В жизни каждого человека, если к ней как следует присмотреться, хватает дорог. Люди уезжают в путешествия, возвращаются домой, отправляются навестить друг друга или уладить дела. И из этих коротких отрезков пути год за годом складывается дорога, которой бы хватило, чтобы проехать по Хельму вдоль всех его границ. Ну или же хотя бы по Орллее. Но раза этак три или четыре. Что до Эмилио Бьяджи: свой Хельм граф уже откатал, регулярно путешествуя между Кьетширом и Арвьерширом, расположенных на разных концах орллевинской карты. Но ещё ни одна из дорог, оставшихся за спиной, не казалась ему столь утомительно-долгой.
С тех самых пор, как домочадцы узнали цель сегодняшнего визита в загородную виллу барона Альбьентри, Франческо молчал, София дулась, а Адриана в своём настроении присоединялась то к одному племяннику, то к другой. И все трое взирали на Его Сиятельство с величественной отстранённостью узников, с гордо поднятыми головами идущих на эшафот, чтобы за миг до смерти плюнуть в наглую рожу ухмыляющегося палача, а после отбыть к богам и занять места среди невинно убиенных, отдавших жизни за что-нибудь масштабное вроде всеобщего счастья или мира во всём мире. Нет, Бьяджи, конечно, подозревал, что новость о его скорой женитьбе обескуражит родных, но чтобы настолько?!
И ладно бы дети: у Софии чересчур живое воображение и обыкновенная для её возраста ревность к любому, кто претендует на внимание отца, а Франческо всегда отражал настроение сестры, видя в том защиту, которой старшему брату должно окружать девочку. Да уж, в окружении Софии Бьяджи, маленькой леди Кьетшира, вообще на удивление мало народу, не взятого ею в плен своего обаяние, щедро замешенного на трогательной беззащитности. Сам Эмилио знал только одного такого человека – строгую монахиню по имени Анна, занимавшуюся с Софией латынью. Жаль, именно её Бьяджи взять с собой и не догадался…
- Не нужно, я сам, – предостерегающе вскинул руку Эмилио, когда карета с его домочадцами остановилась у широкого крыльца виллы, и один из его людей поторопился спешиться, дабы открыть перед ними дверцу.
Передав поводья подоспевшему мальчишке-конюшенному, граф неспешно зашагал к карете. Казалось, даже гвардейцы глядят на него, словно толпа зевак, ожидающая, когда топор палача пустит повинную голову скакать по ступеням навстречу приветственным крикам. Отец-Создатель, что за бред приходит в эту самую голову?!!
- Вам здесь понравится, – широко улыбнулся Эмилио, решивший игнорировать всеобщую настороженность ещё со вчерашнего вечера, подавая руку сперва дочери и её няньке, а потом сестре. Сын выбрался сам и вопросительно взглянул на него снизу вверх. Задержавшись рядом с Франческо, Эмилио хлопнул сына по спине, поправил шейный платок, который Адриана повязала мальчику по последней столичной моде.
- Наверное, – виконт изо всех сил старался, чтобы голос его звучал уверенно. - Просто это всё…
- Неожиданно? – Понимающе усмехнулся Эмилио, обнимая Франческо за плечи, и вместе с ним направляясь вверх по ступеням, где уже ожидали их дамы. - Я понимаю. Знал бы ты… - «…как опешил я сам, когда понял, что и впрямь женюсь на экс-герцогине по протекции герцога!» - Не волнуйся. Уверен, вы с ней поладите.
К слову, об экс-герцогине. Немногочисленное семейство Бьяджи ещё не успело переступить порог, а на повороте дороги, ведущей к вилле барона Альбьентри, уже показалась карета с гербами дома Грациани.
- Мы подождём здесь? – Спросил Франческо, делая попытку взять Софию за руку.
- Вот ещё! – Фыркнула девочка, шустро пряча за спину обе руки, прежде чем Эмилио успел им ответить. - Я пойду внутрь! Мария, идём.
Так вот и вышло, что на ступенях остались лишь они трое: граф Кьетшира, его сестра и сын, который, наконец, преуспел в попытках напустить на себя невозмутимый вид, чувствуя на плече тяжесть отцовской руки. И никакой брак этого не изменит.
- Миледи, – распахнув дверцу кареты, граф подал руку рыжеволосой, - рад нашей встрече. Надеюсь, поездка не утомила Вас?
Поприветствовав графиню Лореншира*, Эмилио жестом подозвал к себе сестру и сына.
- Полагаю, с леди Кьетшира, Адрианой Бьяджи, вы уже знакомы. Ну а это – Франческо, мой старший сын, - «…и моя гордость,» – подумал Его Сиятельство, глядя на то, с какой непринуждённостью его наследник прикасается губами к тыльной стороне ладони сперва одной, а затем другой женщины. Пройдёт всего несколько лет, и это его целомудрие как в лету канет, оставив исключение лишь для официальных церемоний. - София уже успела оккупировать гостиную. Быть может, пройдём туда?
Маленькая леди Кьетшира и впрямь оказалась там, где озвучил её отец. Всё так же держа руки за спиной, София с глубокомысленным видом изучала сцену охоты, изображённую на одной из картин – Его Милость был большим ценителем как сего вида времяпрепровождения, так и живописи. Эмилио, в свою очередь, к охоте относился весьма прохладно, а вот подарки друзьям делать любил. В частности, это работа перекочевала сюда из палаццо Его Сиятельства.
