Как переменчива была судьба.
Как давно мадонна Барди принимала гостей в своем высоком замке, располагая всеми богатствами  Борромео, отдавая должное своему положению и не часто задумываясь о завтрашнем дне, когда грозовые тучи могут заслонить бескрайний ясный горизонт? Деньги, положение в обществе, уважение и привилегии были неотъемлемой частью ее статуса  и титула, и Контессине не приходилось ждать от будущего ничего дурного, ведь сколько она уже перенесла? Что могло сломить эту женщину, заставить бежать и скрыться? Казалось, ничто - она пережила смерть старшего сына, холодность и отчуждение горячо любимого супруга, его измену и затем смерть. Она оставалась вдовой достаточно долго, чтобы посвятить себя ее единственной отраде - сыну Антонио, и вот когда ничто не предвещало беды, когда графиня считала, что вокруг ее семьи и ее самой встала стена от всех бед, как эти стены пали под натиском врага, притаившегося в самом сердце Борромео. Бьянка жалила со всем отчаяньем женщины, потерявшей единственного ребенка и Контессина могла бы понять и простить ее, но когда рука убийцы была занесена над самым дорогим для матери.. Разве могла она устоять перед соблазном мстить в ответ, разве смогла бы не попытаться отвести руку своего врага?
Чудом они выжили в резне Белой свадьбы, чудом избежали слепой ярости Андреса Найтона в минуты, когда он считал свою жену и нерожденного ребенка погибшими, но когда холодная сталь кинжала коснулась собственной кожи и кровь пролилась, вдова Борромео сделала то, чего прежде бы устыдилась и отвергла бы. Она бежала.
Под покровом ночи, как крысы, как предатели, как преступник, графиня и ее провожатый неслись что есть мочи прочь от высоких стен Борромео, вынужденные спасать не только свою жизнь, но и жизнь Гарции  и Антонии, отосланных к Энрико. Все было слишком долго объяснять и было слишком мало времени для этого. Не было и ночи, чтобы женщине не снилась та ночь во всех гротескных красках, но Контессина не могла вспомнить ничего конкретного, ничего такого, за чтобы ее память могла бы уцепиться, чтобы можно было запомнить. Мрак и страх, смазанные лица и едва разбираемые в тишине слова. Она не помнила ни лиц детей, спящих в своих кроватях, ни вида стен Борромео, ставших ей домом и казавшихся надежным оплотом по последнего вздоха, теперь исчезавших во мраке, ни даже самих обстоятельств побега. Возможно, это и было хорошо - все было достаточно банально, чтобы помнить, чтобы хотя бы чем-то гордиться.
Тонкие пальцы, затянутые в зеленые перчатки и з тонко выделанной кожи, коснулись виска и графиня поморщилась: головная боль подступала всякий раз когда она начинала думать о случившихся несчастьях и стыд жег ее гордое сердце. Она могла бы привыкнуть ко всему, возможно даже смириться с фактом смертного приговора по несправедливому навету, но не могла смириться стем, что ей пришлось бежать из собственного дома как последней преступнице. Но в такие минуты госпожа графиня вспоминала еще и тонком шраме, который тянулся от уха к ключице и все еще напомнал о неудачном покушении, которое вынудило Контессину принять такое жестокое решение. Ей небезопасно было оставаться в замке, где жили ее дети и как мать она приняла тяжелое решение оставить их. Им наверняка будет безопаснее с Грациани, даже под опекой Андреса, но точно не с матерью, которую пытаются убить.Она старалась успокоить себя этими мыслями, представляя счастливые лица собственных детей, но чем дальше Контессина от них была, тем все больше и больше она сомневалась в верности своего решения. Сердце ее болело по ним в разлуке все сильнее и тот факт, что сейчас она находилась в столице и возвращение было невозможно, делало эту боль еще более острой. Была ли их мать права, принимая такое решение, или следовало вытерпеть и ждать, уповая на Провидение, было ли это благоразумно и не сделала ли графиня Борромео своим поступком еще хуже - с такими мыслями южанка просыпалась каждое утро и поводила утро по дороге в столицу если не верхом, то в молитвах за тех, кто был ей дорог. Еще никогда прежде Контессина Барди не ощущала себя такой растерянной и одинокой, но других вариантов у нее было и она продолжала движение в Бэйлор. Лишь волею случая в дороге она узнала, что графа Баратэон, ее единственная надежда на заступничество и протекцию, держал путь в столицу Хельма и Контессина развернула лошадей, устремившись туда. Ночь, дорога, постоялый двор, короткая молитва и скудный перекус, опасность и непогода - все это составляло ее жизнь последние недели. Привыкшая к роскоши, поклонению, вниманию и слугам, сейчас эта женщина, одетая в темный плащ, являла собой только бледную тень себя прошлой, но решительность горела в ее глазах лихорадочным пламенем, хотя тело и просило дать ему короткий отдых. Нет, у нее не было такой роскоши как отдых - и госпожа Барди не успокоится пока не увидит Эдварда и не услышит, что она он готов ее приютить.
