чтобы мне именно это нужно было для успокоения, она могла подтвердить мои предположения как угодно. В общем, стало чуть легче. Я был даже счастлив, что могу снять с себя серьезную мину и наконец-то, поддавшись чувствам, обнять свою супругу. Чуть отстранившись, я улыбнулся ей. Той самой мягкой и доброй улыбкой, которую она привыкла видеть. И вспомнил про серьги.
- Ой? Тебя так пугают мои подарки? – уже вручая супруге серьги, поинтересовался я, пристально наблюдая за ее реакцией, словно хочу убедиться в том, что ей понравится. Серьги эти сочетались с ее прекрасными газами, это и стало основной причиной выбора. Конечный аргумент. Отойдя чуть назад, словно присматриваясь, я утвердительно кивнул: - Идет не то слово. В цвет твоих прекрасных глаз, - мужчина растаял, иначе не скажешь! Да и можно ли дальше демонстрировать свои колючки, когда тебя так горячо благодарят. Обвив супругу обеими руками, я с радостью принял благодарные поцелуи и объятия, такие нежные и искренние. И сам обвил ее руками, улыбаясь, поглаживая поясницу. Казалось, все уже было забыто. – Что? – кажется, я так настроился на нежности, что не сразу понял, о чем говорит супруга. И только после, подчинившись ее действиям, понял, о чем идет речь. Тут же положительно кивнул. Пожалуй, подкрепиться все совсем не помешает. День был долгим и, пожалуй, я даже немного устал. - Давай тогда отужинаем вместе. Присаживайся, - после этих слов я развернулся и, вместо того, чтобы заниматься подносом, просто поднял столик и поднес его к креслам у камина. С аппетитом потерев руки, я улыбнулся, а после снова посмотрел на супругу. – Тебе не холодно? – она успела скинуть мою тяжелую меховую накидку, но, пусть тепло, исходящее от камина еще не успело прогреть все помещение, именно здесь, прямо подле него, было уже тепло. И я сосредоточился на позднем ужине (а точнее на запеченном мясе), что я проголодался, было заметно. А что, здоровый мужчина и ест нормально! – Какие у тебя на завтра планы? Я, наверное, целый день проведу во дворце. Если будешь там, можем встретиться. Как насчет тайного свидания, м? Я соскучился по тебе сегодня. Чем занималась? – конечно, я помнил про того странного человека, но говорить о нем не было смысла. Кристиана все объяснила, и я ей верил.
- Ой? Тебя так пугают мои подарки?
Кристиана немного изменилась в лице. Как объяснить мужчине и мужу то, что свои подарки она помнит наизусть, так немного их было в жизни. Серебряное зеркало и гребень от мужа на свадьбу. жемчужное ожерелье на первый год их совместной жизни. И пожалуй самое дорогое, что сопровождало ее все годы, и ценимое более всего остального. Великолепный ратленширский стилет, спасавший ей жизни не раз. Что тогда в ее путешествие в Моргард, когда она привезла из дремучих лесов своего алхимика и учителя во многих начинаниях. Что, в первый раз когда супруг кинулся на нее с кулаками. Это был первый и последний раз. Больше он не рисковал...Кристиана всегда носила стилет на цепочке, пристегнутый к поясу. А дальше можно было тоже пересчитать по пальцам. Браслеты больше похожие на кандалы, балморийской работы, купленные Фредериком с одной лишь только целью. Только намекнуть ей, что она принадлежит ему. Седло, сбрую и хлыст для коня. Особенно прекрасен был хлыст... С той же самой целью. Вишневого цвета платье с совершенно недопустимым декольте. Которое она и разу не надела. И... перчатки. Очень тонкой и красивой работы. У Фредерика был вкус. Очень тонкий и изящный, но его желание всегда подчеркнуть ее зависимость от него делала все подарки форменным издевательством.
Кристиан закусила губу. Не рассказывать же ей постоянно о том, какая бедняжка она была? Это начнет раздражать любого благородного мужчину. Да и не хотел она, что бы Эдвард смотрел на нее с жалостью и снисхождением. То еще сомнительное удовольствие. Бедная серая мышка вырвалась из заточения...Тем более, если бы он знал, какого монстр на подобной почве взростили Эдам и Фредерик. Опасную соперницу , умеющую ждать своего часа и совершенно холодную, когда дело касалось мести.
- Пугают?
Она улыбнулась.
- Радуют!
И снова наградила супруга очередным поцелуем.
- Давай тогда отужинаем вместе. Присаживайся.
Кристиана была не голодна, о сопротивляться не стала, однако перед этим неприминула поухаживать за супругом, налив ему в кружку молока и намазав хлеб маслом и отрезав сыра.
- Я, наверное, целый день проведу во дворце. Если будешь там, можем встретиться. Как насчет тайного свидания, м?
