Фрэнсис огласил свою позицию виконту с самого начала как можно проще и четче — «если будете слушаться и не дурить, вернетесь к молодой жене со всем целым, с чем и уехали». Не то что бы он считал себя всесильным и столь уж искушенным в вопросах защиты, но хотя бы отсутствие у подопечного лишних поползновений, граничащих с самоубийством, значительно облегчит его долю, случись что. Да, для совсем уж безопасной дороги с ними отправились и два гвардейца, предусмотрительно переодетые в таких же путешественников — вышла занятная четверка всадников, где дворян можно было отличить лишь под пристальным взглядом по чуть более изящной осанке, что воспитывали уроки танцев еще с детства. Правда, ненароком оброненное графом упоминание о том, что-де сын стал куда более резвым после своего отказа от следования путям Церкви, он не стал списывать со счетов; молодой человек, который избавился от этих нелегких оков, вполне был способен сломя голову бросаться кому-то что-то доказывать, например, острым на язык пьянчугам в каждой второй таверне. Иначе наследник по приезду в родной Бэйлор не досчитается или зубов, или, чего лучше, глаза. Ну или...
На его счастье, ничего не случилось ни на первый день, ни на все последующие. Затишье перед бурей или Медроуз так уж привык ожидать подвоха, что не соглашался принять это спокойствие как данность, за которое не нужно будет чуть позже расплатиться сполна? Тем более, они должны были сунуть нос в обманчиво простое дело: иначе маршалу писем бы не писали, где подозрения в участии в грязных предприятиях обличали уже не одну только Аду Данаос. Обычный бунт на флоте на поверку оказывается не столь обычен и, слой за слоем снимая тайны благодаря таким же недоделанным идеалистам, что еще верили в справедливое наказание для виновных, вскрывает прежде незаметные гнойники на теле Атлантии. Признаться, барон заранее проникся к Аль-Нахиду некоей толикой уважения — подозревая лордов, и после эпидемии удерживающих в руках достаточно силы и власти для того, чтобы раздавить единственную кусающуюся букашку в доспехах из городской стражи, необходима смелость изложить все на бумаге и отправить едва ли не ко двору герцога, перепрыгивая через головы местного дворянства. К тому же, у Карима было все прекрасно или с чувством юмора, или с предусмотрительностью: встреч в борделе ему точно никто прежде не назначал. Но рациональное зерно какое-то в выборе именно этого места все же было. Да и с чего бы оспаривать, перебираясь в провонявшие и шумные таверны? Публичные дома в Анде если не слыли легендарными, то точно упоминались в особом ключе. Чаще — с придыханием.
— Не забывайте по каким причинам мы здесь, — напомнил он больше Роланду, чем гвардейцам — те что умирали, что жили уже полжизни по приказу и сейчас все также оставались на службе, пусть и без своих обыкновенных внешних атрибутов. В девятнадцать же, сколь ответственным ты бы ни был, выбор между болтовней и полураздетыми женщинами очевиден. Особенно, если отцовское желание вытащило тебя едва ли не из супружеской постели, безжалостно выпихнув из нежных объятий под палящее южное солнце. Винить Фрэнсис не станет, конечно, однако, если однажды Эдварду вздумается узнать, чем отличился его дражайший отпрыск, он скрывать не будет и сдаст юношу со всеми его потрохами. И виконту, пожалуй, стоило смириться, что служит он отнюдь не всей графской семье.

Путь до Анда, который виконт Бэйлоршира проделал в сопровождении пары гвардейцев и лорда Медроуза, вышел бы на редкость ничем не примечательным, а то и откровенно скучным, если бы не присутствие в небольшом отряде вышеупомянутого лорда. Установка Френсиса (который вдруг решил, будто жизнь и здоровье Роланда – часть его работы), данная бароном в самом начале пути, позабавила виконта, что вполне обоснованно полагал себя в состоянии защититься от возможных неприятностей, поджидающих как одиноких путников, так и посланников графа Баратэона, направляющихся в Атлантию с вполне конкретной миссией. Той, которая кое-кому здорово пришлась бы не по душе. Как не пришлись бы по душе и «барону по особым поручениям» намерения Роланда влезть в первую же трактирную драку. Не драки ради, а исключительно для того, дабы посмотреть, с каким выражением лица Фрэнсис намеревается его оберегать. И послушать, что он потом скажет.
