Сквозь закрытые глаза смотришь на мир совершенно по-другому. Здесь, во мраке, поют птицы дикие песни, ведомые законами ночи. Здесь пахнет тяжестью жизни, и каждый вдох есть минута выделенного тебе богами времени, а каждый выдох - осознание бытия. Здесь по телу пробегает чуть слышный ветерок, что ласкает кожу, будто пес медленно проводит шершавым языком по руке. И нет никого и ничего, что сможет разрушить идиллию. Но ровно до тех пор, пока не откроешь глаза.
Не слишком яркий свет лампадки бросается на стены, царапая и уродуя их. Тени опасливо смотрят на тебя из углов, выжидая часа, когда ты уснешь, дабы забрать часть души с собой. И пока из трубки, лежащей в правой руке, вверх поднимается струйка густого белого дыма, фокус зрения расползается, размывая очертания близлежащих вещей.
Вся чуть покосившаяся человеческая фигура, прикрепленная невидимыми нитями к стулу, неподвижна. Лишь капельки пота изредка пробегают по израненному морщинами лицу, да веки медленно закрываются и открываются, раскрывая мир поочередно в разных его ипостасях.
В мире открытых глаз по столу разбросаны пустые склянки из-под макового молока, а в трубке тлеет табак вперемешку с опиумом. Когда веки опущены, глазницы будто пусты, тьма томно и мягко обнимает тело, по-матерински убаюкивает на своей пышной груди, прижимает к себе, согревает и утешает.
Там, во тьме, забываешь о боли, что уже давно поселилась внутри головы, спряталась за черепной коробкой, и каждое утро будит, визжа изо всех сил. Там забываешь о левом глазе, который вот уже пару месяцев, как полностью ослеп и теперь подводит каждый день своей опустошенностью. Там нет места слабости физической и душевной. Есть только ты и ничто.
Его жилище представляло собой сколоченную наскоро хижину, состоящую из столовой, коридора и пары комнат. "Дом пирата - пиратский корабль," - так гласит Кодекс, и потому эта хибара стала лишь временным убежищем, пока Бык вставал на якорь в Порта-Нова, когда нужно было лишь спрятать свое бренное тело на некоторое время от лишних глаз. Дом был почти пуст. Стол, зеркало над ним, пара стульев, две кровати, комод и маленькая печь для разведения огня.
Здесь же поселили пару псов, полученных в дар от Мадейры. Волкодавы, украденные с материка по заказу Тадеуша. Как это было символично со стороны Хранителя Кодекса. Он напомнил, кто здесь хозяин, а кто должен быть верным псом. Что ж, Морган им стал, как бы хотел или не хотел этого. Теперь эти две лохматые шкуры сонно и лениво покоились у ног капитана всякий раз, когда он переступал порог жилища. Их верные глаза встречали его с радостью и преданностью, он лишь отмахивался от мокрых холодных носов, стараясь успеть примостить пятую точку на стул и упокоится духом в глуши тропического леса.
Здесь не было место ни для кого, кроме этих трех живых существ. Лишь в отсутствие капитана сюда заходила какая-то душа и с подачи легкой руки убирала пустые бутылки и оставшийся кавардак, но кто именно это был Тобиас уже не мог вспомнить. Он давно отогнал от себя посторонних, всех, кроме своей команды. Да и ту подпускал не слишком близко. И в одиночестве, отреченье, пытался прожить очередной день, выкарабкаться ночью, чтобы продлить жизнь еще на день, на час, на минуту.
Как-то кто-то спросил его: "Что с тобой, Морган? Ты уже не тот, каков был раньше!" Но в ответ лишь получил мрачный взгляд наполовину ослепшего капитана.
В последнее время он стал достаточно агрессивным. Однажды, в порыве внезапно вспыхнувшей ярости, Тобиас чуть не прострелил руку боцману. И если бы не крепкое плечо старпома, быть бы Моргану уже давно кинутым в море, в пасть Мариса. Знал ли Гектор о состоянии капитана или лишь догадывался? Вытряс ли он у врачевателя чистосердечное признание и правду, или тот не поддался на провокации, помня о том, как заклинал его сам Волкодав на молчание? Черт его знает. Хотя, скорее всего Берг уже давно все понял.
Взгляд еще зеленых глаз поднялся к зеркалу, где в отражении увидел что-то страшное, что-то между скелетом, обернутым тонкой кожей, и призраком в треуголке. "Ну и? Сколько тебе еще осталось?"
В окружении ведьм, он мог бы попросить у них помощи. Но хотел ли? Хотел ли сам сразить болезнь, искоренить ее из нутра, либо же просто уже давно ждал своего часа? Уйти в угол, который сам для себя создал, и там забыться. Предательское тело, женское тело, всю жизнь не давало покоя. Ныло, стонало. А теперь и вовсе решило убить своего покровителя, вычленить его из головы, с которой все и началось.
Да и тем более, он ведь уже все получил. Все, о чем только мечтал: корабль, команда, флотилия и даже порт. Он успел показать кому-то вольную жизнь, наполненную жаждой жизни и голодом смерти. Он успел полюбить и даже быть любимым. Он знал много по настоящему великих людей, которые творили историю. И сам стал таким. Разве это не то самое время для того, чтобы кануть в лету?
Но все-таки какая-то мысль не давала ему покоя. Тот огонь внутри, что все еще горел, который жаждал оказаться в пылу битвы, который поднимал на ноги вопреки болезни и буквально вкладывал в руку пистоль и саблю. Безумие заставляло его сердце биться, а грудную клетку дышать. Оно передвигало его ноги и вертело голову в разные стороны.
Морган все-таки оставался капитаном. И не мог просто так сойти с поста.
Закрыв в очередной раз глаза, растворившись в мире потустороннем, он сделал глубокий вдох, заполняя легкие сладковатым дымом. Опиум уже однажды помог ему забыться. Так и сейчас, по прошествии нескольких лет, подал руку "товарищу". И в легком бреду, вслушиваясь в пение птиц и посапывание двух серых чудовищ у ног, Тобиас услышал шорох. Босые ноги по деревянному полу шли в его направлении. Зелень глаз вспыхнула в полумраке, пытаясь разглядеть силуэт. Но сквозь белый саван дыма, вырвавшегося из приоткрытого рта, это оказалось достаточно сложным занятием.
- Не думаю, что тебе стоило заходить сюда.