За тем, что дорого тебе,
Смотреть советую я в оба!
А то - кто знает? - может, мне
Здесь тоже интерес особый?

Да разве есть счастливцы, на чью долю не выпадало таких вечеров? Закон подлости - та уникальная сила, которая действует всегда и безотказно, не завися от внешних факторов, от температуры воздуха, от силы прилагаемых стараний... и ни от чего вообще, что можно было бы измерить, прикинуть, поделить, помножить и в результате получить безупречную пропорцию избежания досадных происшествий.
Нонсенс! Феномен! Научный парадокс!
Все эти мудреные слова были хорошо известны порядком начитанному для своих юных лет помощнику изобретателя, однако сейчас, когда приходилось одному тащить по улице тяжеленную приставную лестницу, на ум ему приходили совсем другие выражения и обороты. То и дело он вынужден был останавливаться, перехватывая габаритную ношу сподручнее, утирать пот и сдувать с влажного лба налипшие кудрявые пряди, то и дело спадающие на глаза. Май выдался в Лирэфии на славу - жаркий, знойный, с сильными, но короткими дождями; вовсю уже цвели сады и готовились плодоносить фруктовые деревья, по улицам плыл упоительный аромат цветов и душистой зелени, легко перекрывая обычный городской смрад. Хотя, конечно, далеко не все запахи большого орллевинского города так уж неприятны: в их пестром букете у Витто были любимые, которые он различал безошибочно и метко, с чуткостью гасконского парфюмера вылавливая в воздухе, отделяя от всех прочих и вдыхая маленькими порциями, смакуя, будто гурман и редкий ценитель. Запах свежеиспеченного хлеба и пшеничных лепешек, что только пожаловали из печи. Запах хорошо прожаренного мяса, струящийся из окна и приоткрытой двери таверны или постоялого двора. Запах пергамента в книжной лавке и умытых дождем булыжников на мостовой. Запах виноградников и то особенное благоухание раздавленного винограда, где уже улавливаются терпкие нотки забродившей ягоды, из которой скоро будет приготовлено высококлассное, легендарное, заслуженно признанное самым лучшим и самым упоительно хмельным... лирэфийское красное вино!
Но этот вечер, к сожалению юного изобретательского подмастерья, не был создан для вина и удовольствий - иначе у него и не было бы повода ворчать себе под нос, время от времени роняя такие словечки, что заставили бы покраснеть пару рьяно благопристойных натурщиц, не далее как вчера позировавших для маэстро обнаженными. Крепкая уличная брань плохо вязалась с романтическими кудрями, невинным взглядом и ладно сидящим добротным камзолом ученика художника де Ланца, но владел он этим словарным запасом виртуозно и сейчас ничуть не стеснялся в выражениях, в сердцах бранясь на свою неподатливую ношу.
Отремонтировать приставную лестницу - задача для самого распоследнего неумехи-плотника или уж для городского мастерового - для такого, например, каким был отец самого Витто. В меру старательный и умелый, но, увы, не наделенный ни каплей фантазии и не способный отпустить свое воображение в полет, позволив ему свободными росчерками ваять на холсте новаторства и вместо пресловутых табуреток и маслобоек творить своими руками что-то действительно стоящее, новое, нужное, интересное... А не лестничные ступени!
Юноша остановился, чтобы опять перевести дыхание, и двинулся дальше уже медленнее, унимая свое раздражение и самому себе твердя, что цель уже почти достигнута, а лестница - возвращена на место. Как же так получилось, что единственный и незаменимый ученик знаменитого на всю Орллею изобретателя разменивает свои редкие умения и таланты на примитивное приколачивание дощечек-ступеней к дощечкам-опорам?
Всё решают связи!
Для кого-то - приятные и полезные, а для кого-то - обременительные и удручающие. Тут свою партию сыграл заказчик одного из многочисленных девичьих портретов, которые маэстро малевал одной левой - и буквально тоже, по природе будучи левшой, - муж одной из красавиц с томным взглядом и украшенным фероньеркой высоким лбом. Отсыпав мастеру немало монет за портрет своей благоверной, он между делом обмолвился о том, как хорошо, мол, когда руки на месте и труда не боятся, а еще лучше - когда на это есть время, как у бездельника-художника. Вот сам-то он всё время занят важными делами и никак не может даже собраться, чтобы поручить кому-то из слуг отремонтировать приставную лестницу, по которой, бывает, надо иногда забираться на крышу. Щедрый и добросердечный маэстро, конечно, не остался глух к беде любезного клиента, предложив помощь, и с легкой руки определил, чем его помощник будет заниматься этим приятным благоухающим майским вечером. Приколотить пару ступеней - дел на пять минут!
Да-да... как бы не так...
Было условлено, что Витто отправится чинить лестницу на следующий день незадолго до заката. Договорились даже о месте встречи, но, когда подмастерье прибыл туда, деловито встряхивая перекинутой через плечо сумкой с инструментами, выяснилось сразу несколько деталей: самих дощечек-ступеней уже нет, растащили да распилили, надо бы изготовить новые из той древесины, что недавно завез плотник; гвозди слишком коротки и для опор такой толщины не годятся, надо бы вернуться в мастерскую и прихватить другие; да и вообще, лестница-то не здесь должна стоять, а через три улицы отсюда, где синьор заказчик и его жена проживать изволят, а здесь же он только трудится на благо герцогства и как-то велел принести лестницу, чтобы сунуться в мансарду, да так она здесь и осталась.