Впрочем, подобное ребячество так и не покинуло границ, очерченных воображением. Во-первых, глупо всё это, а во-вторых… все трактиры, в которых путники останавливались на ночлег, оказались до отвращения благопристойными. Разве что самому драку начать… Впрочем, так далеко Роланд заходить не собирался. В конце концов, в Анд они направились не за развлечениями, а за информацией – ценной настолько, что на другую чашу весов придётся поместить не одну, а несколько жизней, прежде чем механизм, запущенный рукой Ады Данаос, придёт в равновесие. Ада Данаос… Как, милостивые боги, женщине удалось провернуть столь дерзкий ход?! Да и можно ли назвать женщиной ту, кто столь бесцеремонно влезла в игру, на которую отважится не каждый мужчина? На что она рассчитывала? На свой безупречный ум, что не позволит правде выйти наружу? Или же на извечное «девочек обычно не бьют»? Не бьют, верно. Но головы рубят наравне с мужчинами.
Однако же, палачей в их отряде не было. Да и место встречи, выбранное автором письма, даже отдалённо эшафот не напоминало. Бордель?.. Занятно. Учитывая строгие атлантийские нравы, в подобном месте у них и впрямь был шанс на уединённую беседу с Каримом Аль-Нахидом – главой городской стражи обманчиво величественного Анда.
«Не забывайте, по каким причинам мы здесь».
Строгие нотки в голосе Медроуза вызвали желание, сходное с тем, что едва не учинило драку в ни в чём не повинной таверне. Милостивые боги, он это серьёзно?! Нет, в Бэйлоршире только глухой не слышал о намерениях Роланда променять титул на служение богам, но как это связано с женщинами? Или барон всерьёз думает, что увидев атлантийских куртизанок во всей красе, Роланд мигом забудет о деле и полезет под юбку первой попавшейся, одновременно положив глаз на вторую и приметив третью?..
- С Вами забудешь, – чуть слышно пробормотал виконт, а после… поддался-таки порыву и проводил нарочито заинтересованным взглядом разносчицу, чью тонкую талию обвивал золотистый пояс, словно бы невзначай привлекая внимание к смуглой коже и соблазнительному изгибу бёдер, обрисованному шальварами. Не то, чтобы девица и впрямь так понравилась Роланду, да и не собирался он начинать свой брак столь пустой изменой (а вдруг у них с Элиф выйдет нечто стоящее?), но реакция «барона по особым поручениям» вызывала жгучее любопытство. Нестерпимое, словно свербёж в носу посреди проповеди.
Между тем внимание на пришельцев обратили не только девушки, но и владелец заведения. С чего Роланд решил, что это владелец? Роскошное платье и холёный взгляд приклеились к нему, словно аромат благовоний и духов куртизанок, дразнящих воображение. Позволить угадать? А почему бы и нет? Тем более, интуиция подсказывала Роланду, что угадает он верно.
Интуиция не ошиблась. Виконт понял это сразу же, когда навстречу им с кушетки поднялась не очередная жрица удовольствий, а некто, назвавшийся именем, что Роланд запомнил столь же хорошо, как и текст самого письма, под которым имя и значилось. Карим Аль-Нахид. Ну что же, разгадка сложной задачи порой приносит не меньшее наслаждение, чем прохладные женские ладони на разгорячённой страстью коже.
- Моё почтение, – Роланд никогда не считал зазорным склонить голову в приветственном поклоне, и сегодняшний день не станет исключением. Кивком головы указав гвардейцам на дверь (любопытно, послушаются или сперва дождутся подтверждения от барона Медроуза?..), виконт вновь перевёл взгляд на Аль-Нахида. Неброский кафтан, воинская выправка, прямой взгляд. Стоит ли удивляться, что этому человеку хватило смелости доверить бумаге столь громкие подозрения? Ну а что он приготовил для личной встречи? - Благодарю Вас, наш путь прошёл без проблем и происшествий, – «…я молодец, не так ли, Фрэнсис?» - Надеюсь, вскоре то же самое можно будет сказать и о Вашем славном городе. К сожалению, не все разделяют Ваши намерения беречь его покой и доброе имя, не правда ли? Быть может, действуют они из благих побуждений, но… полагаю, Вы куда лучше меня видите, к чему приводит подобное «благо».
Письмо, написанное рукой Карима Аль-Нахида, осталось в Бэйлоре, однако Роланд помнил его содержание столь же ясно, сколь и Книгу Света. А ещё имена. Те, которые Аль-Нахид уже назвал. И те, что ещё назовёт.

-Надеюсь, вскоре то же самое можно будет сказать и о Вашем славном городе.
-Что он прошел без проблем?- невесело усмехнулся Карим. Для начальника гарнизона этот город был всей жизнью. Как и в своей жизни, он наводил здесь порядок и следил за соблюдением законов. Как и к своей жизни, он относился ко всему принципиально, не идя на уступки. Бескомпромиссность даже перед лицом Армагеддона. Кто-то из орллевинских мудрецов высказал этот тезис. А мысль о том, что для кого-то Анд - это просто провинциальный городок, на который обратили внимание лишь из-за того, что в нем что-то произошло.. И что-то нехорошее... Эта мысль коробила. Но так и было.- Присаживайтесь, господа. Разговор будет долгим и неприятным для меня.
