Вот и настал тот момент, когда планы наконец воплотились в жизнь. Развод был относительно легко оформлен - разрешение Клета получено, разрешение Барончелли тоже. Несколько росчерков пера и ударов печатью положили конец прошлому браку, а через несколько дней эти же росчерки пера и удары печатей ознаменовали начало нового, того самого, который должен был быть изначально. Можно по разному называть то, что сейчас происходило, но сторонний обыватель может это назвать торжеством справедливости и отчасти будет прав, хотя тут всё зависит от точки зрения. Для Марии это действительно торжество справедливости, для Лукреции - торжество несправедливости. Герцогиня, а нынче леди Лореншира, не разрывала ничью помолвку сама, не наносила никому оскорбление и никоим образом не вмешивалась в эту историю, но стала невольной участницей и невольной жертвой. Андрес тут выступал главным виновником всего происходящего и с конца прошлого месяца и до сегодняшнего дня рассматривал всё это как расплату за клятвопреступление. Он должен был сдержать своё слово невзирая на желания своего сердца, должен был исполнить долг и теперь Создатель так наказывает его, хотя наказание это весьма и весьма странное. Да, сердце тосковало по прежней жене, но их дети здоровы и растут, уже идут переговоры о новом браке Лукреции, спустя месяц после её приезда новых покушений не было, даже попыток не было. Кто знает, может Найтон был прав и безопаснее всего было в феврале вернуться в Авелли, а не уповать на волю Господа в монастыре, сейчас на этот вопрос никто ответить не сможет. Пережить расставание с любимым человеком трудно, но менее тяжко, учитывая то, что Андрес успел один раз смириться с её смертью, провести без жены добрые пять месяцев и вновь узнать о том, что она может быть мертва. Иначе говоря, расставаться и смириться было проще, чем было бы в ином случае. Мария, казалось бы, смирилась с новым положением или герцогу так показалось. Страх того, что девушка будет идти под венец, словно узник на плаху, не оправдался - даже если леди Хермшира и не испытывала радости от всего происходящего, на публике будущая герцогиня Орллеи держалась как подобает. Собор Святого Ангела в этот день был переполнен высокородными гостями - бароны, виконты и графы, баронессы, виконтессы и графини, знатные вельможи и, что важнее, новые лица. Барончелли, бывший архиепископом на прошлой свадьбе, теперь облачился в белые одеяния Папы, а в первых рядах среди вельмож стоял лорд-регент Хельма, Генрих Найтон. Естественно, на торжестве присутствовал и дом Грациани в лице Адриано.
— Я, Андрес Найтон, герцог Орллеи и лорд Арвьершира, приношу клятву перед Отцом-Создателем и Матерью-Защитницей, в присутствие благословенных ими поданных. Заключаю с выбранной мною по доброй воле леди Марией из дома Уорчестеров священный союз, который будет скреплять наши тела и души. Я клянусь быть ей верным супругом и опорой, в болезни и здравии, в горе и радости. Клянусь чтить и беречь, как того требуют традиции и священное писание, - держа руку на Книге Света, герцог произносил свою клятву. На каждой свадьбе клятвы разнились, но смысл был общий, остальное лишь насколько красноречие позволяет. Изначально Андрес хотел добавить в свою клятву упоминание о том, что ему не известны какие-либо причины, по которым  этот брак может быть недействительным, однако Пий настоял на отказе от подобного - уж слишком будет велика потеря репутации и все сошлись на соответствующих словах в брачном договоре. Там было указано, что любые обещания, клятвы и договоренности, заключенные до этой свадьбы и препятствующие этому браку, признаны недействительными и ничтожными, как если бы их не было вовсе. Это устроило всех и в особенности Артура, который теперь мог наверняка знать, что крючкотворство не поставит под сомнение этот союз, - Отныне и до конца моих дней, - красивые слова, не отражающие реальное положение дел. Интересно, как этот момент думали церковники? По сути, брак заключается до той поры, пока смерть не заберёт одного из супругов, после траура второй может повторно вступить в брак. Впрочем, Церковь никогда не поощряла вторые браки ни среди мужчин, ни среди женщин, хотя противиться традициям не могли. Раньше было всё куда проще - супруги могли развестись по мановению руки, даже жена могла дать развод мужу в присутствии двух свидетелей и покинуть его дом, так что нынешнее положение является неплохим компромиссом. Убрав руку с Книги Света, Андрес дождался, когда Мария даст свои клятвы, не сводя взгляда с её глаз.
- Перед лицом богов и людей, я объявляю вас мужем и женой. С этого дня вы связаны священными узами брака, - торжественно объявил понтифик. Повисла недолгая тишина, пока кто-то не пнул Лоренцо и оруженосец и подошёл к герцогу, держа в корону.
- Властью, дарованной мне Создателем, народом и королём, я объявляю тебя герцогиней Орллеи и леди Арвьершира, - произнёс Найтон, коронуя свою жену. Все присутствующие знатные орллевинцы поклонились, в том числе и сам герцог. За этим последовали увеселения, пиршества, подношение подарков и, наконец, завершение. Андрес особо не пил весь вечер, хотя даже того небольшого количества вина хватило, чтобы почувствовать небольшое головокружение. Было ли это головокружение только от алкоголя или что-то ещё? Найтон часто ловил себя на мысли, что волнение у него проявляется вовсе не в слезах или истерике, а в физиологических проявлениях - покалывания, дрожь, головокружение. Церемония, хоть и была весьма впечатляющей, едва-ли смогла бы впечатлить виды видавшего герцога. Может он волнуется, предчувствуя завершение пиршества? Молодожен переживает?