Просто дать ей кров и стол, просто сказать, что он поможет ей, хотя вдова его старинного друга пока и не знала как, но Контессине было важной знать, что хотя бы одна живая жлуща была на ее стороне.

Утро в столице мало чем отличалось от утра в любом другом уголке королевства. Выезжающая на одну из широких улиц "Золотого квартала", который населяла знать и царедворцы, всадница не привлекла ничье внимание по причине отсутствия в столь ранний час хотя бы одной живой души на этой самой улице. Подровнявшись с домом, на который ей вчера вечером указал слуга, всадница спешилась и крепко ухватив лошадь под уздцы, подошла к двери, вделанной в высокую каменную стену. Парой сильных ударов она возвестила о своем появлении, но понадобилось добрым минут десять, прежде привратник показался на пороге с алебардой на перевес.
- Передай милорду Баратэону это и скажи, что Контессина Барди ждет его у порога, - твердый женский голос раздался из-под капюшона и та самая рука, затянутая в зеленую перчатку, что недавно пыталась унять боль в висках, вложила в ладонь растерянного слуги нечто, завернутое в носовой платок.
- Живее же и твой господин возблагодарит тебя..Иди же..
Одному Отцу и Матери было известно откуда в этой женщине еще оставались силы ждать у порога и говорить ровно и твердо.

И в самом деле, не стоило уповать на его гостеприимство. Контессина мысленно не ожидала ничего хорошего от этой встречи: ни теплых объятий, не участия, ни заботы. В былые времена графиня был возмутилась бы такому приему на фоне всего, что было между нею и графом Бэйлоршира прежде, но ввиду последних событии у нее просто не было сил чтобы возмутиться. Уставшая от долгой дороги, от постоянного нервного напряжения, которое стало теперь ее постоянным спутником, от подозрительности и того факта, что ее мысли витали вокруг участи ее детей и самой идеи побега ( вдова действительно сомневалась, что сделала все правильно и не оступилась. Поддавшись естественному желанию выжить и увести убийц за собой), от неопределенности, которая подкашивала последние силы, вдова Борромео все-таки не уповала на тихую гавань в доме Эдварда Баратэона. Но даже в этом случае, при таком раскладе его надменная холодность и подчеркнутое презрение по отношению к опальной теперь жене его товарища ощутимо ударили по остаткам самолюбия Контессины Барди. Мог бы, как говорить, не сразу в лоб, хотя кто разберет этих мужчин с их приверженностью к церемоним там, где достаточно было простого "да" и неуместной прямолинейности, где требовала выдержка.
- И я тоже рада найти Вас в добро здравии, милорд, - с усталой улыбкой ответила названная гостья, опуская с головы тяжелый запыленный капюшон. Пальцы инстинктивно потянуться к застежке на груди, но госпожа Барди остановила себя, встретившись с неуютным взглядом хозяина дома. Пока ей тут были не рады очень сильно.
- Да, есть такое, милорд. Как Вы знаете, свадьба моей дочери переросла в поминки по гостям, потом в поминки по моим слугам, хотя тут я признательна герцогу Найтону за честь лицезреть его методы вблизи. А затем мне стало интересно как же обстоят дела у Вас, граф. И вижу, что нахожу Вас не только в добро здравии, но и при новом чине, что весьма примечательно. Мы постоянно встречаемся с Вами, меняя наше положение  и титулы. Интересное совпадение, - женщина обвела оценивающим взглядом покои, служившие, по-видимому, властителю Бэйлоршира кабинетом и одобрительно кивнула, отдавая должное переменам.
