Главный мастер Антонио заведя руки за спину навис над плечом, сидящего на корточках молодого художника, приглашенного из Нотеры. Лука натирал на деревянном полотне краску шерстяной тряпкой, чтобы усилить блики одеяния святого. Работы оставалось немного месяца на два или чуть меньше. Однако всем уже не терпелось увидеть копию иконы в увеличенном размере. Архиепископ не забывал осведомляться у главного мастера, когда художник завершит свою работу и желательно, чтобы успел к весне. По этой причине Антонио частенько последнее время стоял так сказать над душой у Луки за плечами и кряхтел, дергая по пустякам. Скоро уже? Точно успеешь? Смотри у меня! - очень частый арсенал слов, который доставалось слышать в свою сторону атлантийцу пять раз на дню. Антонио утверждал, что февраль быстро пролетит. Весной богоугодные праздники начнутся и надо поторопиться.
- Что там? Долго ещё? Не усердствуй с этой тряпкой, а иначе попортишь такую искусную работу. Придется переделывать и тогда не жить нам! - главный мастер говорил так словно это его рук дело и он тут с усердием занимался иконописанием, поэтому знал как будет лучше. Лик Иоанна уже отчетливо смотрел на потолок с деревянного полотна, а глаза его сияли как живые человеческие. Многие кто бы не заходил в собор или работающие в нём останавливались возле художника, видимо любуюсь изображением святого или оценивая. Дине не очень нравилось, когда кто-то вечно караулит её, поэтому она оставалась допоздна в храме, когда разбредались все рабочие по своим домам вместе с главным мастером.
- Скоро. Не переживайте в начале марта я сдам работу.
Обещала Дина, но боялась, что такими темпами может задержаться. Гаркнуть посильнее на главного мастера она не решалась. Он вроде как друг отца, напишет ему ещё депешу, что ученика дерзновитого прислал. Антонио покрутился, развернулся и собирался отчалить, но вдруг его что-то заставило остановиться. Мужчина припоминал что-то важное. Спиной Дина ощущала его присутствие, не может он оставить атлантийского художника в покое.
- Сегодня иди раньше. Мне передали. Наш светлейший граф Адриано Грациани просил тебя.

Дина ушла раньше как ей и сказали. Кажется главный мастер не шибко желал отпускать Луку, кода время поджимало. Поначалу даже с охотой выделял несколько дней отдыха, мол нечего так трудиться, так не долго и убиться. Чем больше требовали с Антонио, тем больше он наседал на всех остальных. Никого ему не жалко, главное, чтобы шишки не в его голову летели. Люди всегда так лишь бы свалить на кого-нибудь другого груз ответственности и заставить пахать днями и ночами, особенно те люди, которые из кормушки чьей-то кормятся и лишиться её могут за то, что не успели к срокам и организовать не смогли работу правильно.
Направляясь в обитель графа Лореншира, Дина пыталась припомнить как он выглядит. Обычно она быстро запоминала лица, а Грациани относительно недавно посещал собор. Ей приметился его тяжелый взгляд из-под низких бровей. Казался он печальным или задумчивым? Больше ничего она не помнит, слишком увлеклась своей работой и старалась не отвлекаться на посетителей, если они не обращались лично к художнику. В чём была женщина, так и направилась, накинув лишь кожаную суму через плечо, которую всегда брала с собой в храм. Плащ с шерстяной подкладкой тоже захватила, не весна на дворе, спрятав под ним одежду испачканную красками. Из коричневой ткани чалма скрывала волосы на голове, крепко закрученная. Хвост ткани лежал на плече, которым художница периодически вытирала краски с лица, поэтому цвета необычного. Добравшись до нужного места. Назвав своё имя страже, Лука, которого звали, принялся ожидать, когда граф соизволит принять.