- Я её помню, – заявила девочка, не оборачиваясь на оклик отца. - Она раньше висела в малой гостиной у нас дома. И, наверное… – София выдержала театральную паузу, после чего медленно обернулась к леди Грациани, - нравилась моей маме. – Пристальный взгляд, не вмещающийся ни в одни рамки приличия, и плотно сжатые губы без тени улыбки. - А Вам она нравится?
- София, немедленно поздоровайтесь с леди Грациани! – Ахнула Мария, бросая жалобный взгляд в сторону графа: мол, ну Вы же и сами знаете, какой она может быть!.. Всё так. Эмилио и впрямь знал нрав Софии, как никто другой. Наверное, стоило бы её наказать… вот только Его Сиятельство совершенно не умел этого делать. Как и для большинства отцов, для Эмилио его кроха была величайшим сокровищем на всём континенте. А кто в здравом уме лишит сокровища сладкого или отправит наверх? Пусть бы и для того, чтобы «подумать над своим поведением»…
- Добрый день, – проговорила девочка, нарочито старательно делая реверанс. - Прекрасная погода сегодня, не правда ли? Вам так идёт это пла…
- София!
- Что, папочка? – Невинно захлопала ресницами маленькая леди Кьетшира в то время, как её нянька залилась румянцем.

Судя по растерянному взгляду и вместе с тем плотно сжатым губам, в маленькой леди сейчас боролись сразу три чертёнка. Первый хотел принять условия перемирия, которые предложила леди Грациани, ведь каждый знает: лент много не бывает. Второй корчил первому рожицы и не намеревался сдавать «врагу» ни пяди графского внимания, полагая себя и только себя… ну, и ещё Адриану с Франческо – совсем немножко!.. его полноправным владельцем. Третий же понимал, что что-то идёт не по плану, но что именно – ответить не мог, отчего метался между собратьями, требуя уже их внимания, а заодно – перерыва, чтобы посовещаться и перестроить войска.
Что и говорить, Эмилио с самого начала знал, что именно с Софией будет труднее всего. Знал, и всё равно не собирался её наказывать, что бы там не подумала о нём графиня Лореншира. С самого своего рождения дочка заняла особое место в сердце Бьяджи, и, хоть он горячо любил как сыновей, так и сестру, с любовью к Софии ничто не могло сравниться. Но наказание наказанием, а вот осадить девочку не помешает. Ведь кому, как не Эмилио, знать, как далеко она может зайти.
- А мне она не нравится, – упрямо вскинула подбородок София, не успел Эмилио даже рта раскрыть, - я про картину, миледи, – какой именно чертёнок одержал верх, гадать уже не приходилось. Оставалось вмешаться. Особенно теперь, когда девочка, ловко обогнув Лукрецию, подбежала к отцу и взяла его за руку. - И папе она не нравилась, правда, папа? Но это долгая история, – «…и мы не рассказываем её кому попало,» - закончил чертёнок-победитель, мешая свою ехидную ухмылку с невинной улыбкой Софии. - А ленты… Вам их не жалко, леди Грациани? Вот мне – было бы. Потому, что одни дарит папа, другие – Адриана, третьи…
- Нам с дочерью нужно перекинуться парой слов, – перебил Бьяджи, сгребая Софию в охапку. -
Вы извините нас?
- На самом деле моя сестра умеет себя вести, – произнёс слегка порозовевший Франческо, когда Эмилио с дочерью скрылись в коридоре, - просто она… – зачем-то поправив манжеты, юный виконт Кьетшира обернулся к тётке, мол, что же ты молчишь, помогай!.. - Долгие годы после смерти матушки отец и не заговаривал о повторной женитьбе. София привыкла, что её семья – это мы трое, и ей непросто уложить в голове тот факт, что теперь это изменится. Она славная, леди Грациани, поверьте! Просто… всё случилось, так быстро, что… – окончательно смутившись, Франческо потупил взор, однако после, набравшись  решимости, взглянул поочерёдно на обеих женщин. Упрямо вздёрнутый подбородок сейчас делал его очень похожим на сестру. - Простите поведение Софии, миледи, даю Вам слово – этого больше не повторится. Она… я постараюсь.
Не зная, что ещё сказать или сделать, виконт облокотился о спинку ближайшего к нему кресла, рассеянно исследуя пальцами резные завитки. А вскоре в дверном проёме показался Эмилио с присмиревшей Софией, державшей его за руку обеими ладошками. Выглядела девочка пристыженной, но карие глаза смотрели на Лукрецую с вызовом, словно бы говоря «извиняться не буду!». Выпустив руку Эмилио, София быстро присела в реверансе перед графиней Лореншира, которую не успела поприветствовать раньше, а затем подняла глаза на отца.
- А нам обязательно оставаться в доме? Ты говорил, что тут неподалёку есть пруд, можно пойти туда? Я имею в виду: всем вместе, – последнюю фразу София Бьяджи добавила после непродолжительной паузы, украдкой (во всяком случае, так ей казалось) бросив взгляд на Лукрецию.
- Быть может, позже, милая. Дай леди Грациани и леди Хайгарден перевести дух.
- Ладно.