И теперь, миновав все круги плотнично-лестничного нудного ада, Витто вместе со своей ношей тащился уже по нужной улице, вертя головой и высматривая дом, у которого можно будет наконец-то распрощаться с ненавистной махиной. Когда она оказалась прислонена к стене и тщательно проверена на крепость и надежность, подмастерье отступил к противоположной стороне улицы, чтобы полюбоваться делом своих умелых рук. Однако улица была слишком узкой, лестница - слишком длинной, и отступить пришлось дальше, а потом и вовсе нырнуть под арку в одной из стен, открывающую ход во двор. Отойдя с прохода, Витто рассматривал лестницу и так, и эдак, на глаз прикидывая расстояние между новыми ступенями - их пришлось слегка поднять в сравнении со старыми, потому что вколачивать гвозди в уже продырявленную древесину...
Хм... А ведь недурно вышло...
Мысли о собственном мастерстве постепенно оттесняли раздражение, но от всех раздумий Витто отвлек быстрый силуэт, скользнувший вниз по улице. Подмастерье, стоящего под аркой тихо и без движения, прохожий даже не увидел. Но уж больно торопливым был его шаг! Не сдержав любопытства, ученик изобретателя высунул голову из арки, чтобы проследить, куда отправилась эта подозрительная тень, и взгляд его упал на корзину со всякой всячиной, оставленную здесь же, в двух шагах от него.
Ну и ну! Прищурившись, мальчишка пригляделся получше: тут тебе и тонкая пшеничная лепешка, и целых полголовки сыра, и пучки свежайшей зелени, и, что превыше прочего, непочатая пузатая бутыль красного лирэфийского вина, соблазнительно поблескивающая своими округлыми боками.
Вот это подфартило! Бывает же!
"Страдания не напрасны", - патетично подумал склонный к театральности Витто, в то время как его тело действовало быстрее, чем соображал рассудок. Он уже шагнул из-под прикрытия арки и подцепил корзину с яствами к себе на локоть, оборачиваясь на того прохожего, который поспешно проскользнул мимо, оставил у стены корзину, а сам теперь почему-то терся у лестницы, которую подмастерье сам же и починил. Но теперь до лестницы ему дела не было; круто развернувшись вокруг своей оси, он быстрым шагом отправился в обратном направлении, отдаляясь от незадачливого незнакомца. Подошвы его туфель - истертые и оттого мягкие, ступающие почти неслышно; между домами сгущались вечерние сумерки... Вполне можно было рассчитывать остаться незамеченным и ускользнуть, даже не переходя на бег.
Но проходит секунда - и по торопливому стуку шагов за спиной, даже не оборачиваясь, Витто понимает, что простака с корзиной все же недооценил. Тот оказался внимательным и успел заметить, что будущее пиршество уводят из-под носа.
Ладно уж, подловили, бывает. Что теперь-то?
Только вперед!
Подмастерье сорвался с места, мгновенно переходя на стремительный бег и скрываясь за первым же поворотом. На этих самых улицах он вырос, Лирэфия была для него родным городом, и этот лабиринт хитросплетенных улочек, тупиков и переулков едва ли кто-то знал лучше него - кроме, разве что, той самой мальчишеской ватаги, с которой вместе он и начал познавать этот запутанный мир вокруг себя. Разглядеть своего преследователя мальчишка толком не успел: заметил только, что тот выше него примерно на голову, но относительно худощав и явно не силач. Тем хуже - бегает он, кажется, неплохо. Но Витто и не думал паниковать; затеянная погоня только раззадорила, будто так он получил реванш за скучнейшее задание с лестницей и мог блеснуть своей изобретательностью на славу. Еще и награду за это получить!
Подхватив корзину крепче, подмастерье вильнул еще за один угол, а потом, пока преследователь еще не настиг, ловко нырнул в почти не заметный глазу проход между стенами домов и просочился на параллельную улицу, где спокойно осмотрелся и мог бы благополучно скрыться, отвязавшись от погони. Благо, не встретилось прохожих.
Да только угроза, которую выкрикнули ему в спину, до сих пор звенела в тех самых ушах, которые грозились оборвать. И веселила так, что промолчать невмоготу!
Похохатывая, приходя в отличное расположение духа, Витто скользнул к одному из домов и по внешней винтовой лестнице, увитой зеленым плющом, взлетел на самый верх. На крышу, где был бы виден издалека, подниматься не стал, а вместо этого уселся на ступенях рядом с дверью, ведущей в мансарду уже спящего дома - кстати, незапертой, - и притаился за пышным вьюнком, щурясь в сумерки и с высоты высматривая своего преследователя. Когда темный силуэт показался на соседней улице внизу, мальчишка фыркнул, понаблюдав, как тот беспомощно озирается по сторонам, и сжалился над оставленным без ужина, звонко крикнув ему из своего убежища:
- Я бы вернулся, синьор, да вот беда - мне мои уши и самому пригодятся еще. Как и ваше вино, кстати! Отдельно за него благодарю!