- Оставьте нас, - обратился герцог к пажам и придворным дамам, когда всё уже закончилось и пришла пора исполнить первые супружеский долг, консумировать брак и сделать его свершившимся. Вернись они сейчас на год раньше и будь в таком же положении, он дал бы жене время, поскольку искренне считал, что подобное допустимо и практикуется, иначе почти каждая свадьба в кругу знати является, по сути, изнасилованием. Редко какая невеста влюбляется в своего суженного, большинство видят своих мужей в день свадьбы и вечером должны притворяться, будто хотят возлечь с ними по своей воле, а не потому что так велят традиции и божий закон. Увы, ни желания, ни возможности сейчас так сделать у Найтона не было. Возможности не было по понятным причинам, а что с желанием? Герцог не делил постель с прежней женой с января, когда она покинула Авелли и отправилась на злополучную свадьбу. Желать почувствовать теплоту тела, пусть и не той, которую чуть ли не вчера считал женой, вполне естественно. С января Его Светлость пережил немало невзгод, для захудалого крестьянина эти месяцы ничем не отличались от предыдущих, а для Нйтона прошла целая глава жизни. Он успел потерять и похоронить жену, вернуть её, устроить жатву душ в Борромеошире, почувствовать вкус предательства, принять крайне сложное решение в противостоянии с короной, увидеть своих новорожденных детей, которые никогда не смогут носить его имя и вот он здесь. Казалось бы, совершенно несвязанные события, мало что имеющие общего и мало кого способные удивить, если бы все они не хлынули, словно внезапный шторм или воспетые "волны-убийцы" в повестях матросов.
- Жена, - чуть ли не полушепотом проговорил Андрес, делая несколько шагов на встречу к своей новой супруге. Покои герцога были большими, места тут хватает вдоволь, мебели даже с излишком и тем удручающе было Найтону спать в них все эти месяцы, в кромешной всепоглощающей темноте. Несколько дюжин свеч помогают лунному свету, обильно льющимся из огромных окон, часть из которых остались приоткрыты. Июнь в Орллее был всегда жарким, но даже вполовину не таким, каким будет июль, лишь изредка разбавляемый розой ветров из залива.
- Хочешь вина? - спросил Андрес жену, указывая взглядом на стоявший позади неё стол с кубком. Подойдя ещё ближе, он остановился на расстоянии вытянутой руки, не рискуя сделать последний шаг, дабы не смутить девушку чрезмерностью.
- Ты прекрасно выглядела сегодня, - протянув руку, герцог взял бокал с вином, - Как и всегда, - Андрес сделал небольшой глоток, не сводя глаз с Марии. В очередной раз было сложно мысленно не подмечать редкую красоту, которой обладала вчерашняя леди Хермшира. Пусть Найтон и не может назвать себя большим знатоком женской красоты, ведь, как ни странно, никогда не гонялся за чьим-то вниманием и кутежами не славился даже в беззаботные годы, нужно быть слепым, дабы ясно не видеть разительное различие между этой девушкой и типичными представительницами высшего сословия запада, да и всего Хельма в целом. Только незнанием можно объяснить тот факт, что за целый год никто не сосватался и не взял в жены Марию, ведь даже лучшие художники Лирэфии не смогут передать всю красоту девушки, лишь хаотичные очертания, да и те далекие от правды.
- Я отменил, что тебе подходит корона немного больше, чем в своё время подходила моей мачехе, - некоторые люди от природы хорошо смотрятся в короне, другие - напротив, как не посмотри, корона не идёт. По закону подлости, вторые чаще ей обладают, чем первые. Андресу корону не шла и посему он её после коронации, когда Чарльз возложил обруч ему на голову, не носил ни разу, как не шла и Лукреции - люди, тянущиеся к свободе, от природы не могут обременять себя властью, которую символизирует корона. Марии она подходила и довершала образ, который девушка внушает всем - своими словами, действиями, взглядом.
- Не снимай её сегодня, сейчас, - добавил Найтон, поднося бокал к губам. Может ведь герцог позволить себе небольшую шалость за все те месяцы, что ему пришлось прожить в страхе и горечи, за все ошибки и грехи, которые тянутся порой кровавым следом с того самого дня, как Ансельм испустил дух и Андресу вручили столько власти и столько ответственности за миллионы жизней?

Кажется, на свадьбе внешне волновались все, кроме жениха и невесты, если говорить об этом. Люди их положения должны подавать собой пример, у них не было право прилюдно выражать какие-либо эмоции, ведь каждая из них ещё тысячу раз будет исковеркана и извращена злым придворным языком, как это было принято в кругу знати. Любые намёки, странные взгляды и лишние телодвижения могли стать поводом для пересудов, так что старания новой герцогини не остались без награды - двор едва-ли будет перешептываться и придумывать небылицы о прошедшей свадьбе. Со своей стороны, Андрес постарался не дать повода кому-либо сомневаться в своём выборе и углядеть какую-либо тоску по прежней жене - весь вечер он обращал внимание только на свою новую супругу и большую часть времени вёл беседы с Лоренцо и Артуром. Последний не скрывал своей удовлетворенности тем, что Его Светлость сдержал слово и переменчивость герцога не превзошла все ожидания, а позже с не меньшим одобрением провожал новобрачных в покои. Довольный граф - это всегда хорошо, хотя об Адриано такое сказать было сложно. В глазах графа Грациани сложно было прочесть что-либо, но вёл он себя подобающе - подарок молодоженам оказался достойным, сам он не бросал каких-либо неоднозначных взглядов и радушно разговаривал с гостями. Иными словами, всё прошло так, как задумывалось и тем лучше - после Белой Свадьбы все будто испугались бракосочетаний, как будто до этого у мужчин было мало поводов избегать алтаря.