Карим прямо посмотрел на лордов. Безземельный барон и сын, пожалуй, самого влиятельного графа Гасконии. Впрочем, их положение его не пугало. Атлантиец не боялся делать неприятную работу, находя ее частью того, что сделать необходимо. Чувствовать свою незначительность перед этими двумя людьми? Каждому Отец уготовил свою судьбу и свои свершения. По плечам и крепости спины. Он налил вино из кувшина по двум бронзовым кубкам и сам подал мужчинам вина. Кубка было всего два и они были для гостей. Сам Карим не пил перебродивший виноградный сок, но не осуждал тех, кто пил его.
-Атлантия пережила сложное время, как вы знаете. Чума унесла жизни многих достойных людей,- то, что еще и недостойных забрала, начальник гарнизона упоминать не стал,- а последовавший голод добил тех, кто сумел выжить, но оказался неготов. Создатель послал серьезные испытания своим любимым и непутевым чадам. Так подумали верные сыны и дочери атлантийские. Но все же, пусть Создатель и послал нам испытание в виде чумы, в голоде повинен не он.
Карим поймал себя на мысли, что начал расхаживать вдоль кушетки туда-обратно. И оборвал это выражение эмоций таким путем. Он мог понять воров, которые крадут ради выживания. Тут же..
-Я знаю, что северные соседи помогали нам продовольствием в это непростое для нас время. Но продовольствия не хватало на всех. А должно было хватить. В один из дней мои люди перехватили телегу, набитую едой по дороге из Анда. И это меня насторожило. Взглянув на документы, я убедился в их подлинности, однако она шла без сопровождения.. Отправлять еду в голодающей стране, все равно, что во время войны везти золото без хорошей охраны через враждебные земли. Я не стану утруждать вас, сколь долго мне пришлось распутывать этот узел и сколько таких же телег я успел перехватить. Суть остается в том, что кто-то решил обогатиться на общем горе, украв продовольствие, предназначенное для города, и продавая его за баснословные деньги. В десятки раз дороже, господа. А иногда и в сотни.
На скулах мужчины заиграли желваки. Он едва сдерживал гнев.
-Я могу назвать вам три имени из городского совета, на чьей совести сотни умерших от голодной смерти. И мне стыдно за то, что они мои соотечественники.
[NIC]Karim Al-Nahid[/NIC][STA]Глава гарнизона Анд[/STA][AVA]http://1.fwcdn.pl/ph/05/87/30587/214580.2.jpg[/AVA]

Все как-то и в самом деле невесело, а эта урезанная версия улыбки от Аль-Нахида как нельзя лучше характеризовала всю ситуацию, в которой оказался и Анд, и Атлантия, с которой под руку шла Гаскония. Что там сказать — Хельму в целом что бунт, что унизительные для богатейшего региона голодные смерти чести не делали. Хотя нечистые на руку лорды, черви, паразитирующие на благодатной почве, всегда имели свое место и никуда не исчезали ни в прошлом, ни сейчас. И вряд ли исчезнут, пока жива еще в людях алчность — в силах что Фрэнсиса, что исключительного в своей честности и пристрастия к своей службе главы андского гарнизона было лишь старательно уничтожать ее проявления, которые вредили более чем одному человеку. Но сколько бы добро ни побеждало зло, случается оступаться даже в столь благородных порывах. Отличала же белое от черного одна лишь совесть, из-за чего сейчас хорошие люди обречены были стыдиться признавать себя причастным к запятнавшему себя городу. Справедливо ли? Хотя никто не обещал при рождении справедливого мира с всеобщим равенством и повсеместным счастьем.
Барон принял кубок с должной благодарностью, но ни приглашением присесть, ни пригубить вино так и не воспользовался. Уже совсем холодно (читай: никак не изменившись в лице) он проследил за взглядом Роланда, и как только достиг шикарного потолка — мгновенно утратил последние остатки интереса. Всяко их личное мнение касательно друг друга касалось, собственно, только них и никак не должно было выставляться напоказ перед совершенно чужим человеком, пусть и достойного, твердо стоящего на одном и том же с ними пути. Медроуз с кубком подошел к окну, излюбленному его месту в любом месте, куда бы только не заносила его судьба — глядя вот так, незаметно, почти украдкой на города с высоты думалось легче то ли из-за осознания своей крошечности даже в масштабе городских стен, то ли из-за этой умиротворяющей тишины, сквозь которую гул голосов толпы не прорывался. Да и свидетельствовать этот зажигающийся гневный огонек в глазах Баратэона тоже удовольствие сомнительное, что у отца, что у сына.