Грозовая туча отступила и супруг начал шутить и вести себя почти, как влюбленный юноша, что смотрелась довольно забавно и мило.
Кристиана отпила немного молока из кружки супруга, ведь оа принесла всего один прибор для ужина. Да, и вообще она была малоежка. Это и очень активный образ жизни в Даригшире давали отпечаток на ее внешности. Она была довольно худа. Многие леди в ее возрасте при наличии детей начинали потихоньку расползаться в стороны, удерживая свою фигуру корсетами. Кристиане эта деталь, пожалуй и вовсе была не нужна, если бы не требования моды и одежды. Но ведь в Атлантии не носили корсетов...а Гаскоия была как раз рядом с Атлатией, а Бейлоршир? О Богиня! Ведь она даже е знает как далеко и где находится этот самый Бейлоршир, графиней которого она теперь является.
- Я соскучился по тебе сегодня. Чем занималась?
Сложив руки на коленях, она наблюдала за тем, как ее муж ест. И это было впервые, когда она это делала. Ведь до этого они были лишены этого самого уединения и тишины. В первый раз...
- А разве сейчас свидание не в счет?
Кристиана сдержанно улыбнулась. Сегодня даже два мужчины пришли под ее окна, что бы почтить вниманием. Собственный муж(что может быть романтичнее) и... тот самый неизвестный, чье имя стало первой размолвкой в их юном союзе.
- Эдвард... я правда в первый раз видела этого... мужчину.
Она запнулась.
- Если я была не сильно учтива со своим гостем в Дарингшире...
Она улыбнулась шире, напоминая о том, как она требовала, что бы теперь уже ее супруг убирался восвояси.
- То можно представить, как далеко может шагнуть моя неучтивость с незнакомым мужчиной. Он назвался Филиппом Вудширским. Это же Гаскония?
Теперь это напоминало обычный семейный вечер, за легкой трапезой. За исключением разве что того момента, что это, пожалуй, был наш первый совместный ужин. Мне нравилось то внимание, с которым Кристиана относилась ко мне. Отрезала сыру, налила молока. С улыбкой я принимал заботу супруги, получая неимоверное удовольствие от того уюта и тепла, что окутали это помещение. Даже несмотря на все произошедшее, несмотря на ссору… Ссора! Ее как будто и вовсе не было. О да, именно такие чудеса способна творить женская улыбка. Смотрю, беседую, забываюсь. Яства были, действительно, вкусными. Пусть и никаких излишеств, но мне для насыщения хватило. Параллельно я умудрялся следить, и чтобы Кристиана себе не отказывала. Пусть считает это взаимной заботой.
- Но я ведь говорю про завтра, а не про сегодня. Неужели ты не хотела увидеться со мной? - улыбнулся я, запивая съеденный бутерброд с маслом чаркой молока. Было в том даже нечто пикантное, в таких тайных и недопустимых встречах! И все же, больше всего на свете мне сейчас хотелось открыто назвать ее своей, чтобы знали все, и особенно Фредерик Ларно.
Сегодня мне уже хотелось лишь одного: лечь на эту теплую (ну почти) постель, в обнимку со своей очаровательной супругой. Ну а пока наша трапеза продолжалась. И Кристиана решила напомнить про того мужчину, который сегодня решил преследовать ее. Я тут же заметно напрягся, полностью опустошая чарку с молоком. Никаких сторонних мыслей о неподобающем поведении жены у меня не было. Но мужчину того я знал. Может быть не так хорошо, чтобы делать какие-либо выводы, но знал. Кажется, Вудшир окружил меня со всех сторон, будь он неладен! – мысленно выругался я. Ведь это был он, никто иной, как брат Луизы. Что за игры затеяла со мной судьба? Как только я нашел собственное счастье, прошлое начинает наступать по пятам. А ведь завтра я снова отправлюсь во дворец, и скорее всего, снова увижу ее. А Филипп? Что ему было нужно? Возможно, стоит завтра осторожно разузнать это. Отныне Кристиана Ларно была моей супругой, и если этот наглый гасконец просто отыскал себе очередной объект для своего внимания, то выбрал он явно не ту. Не самые подходящие мысли для такого момента, поэтому в какой-то момент я устало закрыл глаза и глубоко вздохнул, словно желая привести весь этот поток противоречивых и сумбурных мыслей в порядок. Посидев так несколько мгновений, я снова открыл глаза, и с прежней теплотой посмотрел на Кристиану.