Долго граф себя ждать не заставил. Художнику сообщили, что он может проходить в личный кабинет. Пройдя внутрь Лука поприветствовал уважаемого синьора проявив почтение и занял место, куда ему указали присаживаться. Подняв взгляд своих карии очей, Дина взирала на графа уже не молодого, но статного с благородными сединами в бороде и волосах. Внимательно выслушивая, не перебивая четкую, размеренную речь. Адриано представился как и полагалось, чтобы художник знал кто оказал ему милость пригласив к себе. Тульфах не первый день в Лирэфии, работая в соборе она многое слышала о Грациани. Слухи разносятся быстро, слухами полна земля. Люд обожает бездельничать, а больше всего чесать языками и обсуждать родовитых господ. Надо заметить, что женщина ещё будучи в Хайбреи слышала о Грациани, но видеть никого из этого благородного орллеинского рода ей не доводилось. Теперь же ей выпала честь оказаться в самом сердце Лирэфии при графском дворе Адриано Грациани и сослужить ему добрую службу, если хватит таланта. В этом Дина не сомневалась, она уж постарается завоевать его расположение. Ведь сам граф Лореншира изволил видеть её и наверняка есть у него пожелания, который ей будут под силу.
- Почту за честь услужить Вам, Ваша Светлость. Сделаю всё, что будет в моих силах.
Почтительно отозвался художник не слишком громко, чтобы голос его звучал более утвердительно и по-мужски твёрдо. Дине отрадно признавать, что сам граф заинтересовался Лукой из Боры, когда в самой Орллеи достаточно выдающихся мастеров. О, женщина уже успела посетить самую востребованную мастерскую Лирэфии и встретиться с юным маэстро - изобретателем, который признался, что состоит на службе у самого светлейшего графа Адриано Грациани. Неужели судьба улыбалась Дине? Теперь и она может похвастать, что ей выпала честь сотворить что-то полезное для графа. Рано радоваться, работа ещё не сделана, но то о чём интересовался Грациани, Дина умела. Она владела искусством точечного рисунка, поэтому положительно ответила.
- Всё верно, родом я из Атлантии. Техника точечного рисунка мне знакома и я с удовольствием примусь за работу подобного характера.
Художник воодушевился, но проявлять все свои эмоции не спешил. Нечего ликовать, когда неизвестно, что предстоит делать и хватит ли сил, но в душе, Дина была уверена, что справится. Ещё бы она не справилась? Только бы успеть всё, фреска не дописана и совсем скоро ей предстоит отправиться в Морбершир. Чем больше работы она на себя брала, тем больше есть вероятность стать знаменитой в здешних местах. В Хайбреи не удалось сыскать славы, но боле она не повторит прежних ошибок и не сбежит от трудностей. Тогда она была сосем еще глупой, не опытной девчонкой, боящейся, что секрет её раскроется и выплывет наружу. Сейчас она чувствовала себя гораздо увереннее и считала, что выкрутится из любой ситуации. Трудности закаляют и придают сил.

Дина понимала о чём толковал граф. Он желал поразить прекрасную леди подарком, оставив не только о себе приятные впечатления, но и о своём роде, местности, знатности происхождения. Уникальную вещицу желает. Эскиз сделать не сложно, но справится ли ювелирных дел мастер со своей работенкой, воплотив нарисованное в женское украшение. Потребуется усердие, над тонкими деталями узора корпеть предстоит. Неприменно должно быть что-то похожее на брошь или подвеску. Дина полагала, что ювелиров хороших граф знавал, поэтому проблемы никакой не возникнет, если они оплошают это никак не отразится на художнице.
- Возможно невозможное, если сильно захотеть.