— Говорите, сэр, — может, он и прошелся по границе вежливой беседы и допроса, но зато не утаил своих настроений не менее категоричных. Время для него не было роскошью, витиеватые беседы, в которые игрался наследник — тоже мимо, и Фрэнсис имел склонность почти фанатично конкретизировать. Ему всего лишь нужны были имена, а узнав их, он предпочтет покинуть это место, какой бы сладкой роскошью оно не приманивало в сети их очаровательных женских рук. — Если уж боги не торопятся их осудить, то любимые чада помогут им, — да, не исключено, что и его руками, но об этом городской страже вовсе не обязательно знать. Да и не воля Создателя на это будет, а лишь решение графа Бэйлорширского, которое он, может быть, обсудит с нынешним адмиралом флота — если с той ноги встанет. Возможно, только сейчас они с виконтом сделали что-то одинаково и совместно: он тоже в упор уставился на Аль-Нахида, полуоборачиваясь к своим собеседникам и отпивая единственный глоток из кубка.

Да что с ним не так? Необъяснимая враждебность, что чудилась молодому виконту в каждом взгляде Медроуза, волею случая устремлённом на него, не то, чтобы тревожила, но отвлекала. Роланд мог постоять за себя даже в том случае, если бы барону по особым поручениям (привычка – вторая натура, даже притом, что теперь виконт Бэйлоршира относился к роду занятий подручного отца с куда большим вниманием, чем несколько лет тому назад, когда пробовал невозмутимость барона на зуб, болтаясь за окнами угловой башни) вдруг взбрело в голову бросить его в Анде, а самому, вместе с гвардейцами, умчаться в закат, объяснив это какой-нибудь тайной, для ушей Роланда не предназначенной. А то и не утруждая себя объяснениями – в конце концов, достаточно просто напустить на себя загадочный вид и ограничиться глубокомысленным молчанием из серии «для посвящённых»… Хм, подметив неприязнь Медроуза (пусть бы и кажущуюся), Роланд едва не упустил из вида зачатки своей собственной. Создатель, как же это не во время! За годы, прошедшие с той памятной истории с Невилами, оба они изменились, как изменился и мир вокруг них. Незыблемым оставалось одно – доверие. Пусть бы оно и принадлежало не Роланду, но его отцу. Граф Бэйлоршира доверял лорду Медроузу, а Роланд доверял графу. Означает ли это, что и барону он может верить Да, означает. И на этом точка. Некоторые вещи не требуют доказательств и вольных трактовок, уж кому, как не Роланду, знать это наверняка?..
Постараться, что ли, не выводить Фрэнсиса из себя? В смысле, очень постараться… Тем более, что тубус для писем в руках Аль-Нахида недвусмысленно отвлёк внимание на себя, расставляя приоритеты и, вот-вот, точки над гласными.
Протянув руку, Роланд взял письмо, оставленное на столе, и быстро пробежал по строкам глазами, цепко запоминая имена, дабы сохранить их, если вдруг что-то случится с бумагой. Ни одно из имён не было знакомо Его Милости лично, что, впрочем, и не удивительно, учитывая его скромные познания о регионе. Эмин Беркер, Яхзы Аль-Ахмет и Айташ Оз-Тюн*, но… где же сестра лорда Анда? А сам он где?
«Не стоит демонизировать лик леди Данаос, виконт».
Неопределённо пожав плечами, Роланд передал письмо барону. Быть может, он и увлёкся, пытаясь отыскать след этой женщины в каждой беде, постигшей Атлантию, но разве же не её предательство** тому виной? В то время, как королевство как никогда нуждалось в единстве, она пошла на сделку с мятежниками, игнорируя волю не то что короля, но и своего герцога с теми его лордами, которые ни на миг не забывали об Атлантии. И не просто игнорируя, а искажая до неузнаваемости, пытаясь выставить предателями уже их.
Впрочем, ни объяснить, ни даже обдумать, как следует, у него не вышло – возня за дверью разом поменяла приоритеты местами. Кто бы там ни был, он явно пришёл не за женской лаской, а значит… клинок Роланда бесшумно покинул ножны, сверкнув сталью в пламени свечей, уже спустя пару ударов сердца после того, как сам виконт вскочил на ноги, мимоходом водружая кубок туда, где ещё недавно лежало письмо.
«Я прошу прощения, это, по всей видимости, ко мне».