Выудив из вазы с фруктами самое большое и самое красное яблоко, София уселась в одно из кресел и с хрустом вгрызлась в его бок, непринуждённо болтая ногами. Картины, платья, ленты – казалось, в её маленькой головке уже не осталось места ничему из этого. Вот только Эмилио слишком хорошо знал свою дочь, чтобы отдавать себе отчёт: ни одно обещание «быть милой» не удержит Софию от колкости, если та вдруг попадёт к ней на язычок. С одной стороны подобная непосредственность легко объяснялась юным возрастом леди Кьетшира – наверняка совсем скоро воспитание принесёт свои плоды. С другой же… если будущая графиня Кьетшира не сумеет этого понять, жизнь всей его семьи может здорово осложниться. Принимая предложение герцога Орллеи и графа Лореншира относительно этого брака, Эмилио в первую очередь думал о своих детях. И сын, и дочка уже слишком взрослые, чтобы леди Грациани сумела заменить им мать (даже при условии, что ей самой вдруг этого захочется), однако, почему бы ей не стать им другом? Равно как и Адриане.
К слову, об Адриане. Что-то она сегодня непривычно скованна и молчалива. Неужели, и у неё предстоящий брак вызывает вопросы? С чего бы?! Адриана уже в том возрасте, что и сама вот-вот станет невестой, ну а к разнице в годах между супругами леди Кьетшира всегда относилась философски, приговаривая «главное, чтобы старше был мужчина». И не спросишь ведь… Во всяком случае, не при гостях.
- Вы выглядите посвежевшей, леди Грациани, – улыбнулся Бьяджи, переводя взгляд на свою невесту. - Румянец очень Вам к лицу. Надеюсь, Франческо и Клариче чувствуют себя хорошо?
- Кто такие Франческо и Клариче? – Тут же влезла София, отвлекаясь от своего яблока. Влезла на самой грани приличий, потому Эмилио счёл возможным ответить.
- Это дети леди Грациани. От первого брака.
- Да? А почему Вы не привезли их с собой, леди Грациани? Мы бы поиграли все вместе… Может, тогда нас бы отпустили к пруду. Правда… там водятся лягушки. Адриана их боится. И Мария тоже. А папа и Франческо – нет, – отложив яблоко, девочка о чём-то задумалась, сосредоточенно наморщив лоб. Вероятно, прикидывала, к какой категории взрослых отнести неучтённых ранее дам. - Папа… а могу я спросить леди Грациани, боится ли лягушек она?
Ну, точно! И вот что с нею делать?.. Улыбка Эмилио, всё ещё обращённая к рыжеволосой, вмиг сделалась виноватой.

Выяснить судьбу лягушек… вернее, судьбу страхов леди Грациани так и не удалось. Не нужно быть великим специалистом по женщинам, чтобы заметить, что убежала она, из последних сил сдерживая слёзы. Да уж, свой непростой характер, проявлений которого так опасался её отец, маленькая леди Бьяджи не просто оправдала: кажется, сегодня она вышла на какой-то новый, неведомый доселе уровень. Хорошо, что на сей раз Софии хотя бы стало стыдно не дожидаясь его нотаций: пунцовые щёчки и виновато устремлённые к носкам туфелек глаза – превосходный индикатор (кажется, именно это слово использовал состоящий на службе у графа Кьетшира пожилой алхимик, смешивая одну бесцветную жидкость с другой, чтобы в итоге получить малиновый или жёлтый оттенок), который перестанет работать лишь с утратой последних крох совести. А до этого его Софии, как отчаянно надеялся Эмилио, примерно как до Фйеля пешком.
Но даже серьёзный разговор, который предстоял девочке по возвращению домой, прямо сейчас мало чем мог помочь ситуации. Леди Грациани выскользнула прочь, оставив после себя напряжённую тишину, которую никто не решался прервать первым. Каждый – по известной лишь ему самому причине, ну а Эмилио… Эмилио просто растерялся. Нет, всё же в банковском деле, где вращаются огромные состояния, куда проще, чем в делах семейных. Не смотря на то, что граф Кьетшира успел проникнуться к своей печальной невесте вполне себе искренней симпатией, София, как бы безобразно она себя не вела, оставалась его дочерью, девочкой, которой он не мог не простить любую выходку просто по факту её существования в жизни Эмилио Бьяджи. Как быть, если рыжеволосая потребует от него выбирать? Увы, но женщины по природе своей существа эгоистичные, не терпящие конкуренции, пусть бы даже со стороны ребёнка. Во всяком случае, подавляющее большинство тех, кого Эмилио Бьяджи «имел честь» знавать лично. Будь на чаше весов Лукреции Грациани лишь выгоды, которые сулил брак с нею, Его Сиятельство и не сомневался бы, при первом намёке на выбор отдавая предпочтение дочери. Но как быть с теплотой, что вопреки законам логики и здравого смысла вызывает в душе хрупкая девочка с длинными медно-рыжими волосами? Жаль будет прощаться с нею, если… когда леди Грациани потребует от Эмилио сделать выбор.
Жаль. Но ничего не поделаешь.