Несколько глотков вина, сделанных девушкой, указывают на очевидную вещь - она волнуется и это нисколько не странно. Здесь, в уже их совместных покоях, скрывать что-либо и притворяться смысла не было, тут можно быть собой. Казалось бы, у титулованных людей свободы должно быть больше, нежели у распоследнего крестьянина в глубине, но дела обстояли иначе - крестьянин может быть собой всегда и везде, знать - нет. Каждый из них был заложником собственной власти, ведь что есть власть? Власть - способность убедить остальных, что ты имеешь определенные привилегии и сделать это нужно было в мире, где каждый может купить меч у кузнеца и получить право решать, кто будет жить, а кто умрёт. Герцог является герцогом не потому-что у него необычная кровь, исключительный ум или он обладает сверхъестественными способностями, просто кучка менее знатных людей решили, что этот человек в действительности обличен высшей властью. Чтобы никто не сомневался, надо соответствовать образу, надо внушать это мнение другим, иными словами - лицедействовать. Чем более высокую ступень занимает человек, тем больше он должен лицедействовать и притворяться тем, кем он не является в действительности. Может Мария и хотела чуть ли не расплакаться от горя или от радости, вцепиться рукой в брата или и вовсе сбежать обратно в Хермшир, будь она крестьянкой - смогла бы это сделать, но крестьянкой она не была, как и Андрес не был крестьянином. Они играли свои роли, как играют фигуры на шахматной доске - один усердно делает вид, что он король, вторая из вчерашней пешки стала королевой.
- Хочу, - с улыбкой ответил Найтон, делая ещё один глоток вина. Он, конечно, не сильно переживал от самого факта первой брачной ночи, подобный опыт у него уже был, однако этот ничем не похож на прежний. С Лукрецией всё было однозначно и просто, с Марией всё сложнее - должен ли он поддаться животному зову или быть спокойным, притворяясь беспристрастным, словно не хотел эту девушку здесь и сейчас?
Брови синхронно поднялись вверх от упоминания той самой традиции, которая была выдумана в Рейнисе, дабы украсть поцелуй. Он ожидал холода, отвращения, пренебрежения или отрешенности - всего, но только не этого. Говорит ли в ней лишь долг, который приказывает любым способом добиться от новоиспеченного супруга выполнения клятвы до конца, или у них есть шанс не закончить эту ночь спинами друг другу, а того и хуже - в разных спальнях, как только консумация будет завершена? Последовавший после этого поцелуй оказался очень похожим на тот, что он смог выкрасть в Рейнисе и это радовало - кажется, Мария не успела потренироваться за всё это время. Раздосадован ли герцог? Ни в коем случае, пусть его новая жена тренируется вдоволь на нём, благо, время у них предостаточно. Тусклая тень винного привкуса лишь придавала изящества этому поцелую - в Орллее пили только сладкое красное вино, все остальные сорта орллевинцы считали чрезмерно горькими и безвкусными. Одна рука скользнула на талию девушки, вторая, державшая бокал с вином, некоторое время пыталась нащупать столик или что-то, на что можно положить утварь, но такого не нашлось, поэтому бокал со свистом полетел куда-то в сторону, разбившись о стену. Ну не время было сейчас заботиться о посуде, бокалов у герцога предостаточно, а жена - одна.
Высвободившись, вторая рука поползла к спине девушки, дождавшись помощницы принялась расшнуровывать платье. Не то, чтобы Его Светлость хорошо разбирался в этом, но предусмотрительно озаботился вопросом, дабы не выглядеть совсем уж неучем. Долгий нежный поцелуй должен был отвлечь Марию от пусть и долгих, но успешных манипуляций герцога. Когда всё было закончено, Андрес взялся за платье на плечах и медленно спустил её, пока ткань волнами не начала падать на пол. В наглую рассматривать что-ли Найтон не стал, хотя и того, что смог выкрасть взглядом, было достаточно:
- Если этим боги решили меня наказать, боюсь, я буду грешить до конца своих дней, - и ведь действительно, фантазия Его Светлости, разбушевавшаяся ещё в Рейнисе, не смогла вообразить полностью то, о чём сейчас с удовольствием докладывают глаза. За такое Артур мог просить хоть корону Хельма, а герцогу следовало самому выплатить ему деньги, или может родителям девушки? Видал Андрес за свою жизнь принцесс, герцогинь и графинь, видал красавиц и пользующихся всеобщим вниманием придворных дам, да даже в борделях видел самых-самых привлекательных гурий любви, но ни одна из них даже близко не стоит. Может всё дело вкуса, может долгое отсутствие близости, а может ему досталась самая красивая жена, которую он только мог себе вообразить, ведь никаких изъянов у неё не было, а те, что могли бы быть, с лихвой покрылись бы всеми достоинствами - начать хотя бы с голубых, цвета моря, глаз. Женщины испокон веков развращали мужчин и то воодушевляли на подвиги, то усмиряли одним лишь прикосновением и Мария исключением уже успела не стать. Вечно думая о делах государства и беспокоясь обо всех пустяках в мире, Андрес впервые поймал себя на мысли, что все эти вопросы стали несущественными, а всё, казалось бы, несущественное вдруг стало существенным. Днём ранее его не заботил вопрос первой брачной ночи, он должен был стать типичным обыденным моментом, исполнением взятых на себя обязательств, но стал захватывающим дух и преисполненным желаниями вечер, который уже не хотелось никогда заканчивать - с какой же тоской Найтон впервые встретит утренний рассвет. Где тот художник, что рисовал леди Хермшира годом ранее? Его определенно нужно казнить ещё год назад, ведь никаких черт лица он передать толком не смог, не говоря уж об этой нежной коже и обольстительном румянце. Никогда Андрес не испытывал каких-либо чувств к румянцу до сей поры, ведь он так гармонично дополнял всю картину. Будь герцог поехавшим умом, попросил бы того же Николло нарисовать Марию, пусть и в одежде (а иначе никак, обломишься, де Ланца), дабы эта красота была запечатлена до конца времён.