- Ну что Вы, извиняться следует Вашим гостям. – Как ни в чём не бывало произнёс виконт, занимая позицию на некотором отдалении от Аль-Нахида. Рукоять клинка привычно лежала в руке, даруя спокойствие и вместе с тем пробуждая в крови азарт, за поясом ожидал своего часа кинжал. Ещё один – короткий, предназначенный скорее для метания, чем для ближнего боя – таился за голенищем. - Кстати, Вы ведь представите их нам, прежде чем у…
Закончить фразу Роланд не успел. Крики за дверью свидетельствовали о том, что бой там уже завершился. И завершился он, увы, совсем не в пользу гвардейцев из Бэйлоршира, иначе дверь не распахнулась бы от пинка, пропуская в покои их убийц. Лица мужчин были закрыты шарфами, лишь глаза недобро сверкали над кромкой ткани, переходя с одного на другого. Кажется, глава гарнизона Анда не ошибся, предположив, что «гости» явились по его душу, однако и Его Милости не пришлось скучать без внимания – сразу двое (из скольких, Роланд не знал – не успел сосчитать нападавших по головам) устремились к нему, намереваясь… хотя, кто ж их знает? Даже дежурного «не суйся не в своё дело» не последовало. Что ж, каждый вправе умереть тогда, когда им хочется.
Приняв рубящий удар ятагана на свой клинок, и отклонив его в сторону, виконт метнулся в сторону, оставляя между собой и противниками роскошное ложе, предназначенное совсем для иных развлечений. С одной стороны, нельзя позволять загнать себя в угол, но с другой: игнорировать столь удобное препятствие теперь уже на их пути – самое настоящее преступление. А преступлений в Анде и без Роланда хватало.
- В сапогах на постель?.. Ты в своём уме?! – Деланно возмутился виконт, когда один из противников решил сократить путь, пока второй честно огибал резной столбик, поддерживающий балдахин. - Впрочем, можешь не отвечать. – Атласное**** покрывало удивительно легко скользит по атласным же простыням. И даже вес взрослого мужчины, чьи сапоги осквернили дорогую атлантийскую ткань, ничуть не мешает. Особенно, когда он теряет равновесие и с коротким вскриком заваливается назад… хоть бы голову себе разбил, что ли. Ну а Роланд тем временем сосредоточился на другом своём противнике, отбивая удар за ударом и выискивая слабое место в его тактике, дабы не затягивать с боем. Как-то это невежливо по отношению что к союзникам, за чьими успехами он следить не успевал, что к врагам, дожидающимся своей очереди.

Это было не первое и не последнее покушение на жизнь начальника гарнизона Анда. Со своей принципиальностью он сидел в горле многих торговцев и дельцов острой куриной костью. Которую и откашлять не можешь и проглотить - никак. А она в свою очередь колется и причиняет очень серьезные неудобства. Если бы кто-то решил уточнить, сколько раз на жизнь Карима совершались покушения, он усмехнулся бы невесело и оставил вопрос без ответа. Сколько людей может желать смерти несговорчивому простолюдину? Очень и очень много. И у каждого второго для удовлетворения желания есть средства.
Карим кивнул на риторический вопрос, который не успел произнести виконт. Привычное оружие лежало в руках столь же естественно, сколь естественно для птицы умение летать и стремление в небо. Атлантийцы любят изогнутое оружие, которое в Хайбрее или Орллее называют кривым. Истинный гений додумался совместить в одном оружии два изгиба, делая его, пожалуй, самым смертоносным и изящным из всего оружия ближнего боя. Он был короче шпаги или длинного рыцарского меча, столь распространенных на севере, однако для южан это был эталон меча.
Когда в комнату вломились, Карим шагнул вперед, крутанувшись вокруг своей оси. Он не тратил времени на разговоры. Те, кто пришли сюда пролить кровь ясно дали понять, что сражение будет происходить не на словах. Начался бой.

Нападавших было восемь. Шестеро вошли сразу же, один, не самый умный, задал вопрос Фрэнсису. Вообще, по словам заказчика, все было проще паренной репы. Войти в бордель не составляло труда. Устранить охрану - тоже. Перерезать глотки охранникам, которые то и дело бросали взгляды на едва прикрытых почти прозрачной одеждой красивых женщин - пустяковое дело. Далее, восемь человек должны были вскрыть глотку начальнику гарнизона этого города, забрать все письма, которые у него были при себе и уносить ноги. Оплата была назначена столь щедрой, что на десятерых бы хватило. Их и было, если по правде сказать, десять. Но двоих пришлось отправить к Отцу, чтобы увеличить гонорар на человека.
Шестеро мужчин тут же занялись тремя жертвами. Во всяком случае, они считали, что находящиеся в меньшинстве стали жертвами. Один встал в дверях, а девушка, по всей видимости, работница борделя, выглядывала из-за его спины. А посмотреть было на что...