- Прошу простить и меня тоже, – медленно проговорил граф Кьетшира, окидывая оставшихся долгим взглядом. Недовольство леди Хайгарден, недоумение Франческо, рассеянность Адрианы и нечто, весьма похожее на панику, в глазах Марии – всё так, как он и предполагал. За исключением Адрианы, разумеется. Уж сестра могла бы перестать изображать из себя мраморную статую и хоть как-то разрядить обстановку. Чем ей-то не угодила Лукреция Грациани? Вряд ли они вообще были знакомы достаточно близко чтобы что-то не поделить.
К слову, о Лукреции. Рыжеволосая нашлась практически сразу, но поникшие плечи девушки и опущенная голова решимости не придавали. Смущённо кашлянув, дабы обозначить своё присутствие, Бьяджи зачем-то огляделся по сторонам и только потом преодолел несколько шагов, отделяющих его от леди Грациани.
- Миледи, я… – начал было Эмилио, однако сия «пламенная речь» оборвалась на полуслове. И в самом деле, что ей сказать? Извиниться за Софию? Строго говоря, он уже это делал. К чему повторяться? Безликая вежливость хороша для поверхностных знакомств, а уж этого-то для своего брака Бьяджи желал менее всего, пусть бы даже он никогда и не питал иллюзий на тему «брак строится на любви». Уважение, забота, доверие – как показывает практика, всё вышеперечисленное стоит гораздо дороже вымышленного чувства. Но коль скоро маленькая леди Кьетшира уже дерзнула проявить неуважение к своей потенциальной мачехе, означает ли это, что попытки остальных членов семьи переломить ситуацию не будут приняты в расчёт? Даже если и так, Эмилио не был уверен, что у него хватит строгости, чтобы обвинить ребёнка. Впрочем, а намного ли старше Софии была его вероятная будущая жена? Какой бы взрослой и сильной она не пыталась казаться, сколько бы бед и потерь не оставила за спиной… - Простите меня. Не за Софию – она ребёнок, причём, ребёнок не злой. Эти капризы… мне сложно вообразить, что на самом деле творится в голове у моей дочери, но одно я знаю наверняка: её упрямство продиктовано не дурным нравом, а страхом. Однажды она сделала что-то без спросу – на самом деле, я уже даже не помню, что именно – и мне пришлось наказать её, лишив десерта. Казалось бы, мелочь, но… в тот день она спросила, не разлюбил ли я её? И если разлюбил, то как ей теперь быть. – Горькая усмешка тронула губы. Эмилио будто бы заново переживал тот вечер, когда вопрос маленькой девочки заставил его – взрослого мужчину, разменявшего третий десяток – надолго лишиться дара речи. Наверное, пройдёт ещё не один десяток лет, прежде чем тревожный взгляд маленькой девочки, доверчиво обнимающей его за шею, перестанет сжимать сердце стальными обручами страха. Не из-за того, что однажды он и впрямь может разлюбить её, но потому, что дитя, которое с рождения окружили заботой, стремясь хоть как-то компенсировать потерю матери, вообще сподобилось задать этот вопрос. - Я прошу прощения не за дочь – за себя. И за откровенность, которая может придтись Вам не по вкусу. Но если мы с Вами станем мужем и женой, Вы должны кое-что знать. Что бы не натворила София или Франческо, что маловероятно, на самом деле, они – мои дети. И я никогда не откажусь от них, не перестану любить и прощать. Если Вы не готовы принять это, миледи, ещё не поздно отменить свадьбу. Я, в свою очередь, не хочу выбирать между членами моей семьи: как настоящей, так и будущей, отдавая предпочтение кому-то одному в ущерб остальным. Иначе я просто не вижу смысла в такой семье. К слову, если Вы всё же решите стать её частью, это… хм… пусть будет «правило» распространится как на Вас, так и на Вашу дочь. Я дам ей и воспитание, и заботу, как если бы Клариче была моим ребёнком. Она никогда не будет чувствовать себя лишней в моём… нашем доме. Все члены моей семьи одинаково важны для меня, – пусть бы даже малышка София с самого первого дня жизни стала для Эмилио любимицей, - и я не хочу, чтобы это менялось. Вы понимаете меня, Лукреция? – Обойдя рыжеволосую, до сих пор стоящую к нему спиной, Эмилио наклонил голову, стремясь заглянуть ей в глаза. Губы могут солгать, сказав то, что хочется услышать, ну а глаза… не зря ведь менестрели сравнивают их с зеркалом души?.. - Разумеется, это не значит, что мои дети вольны творить всё, что пожелают, заручившись индульгенцией отцовского прощения: я не хочу воспитать эгоистов, глядящих на весь мир свысока и не считающихся с чувствами других людей. За своё сегодняшнее поведение София будет наказана, к тому же, я поговорю с ней ещё раз, куда подробнее объяснив, насколько дурно она себя вела, и…
Торопливые шаги маленьких ножек, обутых в лёгкие туфли, заставили Эмилио замолчать и обратить взор вглубь коридора. Так и есть: София. Замерев на расстоянии нескольких шагов, леди Кьетшира прижала к себе куклу, настороженно посмотрела на взрослых, а после – робко улыбнулась, спустя мгновение спрятав личико в кукольных локонах.
- Я хотела спросить, можем ли мы погулять у пруда? Не стоит бояться лягушек, леди Грациани, я прогоню их всех, вот увидите.

«И я прошу прощения у Вас, милорд, я не должна была сбегать вот так».