На самом деле направляя свои стопы сюда, к этому дому, к этому человеку,вдова Лоренцо Борромео не знала чего ей ждать, а еще больше не знала чего следовало просить.Защиты, крова, денег, ходатайства, людей? Оказавшись в подобной ситуации впервые и не имя более поддержки сильных мира сего на поле брани, где ее красота и обаяние не были столь острым оружием, как в гостиных и бальных залах, женщина убедила себя действовать осторожно и при этом взвешивать каждое слово, не уповая на чудеса. Ее попытка остаться в стороне от большой политики успехом не увенчалась и она и рада была бы сама пострадать, но когда были замешаны ее дети, то госпожа Барди все сложнее и сложнее сдерживалась от импульсивных поступков.
Возможно, одним из таких был побег и приход в этом дом, но что сделано, то сделано. С замиранием сердца она теперь ждала вердикта Эдварда, но его колючий безучастный взгляд ничего хорошего беглянке не сулил - и это удивительным образов ее не расстраивало. Точнее не так сильно, как она думала. Вот только что делать дальше после того, как граф Бэйлоршира выставит Контессину за дверь она затруднялась придумать. Вероятно, если просто нужен был друг, но оставался ли он у нее?

-А Вы хотите знать, милорд? Лорд-коннетабль Хельма, желает знать..-  ее голос заметно дрожал, как и сама женщина, хотя видимость решительности еще оставалась в этих темных глазах. Когда это эти глаза смогли слишком многое сказать, признаться Эдварду Баратэону в сокровенном и он понял ее, не устоял или же нашел подтверждением своим собственным желаниями. Но сейчас, несмотря на дрожавшую на устах улыбку, несмотря на нарочито расслабленный непринужденный тон, ее взгляд метался по лицу стоявшего перед ней мужчины и взгляд этот выдавал все: усталость, страх, отчаянье, разочарование, надежду. Но на что? Что он будет милостив к той, кого граф мог официально сейчас отправить в подземелья, а затем тюрьму как предателя короны - и бы совершенно прав? Что вспомнит о той ночи в Борромео, об их тайном свидании, о советах и нежности, которую милорд проявил к вдове своего товарища и страсти, которой эти двое позволили себе проявить? В любой иной ситуации Контессина смело бы положила на это, разыграла бы карту соблазнения, но сейчас у гостьи не было ни сил, ни желания это делать. В любом случае это выглядело бы низко, отвратительно и жалко - и графине хватило ума это понять прежде, чем она переступила порог этого дома.
Госпожа Барди не знала на самом еле чего ждала от Эдварда, но он оказался единственным человеком, к которому вдова могла бы обратиться в подобной ситуации. И пускай это выглядело унизительно и совершено неподобающе, но ей просто хотелось чтобы он как мужчина защитил ее от всего происходящего, сокрыл от жестокого и сложного мира, с которым она не смогла справиться и помог бы. Но это были надежды тщетные и оттого печальные сверх меры ибо взгляд властителя Бэйлоршира горел холодной решительностью наказать предательницу. И не только короны, черт бы ее побрал, но женщина улавливала его персональное разочарование в этой женщине и это ранило госпожу Барди еще сильнее. Оказывается, такой его взгляд мадонне будет выдержать куда сложнее, чем она могла предположить на пути сюда. В дороге она много размышляла над тем, какую обиду графиня нанесла своим политическим решением чести и самолюбию графа Бэйлорширского, но почему-то ей казалось, что графине удастся загладить эту вину да и он поймет, несомненно, подоплёку поступка старинной знакомой. Но только сейчас , стоя перед Эдвардом Контессина заглянула ему в глаза и осознала как жестоко ошибалась - и оттого ей сделалось еще больнее.
- Это..непередаваемо, -- глотая комок в горле, наконец, произнесла женщина, не отводя от стоявшего перед ней некогда друга взгляда. Меньше всего сейчас беглянке хотелось чтобы Эдвард увидел ее слезы и счел бы что Контессина Барди решила его разжалобить. В конце концов за свои поступки следовало отвечать и  более не надеяться на милость и снисхождение к своей красоте.
