К тому, что в жёны ему досталась та ещё колючка, Генрих уже успел привыкнуть, сколь бы ничтожно мало не продлился их брак. Ну, почти успел. Потому как подсознание всё никак не могло перестать удивляться, откуда в столь хрупком создании, не знавшем ни в чём отказа, такая воинственность, направленная (а чего мелочиться!..) против всего мира разом. И не смотря на то, что мир по определению был сильнее и лучше обучен, Леттис Фосселер раз за разом сама рвалась в атаку, выцеливая место, которое ей казалось слабым, и не успокаиваясь до тех пор, пока это самое место не оказывалось утыкано её насмешками и остротами до состояния дикобраза. На самом деле похвальное качество. Для солдата. Но не для женщины. В особенности той, которая только что стала женой.
Принято считать, что романтика растворена в крови всех женщин. С самого детства они мечтают о своём рыцаре (самые смелые «замахиваются» на принца), который будет слагать им стихи, дарить цветы и звёзды, а в один прекрасный день и вовсе посадит на коня, чтобы увести в персональное «долго и счастливо». А заодно – и о своём драконе, от которого рыцарь (он же принц) непременно спасёт свою суженую в награду за целомудренный поцелуй и томно дрогнувшие ресницы. Именно поэтому перед каждым турниром юные девы и дамы постарше буквально отпихивают друг друга локтями, чтобы попасться на глаза хоть какому-нибудь рыцарю (даже если и не «тот самый», всё равно сойдёт: и для тренировки, и затем, чтобы кое-кто из заклятых подруг себе все волосы от досады повыдирал) и повязать ему на запястье или древко копья загодя подготовленную ленту – выигрышный билет в лотерее «стань Королевой Турнира»… Вот только Леттис в этой толпе представлялась Генриху слабо. Нет, засадить сопернице в бок острым локотком, оттоптать все подвернувшиеся на пути ноги и пробиться в первый ряд – это вполне в духе новоиспечённой герцогини Хайбрэй. Чтобы повязать избраннику ленту? Помилуй боги! Конечно же для того, чтобы обдать рыцаря презрением, поинтересоваться, на кой тот напялил на голову ведро и громкий ли выйдет звук, если по ведру постучать, а если повезёт, то и на коня рявкнуть – вдруг тот забавно встанет на дыбы, сбрасывая незадачливого всадника на землю.
Примерно таким всадником и ощущал себя Генрих во время их короткого обмена репликами, посвящённого публичности. Только вот его верный Гнев не выбросил герцога из седла, а с недоумением покосился на «прекрасную деву», изловчившись и красноречиво постучав себя копытом по лбу. Ни дня без боя, Ваша Светлость? Что ж, сражайтесь, пока не устанете. Или пока вокруг Вас не останется никого хоть сколько-нибудь терпеливого.
- Я принял регентство не для того, чтобы блистать на публике, – спокойно отозвался Найтон. - Я должен был это сделать, чтобы не подвести семью и наших предков.
На этом разговор завершился. Поймёт – хорошо. Нет… на «нет» и суда нет, как говорится. Тем более, что ради совместного танца Её Светлость милостиво кивнула на белый флаг и вложила свою ладонь в его руку. Да уж, этот брак будет… да каким угодно он будет, только не скучным и не обыденно-серым. Понять бы ещё, хорошо это или плохо…
…Жаль, танец таких ответов не давал. Однако и простым набором музыки и танцевальных движений, накрепко вбитых в память въедливыми учителями, он не был. Представители так называемого высшего света уже много поколений тому назад усвоили нехитрую истину: из танцев, навязанных воспитанием каждому из них, можно извлечь немалую выгоду, перечёркивающую все неудобства обучения, а именно – редкую возможность побыть наедине посреди заполненного людьми зала. Любой формальности можно придать смысл, если это кому-нибудь нужно. Правда, в их паре Генрих мог поручиться лишь за себя. Леттис же… Леттис же оставалась Леттис. Одна против мира. Ну а то, что последний не спешит падать ниц и просить пощады, лишь вопрос времени. Так Вы считаете, Ваша Светлость?
И так ли Вы желаете прожить отпущенные богами годы? Не в приязни и уюте, а в бесконечном поединке, который Ваш соперник считает не чем иным, как придурью избалованной в детстве девчонки, которую следовало пороть вместо того, чтобы задабривать сотым по счёту платьем и десятым пони.
«Я не знаю, что Вам рассказать, милорд…»
«Что в голову придёт, миледи. Помнится, я не спрашивал у Вас чего-то конкретного, а образ… как мне кажется, образ складывается из мелочей».
Злая, капризная, взбалмошная, грубая… Заманчивая характеристика. Весьма и весьма. Надо сказать, Генрих не спешил с жаром опровергать ничего из услышанного. Всё так. И всё имело место быть в ней. Только вот ощущение, что Леттис далеко не так проста и поверхностна, никак не желало уходить, бесцеремонно кружась с ними в танце.
«…предлагаю Вашей Светлости просто спрашивать - я отвечу по мере сил. А там Вы сами сделаете вывод…»
- Звучит, как план, Ваша Светлость, – едва заметно улыбнулся Генрих, когда музыка подтолкнула их чуть ближе друг к другу, чем того требовали придуманные кем-то приличия. - Я непременно воспользуюсь Вашим предложением. И не единожды, раз уж оно бессрочно.