Эмилио прямо-таки на физическом уровне ощущал, сколько решимости понадобилось рыжеволосой, дабы смахнуть с ресниц слёзы и одержать верх над собственным голосом, не позволяя ему дрожать, словно листья, в которых запутался дождь. Осенние листья. Цвета закипающего пожара, сдобренного обманчиво недрагоценной медью…
В тот день, когда Бьяджи встретился с леди Грациани накануне так называемой Белой Свадьбы, едва не ставшей последним эпизодом в короткой биографии экс-герцогини, он видел перед собой юную девочку, изо всех сил стремящуюся выглядеть взрослой. Так ребёнок с гордостью глядится в зеркало, до невозможности высоко задирая голову, дабы, украдкой вытащенное из материнского ларца, тяжёлое ожерелье на тонкой шейке поймало как можно больше бликов свечи. Запретное делает старше? Ничуть. Но дитя в это верит, и от веры этой – столь искренней, что восхитятся даже боги, избалованные людскими молитвами – ожерелье бликует сильней, отражаясь в поверхности зеркала новыми оттенками привычных красок. Именно это сравнение первым пришло в голову, стоило Эмилио вызвать в памяти тот день. Ну а день сегодняшний…
…день сегодняшний явил ему совсем другую Лукрецию. Не то, чтобы уже взрослую и многоопытную, скорее уж просто повзрослевшую. Но и этого уже довольно, дабы больше не глядеть на мир широко распахнутыми глазами в ожидании того, какое чудо он припас для тебя сегодня. Жизнь ласкова лишь с детьми (да и то до известных пределов), взрослым она охотно подставляет подножки и отвешивает затрещины. Лишь сильные вновь встают на ноги, выпрямляют спину и идут дальше. Ну, или же те, кто готов обрести эту силу.
Пожалуй, брак, если он случится, будет интересным. А что ещё нужно мужчине, у которого и так есть много больше, чем может позволить себе абсолютное большинство соотечественников? 
«Я понимаю, что София ребенок и что она боится потерять Вас, потому что... Потому что с недавних пор я опасаюсь того же».
Интересным? Нет, пожалуй, Бьяджи поторопился, «награждая» будущий союз этим эпитетом, и тем самым… преуменьшая прогнозы. Не просто интересным, а очень!, судя по тому, что невесте удалось удивить Эмилио даже в столь напряжённой ситуации. По губам графа скользнула задорная усмешка.
- Клянусь Создателем, у меня и в мыслях не было лишать Вас десерта и прогулок, миледи! – Подняв руки в шутливом жесте «я сдаюсь», Эмилио отступил на шаг назад. - Так откуда взялись эти  страхи? Тем более, что… я не помню, что тогда натворила моя дочь, но Вы определённо ведёте себя лучше. – Открытый взгляд, устремлённый на рыжеволосую, расцвёл смешливыми искрами, однако даже не наигранная весёлость ничуть не ослабила внимания Бьяджи. Она боится его потерять? Что это? Искусство кокетства, которому женщины из знатных семей обучаются раньше, чем делают первый шаг без помощи нянек? Допустим. Ну а какова же причина? Банальное желание нравиться или острая необходимость выйти замуж?
Существовал, правда, ещё один вариант, который Эмилио сознательно не спешил рассматривать, как полноправную версию, а именно: симпатия, проявившаяся таким вот непосредственным образом. Разумеется, Бьяджи рассчитывал и на приязнь, и на уважение, скрепляющие любой брак почище золотого раствора приданного, но что-то большее… для этого ещё слишком рано, не правда ли? Хотя, грош цена такой правде. Пусть даже в мире, напрочь лишённым надежды…
…и призрака любви.
Очередная каверза, задуманная маленькой леди Кьетшира, столь отчётливо отразилась на её личике, что Эмилио поневоле закатил глаза. Если не пресечь безобразие на корню, седых волос у будущей тёщи ощутимо прибавится уже до полудня. Хотя если вспомнить, что дочерью леди Хайгарден является леди Грациани, которая, совершенно неожиданно для Эмилио, повела себя, как сообщница Софии, графине Лореншира очень повезло родиться на свет блондинкой. Граф Кьетшира подобной удачей похвастаться не мог, посему поспешил вмешаться, воспользовавшись вопросом, адресованным непосредственно ему.
- Уверен, леди София сможет всё, что захочет. Но прямо сейчас – готов спорить – она хочет показать себя самой послушной девочкой на всём континенте, потому как её предыдущее поведение уже обеспечило ей лишение десерта до конца недели. Думаю, мы можем отправиться к пруду, леди Лукреция, – предложив рыжеволосой руку, Эмилио коротко улыбнулся, когда тонкие пальцы устроились на сгибе его локтя, - и если вдруг, по какой-то невообразимой для меня случайности, леди Софии придётся отгонять от нас лягушек… уверен, она справится и с этим, пусть бы даже ценой дополнительного часа урока латыни последующие три дня.
Леди София, уже набравшая в грудь воздуху, чтобы продолжить общение с будущей мачехой на столь увлекательную тему лягушек и связанных с ними чужих страхов, мигом сдулась, словно проколотый бычий пузырь, и недовольно поморщилась, с укором глядя на отца снизу вверх. Леди Грациани тоже достался взгляд малышки, словно бы вопрошающий рыжеволосую: Вы видите, с кем приходится иметь дело?..