- Непередаваемо увлекательно бежать сначала от одних, потом от других и заслужить ..порицание, милорд. И я не собираюсь просить у Вас прощения за это решение, я лишь хочу извиниться за то, что я нарушила данное Вам слово и поступила так, как требовало немедленное положение дел. Вы были слишком далеко чтобы ждать Вашего совета, а у меня есть дети и люди, о которых я должна заботиться. Но да, и я читаю это в Вашем взгляде, я не смогла ни того, ни другого, - с горькой усмешкой подытожила графиня и облизнула пересохшие губы. Дрожь все еще била ее изнутри, но женщина не подала виду как ослабела.
- Все что мне осталось бежать и остается только вопрос куда, Эдвард. И у меня остался только один путь - к Вам. А дальше, - и она пожала плечами, - дальше я могу уповать только на счастливый случай. Мне больше нечего терять.
Он никогда не будет ее - этого вдова и не добивалась; cейчас она как никогда нуждалась в друге и советчике, но судя по холодному взгляду Контессина снова допустила ошибку и ее наивность привела ее в волчье логово, к врагам и заслуженному наказанию. Она могла бы поднажать на жалость, покрасовавшись полученным шрамом и рассказав в красках о поведении Андреса, но так низко падать графиня Борромео не собиралась - все-таки остатки чести в ней еще сохранились. Это тоже была заслуженная награда за неверные поступки и принятые решения.
- Моим детям будет безопаснее быть подальше от меня, как и жителям графства, я предатель по обе стороны границы, но если выбирать между побегом и самоубийством, я предпочла первое.

Где-то внутри у нее подняло голову чувство глубочайшей оскорблённости: как смел он так говорить с вдовой своего товарища, как мог бросаться такими словами и не быть снисходительным к вдове, беглянке, человеку, просившему защиты под его кровом? Но Контессина забывалась, что во всем, в чем ее обвинял Эдвард было не просто рациональное зерно - в нем была истина, неприглядная, честная правда, которая не становилась краше с каждой проведенной в этом кабинете минутой. А потому графиня заставила себя сдерживаться, твердя себе что в том не было злого умысла - граф Баратаэон просто говорил правду, описывал все сухим, политическим языком, который графиня успела возненавидеть за этот год.
Он не собирался принимать ее с распростертыми объятьями - а и не стоило на это надеяться, шептала совесть. При новой должности, при тех обрывках новостей, что долетали в земли Борромео из королевства и далекой Гасконии, то милорд Баратэон теперь прежде всего ставил интересы короны и Хельма на первое место, и за долгую верность дому Найтонов заслужено был вознагражден. С такой силой более не следовало не считаться и тем более забывать, что подобная власть наделяет человека не только полномочиями, но и накладывает него строгие ограничения. А кто, как не Эдвард Барартэон, властитель Бэйлоршира, мог больше подходить на роль человека совестливого и держащего слово, больше чем он? Да и нужно быть последним дураком, чтобы в столь тяжелое для королевства время легкомысленно разбрасываться такими возможностями . Пускай с запозданием, буркнуло ее самолюбие, но Контессина не могла не согласиться с тем, что человек ставивший превыше всего честь и достоинство, был непоколебим самой неземной красотой или льстивыми посулами. Да и не было сейчас время и место для подобного поведения. Графине Барди было совершенно нечего предложить ему - разбитая и поверженная, совершившая достаточно ошибок, она более не представляла ни угрозы, ни интереса. Ни живой, ни мертвой, если быть откровенным.
- Не осознают дружбы? - и все же была искра в Контессине еще тлела и  женщина вспыхнула,  до боли сжав пальцы в кулаки. Краска схлынула с ее лица и она заставила себя глубоко вдохнуть, чтобы ее следующие слова не прозвучали резко или грубо. Не в том в положении, возможно, она была чтобы требовать, но поносить свою семью она даже сейчас не собиралась позволять кому-либо Даже сиятельному лорду-коннетаблю.
- С каких пор вы судите по одному человеку о всей семье, милорд? Я понимаю и осознаю Ваше раздражение, разочарование и , возможно, боль за череду моих поступков, которые затронули и очень сильно семью Вашего покойного друга, но смею напомнить Вам, что я  - его семья, я неотделимая часть его семьи, я была женой Лоренцо Борромео и я его вдова. У него нет другой, примиритесь с этим. И пускай все Ваши шпильки и удары сыпятся на меня, но я заклинаю Вас не касаться остальных членов семьи Барди. Я не буду прятаться за их спинами, милорд, так что не расточайте силы.