Кивнула атлантийка, представ в образе мужчины перед графом, под именем Луки. Казалось на лице заиграла лукавая улыбка у мастера или это всего лишь игра света в помещении. Художник ещё когда поднимался к Грациани в кабинет, обратил своё внимание на символику герба знаменитого орллеинского дома. Интерьер сопровождался гербами повсюду, в каждой незатейливой вещице. Окна прикрытые тяжелыми портьерами с геральдикой. Двуглавая золотая птица-лев. Очевидно, что птица символ свободы и вольномыслия, а лев власти и горделивости. Однако превращать брошь полностью в герб не самая лучшая задумка, получится массивным и вычурным урошением. Молодым девушкам нравится легкость, воздушность. Отчего Лука решил, что невеста у графа Адриано обязательно молодая? Просто догадка. Пожелым мужчинам приятно видеть подле себя упругое юное тело, наполненное свежестью, а не старостью. Художник мог ошибаться, брак вполне могли совершать по расчету в политически выгодных целях. Однако есть одна присказка - у мужчины есть первая любовь и последняя. Одна начинает его путь, другая завершает. Познав их полноту он умрет счастливым. Дряхлым стариком Адриано совсем не выглядел, поэтому о смерти говорить рано. От художника граф ожидал собственного мнения на счёт украшения для леди и подобную возможность упускать крайне неосмотрительно. Лука понизил голос, выдавая воодушевленный:
- Прекрасные леди любят слушать занимательные истории. Как бы не была искусна работа, необходимо предисловие, - сделав небольшую паузу будто вспоминая какую-то дивную сказку, художник продолжил, - подарите брошь в виде птицы райской, пусть выложат её из камней символизирующих ваш герб. Эскиз я подготовлю, сделаю несколько разных вариантов и сами выберите какой понраву. Расскажите ей о птице, что принесли её из райского сада, а значит, дом ваш - райский сад. Какой женщине не хочется жить в раю наяву?
Вопрос звучал как утверждение. Дина настолько вошла в образ, что воодушевленная предстоящей работой,совсем увлеклась своими напутствиями в покорении сердца будущей невесты графа. Он рассмеется или рассердится за подобное своеволие. О, Создатель, возможно она даже сквернословила заговорив про рай наяву, но ведь художникам позволителены подобные рассуждения. Иначе как творить, если не способен мыслить широко? Невозможно что-либо создавать новое, если узко судить и смотреть на мир одними глазами.

- Клетка, ах клетка, - пробормотал художник себе под нос, опуская взгляд и упираясь взглядом в деревянный стол искусной работы, за которым сидел напротив графа. Кажется все вещи, наполнявшие кабинет были подобраны у Грациани со вкусом и составляли всеобщую гармонию. Нет ничего лишнего. Сам ли граф заботился о своём кабинете или кто-то помогал в обстановке интерьера, неизвестный факт для Луки. Однако ежели сам, значит, несомненно можно сказать, что у этого человека есть чувство выдержанного изысканного стиля, без сомнений соответствующего его титулу и положению в обществе.
Сравнение райской птицы с золотой клеткой весьма прозаично. Приземленно. Об этом художнику не довелось подумать от слова "совсем". Полёт мысли Дины был устремлен далеко за грани рамок и реальности. Райскую птицу нельзя держать в клетке, несовместимо с её жизнью, она угаснет и зачахнет буквально на глазах. У истинного яковита понимание рая отличалось от рая других конфессий, а живое воображение художника могло вообразить этот рай наяву. На самом деле рай мог быть и на земле, если в доме царило счастье. Именно счастье символизировала райская птица, которая не под каким углом не могла быть заточена в клетку, но раз граф изволил толковать значение птицы именно в ключе связанным с клеткой, значит, необходимо предложить что-то иное. Адриано видимо действительно собирался в жены брать молодую деву, вряд ли почтенной, благородной особе в возрасте придет в голову сравнивать себя с птицей в клетке, которая без сомнений знает себе цену. Лишь юное сердце, жаждущее свободы, посчитает узы брака обременяющими, сравнимыми с пытками и клетками, которые сковывают навеки вечные.