- Милая, я разве усомнился в твоих словах? Я хочу, чтобы рядом с тобой были мои люди не из недоверия к тебе. Я же все объяснил, - и я протягиваю ей руку, побеждая подняться с кресла и снова уместиться на моих коленях. Мне нравилось так сидеть, ощущать ее близость, тепло ее тела. Я снова обвил супругу обеими руками, касаясь губами плеча. Трудно подумать, что еще несколькими мгновениями ранее, над нами нависло напряжение. Так спокойно и умиротворенно, так тепло. Во всех смыслах этого слова. – Да, Вудшир это Гаскония. Ближе к границе с Хайбреем, - смотря на горящее пламя в камине, явно без особого интереса вскользь ответил я, после чего чуть отстранился от супруги, чтобы посмотреть на ее лицо. Снова улыбнулся, еще шире. Ее хотелось обнимать, целовать, не отпускать, иными словами! Любоваться, быть рядом. – А где Бэйлоршир знаешь? Пора бы уже, коль уж являешься хозяйкой этих земель, - и я засмеялся. Нет, это не была попытка раз и навсегда забыть о Филиппе и всем тем, что с ним было связано. Я искренне желал поделиться с ней всей той прелестью, которую для меня всегда олицетворяли родные края. Всей той теплотой, которую я к ним питал, всем тем восхищением, которое они во мне вызывали. Это сближает. И радует. – Бэйлоршир граничит с Атлантией, и выходит на Алфордский залив. Эти земли, сами по себе, очень разнообразны, ведь через них происходит плавный переход от одной культуры и одного образа жизни – к другим. В центре атлантийские мотивы сливаются воедино с гасконсикими, такого ты нигде не увидишь. На западе начинает перевешивать Атлантия, на востоке – Гаскония. Я покажу тебе жемчужину современной гасконской мысли – Орлеан, и венец старой Атлантии – Палантир. Я познакомлю тебя со всем, что только может подарить тебе такой богатый и разнообразный край. Я не жду, что он станет тебе родным, но надеюсь, что ты его полюбишь. Ведь теперь он принадлежит тебе. И мы ответственны за его процветание и благополучие.
- Неужели ты не хотела увидеться со мной?
Она смущенно опустила взгляд вниз. Пожалуй ее размеренный и уединенный образ жизни способствовал тому, что она находясь одна не испытывала страстного желания оказаться среди людей. Она могла быть, как среди них, так и одна. И это не вызывало раньше ни у кого вопросов и претензий к ней... до этого момента. Да, она и не задумывалась об этом. Наоборот, из за всего произошедшего, ей страстно хотелось уединится и побыть одной, что бы все как следует обдумать. Что бы все улеглось. Определилось. Нашло свое место в встревоженной и взбудораженной душе. Ведь случившееся было сродни налетевшей и перевернувшей все стихии, а после этого обязательно необходимо затишье. Мертвый штиль. Такой, после которого она снова захотела бы двинутся дальше, поняв себя и все свои чувства и ощущения. Иначе они были слишком противоречивыми. Слишком!
Ее супруг был до мозга костей мужчиной. Пропитанный силой, волей, уверенностью, даже упрямством, сравнимым с ослиным. Бескомпромисно решительным и по всей вероятности очень самоуверенным. И все эти качества по меньшей мере пугали ее. Они были тем самым угрожающим сочетанием довлеющей власти, которой она старалась избежать. И в то же время сквозь это мужское, проглядывала и сочилась какая то тонкая и обволакивающая нежность. Трепет с которым он смотрел на нее. Прикасался. Теплота в его глазах была бархатиста и неподдельна. Но бывали мгновения... и он явно их прятал от нее, отводил взгляд, когда в этих самых глазах особой формы, с прищуром и низким, нависающим веком, с очень чувственным взглядом, который редко бывает у мужчин вспыхивал дьявольский огонек. Жаркий. Знойный. Будоражащий. И вот тогда. становилось совсем не по себе. Он был словно не с двойным, а тройным дом. Прост и очень сложен одновременно. И ей, после всех этих поцелуев в карете и жарких объятий в которых она задыхалась и таяла, как разогретый мед, хотелось абсолютного уединения и тишины.
Она хотела понять себя. Что бы не мучатся потом и не слышать этих его упреков "Ты меня не любишь". Закусила губу, продолжая виновато молчать.
- Милая, я разве усомнился в твоих словах? Я хочу, чтобы рядом с тобой были мои люди не из недоверия к тебе. Я же все объяснил.- Если бы мой брат хотел, он был бы уже здесь. И никакие твои люди не сдержали бы его гнев и ярость. поверь мне.
Спокойно и сосредоточенно ответила Кристиана, снова пересаживаясь на колени супруга. Раз он так хотел...разве могла онаему отказать?