Его взгляд горел праведным гневом и под ним силы графини таяли как восковая свеча. И в самом деле  чего она добивалась своим приходом сюда, чего ждала? Снисхождения, помощи, приободрения - или ножа в спину, возможность умереть с остатками достоинства? Почему она не бежала в иное место, почему не скрылась на севере или не отправилась в Моргард? Или действительно не приняла свою смерть как должное наказание за собственные проступки, поиграв партию? Что ж, возможно потому что вдова Барди была лишь слабой женщиной, в конце концов, которая привыкла искать помощи у мужчин в темный час, но так и не смогла с момента смерти Лоренцо обзавестись тем, кто смог бы по-настоящему вступиться за нее. А потому когда настал такой черный час, Контессина бросилась искать защиты у единственного человека, который хотя бы отдаленно напоминал ей покойного супруга, но никогда ей не принадлежа? И такой непростой жребий принимать у себя предательницы короны и герцога Найтона выпал Эдварду Бараэтэону в  момент его собственного триумфа - и он теперь говорил с ней прямо, без обиняков и совершенно неподвластный чарам мадонны Барди.
Горькая ирония для той, кто привык вертеть мужчинами по своему усмотрению и ради собственной прихоти, но которая так и не обзавелась тем, кого нужно было ценить, не разглядела его в сонме почитателей своей красоты.
- Да, я выбрала сторону , Эдвард, и теперь я и толькоя  буду нести за это наказание. Но я не хочу, чтоб от этого пострадали мои дети, чтобы Антонио видел как меня казнят, - во рту пересохло от неожиданно нахлынувшего волнения. С ужасом она слушала собственный голос и слова, которые вылетали из ее уст - как будто некто завладел телом и волей Контессины Барди, а она, запертая внутри, вынуждена была слушать это. Но не было никакой магии: невыносимая усталость и простая правда, открывшаяся ей, просто делали свое дело и женщина говорила так, как дела обстояли на самом деле, как южанка чувствовала и знала, но долгое время на пути сюда боялась это произнести в слух.
- Ни Гарция, ни Лукреция, они не должны этого увидеть, Эдвард, - и взгляд карих глаз сделался тверже и женщина посмотрела прямо на него.
- Возможно ,  я просто хотела умереть от руки того, кого знаю и кому когда-то могла доверять. И Вам даже не придется начинать все заново - достаточно продолжить, - и пальцы мягко отогнули край воротника, обнажая алеющую полоску шрама.
В былые времена это могло бы сойти за кокетство или попытку надавить на жалость, но не сегодня. С каждым произнесенным словом на душе у Контессины становилось спокойно, легче. Она действительно проиграла, стоит признать это, и даже здесь ей более не ждали. Она проиграла. И с умиротворенной улыбкой на губах графиня посмотрела на мужчину напротив и убрала пальцы от воротничка.

С сомнением во взгляде она проследила за его фигурой, доминировавшей над всем кабинетом подобно скале в море. Контессине не нужно было дважды напомнить о том, в каком положении она оказалась и не нужно было ломать комедию для того что бы поставить себя в положение того, кого уговаривали. Но графиня Борромео замерла, замешкавшись на какую-то минуту когда Эдвард согласился ей помочь. У нее отняло дар речи и пальцы, крепко сжимавшие воротник, прижимая его к изувеченной коже, едва ли не до боли сжали его. Неужели ей положено было прощение или хотя бы надежда? Вдова давно отказала себе в этом праве: достаточно ошибок было совершено в прошлом, достаточно самоуверенных поступком, даже слишком самоуверенных даже для дочери дома Барди было сделано, чтобы потерять веру в то, что Контессина заслужила - какой по счету? - шанс.
Чего искала она в столице, чего искала в обществе этого человека? Мгновение назад - достойной смерти. Возможно даже от рук графа Баратэона , но на самом деле женщине просто некуда было идти, не у кого было больше спрашивать совета или даже искать смерти? Эдвард,  несомненно, теперь для нее недосягаем - та связь,тот хрупкий мир что установился между ними в тот вечер в Борромео, когда они наконец простили друг друга, теперь была разорвана и справедлив был гнев и разочарование в глаза властителя Бейлоршира. Больше никогда, говорила себе Контессина,  не сможет доверять ей как и не сможет до конца простить и пригласить за своей стол человека подобного вдове своего старого товарища. И это не вызвало у нее отторжения или обиды, возмущения или желания доказать обратное - когда-нибудь, возможно, мадонна Барди и смогла бы задуматься над этим, но что толку, твердила она сейчас себе, если ничто между ними больше не будет как прежде? В ее планы никогда не входило соблазнить его или сделать Эдварда рабом своей красоты: он был тем человеком, мужчиной, добиться уважения которого уже было наградой большей. чем просто сердечная привязанность или страсть. И как видимо Контессина Барди потеряла ее ценой достаточно простых усилий. Вот это сейчас жгло ее душу сильнее, чем тот испепеляющий взгляд, которым мужчина напротив наградил ее на протяжении всего их разговора.