Но не сейчас. Сейчас герцогиня Хайбрэй едва не споткнулась и сбилась с ритма на радость соглядатаям (нужно быть феноменально наивным, чтобы предположить, будто в зале собрались лишь друзья герцогской четы, которые плевать хотели на подобного рода оплошности) и во имя очередной битвы, бессмысленной и беспощадной. К счастью, до окончания танца оставалось всего ничего, Генрих только и успел, что поблагодарить леди Фосселер ответным комплиментом, да сдержаться в ответ на её упрёк в адрес платья. Хотя, в этом случае Леттис повела себя типично по-женски, мигом сориентировавшись и назначив виновного. На сей раз не повезло её же собственной швее.
Вернувшись на свои места за столом, герцог и герцогиня Хайбрэй вновь окунулись в свадебный пир, отличный от прочих празднеств в королевском замке только лишь наличием жениха и невесты. Одни и те же лица, одни и те же беседы, даже темы для шуток не успели поменять с прошлого раза. Наверное, всё это можно было окрестить одним словом «скучно», вот только лорд-регент не терял времени даром, машинально сортируя обрывки разговоров и исподволь направляя в нужное русло то, что интересовало его сильнее прочего. Да и Леттис следовало дать время, чтобы хоть немного свыкнуться с ним… ну или же решить для себя, почему Генрих Найтон – враг, и чего этот конкретный (особенный, если уж на то пошло) враг достоин… Мир, в котором жил сам герцог Хайбрэй, не отличался простотой и не изобиловал по-летнему яркими красками, но мир, каким видела его Леттис Фосселер… пожалуй, не всякому врагу Генрих пожелал бы оказаться в нём. Разве что Уоллесам. В полном составе, включая их мёртвых.
Улучив момент, когда Леттис, казалось, была увлечена беседой с одной из фрейлин Елизаветы, лорд-регент украдкой взглянул на неё. Но что бы он не хотел разглядеть за учтивой маской, это ему не удалось. Хотелось бы верить, что лишь сейчас, а не вообще, ибо перспектива ведения войны ещё и в собственных покоях Его Светлость не вдохновляла чуть менее, чем полностью.
К слову о вдохновении. Чем ближе далёкое зимнее солнце клонилось к горизонту, тем скорее приподнятое настроение окружающих сменялось уютной ленцой, растягивающей глотки вина, разговоры и взгляды. А ещё – людскую жадность до развлечений. В этом тоже был свой праздник, пожалуй, даже лучшая его часть, вот только Генрих редко разделял всеобщее веселье, пущенное на второй виток. Так уж вышло, что принца даже в детстве мало привлекали вещи и события, которые нравились всем вокруг. У популярных дат и без него хватит обожателей, ну а Его Высочество чудесно проводил время в нетронутом шагами саду, по щиколотку утопая в одеяле из снега с россыпью лунного света. Жаль, сейчас не уйти, разве что… нет, новоиспечённая герцогиня Хайбрэй явно не оценит желаний своего супруга.
На акробатов и жонглёров Генрих почти не смотрел. Казалось, он вообще выпал из одной с ними реальности, уставившись в окно, за которым уже почти ничего не было видно. Только воспоминания. О другой свадьбе и другой женщине, которая охотно разделила бы любую его выходку, столь не подходящую ни возрасту, ни статусу. Просто, чтобы заставить улыбнуться. Жаль, под небом Создателя до обидного мало людей, с которыми можно вот так улыбаться…
…Впрочем, не Генрих ли давал себе слово не цепляться за прошлое, даруя будущему шанс удивить его? Что ж, пускай удивляет. Гости как раз аплодировали артистам, на какое-то время позабыв об истинных виновниках торжества, а значит, самое время ускользнуть от них, пока никто не навязался с провожанием. Пожалуй, эту свадебную традицию Генрих не понимал сильнее всех прочих вместе взятых, и никогда не принимал в ней участие, когда доводилось быть гостем на чужих торжествах. Смущённая невеста, раздражённый жених – нет уж, увольте! Вряд ли Леттис предъявит ему претензии за то, что лишил столь сомнительного удовольствия.
Приложив палец к губам, Генрих протянул руку Её Светлости, а один из сообразительных пажей, поймавший его взгляд мгновением раньше, незаметно нажал на резную панель, приоткрывая беглецам один из многочисленных тайных ходов, скрывающихся в недрах королевского замка. Когда на помосте восседал Его Величество, тут в обязательном порядке дежурила охрана, пристально наблюдающая за гостями сквозь хитро замаскированные отверстия. Сейчас же в коридоре поджидал лишь факел, вернее, цепочка факелов, освещающих путь прямиком в жилую часть замка. Отлично! Ну а когда гости хватятся их, будет уже поздно. Для особо настойчивых и бесцеремонных у дверей в жилое крыло дежурят гвардейцы.
В покоях Генриха… вернее, теперь уже в покоях Генриха и Леттис царил полумрак. Полдюжины свечей – не так уж это и много. И прямо сейчас их хватало только лишь для того, чтобы освещать резной столик с вином, сыром и фруктами, заботливо украшенный цветами из оранжереи. Вторым очагом света и единственным – тепла, служил высокий камин, в котором уютно потрескивало пламя. Лишь заперев за собой дверь, Генрих оглянулся на притихшую Леттис.
- Мне показалось, Вы устали от праздника не меньше моего, миледи. Если же это не так – примите мои извинения. Хотите вина? Быть может, фруктов? – С этими словами герцог Хайбрэй приблизился к столу и наполнил два кубка, один из которых протянул Её Светлости, предлагая ей самой преодолеть разделяющее их расстояние. Ну или же остаться на месте. В конце концов, Леттис Фосселер – женщина, а женщины и непредсказуемость с сотворения мира идут рука об руку.