Выслушав графа до конца, каждое слово пропустив через себя, Лука внезапно вскочил со стула словно желая откланяться и удалиться восвояси. Будто ему дали непосильную задачу, головоломку, над которой придется долгое время ломать голову, а времени совсем не осталось. Ведь на него давил главный мастер Антонио. Где-то неподалеку кружил коршуном архиепископ де Андж в ожидании результатов, вознося молитвы своему драгоценному святому Иоанну, которого пытался изобразить Лука в увеличенном размере и уже во многом преуспел. Задумчивый взгляд атлантийца скользнул сначала по графским рукам, скрещенным на поверхности стола, затем поднимаясь ввысь к седовласой броде и наконец достигнув оживленного, ясного взора сиятельного господина. Дина не согласна относительно сравнений птицы с клеткой, поэтому выражение её лица приобрело огорченный вид. Искусные ювелирные мастера, ориентируясь на эскиз могли сотворить невероятной красоты брошь или подвеску, которая польстит красоте любой девы. 
- Райскую птицу нельзя держать в клетке. Она символизирует счастье, а счастье даже в золотой клетке невозможно, - попытался заметить художник, противореча словам графа. Нащупав свою суму, Лука принялся доставать несколько листов, которые быстрыми движениями выложил перед взором Грациани на стол. У художника уже были подобного рода образцы, которые он желал показать милорду, что имел ввиду говоря о райской птице и готов сделать ещё больше вариантов в таком же духе, но на это потребуется время. Размышляя о графском гербе, Дина решила добавить, пока достопочтенный синьор разглядывал варианты работ мастера.
- Можно отобразить льва, который присутствует в изображении герба вашего дома, но лев символ мужского начала и не думаю, что прекрасная леди оценит подобный подарок по достоинству, - по той же логике что и с клеткой дева сочтет, что мужчина не даст ей спокойно вздохнуть властвуя над ней и распоряжаясь каждой крупицей её свободного времени, мысленно закончила Дина предложение, но не став озвучивать вслух, надеясь, что граф сам обо всем догадается, почему львов не следует дарить. Да и громоздкое украшение выйдет, не к лицу юной красавице. Что символизирует Лирэфию? Виноградная лоза? Красивая, изящная, если бы она обвивала крест, вышло бы любопытно, но некоторые могут счесть, что подобное насмехательство над верой и церковью. А что если она станет обвивать ключ? Ключ от графского сердца? У художника лицо посветлело словно его озарило солнце, он быстро отставил резной стул подальше как будто тот ему мешал. Вытащил чистый лист и орллевинский карандаш из своей сумы, положив на край стола и принялся очень спешно делать набросок, пока фантазия не покинула его и образ рисунка сиял перед глазами. Несколько мгновений спустя, Лука перевернул лист в сторону графа.
- Возможно что-то подобное привлечет? Могу сделать ещё больше вариантов подобной тематики. Ключ украсите цветными драгоценными камнями, символизирующими цвета вашего герба. Его можно использовать в качестве подвески.

Отредактировано Dinah Tulfah (2018-05-26 13:38:17)

"Готовиться к презентации" мастеру было без надобности: всё, что он собирался рассказать и показать графу, не далее как этой ночью выплеснулось на пергамент обилием чернильных завитков и угольных набросков, а перед тем накрепко засело в сознании. Поэтому время, любезно предоставленное лордом для "подготовки", Витторио употребил по своему усмотрению. А именно: во все глаза уставился на свою знакомую, которая однажды наведывалась в мастерскую, а вот теперь стояла перед сиятельной графской особой, обряженная в мужское платье самым неподобающим приличной синьорине образом.