Неуклюжий маратель кроватей перекатился назад через голову, охнув, когда спина встретилась с полом, однако столь простой уловкой его не удалось. Против виконта сражались два бывалых головореза, пусть и не прошедших обучения у лучших мастеров фехтования, но имеющих немалый опыт рукопашных схваток, ценой в которых является жизнь. Один по широкой дуге обходил Баратеона-младшего, а второй готовился нанести удар в спину, заодно приводя дыхание в порядок.

На барона кинулись сразу двое, не давая ему передышек и атакуя с двух сторон, вынуждая его уходить в глухую защиту. Ятаганы были короче меча Медроуза и как нельзя лучше подходили для боя в замкнутом пространстве против неодоспешенных. Быстрые выпады и вязь ударов и обманок не сулили ничего хорошего Медроузу. Тем более, что если приглядеться, то можно было увидеть мутную маслянистую пленку на лезвиях мечей.

Аль-Нахид с ходу попытался прорубить в ногу одному из нападавших, однако тот отскочил в сторону, избегая удара, тут же страж порядка парировал выпад ятагана второго противника и дальнейший бой потек, как увлекательное зрелище - с обеих сторон сыпались удары, лезвия мечей сверкали, финты и обманки, кружения на месте и отскоки. Карим ранил одного в левую руку, прорезав секущим ударом тому халат вместе с кожей.
Схватка продолжалась. Молчаливые атлантийцы. И двое гасконцев..
[NIC]Karim Al-Nahid[/NIC][STA]Глава гарнизона Анд[/STA][AVA]http://1.fwcdn.pl/ph/05/87/30587/214580.2.jpg[/AVA]

Фрэнсис от боя никогда не отказывался — когда принимал его один. Сейчас свою обыкновенную позицию он все же предпочел бы пересмотреть, потому как львиную толику его внимания отбирал виконт. Плохой Роланд — мертвый Роланд, потому что доверили наследника Бэйлоршира ему в первый раз как напарника... Он, конечно, не захотел бы, имей выбор, взять Баратэона-младшего еще раз в подобном качестве, но даже это всяко лучше, чем первый и последний раз в драматичном ключе. Ему бы тогда, пожалуй, тоже все это вышло боком: это стало бы его не первое, однако уже последнее задание. И как бы легкомысленно он не относился к себе, надо признать, пожить ему еще хотелось. Может, не до преклонных лет, но еще на десяток-другой его интереса к жизни должно хватить. Смерть Медроузу не нравилась ни от ятаганов убийц, ни от праведного графского гнева.
Нападавшие были с ним не согласны и учитывать его пожелания точно не собирались. Напомнив себе обзавестись оружием покороче для подобных тупиковых ситуаций, если таковые еще выпадут на его долю, он предпочел поберечь силы и поменьше замахиваться длинным клинком, принимая удары поближе к гарде. Все равно два ятагана не позволяли ему больше — работали гости крайне слаженно и удар, стоит ему только приоткрыться противнику, не заставит себя долго ждать. Впрочем, и из безвыходных ситуаций можно попытаться выбраться; парни прилагали множество усилий, чтобы пробиться сквозь оборону меча, куда более тяжелого, нежели ятаганы, и слабо преуспевали — наемник пускал все их старания в пол, чувствуя себя как дома и не испытывал смущения, кроша поблескивающие золотом ковры и царапая под ними камень с характерным звоном. Ему была необходима их усталость, вполне себе реальная, ибо такие неординарные посетители борделя наверняка рассчитывали на внезапность, но победить так быстро, как и планировали, у них не вышло. Меньше всего хотелось ставить эксперименты и вычислять, кто же из них в самом деле окажется терпеливее и сильнее — и даже если придется, то Фрэнсису по душе поменьше контратаковать, рискуя без какой-никакой уверенности в успехе.
Ритм этого танца все же сбился — один из нападавших запнулся. И поплатиться за ошибку пришлось его товарищу, как бы иронично это ни было: длинное лезвие соскознуло вниз, задев осрием ухо, и под углом пробила грудину насквозь. А барон не поленился еще и насадить наемника на меч, безо всякого уважения к уже покойнику притянув его к себе поближе. И тело, достаточно плотное и широкое в плечах, чтобы заменить щит, позволило ему сделать поистине непозволительно роскошные широкие шаги к Роданду, по итогу остановившись на расстоянии вытянутой руки от того. Не то что бы бальзам ему на сердце, но всяко меньше ему придется занимать себя мыслями о том, как бы оказаться к юноше поближе. Уже обмякшую (и, увы, слишком потяжелевшую) тушу за ненадобностью Медроуз толкнул вперед, прямиком под ноги особенно алчущих молодого баратэоновского мяса. Пространства для меча так и оставалось немного, а Карим, наверняка управляющийся своим клинком успешнее, остался еще дальше.