Графиня покорно молчала пока он сыпал укорами, справедливыми и жестокими, но не отводила от него взгляда. Что она могла сказать ему в свое оправдание? Да практически ничего. Сделать - тем паче. Графу нужно было выговориться, выместить свою злость, свою обиду, свое справедливое разочарование и его гостья смиренно принимала это, устало опустив плечи. Но когда мужчина подошёл вплотную к ней, когда едва его пальцы не легли на злосчастный шрам, южанка невольно сжалась внутренне как в ожидании удара - настолько яростными был его взгляд. Тот бил сильнее всякого кулака..
- Так и есть, Эдвард, - прошелестела женщина в ответ на его слова и в карих глазах блеснули слезы. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как она вошла в эту комнату, но вряд ли истек хотя бы получас - и все равно Контессина Бари ощущала как тяжело лежала на плечах его обида.  От каждого слова, от каждого взгляда, жеста, в котором ей виделось отвращение к вдове Лоренцо - но в том состояла , вероятно, ее наказание, как он и говорил и нечего было лить сейчас слезы. Время для этого прошло.
НО в том же время ей действительно стало легче и графиня Борромео медленно опустилась на ближайший стул и слепо осмотрелась по сторонам, не видя толком ничего, из-за застилавших взор слез облегчения, которые она постаралась скрыть, опустив голову.
Ужаснее всего была бы жалость человека, мнение которого госпожа Барди так дорожила, а еще хуже этого - отвращение или даже безразличие.
Она убрала ладонь от воротничка и незаметно поморщилась, когда грубая ткань коснулась незажившей еще раны, но постаралась скрыть и это, крепко сцепив пальцы в замок, оставаясь теперь целиком и полностью на милости графа Бэйлорширского.

Облегчение с щедрой примесь боли - вот что сейчас ощущала Контессина. Справедливое в своей честности слово "предатель" резануло слуха и  женщина покрепче сжала протянутый ею бокал с водой. Как бы не оскорбительно для ее чести было такое обращение, Эдвард был совершенно справедлив называя свою старую подругу именно так - предатель, изменник, отступник. Еще не раз вдову назовут так, а может быть и похуже, словцом покрепче, плюнув если не в лицо, то в ее сторону. Собственно, ничего иного женщина и не ждала от Хайбрэя и отношения к себе здесь если откроется ее личность. И естественно было, что услышав подобное обращение к себе едва ли не впервые, никакая подготовка не могла изменить того, что Контессина Барди ощутила себя оскорбленной и ущемленной. Но южанка заставила себя совладать со своими чувствами - в оскорбленную невинность она поиграет потом, если вообще представится такой случай, а сейчас она должна была воспользоваться теми благами, что ей предлагал граф Бэйлоршира в память о своем покойном товарище, раз уже она его о них попросила. И расплачиваться за это вынужденное гостеприимство Контессина Барди будет полным смирением и послушанием - по крайней мере до тех пор, пока небо на ее головой снова не станет чистым от мрачных туч.
- Как ты скажешь, Эдвард, - проглотив слова про оправдания и твердя себе, что он опять-таки был волен сейчас говорить с гостьей как он того желал ибо она заслужила это, женщина устало кивнула.
- Я вся в твоей власти и ты волен делать со мной все, что тебе вздумается. Я сама пришла к тебе, - и госпожа графиня сделала глоток из своего бокала.