- Я только сейчас понял, какое преступление совершил годом ранее, отложив этот момент на столько месяцев, - с улыбкой, полушепотом проговорил Найтон, пытаясь снять дублет. Пуговицы предательски сопротивлялись, поэтому пришлось оторвать их, благо сил много для подобного не нужно. Откинув его в сторону и сняв то, что ещё было под ним, Андрес наконец смог прикоснуться торсом к девушке и пройтись холодными ладонями сначала по плечам жены, а потом и по спине. Давно забытое чувство теплоты и спокойствия, словно солнечный луч в беспробудном пасмурном сне, одышка, но лишь от переполняющих чувств и приятного волнения. Как же долго герцог не мог позволить себе хотя бы на ночь забыться и отринуть все мысли о проблемах во вне, сейчас был он, была она и не было никакой Орллеи, Элшрира, пиратов и короны. Хотя корона была, но не образная - обруч придавал особый шарм девушке, да такой, что Андрес был нарушить ещё с полсотни клятв кузену и трону, лишь бы водрузить когда-то увидеть Марию в той короне, которая она заслуживает хотя бы за факт своей практически внеземной красоты, очевидной для её нового мужа, плененного похлеще любого регента месяцем ранее.

«Муж мой». Казалось, два обыденных слова, которые должны восприниматься, как данность, но только не в их случае. Может в других обстоятельствах и при другой предыстории он и не обратил бы на это внимание, как не обращал внимание на аналогичное обращение от Лукреции – разве что от непривычки в первый месяц их супружеской жизни, но из уст Марии эти слова значили куда большее. Страх того, что мужем он ей станет только по бумагам постепенно развеялся, хотя, конечно, рано ещё что-либо говорить о будущем – сейчас был лишь самый первый день, они обязаны вести себя подобающе. Впрочем, списывать всё на долг глупо – никто не заставляет новобрачных оказывать друг другу знаки внимания, обычно всё происходит проще – служанки снимают одежду с жены, укладывают её в кровать, приходит муж, взбирается на свою новую собственность, фактически насилует и это всё называют консумацией. Не был бы Андрес тем, кто он есть, решившись так поступить со своей женой, пусть даже на кону стояло бы всё королевство. Всем известная истина – мужчины ищут образ своих матерей в женах и редко кому удаётся найти, но, чем ближе этот образ, тем более складно строятся отношения супругов. О характере Марии судить было ещё рано, ведь Найтон даже не знает её привычек, не видел её в рутинном дне, но может судить о внешности. Волосы и глаза новой герцогини были до боли похожи на те родные, которые с таким усердием хранятся в закромах памяти Его Светлости. Мало ли голубоглазых девушек с тёмными волосами на свете? Предостаточно, но ведь и не каждая из них становилась женой герцога.
Шепот придал всему происходящему особый шарм, хотя, казалось бы, что в этом такого? Интимность, с которой ассоциируется первая брачная ночь, не заключается лишь в одном лишь возлежании друг с другом, тогда и животным следует приписывать подобные церемонии. Прикосновения, взгляды и слова, сказанные так, словно это тайна, составляют большую часть того, что принято романтизировать в романах или опошлять в сатирах. Церковь не поощряет ни первые, ни вторые, держа людей за тот же скот – «муж должен возлежать с женой ради деторождения, но не ради удовольствия, ибо» и дальше герцог засыпал во время проповедей очередного лицемера. После мессы, тот самый святоша уходил в келью, где его ждала очередная монашка-глупышка. Тот же Барончелли, предстающий перед народом чуть ли не праведником, имел трёх бастардов от собственной сестры, о чём Его Светлость узнал ещё зимой от самого понтифика, когда соглашался взять на попечение его старшего сына – Джероламо, так чему тут стыдиться? Получение удовольствия – вполне естественный механизм, придуманный природой, иначе как заставить людей производить на свет детей, если это не будет приносить им приятные ощущения? Так рассуждал про себя Андрес ещё давно, когда не до конца определился в отношениях с Церковью и изредка задавался вопросами о праведности.
«Забудем все, что произошло после, хотя бы на несколько часов...» - пожалуй, Мария научилась читать мысли своего нового мужа, иначе как объяснить, что девушка раз за разом попадает в такт и озвучивает то, чего так страстно желает Найтон? Забыться он хотел сейчас больше всего и непременно так и сделает, ведь сейчас, за многие месяцы, он наконец может это сделать. Герцог никогда не умел отстраняться от прошлого и будущего, не думать об ошибках прошлого и не предугадывать свои будущие ошибки, но сейчас, впервые в жизни, он не смотрел в своё прошлое и не пытался предсказать будущее – совершенно не важно, что было вчера и что будет завтра, он был здесь, в своих покоях и перед ним стояла одна из самых красивых девушек, коих ему удосуживалось видеть за свою жизнь, и даже более – она теперь была его, целиком и полностью, пусть даже только до рассвета. Будь у него сил задержать солнце хотя бы на миг, отдал бы всё ради этого, а если отринуть фантазии и мечты – хотя бы постарается сделать так, чтобы подобная ночь не стала единственной на его веку. Ради таких ночей можно сражаться, ради них можно бороться, ради неё можно жить.