Судя по предсмертному хрипу в районе окна, одним из дерущихся стало меньше. А судя по тому, что проблем у Роланда не увеличилось – выбыл из схватки совсем не барон. Ну и славно! Жаль, взглянуть на это не получилось: один из атлантийцев загораживал виконту весь вид, а просить у противников паузу, чтобы отлучиться посмотреть самому… нет, вероятность того, что они оцепенеют, сбитые с толку подобной наглостью (или отсутствием кое у кого мозгов), существовала, но столь мизерная, что даже рассматривать её в качестве отвлекающего манёвра не хотелось. Подобное сгодилось бы в подворотне, где противники – представители того «славного» грабительского племени, что привыкло брать не мастерством и хитростью, а численным превосходством и грубой силой. Да и уморить атлантийцев здоровым смехом – не то, на что Роланд собирался пойти ради этой победы.
Самонадеянно? Ничуть. Как вообще можно ввязываться в бой, не видя себя в числе его победителей? Даже при самом неудачном раскладе вера в победу – не половина успеха, конечно, но хоть какая-то его часть. А порой именно такой вот части и не хватает, дабы вложить силу в решающий удар.
Впрочем, до окончательного успеха Роланду было ещё далековато. Пока его «победа» заключалась лишь в том, чтобы держать обоих противников на расстоянии, не позволяя к себе прикоснуться. Не то, чтобы виконт боялся боли, однако даже лёгкий порез мог ослабить концентрацию, которой уже не доставало гасконцу. Желание зубоскалить и насмехаться, как в самом начале боя, в надежде спровоцировать атлантийцев на ошибку пропало ещё сколько-то ударов назад. Сейчас у Роланда хватало сил лишь на то, чтобы парировать удары, опережая противников всего на долю секунды. И, если в самое ближайшее время (минута – максимум) он не придумает ничего, что кардинальным образом переломит ситуацию в его пользу… всякого, кто берёт в руки меч под надзором хорошего учителя, учат не бояться смерти, что отныне и навсегда замирает на расстоянии вытянутого клинка, терпеливо дожидаясь возможности сократить это расстояние, вот только умирать сейчас Роланду уж очень не хотелось. Мало того, что атлантийцев всего двое (на тренировках виконт достаточно уверенно держался против троих…правда, всего полторы минуты, но не суть), так ещё и задание он не выполнил. Нет, нельзя Его Милости умирать. Не сейчас. И не здесь. В комнате для утех атлантийского борделя – подумать только! Да его же засмеют, мгновенно позабыв о том, что на похоронах полагается печалиться и вспоминать об усопшем только хорошее.
Второе дыхание открылось весьма кстати. Оно вообще словно бы дожидалось того мгновения, когда один из атлантийцев (тот самый – ушибленный) ошибётся. Желая дотянуться до Роланда и поскорее закончить выматывающий бой, он подошёл чуть ближе, чем диктовала и осторожность, и подученный в этом поединке опыт, к счастью (для виконта, но уж никак не для себя самого) отводя руку с ятаганом несколько дальше, чем следовало. Подобный замах обернулся бы сильным ударом, сохраняй они прежнюю дистанцию, но сейчас – всего на мгновение, не больше – атлантиец открылся для удара, всё равно, как если бы он был безоружным. Грех не воспользоваться, не так ли? Особенно, если ждал этого с самого начала боя.
И Роланд воспользовался. Отбив удал нападающего, он внезапно отступил назад, после – качнулся влево, свободной рукой бесцеремонно сгребая противника за его чёрное одеяние и подтягивая к себе, что было сил. Сработало. Один из тех приёмов, от которых юный Роланд в самом начале своих тренировок презрительно кривил лицо, называя их «подлыми» и «недостойными истинного воина», пришёлся весьма кстати, позволив оттолкнуть замешкавшегося атлантийца аккурат на его товарища (ну, как «аккурат»?.. «в том направлении», однако же и этого виконту хватило), а после стремительным выпадом оборвать его жизнь: метил Роланд в сердце, но даже если и промахнулся слегка, брони на атлантийце всё равно не оказалось, и кровь нападавшего охотно окропила стены, стоило виконту отряхнуть высвобождённый меч, едва не застрявший между рёбрами.
Одновременно с этим виконт Бэйлоршира сделал шаг назад, дабы выгоднее отразить нападение, когда атлантиец оттолкнёт прочь своего уже бесполезного товарища, и выгадать пару ударов сердца, чтобы осмотреться. Вовремя.