Тем временем на зов своего хозяина явился тот самый Джейкоб и Контессина невольно напряглась, когда мужчина с некоторым любопытством посмотрел на раннюю гостью. В мыслях мелькнуло не был ли он когда-либо в Борромео со своим хозяином и не сможет ли он узнать вдову Лоренцо, но управляющий быстро потерял интерес к ней, всецело увлеченный указаниями графа Баратэона, и вскоре скрылся за дверями так же быстро, как и появился, спеша исполнять приказания своего господина. Контессина облегченно выдохнула и снова опустила взгляд - усталость брала свое, как и нервное напряжение, довлевшее над нею уже достаточно долгий срок и которое заставляло постоянно оглядываться через плечо, опасаясь погони. Забыться крепким сном на одну ночь - вот чего ей сейчас хотелось, и чтобы в эти сны пришли ее дети, ее муж, ее дом. На короткое мгновение вдова Борромео была бы счастлива, ложно радуясь тому, что все было снова хорошо, но даже так бы женщина проснулась бы счастливой. На какой-то короткий миг, прежде чем снова осознать весь тот мрак, что плотной стеной окружал беглянку уже длительное время. Тени прошлого снова в ее неспокойных, отрывистых снах чаще пугая ее, чем принося облегчение - и Эдвард Баратэон тоже иногда бывал частью этих видений. Не в самой лучшей роли, но благо сегодня все оказалось наоборот, что давало ей крошечную надежду на то, что не все было еще потеряно.
Женщина тяжело поднялась с кресла, отставила в сторону полупустой бокал и посмотрела, наконец, на хозяина дома.
- Нет, не знает. Человек, который помог мне сбежать из Борромео, вынужден был оставить меня и вернулся обратно в свои земли. По крайней мере мне он так сказал, а больше никому  не известно ни мое имя, ни мой титул. Да и мой вид не выдает того, кто я есть. Так что мой ответ нет, Эдвард, и это правда.

Отдыха как такого не было и сон не шел к ней, как говорили в Орллее. Контессина Барди провела несколько часов бесцельно ворочаясь в постели, затем все же дремота взяла верх, но сложно было назвать полноценным отдыхом череду неясных отрывочных видений, которые тревожили ее покой. Впрочем, о таком понятии как "покой" она уже давно позабыла. Что делать дальше она и в самом деле не знала. Дом Эдварда Баратэона казался ей некой недостижимой путеводной звездой, достигнуть которой было невероятно сложно, почти невозможно, но если ей это удастся, то там бы графиня обрела бы некий абстрактный покой. А что затем? Этим вопросом женщин задавалась с того самого момента как проснулась и наскоро привела себя в порядок - впрочем, направляясь сюда она не захватила с собой ничего из того, что могло бы помочь ей улучшить свой внешний вид полноценно, а потому весьма пришлись ко двору скромный таз с водой, полотенце и простой гребень. Ни на что большее у госпожи Барди, даже при наличии всего возможного арсенала женских уловок, сил и желания не хватило бы. Именно за этим скромным туалетом ее и обнаружил Джейкоб, появившийся у ее дверей чтобы свести незваную гостью вниз к ужину.

- Но ты все же задумался о том, что ты что-то сделал бы для меня, - с теплотой в голосе заметила графиня , откидываясь на спинку стула и прям смотря  глаза Эдварду. Ни одни мускул не дрогнул на ее лице при этом, но в этом не было кокетства или бравады - каждая черточка на ее лице заострилась, выдавая невыносимую усталость от всего, что произошло за последние месяцы и ту силу, которая требовалась вдове Барди, чтобы держать себя в руках на протяжении этого долгого тяжелого времени..
- В память о Лоренцо, конечно же, я понимаю, но все же, - и она чуть кивнула.
- Но что ж, ты действительно можешь наказать меня, Эдвард, я вся в твоей власти, так что пускай ты считаешь, что я не пойму всей той гаммы чувств, которые тебя переполняют, но поверь, что я догадываюсь о природе большей части их них. И ни одно, кроме  возможной жалости к моей участи, не сыграет мне на руку.
Она не стремилась вызвать в собеседнике сострадание - граф Бэйлоршира был волен действительно сделать со своей гостьей что душе угодно, благо никому не было известно кто она и что вобще была здесь. Тем более женщина, без имени, без денег и слуг! Он сердился на нее, он ненавидел ее, он презирал ее, он испытывал к ней отвращение или жалость - пожалуй, ни одной хорошей эмоции, достаточно для того, чтобы поверить в то, что граф Баратэон намеревался хоть как-то облегчить пребывание Контессины здесь. И она хорошо осознавала, что должна была платить даже за такое гостеприимство,холодное, справедливое, вполне в его духе, тем единственным, что Эдвард так высоко ценил, а именно честностью ответов на поставленные вопросы.