Покорно повинуясь, Андрес прошёл за Марией и лишь огромным волевым усилием сдержался перед тем, чтобы накинуться на неё, как того просит пылающее сердце за ребрами. Мужем во всех смыслах хотел и герцог ей стать, ведь без самого главного, ради чего их закрыли в этих покоях, всё это окажется напрасным и повторения ждать не придётся. К слову, о кровати, главном атрибуте покоев. По приказу Найтона прежняя кровать была заменена новой, не уступающей по роскошности и удобству. Пусть во всём Его Светлость был аскетичен и скромен, но покои – это то место, где Андрес проводит больше половины своей жизни. За последние полгода он перестал особо посещать кабинет и с утра предпочитает сидеть за письменным столом, нынче покрытым осколками разбитого бокала. Несколько картин, росписи на потолках и стенах, многочисленные кресла и других предметов, все сделанные из дорогих и редких пород деревьев с использованием золочения. Цветовая гамма комнаты была мягкой, полутона переходят плавно друг в друга, без броских контрастов – всё располагало к успокоению и комфорту. Вновь сблизившись, Андрес обвёл руки вокруг талии жены и приподнял её немного, прижав к себе. Один шаг и они уже опустились на кровать, куда тусклый свет от свеч почти не добирался, с трудом обводя их очертания в полумраке. Прерывистое тихое дыхание разбавлялось лишь шелестом листвы дворовых деревьев да едва уловимым гулом морского ветра за стенами палаццо, который очень быстр становится привычным для обитателей прибрежных городов. Отдавая себе отчёт в том, что для Марии этот момент был волнительным невзирая на любой алкоголь, Андрес старался не быть слишком настойчивым и резким, но и растягивать момент, давая зёрнам страха и смятения прорастать, не стал. Аналогичного опыта у него не было – лишать девственности ему не приходилось, как ни странно, однако безоружным и незнающим его не назвать – женскую анатомию успел разузнать, прознать о чужом опыте тоже не поленился. Советчики, как всегда, были диаметрально противоположны – одни говорили, что надо быстро, другие – что медленно. Найтон решил, что истинна где-то посередине и соответственно поступил – один порыв и дело было сделано. Страх того, что за месяцы отсутствия близости его может постигнуть курьёзный случай не оправдался, ведь девушка могла и мёртвого из могилы достать, глаза и слух не обмануть.
Пауза, компенсированная поцелуями, была призвана дать время Марии свыкнуться. Андрес не продолжал, пока не появилась абсолютная уверенность, что девушка готова продолжать. С какой осторожностью иной художник обводит кистью картинку, с такой же и герцог старался обходится со своей новой женой, пусть он вполне мог и допускать ошибки. Никакой особой сноровки он не ждал – это был первый подобный опыт Марии и ожидать чего-либо было бы странным, да и излишним – было достаточно их единения, переполненного пусть не возвышенными чувствами любви, который элементарно не успели бы созреть так быстро, но непринужденностью, искренностью и, как ни странно, чувственностью. Как причудливы и переменчивы отношения между людьми, если их оставить наедине. Всего-лишь месяц назад Мария едва-ли могла представить себе, что вскоре может не просто вести беседы с предавшим её человеком, но и делить с ним ложе в качестве жены, как и сам Андрес не помышлял тем, что решится на такой шаг, пусть о тайном венчании с леди Хермшира он никогда и не забывал. Поверить в то, что все недавние решения личного характера были верным сейчас оказалось проще, чем днём ранее и оставалось лишь надеяться, что с первым лучом солнца эта уверенность не пропадёт, как и не пропадёт тот зачаток добрых отношений и чувства взаимопонимания, ведь если не душами, то телами они друг друга понимали.
Через время всё окончилось так, как и ожидалось в подобных моментах. Если Создатель даст, Мария может забеременеть в первую ночь, что многими было бы воспринято как благословление. Впрочем, для этого впереди ещё много ночей. Сын и дочь у Андреса уже есть, хотя непременно должен появится законный наследник и может даже не один? В любом случае, о детях думать рано и герцог не думал – сейчас все его мысли были о жене, которую он заключил в объятья и с которой провёл ещё некоторое время в отчасти странном, отчасти уместном молчании. Всё же отдавать эту ночь на сон Его Светлости не хотелось – свернув ловким движением кусок ткани, предусмотрительно разложенную служанкой для подтверждения факта консумации, Андрес встал с кровати и взял за руку Марию.
- Пойдём, - мягкая улыбка и задорность в глазах Найтона едва-ли могли дать хоть один шанс девушке отказаться. Стянув тонкое одеяло, он повёл за руку девушку к веранде, предусмотрительно накрыв этим самым одеялом себя сзади и, заключив Марию в объятьях, прикрыл и её наготу. С веранды открывалось два вида – один на порт, другой – на город. Пусть на небе светила луна в окружении миллиона звезд, столица запада вовсе не спала. Ночная жизнь Авелли была не менее активной, чем дневная, а то и более – кто-то перетаскивал в гаванях товары иностранных судов, кто-то выпекал хлеб для утренней продажи, кто-то преклонял колено перед балконом и выдавал серенады. Группа молодых людей в масках только-только отправлялись на очередной маскарад мелкопоместного вельможи, воришка пробивался сквозь толпу от городских стражников – город жил и, казалось, никто не спал. Орллевинцы всегда были относительно ленивым народцем – по утру редко встают, в обед любят подремать час-другой, зато вечером всех так и распирало активностью. Можно сказать, что запад начинает жить лишь с заходом солнца, когда наступление сумерек будто извещало всех о начале деятельности. Оно и не мудрено – летом в Орллее днём стояла порой невыносимая жара, от которой даже тень не всегда спасает, зато вечера на берегу были поистине холодными и, словно глоток свежего воздуха, воодушевляли людей на работу и творчество.