- Я же ещё ничего не сделала, чтобы наказывать меня латынью! – Фыркнула девочка, упрямо вскидывая подбородок и в один миг становясь очень похожей на своего отца.
- Разумеется, дорогая, – покладисто согласился тот, встречаясь взглядом с леди Хайгарден. Кажется, будущей родственнице неотвратимость наказания пришлась по душе. А вот Франческо, выглянувший из-за её спины, обречённо скривился: опять придётся украдкой делиться сладким с набедокурившей сестрой. Знал ли об этом Эмилио? Ну, разумеется, знал. И не препятствовал. Хотя бы потому, что София никогда не просила – брат «жертвовал» добровольно. - Я говорю это на всякий случай. Но ты ведь и не собираешься ничего делать, так?
- А десерт… но ведь на свадьбе будет пирог! – Вдруг вспомнила малышка, переводя взгляд с одного лица на другое. Что ж, кажется, с самим фактом грядущей свадьбы она уже примирилась, переключая внимание на куда большее несчастье, «нежданно-негаданно» свалившееся на голову.
- Полагаю, будет. – Охотно согласился граф. - Уверен, леди Грациани лично проконтролирует, чтобы пирог был очень вкусным, не правда ли?
- И что? Его ты мне тоже запрещаешь? – Спросила София, не дожидаясь ответа будущей мачехи. Зачем? Все и так знают, что на свадьбах подают самые вкусные пироги, так к чему уточнять?!
- Видимо, да. Свадьба состоится в оговоренные мной «до конца недели».
- Точно?
- Увы, милая, точнее не бывает, – «обескуражено» пожал плечами Эмилио, украдкой бросая взгляд на рыжеволосую, чтобы та и не вздумала вступаться за нарушительницу правил приличия.
- Ну хорошо. Ты запрещаешь. Я поняла. – Не только отец, но и дочь одарила леди Грациани многозначительным взглядом. - Так мы идём гулять?

Словно бы в противовес первой половине первой же официальной встречи леди Грациани и её матушки с семьёй Бьяджи, продолжение выдалось весьма чинным и по-светски размеренным. Признаться, Эмилио терпеть не мог подобные разговоры ни о чём, однако сегодня они пришлись весьма к месту. Беседа лилась плавно, словно тягучий мёд со вкусом солнца и лета, будто бы по заранее составленному сценарию переходя от одного на другое. Даже София долгое время вела себя примерно, пока не удрала от своей няньки, что, традиционно охнув и подобрав юбки, понеслась за леди Кьетшира.
Леди Лореншира оказалась хорошей слушательницей (в отличие от будущей падчерицы, которая уже начинала забывать о недавнем разговоре в коридоре особняка), охотно внимая словам Эмилио с интересом, который искушённому в притворстве графу Кьетшира показался вполне себе искренним  и в чём-то даже по-детски непосредственным. Наверняка, придворные пришли бы в ужас, в два счёта поставив на рыжеволосой очередное клеймо, однако Бьяджи это скорее нравилось. Где есть манерность, там, обычно, не остаётся места доверию, что хрупкими нитями протянулось между ними. Пожалуй, паутина и то прочнее… но разве великое начинается не с малого?
И хоть у Эмилио Бьяджи не было намерений сделать свой брак великим – с него достанет и уютного радушия родных стен, что укрепит, а не разнесёт в щебень новая графиня Кьетшира – доверие он ценил едва ли не выше всех остальных сокровищ подлунного мира. А ещё – честность, не смотря на то, что и того, и другого миру, в котором Его Сиятельство угораздило появиться на свет, не доставало чуть менее, чем полностью. Вот такой вот изысканный, чтоб его, вкус!
Вскоре внимание графа привлекла София, склонившаяся над водой недопустимо низко, но не успел Бьяджи сделать дочери замечание (к счастью, именно что замечание, поскольку Мария наконец вспомнила о своих обязанностях и цепко держала свою столь любимую всевозможными бедами воспитанницу за руку), как с ним заговорила Лукреция, заполняя небольшую паузу в беседе. Сперва робко, но после всё увереннее и увереннее. Но тема, которую экс-герцогиня выбрала на замену… сказать, что она озадачила Бьяджи, означало бы преуменьшить эффект раза этак в два, если не в два с половиной.
Селинда Найтон и её немилость. Невероятная женщина! В том смысле невероятная, что наживать себе врагов вдобавок к уже имеющимся – это надо осмелиться, пусть бы даже в обоих случаях речь шла об одних и тех же Грациани. Влиятельного семейства, не потерявшего своих позиций в ближайшем окружении герцога Орллеи даже после расторжения брачного договора, которое, ко всему прочему, долгие годы пользовалось поддержкой на западе, стабильно «докупая» недостающую при помощи банковских сделок, с лихвой хватило бы не на один комплект врагов, с которым Её Сиятельству следовало помириться, пока обвинение её мужа не коснулось её, запятнав ещё и детей. Эмилио Бьяджи не был политиком, он был банкиром – неудивительно, что подобная осторожность казалась ему единственно возможным выходом для леди Найтон. И о чём говорил тот факт, что она им не воспользовалась, предпочтя усугубить конфликт (а именно такое впечатление сложилось у графа после откровения рыжеволосой)? Либо о глупости, в которую в контексте этой женщины верилось слабо, либо же о наборе козырей, имеющихся в рукаве её платья. И козыри эти родственница правящего дома Найтонов должна быть готова ровными рядами выложить на игорный стол. Рискнуть всем, чтобы получить ещё больше?.. На своё счастье, Эмилио Бьяджи никогда не питал слабости к политике, потому как с такими ставками можно и по миру пойти. Особенно, если найдётся кто-то, кто приложит определённые усилия, чтобы испортить госпоже графине (ну или кому там ещё?) игру.