- Единственное место куда мне хотелось попасть, это твой дом. Ты оставался единственным человеком по эту сторону границы, кого я хотела увидеть, Эдвард. Но нынче Ваша милость еще более возвысился, так что я не знаю зачем я шла сюда до конца. Возможно, и правда чтобы меня казнили, прекратив мои мучения. И если бы это была твоя рука, я была бы счастлива. Странное желание, конечно, но думаю, тебе как мужчине хорошо знакомо как это  когда ранит достаточно близкий человек из твоего окружения и хочется чтобы в итоге именно он и добил. Покушавшийся , к частью, погиб, но и меня можно считать таковой. Я умерла для своих детей, впрочем как и для двора Его величества. Так что спрашивай о том, что ты желаешь знать относительно Орллеи, но не проси меня рассказывать о себе. Тебе это не доставит ни большего разочарования, ни большего огорчения. Тем более не откроет ничего нового.
Странное дело, но по пути сюда Контессина ни разу не задумалась над тем, что могло бы быть если бы сердце ее старинного друга принадлежало ей. Все было бы куда проще: страсть, влюбленность, отогревалась бы в его постели, стала бы его любовницей и лишь то огорчение, которое эта связь могла бы доставить его жене, миледи Аррен, заставляла ее задуматься над тем стоила ли игра свеч. Но они никогда более не говорили о той ночи в Борромео и больше ничем не выказали ни огорчения, ни желания продолжить эту связь - странное для нее дело, но вдова в принципе не могла сейчас себе представить подобный вариант развития событий. Возможно в некой иной жизни, но не сейчас..
А потому мадонна Барди , положив руки на подлокотники и смотря на своего собеседника прямо, без утайки говорила то, чтобы было у нее на сердце. Она заслужила честное отношение, а значит и властитель Бэйлоршира тоже.
Последний слуга удалился из комнаты, где был накрыт их небольшой стол, но ни одни из трапезничающих не притронулся к вину, разлитому в кубки. Потрескивали свечи в высоких канделябрах, за окнами жил своей жизнь Хайбрей, но здесь время, казалось бы, остановилось.
- Меня обвинили в том, что именно я организовала резню на свадьбе моей дочери. Ты видимо слышал, Белая свадьба, - усмехнулась женщина с горечью во взгляде, - и все ради того, чтобы убить Лукрецию Грациани, беременную жену Андреса. Одни говорили что я шпионка Хайбрэя и делала это ради того, чтобы выбить у ее мужа почту из-под ног. Другие утверждали, что я действовала по сговору с бунтующей знатью Орллеи, которая желала свергнуть бастарда Найтонов и посадить туда трон кого-то другого. В любом случае, по их словам, я оказалась готова пожертвовать безопасностью собственных детей! Ради их чёртовой политики, будь она неладна, -  голос ее заметно дрогнул, но графиня постаралась взять себя в руки и крепко сжала подлокотник, да так что костяшки пальцев побелели от напряжения.
- В итоге меня выдали, хотя Лукреция  и выжила. И едва я смогла доказать ее мужу свою невиновность, как к нему попали поддельные письма, якобы изобличающие меня. От казни меня спасло лишь то, что он сорвался к ней, пока меня держали в заточении в собственных комнатах. Я могла доказать что это не моих рук дело, я могла еще оправдаться, но затем.. затем случилось это, - и чуть подрагивающими пальцами Контессина коснулась пальцами воротничка и отвела от Эдварда взгляд, который тут же сделался потерянным.
- И я.. я не выдержала. Не смогла больше жить в этом страхе. Пускай они гонятся за мной, тогда мне это показалось хорошей идеей, но перестанут мучить моих детей. У них остались Гарция и Антонио, но Наннина сможет о них позаботиться, ведь она невестка Адриано Грациани, невестка Лукреции.. А я больше не смогла...не смогла.., - и не имея больше возможности совладать с дрожью в голосе, которую вызвали воспоминая, графиня прикрыла ладонью рот и закрыла глаза, трясясь от нервной дрожи.
- Извини..Это больше не повториться.

Отредактировано Contessina Bardi (2017-08-26 11:51:37)