Празднование свадьбы герцога Орллеи продолжилось и без самих виновников торжества – в разных частях города виднелись огни салютов – вот кто хорошо нажился на торжестве, так это пиротехники и производители салютов, которых лишь недавно считали безумцами и алхимиками. Простой люд любил забавы и развлечения, знать всегда была рада очередному поводу собраться большой толпой и то посплетничать о последних событиях, то установить новые связи. Многие простолюдины в этот день сыграли и свои свадьбы, ведь это очередной повод для гордости – назвать дату своего бракосочетания, совпадающей с датой свадьбы правителя. Андрес не поскупился на представления в честь этого знаменательного события, прекрасно понимая, что народу нужна отдушина после года неопределенности и угрозы скорой войны.
- Теперь, - Найтон прижал жену ближе к себе, скрестив руки, держащие одеяло, на груди девушки, - это всё твоё. Твои люди, твоя земля и твой дом, - с такими словами Ансельм в своё время объявил своему сыну, что отныне он законный сын и наследник запада, хотя радости тогда Андрес не чувствовал. Естественно, отец ведь это сделал после того, как убил Беатрис и на что мог он надеяться?
- Мне нужно завтра вручить кузену подарок для короля, - начал рассуждать Найтон, прислонив подбородок к макушке жены – та была значительно ниже него, - Ещё подарки для его сестры и для моей кузины. Что можно подарить пятилетнем мальчику с короной, его годовалой сестре и восемнадцатилетней принцессе, как думаешь? – подарки выбирать Андрес никогда не умел, может у Марии есть идеи на этот счёт?

«Наше» вполне пришлось по вкусу Андресу.  Пусть звучит идеализированно, но верить в этом охотно хотелось, а ещё больше – исходить из подобного. Герцогу охотно хотелось верить, что и завтра, и в последующие дни подобное отношение девушки к происходящему не изменится, даже если их личные взаимоотношения сегодняшней ночью были результатом воздействия вина и чувства долга, во что не особо то и верилось. Происходящее не похоже было ни на опьянение, ни на переполненность чувством долга – последний велел им всего-навсегда консумировать этот союз, но произошло куда большее.
- Кажется, лучшего вида не найти, - задорно ответил Найтон. Естественно, палаццо был выстроен для нужд и удобств герцога, поэтому всё лучшее полагалось хозяину. Многие и вовсе обходятся без веранд, ограничиваясь окнами, однако ещё при Авеле к этому зданию была приделана надстройка, дабы Его Светлость мог лицезреть город не поднимаясь на крышу или башню.
- Раздельные спальни? – с удивлением переспросил мужчина. Раздельная спальня была у Ансельма и Оуэнны Ардерн с того дня, как он их помнил и до того, как последней не стало три года назад. На взгляд Андреса, подобная практика, достаточно популярная в высших кругах, была порочна и губительна для любых отношений, какими бы они не были бы. Пример отца и мачехи тому самое наглядное подтверждение – не могут люди сблизиться, если спят в разных постелях, а иные так и вовсе предпочитают их согревать третьими лицами, что неоднократно делал отец Его Светлости и благодаря чему, по сути, появился на свет сам герцог.
- Боюсь, казна не потянет ещё одни покои, тебе придётся делить эти со мной, - игриво ответил Андрес, прижимая жену ещё сильнее к себе. Никаких раздельных покоев, от этого только лишние проблемы будут, начиная от пересудов и заканчивая бесперспективностью поддержания отношений, которые так многообещающе сегодня раскрылись.
- Кажется, ты лучше знаешь моих родственников, чем я, - со смешком отметил Найтон, выслушав мысли Марии относительно подарков. Про Лизу добавить было нечего – тут, действительно, книга подойдёт лучше всего, хотя и драгоценности неплохо подошли бы – всё-таки она женщина и, как и любая женщина, должна любить всякие блестящие безделушки, ну либо кузину Андрес знает ещё хуже, чем полагает. Идея с тканью для Матильды была ещё более уместной, ибо герцог не первый день думал о том, чем можно впечатлить годовалую девочку, а ведь решение лежало на поверхности – нечего впечатлять ребёнка, она ещё ничего не понимает, зато можно сделать приятно матери.
- Мальчишка мальчишке рознь. Своего троюродного племянника я практически не знаю, видел несколько раз да и только. Если его воспитанием занимается кузен, тогда он вполне может заниматься фехтованием, сразу после лекций о благородстве и мужестве, - с долей иронии ответил Найтон, - Уверен, добрая часть знати королевства предпочла бы, чтобы я подарил королю свою корону и пошёл по миру, а лучше – чтобы моя голова красовалась бы на воротах столицы, - естественно, говорил всё это Андрес с долей сарказма, но это ничуть не изменяло смысл сказанного. Что бы там лорд-регент не твердил и как не оправдывал бы действия кузена, едва-ли важные вельможи Хельма скоро забудут и смиряться с тем, что авантюра запада не закончилась отсечением чьей-либо головы, ведь так принято у королей решать все вопросы: нет человека – нет проблемы. До того, как поменять планы и решить отправить вместо себя графа Грациани, Найтон часто представлял себе результат своего одиозного поступка (поездка в Хайбрэй). Казнить опального герцога без суда и следствия было бы слишком опрометчиво, наверняка устроили бы показательный потешный суд.