Первое изумление улеглось, уступив безграничному удивлению, а потом - даже озорству. В сознании маэстро ситуация начала обретать правдоподобные очертания. Видимо, гостья из Атлантии, интересовавшаяся примечательными механизмами в мастерской, а потом беседовавшая о ремесле своего батюшки, в самом деле имеет какое-то представление о том, как пользоваться той или иной кистью, и как положить краску на холст. А существует ли вообще почтенный батюшка-художник? Кто на самом деле владеет диковинной техникой точечного рисунка: сама чужеземка или всё-таки её отец? На миг в кудрявую голову изобретателя вкралась шальная мысль: а что, если ее батюшка уже слишком стар и немощен для того, чтобы самому принимать заказы и беседовать с господами, и поэтому вместо себя он посылает на такие встречи свою дочь? Обряженную, конечно, юношей, потому что девушку, возомнившую себя художницей, представить Витторио не удалось, как он ни старался.
Но отдельные слова, которые маэстро расслышал правым, ещё чутким, ухом, опровергли догадку. "Художник" только что набросал какие-то эскизы и теперь поспешно собирал свитки со стола. Так значит... иностранка сама рисует для графа?
Вытянув шею и следом весь вытянувшись в струнку, Витторио попытался разглядеть, что изображено на эскизах, но не преуспел. Чтобы занять себя, он стянул с головы треуголку и принялся мять её в руках, нетерпеливо ёрзая на месте. Со стороны могло показаться, что предстоящая презентация перед лоренширским лордом заставляла юношу нервничать и волноваться, но, положа руку на сердце, в последнюю очередь его мысли обращались к беседе с графом.
"Синьор Лука"... Расслышав это имя, Витто заёрзал активнее и замер только после того, как стул под ним громко заскрипел. "Нарисовать особой техникой... варианты украшения"... Заметив, что художник намерен откланяться и отправиться восвояси, молодой маэстро набрал в лёгкие побольше воздуха и, дождавшись, когда в беседе графа и Луки повиснет пауза, легко поднялся на ноги и со своей природной ловкостью вклинился в обсуждение.
- Я виноват, что вмешиваюсь, Ваше Сиятельство, - вкрадчиво начал изобретатель, и его лицо озарилось обезоруживающей улыбкой. По его лицу так и читалось: "Побуждения у меня самые добрые, вы еще не знаете, что потеряете, если не выслушаете!". - Но если речь об украшении, которое взялся для Вас набросать... синьор Лука, - озорного изобретателя так и подмывало в этот момент перехватить взгляд атлантийки, и он не удержался от соблазна - в упор посмотрел на художника, который уже успел собрать все свои эскизы, двинулся к выходу и норовил ускользнуть. - Могу заметить, что любое украшение, даже прихотливо украшенное, будет куда интереснее, если снабдить его простейшим устройством, которое приведет его в движение. Как, например, кулон со сдвигающейся крышкой и с музыкальным механизмом... Мы могли бы обсудить это с синьором Лукой, если бы он подождал меня после моей презентации. Если, конечно, он не прочь будет поведать мне кое-какие секреты своего атлантийского художественного мастерства.
Ещё один хитрый взгляд из-под темных кудрей, короткий поклон в знак почтения иноземному мастеру - и художники благополучно поменялись местами. Лука оказался ближе к двери, в то время как Витторио успешно делал несколько дел сразу: болтал не умолкая, приближался к столу и на ходу раскрывал один из свитков, которые прихватил с собой. Захочет ли загадочная чужеземка принять завуалированное приглашение, дождаться маэстро и объясниться? В том, что атлантийка узнала мастера, к которому однажды заглядывала, не было ни единого сомнения: зрение у изобретателя оставалось по-юношески острым, и он прекрасно различил растерянность, тенью скользнувшую по безусому лицу "художника". Конечно, чудная синьорина понимала, в какую передрягу угодила: Витторио легко мог выдать её секрет, и нет оснований полагать, что граф не поверит словам своего доверенного инженера.
Но станет ли он это делать?
Маэстро прищурился, выразительно вскинул брови, а потом резко развернулся на пятках спиной к атлантийке и шлёпнул пергамент на стол перед графом.
- Ваше Сиятельство, я готов начинать!