Могли ли люди Эдварда помешать исполнению воле Фредерика? О! О ничего не знал о ее брате. Это был совсем не Эдам Лаут, который был бы на голову ниже Эдварда Баратэона. Фредерик был высок, выше Эдварда, но чуть стройнее. Он прекрасно справлялся как с мечем, так и с кинжалом, был ловок и грациозен как снежный барс. И самое главное хитер. Нет, он бы не вел себя как рыцарь, а не гнушался бы совершенно ничем. И то что она до сих пор одна, без напоминании о брате, это значит лишь одно или он ичего не знает или не придал этому должного значения.
- А что может вызвать твое недоверие?
Она хитро прищурилась, меняя тему.
– А где Бэйлоршир знаешь?
Кристиана снова виновато потупила взгляд. Нет. Она увы не знала, не успела разглядеть атлас, так стремительно став графиней Бейлоршира. Это было неприятное и непростительное упущение. Более того, осознание того, что дом ее теперь будет находится очень далеко, а по словам супруга неслыханно далеко. На границе с Атлантией!
В груди болезненно заныло и на лице ее ясно выразилась мука. Мука осознания, что об этом она даже не подумала. Не осознала. Не свыклась. Ее край, хоть и холодный во всех смыслах и к ней тоже, был все таки ее родным домом. Местом к которому она привыкла и приросла, вкладывая в него свои силы и даже слезы. Тот далекий край казался чужеродным элементом, который никак не примет ее. И или исторгнет из себя, или поглотит, сожрет, как страшный зверь Мурлок из Фъельских легенд.
Он вдохновенно говорил, а она молчала, осознавая, как к многому не готова, как ей снова и снова придется стараться, учится, перестраиваться и приспосабливаться. В ответ она лишь мягко улыбнулась супругу. Стоит ли посвящать его снова и снова в свои
страхи. Открывать ему то, что до этого никому не было интересно и занимательно? Все женщины привыкают, а следовательно и она привыкнет. Смирится...при этой мысли по спине снова заскользил неприятный холодок протеста.
Ведь себе она обещала, что больше никогда против своей воли...никогда.
Он был воодушевлен и это объяснялось жаркостью его чувств. Пылкостью. И еще тем, что ему не приходилось никогда менять свою родину и то, место, где он должен будет жить. Мужчине и в голову это не могло прийти. В его представлении все было просто! Раз и ты хозяйка Бейлоршира и вот уже влюбленна в него...
Кристиана подняла глаза на супруга. А в него она влюблена?
- Ты знаешь меня всего несколько дней. О Бэйлоршире не слышала и вовсе. Но все же заведомо уверена в бесспорном превосходстве своего брата. Вот оно мнение супруги. Приятно, - протянул я и, разумеется, слова те подразумевали отнюдь не «приятно». Недооценить своего противника – сама большая ошибка, которую может совершить военачальник. От того я и не давал оценки Фредерику, хотя одно знал наверняка: что касается практических навыков, гасконцев тут переплюнуть трудно. В Хайбрее не было нужды браться за оружие. Разбойников и там не намного больше, нежели на других землях. А в центре иной угрозы нет. Чего не скажешь о Гасконии и Атлантии, чьи берега омывало море, а вместе с морем всегда приходит угроза в виде пиратов. В общем, я не хотел преуменьшать способностей хайбрейцев, но все же про себя считал, что как бы они ни были натренированы и напыщенны в своем превосходстве (они же живут в столице государства!), в настоящем бою любой хайбреец уступит гасконцу. Такому, как мне, по крайней мере. Человеку, который не только сам на практике знал, что такое настоящее сражение, но и являлся правителем графства – столицы военного искусства. При такой репутации, мне и моим людям грешно и неудобно становиться посредственностью. Собственно, к чему это все? Кристиана не знала моих возможностей и возможностей моих людей. Где и как мы тренируемся, сколько и когда. Хотя ей, пожалуй, и не нужно об этом знать. Нужно лишь поверить моему слову хотя бы один раз, поверить и довериться. – Думаю, нужно знать обе стороны медали, для более объективной оценки. Я твоего брата не знаю, и поэтому не берусь судить. Может и тебе не стоит судить обо мне и моих людях? – я говорил с легкой улыбкой на лице, без тени какого-либо напряжения, негодования или злости. Словно действительно пытался объяснить, пояснить, рассказать. Словно мы просто общались, обсуждали. Разве не этого она хотела? Свободы суждения! И вот, она свободно высказала свое мнение, я – свое.