«Возможно, Вы, находясь при дворе, слышали что-то подобное…»
Возможно, и слышал… Вернее, слышал, конечно же – осторожные предупреждения от друзей, в чьей лояльности не приходилось сомневаться, сделанные, к тому же, в сослагательном наклонении. Злые языки свою остроту на Его Сиятельстве оттачивать ожидаемо не спешили: за последние несколько лет в окружении герцога слегка поубавилось бесстрашных идиотов, а в моду вошла осторожность и осмотрительность. 
- Сплетни – не самый лучший источник информации, миледи, – отозвался граф, едва рыжеволосая окончила свой монолог. Окончила с дрожью в голосе и пальцах. Неужто и впрямь считает, что придворные интриги, о которых говорила леди Найтон, успели если не отравить его разум, то хотя бы заронить ростки сомнений? Что ж, леди Грациани многое предстоит узнать о своём будущем супруге. Правда, лишь в том случае, если она изъявит такое желание. Эмилио Бьяджи – не открытая книга с балладами о прекрасных девах и храбрых рыцарях. Скорее уж он зубодробительный трактат на латыни с запертой на амбарный замок обложкой. - Доверять сплетням – последнее дело даже в том случае, если у тебя нет оснований сомневаться в человеке, принесшем их в твой дом. Что до нас с Вами… до тех пор, пока я не уличу Вас во лжи, я буду верить лишь Вашему слову. И раз Вы утверждаете, что между Вами и Его Светлостью не осталось никаких отношений, значит, – улыбка коснулась губ, пальцы сжали тонкую ладонь, - я Вам верю. Хотя мне и не совсем понятна ситуация вокруг ваших детей. Как я уже говорил прежде, я не против принять близнецов в своём доме и воспитать их, как собственных, но позиция герцога… нам так и не удалось обсудить её, расставив все точки над гласными. И, признаться, я не уверен, что имею на это право, если только Вы не сочтёте нужным делегировать его мне.
Позиция герцога… В последнее время прилагающаяся к ней неопределённость всё чаще удивляла Его Сиятельство. Вот и оговорка экс-герцогини о репутации, которую тот предпочтёт сберечь в ущерб репутации её семьи, пришлась «к месту»… должно быть, леди Грациани просто не так поняла, иначе картина вырисовывается не то, чтобы совсем уж безрадостная, но довольно таки отличная от той, которую Эмилио видел прежде. А ошибаться в людях графу Кьетшира никогда не нравилось, так что лучше бы Его Светлости остаться тем человеком, кому Бьяджи вручил и благополучие Кьетшира, и будущее собственной семьи, голосуя за свободу и независимость запада от короны Хельма.
- И вот ещё что, – улыбка Эмилио сделалась шире, тем более ушей как раз коснулся заливистый смех дочери, которая, судя по всему, напала на след лягушки, - я понимаю, что прогулками и десертом Вас не напугаешь, но не могли бы Вы притвориться и не умалять серьёзность этих наказаний в глазах моей дочери, Лукреция? - Её имя оказалось неожиданно тёплым на вкус. Словно воспоминание о молоке с мёдом из его далёкого детства. Любопытное воспоминание. Особенно, если учесть, как давно Бьяджи не ощущал его на губах. - Видите ли, я не уверен, что смогу применить к Софии более серьёзные кары, а лишаться уже имеющегося арсенала не хотелось бы.

«Благодарю Вас за оказанное доверие, милорд. Я никоим образом не предам его».
Внимательно взглянув на сосредоточенное лицо своей будущей супруги, Бьяджи коротко кивнул головой, принимая её обещание. «Хотелось бы верить, миледи, хотелось бы верить».
И дело тут даже не в том, что стоящая подле него женщина с медными, отливающими солнцем и летом, волосами, не была достойна доверия, потому как уже однажды его предала. Даже если бы в этом предположении и было хоть сколько-нибудь правды, Эмилио Бьяджи всё равно принадлежал к тому типу людей, кто давал близким (ну или же тем, кто вполне мог ими стать спустя какое-то время) второй шанс. Просто… всем обещаниям хочется верить, но некоторым – в особенности. К примеру, тем, которые так или иначе касались доверия.
В семье Эмилио оно было. На доверии строился брак, в доверии же рождались и росли дети, и даже Адриана – во всяком случае, Его Сиятельству хотелось верить и в это – всецело доверяла брату, с юных лет разделяя с ним все свои, так называемые, горести. Да и за порогом своего дома Эмилио старался доверять людям, как бы смешно это не звучало, учитывая его должность и род занятий. Другое дело, что доверие не обязательно должно быть безусловным.