- Думаю, меч вполне подойдёт, - осталось найти достаточно искусно выполненный, простым куском стали тут не обойтись. Впрочем, с этим и спешить не надо – пока Эдуард подрастет для настоящего меча, пройдёт не один год и кто знает, может этот меч пригодится самому Андресу.
- Теперь ты – жена опального герцога, - одна рука соскользнула под одеяло, пока вторая взяла на себя обязанность держать оба угла ткани, - Предателя короны, - ладонь остановилась на животе девушки, - Мятежника, - тонкая улыбка, которую Мария едва-ли могла увидеть, говорила сама за себя.
- Ты ведь наверняка в курсе того, что недавно произошло? Как леди Вентури присягнула Эдуарду и вынудила меня встретиться с лордом-регентом под Элширом, как состоялся совет, на котором я арестовал регента и как спустя несколько часов его отпустили. Понимаю, что обсуждение политики не входит в обязанности моей жены, но, если мы договорились быть честными друг с другом, я хотел бы знать твоё мнение обо всех этих событиях, - обсуждать такой вопрос таким вечером может быть и не было лучшей идеей, но мотив у Его Светлости был:
- Не замыленный взгляд со стороны всегда полезен. Пока ты не успела проникнуться мятежностью своего нового мужа, хотелось бы узнать твоё мнение. Правильно ли я поступил, согласившись на мирное возвращение запада в состав Хельма, верно ли поступил, отказавшись от поста лорда-канцлера и отправляя графа Грациани на совет? – пожалуй, высказывать своё мнение относительно столь высоких государственных дел Марии ещё не приходилось, но начинать когда-то надо, особенно если ты – герцогиня, особенно если герцогиня опального герцогства.
- Только помни, что мы договаривались об искренности, - с улыбкой добавил Андрес, поднимая ладонь ближе к груди, чувствуя биение сердца.

Непринужденный разговор постепенно переливался во что-то более серьёзное, чего мало кто ожидает в первую брачную ночь. Заигрывания, разбавленные довольно-таки серьёзными темами, были отнюдь не лишними – именно они делали эту беседу особенной, беседу между мужем и женой, а не герцогом и очередным вассалом. Вопрос семьи, поднятый самим Андресом и развитый Марией, был совершенно уместным – с этого дня девушка стала частью этой сложной мозаики, в которой, казалось бы, всё должно быть просто и однозначно.
- Мой дом – твой дом. Можешь менять всё, что тебе хочется, мне важно, чтобы моей жене было комфортно, - казалось бы, может герцог привык чему-то в своих покоях и не хотел бы это менять, хотя сам же без особого промедления решился на смену той же кровати. Смена обстановки всегда привносит некоторую свежесть, как нежданные ветер в засушливый день, а уж в случае Найтона и вовсе было сродни спасительного глотка воды в пустыне – смена семейной обстановки будет отлично сочетаться со сменой убранства, глаза просят, чтобы всё вокруг переменилось, как переменилось в сердце.
- К несчастью, я не могу похвастаться тем, что хорошо знаю свою кузину и тем более принцессу Анну. С последней я встречался разве что пару раз, кроме церемониала возможности узнать друг друга у нас не было. А Лиза, - Андрес сделал небольшую паузу, - Само собой, нас связывает куда меньшее, чем её связывало с Чарльзом или связывает с Генрихом. Она смышленая девушка с незаурядным характером и крайне пытливым умом. Такой сестрой, пусть и троюродной, гордился бы каждый и я горжусь и надеюсь, что политика не успела омрачить наши с ней взаимоотношения. В последний раз мы виделись с ней при крайне неприятных обстоятельствах и, боюсь, в том была и моя вина. Думаю, вы слышали о нападении пиратов прошлой зимой, когда я сопровождал принцессу из охваченной чумой Атлантии. К счастью, всё в итоге разрешилось хорошо и она вернулась домой, но смерть королевы-матери стала настоящей трагедией для всей семьи и для Лизы в частности. Её окружали сплошные смерти, сначала отец, потом фрейлина и мать, позже и старший брат, - старший брат. Чарльз, будь он неладен. О короле не принято говорить плохо даже после его смерти, но ведь они условились быть искренними и можно себе представить искренность, при которой герцог не откроет завесу тайн, не прольёт свет относительно своих сложных взаимоотношений с Чарльзом? В конце концов, многие справедливо могут заметить, что политический кризис в государстве произошёл, не в последнюю очередь, из-за внутрисемейных отношений герцога и короля, и разве они не будут правы? Отчасти будут, ведь это играет свою роль, пусть и не является основной причиной.
- С Чарльзом у нас всегда были плохие отношения, с первого дня, как я прибыл ко двору короля. Мы никогда не были искренними друг с другом и часто стремились задеть чем-то – сначала это были безобидные шутки и препирания, которые позже перекочевали во взрослую жизнь и, что важнее, в политику. Я не считаю, что он был злым и ужасным монстром, да и королём откровенно плохим тоже его не видел – отчасти его понять было можно, отчасти я его понимал, но лишь отчасти. Моё происхождение слишком мозолило ему глаза, он слишком сильно ревновал своего отца и его внимание, стремился быть достойным наследником в его глазах и это стало камнем преткновения в наших с ним отношениях. Год назад я искренне считал, что его отказы в помощи западу продиктованы не только обстановкой, но и личной неприязнью, да и сейчас я в этом не сомневаюсь – будь мы с ним дружны так, как некогда были с Генрихом, уверен, он иначе реагировал бы на мои просьбы и мольбы о помощи, - и в очередной раз Андрес ловил себя на мысли, что всё было иначе, окажись на месте Чарльза Генрих, как он сейчас оказался. Хотя, кто знает, может тогда с Чарльзом были бы отношения иные, а с Генрихом – как с Чарльзом? Может и к лучшему, что боги распорядились именно таким образом и привели младшего сына короля к власти, пусть и правит он пока меньше, чем свой брат.