Впрочем, дальше спорить смысла я не видел, гораздо приятнее ведь было вспомнить о Бэйлоршире! Столь родных и любимых землях, о которых Кристиана пока мало что знала. Но узнает, обязательно. Людей, их манеры, стремления, все красоты и особенности. Мне нравилось представлять супругу там, гуляющую по живописному побережью Палантира или Орлеана, радующуюся ярким лучам солнца на открытой террасе в Бэйлоре с видом на реку Равель, впадающую в Алфордский залив. Да, я понимал, как непросто привыкнуть к чужим краям, особенно, когда они так разнились с тем, что было раньше. Но я был готов помогать, поддерживать, делать все, чтобы супруга чувствовала себя там свободно и комфортно. Тогда уж точно привыкнуть будет легче! И я говорил, рассказывал, делился, а потом замолчал, с легкой улыбкой смотря на Кристиану. В ожидании какой-то реакции. Каких-то слов. Нет, не безграничной радости, но хотя бы «хорошо» - признака того, что меня слушали, и мою любовь к родным землям уважают. Но супруга молчала. И я даже засомневался, слушала ли она меня. Поэтому, чем дольше я смотрел, тем слабее становилась моя улыбка. Она до сих пор боится меня? Не хочет быть вместе? Не хочет ехать? Или рассматривает меня как очередной барьер, очередное препятствие на пути к своей свободе? А может я ее чем-то напугал, что-то не так сделал, что-то не то сказал? Эдвард, прекрати, - отдернуло меня подсознание, - ты не сделал ничего дурного ей, ни сейчас, ни до того. Действительно, я ли виноват в этом нескончаемом потоке непонимания, от которого у меня уже невольно начинает развиваться паранойя?
- Это слишком сложный вопрос, - кратко отозвался я на вопрос о недоверии. Разве можно так сразу ответить? Пусть не придает, не шептаться за спиной, не обманывает, и все будет хорошо. Вполне очевидные вещи, как мне кажется, и я бы обязательно сказал об этом, объяснил, но голова была забита уже совершенно другими мыслями и раздумьями. - Позволь, я встану, - в итоге, так и не дождавшись каких-либо слов, протянул я, после чего осторожно встал. Кристиана сидела у меня на коленях, я побудил ее привстать, и, как только оказался на ногах, услужливо поддерживая ее за руку, помог усесться обратно. Сам же развернулся лицом к камину и выпрямился, смыкая при этом руки за своей спиной. Что я не так делаю? Понять бы самому. И я заговорил, тоном довольно спокойным, тихим, задумчивым, и даже в какой-то степени расстроенным: - У меня ощущение, что ты смотришь на меня, как на тюремщика. Может не такого, как Фредерик или твой покойный супруг, но… все же. Я очень стараюсь для тебя, Кристиана. Но все равно олицетворяю лишь очередные оковы. Так кажется порой, по крайней мере, - и я грустно усмехнулся, наблюдая за игрой пламени в камине.
- Ты знаешь меня всего несколько дней. О Бэйлоршире не слышала и вовсе. Но все же заведомо уверена в бесспорном превосходстве своего брата.
Мужчины такие обидчивые, когда дело касается их мужского достоинства в прямом и переносном смысле этого словосочетания. Чего не коснись...детородного органа или самой сути, гордыни, самоуверенности, значимости, величия, силы... Нет, она ни сколько не сомневалась в силе и доблести своего новоиспеченного супруга. Даже наоборот. В глубине души, как мужчину, наделенного силой, она боялась его. Захоти он применить к ней силу и она ничем не смогла бы ему противостоять...разве, что исподтишка. Ведь ее стилет, подаренный братом всегда был при ней. Его стремление и упорство одновременно восхищали ее и так же пугали. У любой монеты всегда есть вторая сторона. И в иной ситуации неприглядной стороной эта монета может развернутся к тебе. И пока Кристиаа не была уверенна абсолютно точно, что этого не будет, она опасалась. Этому научила ее жизнь. И мужчины. Что касается тихой и не внезапной обиды Эдварда на ее слова... Увы, он стоял не в выигрышном положении сейчас. Считай он похитил женщину, разрешение на брак, которой ее брат, как глава семьи не давал. А следовательно был виновен. И по всем законам мог быть порицаем. А значит говорить о его превосходстве большая ошибка. Единственнным его плюсом сейчас является инкогнито и время. А так же его способность уговорить и умастить короля. На этом все его превосходства заканчиваются. И если по каким либо причинам священник в монастыре Дерби пойдет на попятную их брак признают недействительным или не существующим и...Кристиана зажмурилась. Ох уж эти мужчины... вот и все превосходства. Хоть Кристиана была и женщиной, она не пожалела времени и изучала право, что бы не быть безголосой и бесправной до конца. И она знала, когда стоит промолчать. Перед мужем так точно. Этому ее научил первый брак. И потому она не вступила в спор. Лишь мягко улыбнулась. Улыбайся и молчи...Первое правило женщины и жены.
- У меня ощущение, что ты смотришь на меня, как на тюремщика.