Однако радость в глазах экс-герцогини тот час же померкла, стоило разговору коснуться детей. Её детей. Тех самых, чья судьба должна была стать самой блестящей во всей Орллее, а оказалась неопределённой и, чего уж там, не слишком-то завидной. Бастардам редко перепадает титул, особенно если их отец достаточно молод, чтобы на свет могли появиться его законные дети. И если Клариче достаточно будет просто удачно выйти замуж (за хорошее приданное редкий барон откажется закрыть глаза на то, что детей или внуков ему будет рожать побочная дочка герцога с весьма условными правами на его фамилию), то будущее Франческо видится туманным и неопределённым. Даже если Его Светлость всё же даст сыну титул, кровное родство с Найтонами до конца жизни будет преследовать его соблазнами, пренебрежительным шёпотом за спиной или (что хуже) «добрыми» советами (наподобие потеснить с верхней ступеньке лестницы будущего младшего брата, виноватого пред Франческо лишь тем, что родился в законном браке). В какой бы семье не оказался этот ребёнок, в первую очередь ему понадобится правильное воспитание. А ещё – любовь и защита. Ну и образование. Лучшее из доступного, потому как иначе бастард Его Светлости так и останется в глазах высоких лордов человеком даже не второго, но третьего сорта.
«Я бы предпочла разобраться с этим сама, Ваше Сиятельство, но если бы Вы могли помочь мне в этом - я бы не отказалась».
- Я подумаю, что можно сделать, миледи. - Говорить с лордом Найтоном, равно как и предъявлять ему ультиматум – не вариант. Разве что спросить совета у лорда Грациани… если у того не начнёт дёргаться глаз при виде будущего зятя, с которым они в последнюю их встречу обсуждали как раз таки грядущую свадьбу в кабинете Его Светлости. Вернее, размера приданного, за которое граф Лореншира торговался так, словно это золото у него последнее, и на следующий день после церемонии вся его семья и многочисленная челядь пойдёт по миру с протянутой рукой. - Однако… не хочу слишком сильно Вас обнадёживать. Простите. – В конце концов, бывшие супруги договорятся о будущем детей с куда большей вероятностью, чем бывший и будущий муж. Как бы хуже не вышло.
К слову, о детях. Разговор вновь сместился в сторону Софии, что прямо сейчас с самым сосредоточенным видом рассматривала кувшинки у берега пруда, склонившись над ними столь низко, что если бы не Мария, крепко держащая свою неугомонную воспитанницу за руку, юную леди Кьетшира уже пришлось бы вылавливать из озера. Не в первый раз. К счастью, девочке быстро наскучило столь ограниченное в свободе развлечение и, вывернувшись из рук няньки, она направилась к чинно беседующим Адриане и леди Хайгарден. Эмилио внутренне содрогнулся. Но вроде бы лягушки в руках Софии не заметил. С одной стороны это, безусловно, радовало, но с другой… Его Сиятельство слишком хорошо знал свою дочь, чтобы поверить в то, что София позволит новоиспечённой родственнице оставить «поле боя» за собой. За этой девочкой глаз да глаз! 
- Уверен, Ваш отец всегда любил Вас не меньше, миледи, – мягко произнёс Эмилио, усилием воли прогоняя прочь относительно недавнее воспоминание, в котором Его Сиятельство едва не полез к нему с кулаками, когда Бьяджи в очередной раз повёл торги «не по правилам». Наверняка граф Лореншира сдержался бы, но выглядел он при этом так, что граф Кьетшира мельком порадовался тому, что между ними находится сюзерен. Хотя, это ещё вопрос: на чью сторону встал бы Его Светлость. Если вспомнить повод для встречи, вполне могло статься, что били бы Бьяджи в четыре руки. - Любил и будет любить до конца своих дней. Уверен, однажды Вы и сами поймёте, что дети всегда остаются детьми в глазах родителей, сколько бы тем не исполнилось.
«Помолвка будет проходить здесь?»
- Здесь? Разве, я не сказал Вам? Простите, совсем вылетело из головы. Помолвка пройдёт в моём палаццо в Авелли, там уже полным ходом идут приготовления. Здесь же мы попросту не успели бы ничего сделать. К тому же… – Немного помедлив, словно раздумывая, стоит ли вообще заканчивать начатую им фразу, Эмилио пристально взглянул в обращённое к нему лицо молодой женщины. Совсем недавно они говорили о доверии в будущем, теперь же пришло время продемонстрировать его в настоящем. Хоть недомолвки и не есть ложь, - …так мы покажем всем, что ни от кого не прячемся и ничего не стыдимся. Орллея будет считаться с Вами, Лукреция. Надеюсь, Вы не боитесь? – «…не против?» - именно так должна была окончиться последняя фраза. И даже сам Эмилио не понял, что заставило его произнести иные слова. Быть может, «свадьба» - вполне себе обычное слово, сорвавшееся с губ рыжеволосой и переставшее вдруг быть обычным? Или же интуиция, что порой нашёптывала ему совершенно безумные идеи, но никогда не подводила? С этим ещё будет время разобраться и, желательно, наедине с собой. - На помолвке будут лишь самые близкие, но на свадьбе… что Вы думаете о том, чтобы расширить список гостей раз этак в несколько? – Озорные искорки заплясали в глазах. Эмилио Бьяджи не был бы собой, если бы предпочитал идти по простому пути, отвергая сложный, но (чёрт бы его побрал!) интересный.