- Берегись! – Завопил Роланд Аль-Нахиду… уже понимая, что опоздал. Нож, пущенный в полёт умелой рукой, куда быстрее человеческого голоса, даже если бы их угораздило начать действовать одновременно. Краем глаза отмечая тот факт, что у оставшегося в живых противника появились другие проблемы*, Роланд молниеносно вытащил из-за пояса короткий кинжал, а после – метнул его в атлантийца, возвращая «должок» Аль-Нахида. Тренируясь на манекене, виконт попадал в глаз своей «жертвы» восемь из десяти, однако сейчас было не до точности, тем более, что убийца вознамерился покинуть их на своих двоих. Но даже попадание в корпус должно было, как минимум, замедлить его, причинив ряд неудобств, которые… проклятие, не до того сейчас!
Не смотря на то, что здравый смысл подсказывал, что атлантийцы в чёрном могли не ограничиться теми, которые уже почтили их своим присутствием и теперь валялись в комнате трупами разной степени целостности, а значит, следует уносить ноги, Роланд в несколько шагов преодолел расстояние, отделяющее его от Аль-Нахида, и упал на колени рядом с главой гарнизона, подставляя раненному плечо, как раз в тот миг, когда тот начал заваливаться вперёд.
- Как Вы? – Спросил виконт, ощущая под пальцами липкую кровь, но не спеша выдёргивать нож, дабы не сделать ещё хуже. - Не вздумайте умирать, слышите?! Как это вообще вяжется с законами атлантийского гостеприимства?! Фрэнсис! Помогите его поднять. Надо убираться отсюда. Карим, да погодите Вы умирать! Скажите, куда Вас доставить, чтобы Вам оказали именно помощь, а не так называемую «последнюю милость»? В этом… чудесном городе есть кто-то, кому мы можем доверить Вашу жизнь?
«А заодно и свои собственные,» – отстранённо подумал виконт, хотя, видят боги, здесь и сейчас он отчего-то куда больше тревожился за своего нового знакомого.

Аль-Нахид почувствовал, что ему подставили плечо. Руки стали вдруг слабыми и вялыми, будто он оказался в своей юности, когда после долгих тренировок под надзором одного старого янычара ты не способен поднять даже ложку с кашей, а уж говорить о том, чтобы поднести ее ко рту вообще не было никакой речи. Атлантиец хрипло вздохнул и вздрогнул, откашливаясь.

Тот человек, что нанес предательский удар увернулся от полетевшего в него кинжала, криво усмехнувшись. В самом деле, требовалось что-то менее предсказуемое и нечто более неординарное, чем бросок кинжала, чтобы причинить вред одному из лучших убийц Братства. Он быстро выполнил жест приветствия и прощания, коснувшись лба, губ и груди правой рукой, после чего вышел из дверей спиной вперед и скрылся из вида, даже не попытавшись вырвать из дверного косяка кинжал, брошенный Баратеоном.
Женщина исчезла следом за ним. Внизу слышались крики и суета, пронзительные визги и женский плач. После, когда гасконцы решат покинуть сие гостеприимное место, они увидят распростертое тело этой самой женщины внизу у выхода из дома, сейчас же..

-Оррлевинец..- булькая и хрипя, произнес Аль-Нахид.- Матросов и офицеров...- непослушные губы никак не хотели говорить, а слова приходилось выталкивать через силу. Вместе с кровью. Бывалый Фрэнсис мог запросто опознать в этих симптомах повреждение легкого. Атлантиец потер шею, словно его душил его же собственный халат и камиза под ним.- Их подначивал..- мужчина, что избежал стольких покушений и угроз, говорил все тише и все чащу откашливал кровь.- Господь..- по телу Карима то и дело проходила дрожь, тело начинала быть судорога. Как ему было жаль, что Отец решил забрать его жизнь именно сейчас. Именно тогда, когда его помощь в свершении правосудия требовалась, как никогда. Обидно. Огонь в венах стал совсем нестерпимым, перед глазами плыло и пылало. Карим знал, что прожил честную жизнь и займет подобающее место в загробном мире. Мужчина старался быть справедливым и нести слово истины и закона своим служением, а не гнуться под нужды мздоимцев и спесивых жадин.- Спасите Атлантию,- по иронии судьбы, начальник гарнизона коснулся ладонью залитого кровью ковра, а после оставил след на груди виконта, оставляя метку Братства на дорогом одеянии сына графа Бэйлоршира.
А потом мужчина захрипел. На крик не осталось сил, поэтому уста его покидало хриплое мычание и стон. Не было сил выразить всю боль от выжигающего жилы яда. Смерть была мучительной, но скорой. Почти милосердной.
Спустя несколько минут агонии Карим Аль-Нахид завершил свой земной путь. И надо сказать, далеко не в худшей компании. О такой смерти хороший солдат может только мечтать. Если уж выбирать, как умереть.
[NIC]Karim Al-Nahid[/NIC][STA]Глава гарнизона Анд[/STA][AVA]http://1.fwcdn.pl/ph/05/87/30587/214580.2.jpg[/AVA]