Она испугано сомкнула кисти рук на подлокотниках глубокого деревянного кресла, отполированных со временем. Красным огоньком мигнул обручальный перстень на ее руке, подаренный Эдвардом. Словно подмигнул. А муж разве не тюремщик? Нет, не в высшем своем понимании, а вспомнить хотя бы изречение:"Слова не мальчика, но мужа!" И понятие за мужем означает уже статус женщины,- быть защищённой мужчиной, а вместе с эти быть подчиненной мужчине, прокормленной, одетой, поскольку женщине полагается рожать и растить детей, да хлопотать у очага. "Замужем" означает как бы "за мужем". Не впереди, не рядом, а за... так что как не стремись, эта тень отбрасываемой клетки...
- Я..
Только что он ее обнимал, улыбался и нежился с ней и вот опять...Они плыли словно в лодке по неизвестному фарватеру. Как первопроходцы мореплаватели. Мель, пороги, бурное течение. Как найти тихую гавань и пристать к ней?
Сильный, не бедный мужчина, красивый и состоятельный, титулованный...который мог найти гораздо лучшую партию, чем не юная девственница, бесплодная(так о думал), без гроша в кармане...зачем она ему..он стоял и печалился и это было... это было впервые перед ее глазами и ей снова было неловко, неудобно, непонято. Это было, как ощущение острых крошек под одеждой. Как что то не очень правильное, что она совершила, но понять, осознать эту провинность не могла, потому, как не видела, не чувствовала ее. И первый раз видела перед собой такую реакцию мужчины...И что делать и как вести она тоже не знала. Захотелось сбежать и закрыться в своей комнате и опустившись на сундук у окна, смотреть на звездное темное небо города. Помолится Богине и просить у нее знака. Быть может она поможет. Даст знать куда ей двигаться дальше. Да, даже Кэти понимала в этом всем гораздо больше ее!
- Эдвард...
Она мучимая одновременно накатившейся тоской с осознанием, что входя в новую реку, ей придется распрощаться со всем старым и и непонятным чувством вины, вызванным словами и грустным видом и тоном супруга, встала с кресла следом.
- Я тоже стараюсь...
Сорвалось у нее с губ, чуть в запале и это было чистой правдой. Но, за один день или даже за неделю, да даже за месяц ничего измениться не может. Глубоко нанесенные раны не могут залечится от одного поцелуя. Даже самая искренняя любовь е изменит за один день. А он... о пол часа назад бросил ей в лицо, что она его не любит... Он тоже был не прав... Был слишком горяч, оправдывая все своей любовью.
Кристиана хотела подойти к мужу, развернуть к себе лицом, прижаться к его груди...и забыть об всех неправильностях. Но... не возможно забыть и забыться так скоро... Так значит она его не любит? и потому не понимает? Говорит и делает что то не так? Так может сварить любовного зелья и оппиться им до состояния полоумного бреда. может тогда она ощутит всю силу влечения к мужчине? Тогда он сочтет ее влюбленной? Наверно она сильно отличалась от всех тех женщин, к которым он привык, к тем с которыми проводил ночи. Которым говорил, что любит...
- Дерево не вырастает за пару дней, а лоза не обвивается вокруг него за сутки.
Она виновато потупилась и спрятала руки в широкие рукава и так же убрала за спину. Плотно сжала губы и опустила подбородок. Словно виноватое дитя, словно ее ругали. Попятилась к двери. одно то, что она пришла в комнату мужчины, ночью, в исподнем, ведь на ней была лишь сорочка, и домашняя накидка, что говорило о том... о том что ее голову посетила фантазия о... возможности близости. Для нее...для нее такой шаг был невероятным откровением. Для женщины бегущей от любого откровенного мужского взгляда. Но, откуда ему было знать, что за гордой с гонором женщиной что дерзила ему в коридорах Дарингшира, своего замка, пряталась испуганная девочка.
Отредактировано Kristiana Larno (2019-11-10 18:25:05)
Я стоял ровно, пронзительным взглядом наблюдая за огоньками пламени, словно именно в них крылись ответы на те самые вопросы, которые я мысленно задавал сам себе на протяжении всего этого дня. Наверное, мы слишком разные, ничего не знаем друг о друге, так разве могу я понять ее, а она – понять меня? Но ведь она даже не пытается! Несмотря на весьма удручающие и эмоциональные помыслы, взгляд мой, как и выражение лица не менялось. Все такое же хмурое, но без какого-либо намека на злость. Это усталость, это легкие нотки грусти, это гасконская выдержка. Я ничего не ответил на слова Кристианы, лишь глубоко вздохнул, не будучи толком уверенным в том, что она увидела сей жест. А затем развернулся. Руки мои все еще были за спиной, лицо все такое же непроницаемое, всем своим видом я демонстрировал ту самую сдержанность.
- Что ж, ладно, - смотря на нее, тихо произнес я. Сейчас Кристиана напоминала провинившегося ребенка. Но я не намеревался продолжать эту тему. Избиение младенца какое-то, честное слово. Каково это, любить и не чувствовать взаимности? Любить или видеть в ответ только страх? А в некоторых моментах и пренебрежение, словно я и вправду тюремщик, лишь ограничивающий, но ничего не дающий взаимен. Ничего. Может быть, я не понимал, что чувствует она, но и она не могла понять, что чувствую я. Потому дальнейший разговор и касался бесполезным. Да и устал я.
В общем, осознав, что на дальнейшие выяснения отношений нет ни сил, ни желания, я все же сделал несколько шагов в сторону Кристианы, пусть она и встала уже с кресла, словно капитулируя от меня куда подальше и поскорее. Да, именно об этих чувствах я и думал! Когда любишь, а от тебя пытаются сбежать при каждой возможности, опасаются взгляда, прикосновения. А может и нет, я уже ничего не знал и ничего не понимал. В любом случае, довольно спорные ощущения одолевали не только Кристиану, жаль, что она этого не понимала. Ею двигал страх и неизведанность, мною – любовь и желание, а на выходе одно и тоже: боль. Что ж, пусть так, в любом случае это не оттолкнуло меня от последующих действий, вполне обыденных, как мне казалось, для обычной супружеской пары. Минуя расстояние между нами, спокойно и размеренно, я подошел совсем близко к Кристиане.
- Я устал, пора отдыхать, - смотря на нее, спокойно произнес я, после чего, так и не дотронувшись до супруги руками, наклонился и кротко поцеловал ее в лоб. А после развернулся и начал расстегивать верхние пуговицы своего кафтана, периодически задумчиво поглядывая на камин. Сегодня отчего-то это играющее пламя представляло для меня особенное зрелище. – Ты будешь спать здесь, со мной, или пойдешь к себе? – да, у нее было право выбора. Как я и обещал. Многое из того, что был обещано, я исполняют, так почему же она не верит мне! Ох, опять эти мысли, - крутится в голове, и я сам останавливаю себя. Не до того. Пусть осознает, что может решать, да и чувствовал я себя не очень хорошо для того, чтобы пытаться вновь порадоваться супружескому долгу. Ехал я сюда не для этого, а просто, чтобы… уснуть с ней в одной постели, вот как все банально и даже глупо! – Признаюсь честно, если бы я хотел спать один, я бы поехал к себе. Я хотел провести эту ночь с тобой, в одной постели. Просто уснуть и проснуться, ведь не знаю, когда нам удастся в следующий раз увидеться, - а как трудно такому гордому человеку, как я, признаться в подобном после столь откровенной беседы, когда понятна вся не взаимность чувств, или, по крайней мере, видимость таковой! Но я любил ее, и с этим ничего не поделаешь. - Но решать тебе. В любом случае, спасибо за ужин. Я счастлив и просто видеть тебя.
- Я устал, пора отдыхать,
Кристиана вздрогнула. Это был словно хлопок дверью и явное окончание всех разговоров. Безоговорочное. Без права на оправдание. Так она привыкла. А что должно последовать после этого?
За окном мигали звезды и где то залаяла одинокая собака, стерегущая чей то дом, почуяв чужого. И медленно плыл месяц по темному бархату неба. Здесь, в городе, небо казалось ниже, темнее, чем там в монастыре среди бескрайних полей. Придавливало своим куполом, опускало к земле, усыпанной снегом, не таким белым, как там... когда они ехали в темой карете предоставленные сами себе, мчащиеся в неизвестность. И вот они в городе. В многоголосой столице. В месте, где должно исполнится их обоюдное желание. И что?
Она не предполагала, не ожидала, что это может оказаться так сложно. Так сложно понять и быть понятой. Сложно говорить на одном языке.
– Ты будешь спать здесь, со мной, или пойдешь к себе?
Она следила за его действиями не мигая, напряжено, словно от дальнейших его действий зависела ее жизнь. Но, действия Эдварда были спокойными и самоуверенными, неспешными и одновременно усталыми. Он как будто сдался каким то своим внутренним сомнениям, глодавших его изнутри. "Это все потому, что ты меня не любишь!" Его обиженным голосом проговорила ее совесть, упрекая в том, в чем она не могла быть виновата! Она хотела его любить! стремилась всей душой и даже телом. Но потуги эти ему были не видны, и оценить он их не мог. Ведь мерилом любви выступали его собственные чувства, а по его мнеию они были ярче, жарче и ... откровеннее.
– Признаюсь честно, если бы я хотел спать один, я бы поехал к себе. Я хотел провести эту ночь с тобой
Кристиана так и переминалась с ноги на ногу, а в голове у нее нравоучительно звучал то голос Кэтти," Быть может он не отвечает вашим запросам и не умеет угадывать ваши желания, так прости Богиня вы и знакомы без году неделя! И что бы вы себе там не напридымывали, он не Фредерик и уж точно не Эдам", то Эдвард снова и снова повторял, что она его не любит.
Напридумывала? Так что она напридумывала о нем?
Он не Фредерик и не Эдам и потому сейчас в нее не летели какие либо предметы в гневе оттого что она перечила ему. Ее не обругали дурой и строптивой тварью...и самое главное...голос... его голос был мягок...и даже снисходителен. Как к ребенку? Как к женщине? Глупой и непонимающей женщине?
- Просто уснуть и проснуться
Удивленно она прикусила губу. Снова виновато смотря куда то себе под ноги, на скрипучие деревянные половицы. Пол как будто тоже возмущался, только чему и кому?
В той келье, где они первый раз познали друг друга были каменные полы и стены, что делало их альков любви не столь привлекательным, чем эти комнаты и стены, что окружали их сейчас. и несмотря на то, что это обычно была спальня Фредерика и обставлена была со вкусом и довольно красиво для жилья непостоянного, даже это помещение почему то не скрашивало не добавляло семейного уюта и понимания. Даже в темной келье она боялась его не так сильно, как не понимала сейчас. Что он хотел ей сказать. С какими внутренними сомнениями боролся.
- Но решать тебе.
Кристиана подняла на него взгляд.
- Эдвард...
Она разомкнула руки скрепленные за спиной и шагнула к нему в очередной раз, преодолевая километры страхов и годы неуверенности и отчуждения. Выйдя замуж нельзя по прежнему оставаться одной. Их теперь двое. И она должна впустить его в свою жизнь, как тогда в брачной постели приняла его в свое лоно. Это было страшно. Это было пугающе неизвесто и окрашено прошлыми горестями и бедами, но все было по другому. Он был ласков и терпелив. Он дал ей возможность "повелевать" его телом. Отдался ей сам. Как и сейчас давал ей понять, что спать вместе, это не всегда обладать и если она захочет, точнее не захочет! А хочет ли она его?
Измученная назойливыми мыслями и переживаниями, она поднырнула под его руку, в тот момент, когда он собирался расстегивать очередную пуговицу и прижалась к нему. Потом слегка отстранившись, продолжила расстегивать его кафтан сама.
Я хочу любить тебя. Безмолвно произнесла она одними губами. Я буду любить тебя. Пальцы довольно ловко справились с петлями. Развязали широкий пояс вокруг крепкой талии, опуская эту деталь одежды на деревянное кресло и продолжили расстегивать нижний ряд. Ох уж эти гасконско-атлантийские кафтаны, в которые он одевался. Они ему без сомнения шли и она сразу же выделяла его из всей толпы мужчин. Но расстегивать их было одно мучение.
Расправившись наконец с вереницей серебряных пуговичек, Кристиана встав сзади, аккуратно и услужливо раздела супруга, оставляя его в рубахе. Это было уже совсем по домашнему и вызвало в ей легкую волну дрожи. Она вспомнила его ласки...его жаркие прикосновения и тогда в келье и в карете. Но сейчас... сейчас он не смотрел на нее так, переполненный желанием, как будто отводил взгляд, смотря на огонь, как будто боялся чего то. Вызвать у нее неприязнь? Очередные страхи? Недоверие?
- Эдвард...
Она повернула его лицо к себе за подбородок. Нежно. Так что бы он смотрел на нее. Пальцем под щетиной бороды нащупала впадинку. Она там была... ямочка и наверно выглядела бы очень пленительно. И он а самом деле, уставший и расстроенный выглядел пленительно. И он увез ее и взял в плен... своего очарования, гасконского напора, упрямства и страсти, той страсти, что боялся ей показывать, а она... она пока боялась до конца осознать, всю ту власть, что о над ней уже имел. Нет, не ту, которой был одарен ее прежний супруг и брат, являясь старшим мужчиной в семье, не на правах мужчины, а на правах похитителя ее спокойствия.
- Я не боюсь тебя...
прошептала она, смотря ему в глаза и произнося это, как можно убедительнее и нежнее и для него и для себя. Боялась. Но ему это знать не надо.
- И это...
Она взяла его за руки и сделала так, что бы о ее обнял.
- Ты не тюремщик, ты мой супруг. Это самые приятные оковы в моей жизни. Я их хочу сама. Я их выбрала.
Кристиана уткнулась в его грудь. Это было правдой. Она выбрала его сама! И должна впустить в свою жизнь. Переживания. Ощущения.
Должна ослабить бдительность и не сторожить каждый его неверный шаг и слово. И даже если он лукавит... и желает ее сейчас, что ж... Кэти права. Он мужчина. Она вышла замуж не за женщину.
Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ФЛЭШБЕКИ/ФЛЭШФОРВАРДЫ; » Этот долгий путь домой