- С Генрихом, напротив, у меня всегда были хорошие отношения. Ему было плевать на моё происхождение, он легко меня принял и одно время считал меня братом, не меньшим, чем Чарльза и может даже большим. Мы всегда находили общий язык и штурмовали таверны, делились тайнами, планами и несбывшимися надеждами. Увы, самые крепкие личные узы не могут уберечь человека от долга – пришло время, когда он был обязан исполнять свой долг принца и герцога, пришло и моё время исполнять свой долг. Выбирая между народом и семьей, мне пришлось выбрать первое, иначе я не мог. Полагаю, именно наши отношения сделали возможность этого мира возможной, - Андрес опустил взгляд на некоторое время, уткнувшись лицом к пышные волосы своей жены.
- Хотя, признаюсь, я не уверен относительно этого мира. В своём кузене я уверен и будь он королём, я бы стал первым, кто преклонил бы колено и нёс бы ему службу до своей смерти. Но, Генрих – не король, он всего лишь регент. За годы при дворе я хорошо понял, что борьба там не прекращается никогда и существуют дюжина партий со своими целями, каждая из которых действует против других. В любой момент регента могут сместить и на его место может прийти другой, который может оказаться не лучше, а то и хуже Чарльза. Боюсь, во второй раз я не смогу собрать своих лордов, да решение церковной схизмы не даст мне уповать на помощь духовенства. Не хотелось бы из-за семейных уз вгонять себя и всю Орллею в угол, дабы через несколько лет мириться с новой властью или в очередной раз смотреть, как нас оставлять одних перед лицом угрозы, пока корона находит себе проблемы из воздуха, - лишь три человека на всём свете могут похвастаться тем, что услышали эти мысли герцога – Адриано, Арвьерширский Папа и, с этого момента, Мария. Обещая искренность, Андрес преисполнен намерением исполнять данное слово и не утаивать ни одну мысль, хоть и понимал, что его новой жене может и не быть особого дела до всего этого. С другой стороны, дела герцога стали теперь и её делами, она обязана если и не участвовать, но знать всё это, быть в курсе всех проблем Найтона и либо соглашаться с планами супруга, либо же высказать свою точку зрения. Мнение жены для него не менее значимо, чем мнение вассалов, ведь жена, как предписывает Книга Света, должна быть опорой мужу, а что за опора без права голоса?
- К тому же, мы должны будем заплатить за этот мир куда большую цену, чем будет озвучено на совете. Я отправил графа Морбершира на Тиль, чтобы он провёл переговоры с пиратами и заключил союз. Это обезопасит наши южные берега и даст абсолютное преимущество на море. С другой стороны, если мы откажемся от союза, они разграбят наши южное побережье, в первую очередь – Хермшир и Морбершир. Даже если мы объединимся с хельмовским флотом, силы будут равны и далеко не факт, что мы одержим победу. В случае проигрыша, мы на долгие годы станем беззащитны против их налётов и то, ради чего мы столько проливали крови, будет впустую. Королевский двор далеко на севере и вполне понятно, почему тамошние люди не придают особого значения ни проблемам с Моргардом, ни проблемам с Тилем, но, для нас, Тиль и Моргард – извечные и самые важные проблемы. Я не берусь сейчас решать, что для Орллеи важнее – Тиль с Моргардом или Хельм, - ведь ответ и без этого очевиден.
- В графе Адриано я не сомневаюсь. Он верно служил моему отцу и так же верно служил все эти годы мне. Он поддержал меня прошлым летом, всегда давал полезные и дельные советы. Уверен, он весьма опечален произошедшим с Лукрецией, но он не из тех, кто будет личные обиды смешивать с делами государственными. Граф намного лучше сможет всё обставить и убедить знать Хельма, однако в прошлую его поездку он оказался за решёткой. Не хотелось бы, чтобы очередная дипломатическая миссия обернулась для него очередным заключением, после такого я бы и сам поднял бы бунт, - последнюю фразу Андрес выговорил с улыбкой, ведь и правда на месте Адриано герцог бы возмутился – дважды поехать, как дипломат и вернуться, как узник. Как только Генриху хватило смелости помещать его в темницы, хотя, кажется, он и не помещал – Адриано вроде бы упоминал, что поместили его туда другие и только потому что не признали в арестанте графа Лореншира.
- Обязанности жены, - пусть на слова Марии он отвечает вперемешку, но их заигрывания оставлять в угоду политике вовсе не хотелось. Рука, сползающая по щеке, отдавалась необычной, почти забытой теплотой, которой так не хватало герцогу все эти месяцы. Медленно развернув рукой жену к себе лицом, он прислонил её к парапету, продолжая держать конца одеяла левой рукой.
- Помимо тех, о которых тебе уже известно и которые ты уже начала исполнять, - суженные глаза и задорная ухмылка говорили сами за себя, - В них входят так же и церемонии, аудиенции, управление двором. Скучная болтовня очередного вассала, который чем-то в очередной раз недоволен, просьбы принять чью-то дочь и устроить ей выгодный брак и всё в этом духе. Если в Хермшире ты когда-то чувствовала тягость рутины, здесь ты познаешь её с новой силы, - угрожающе, пусть и наигранно, говорил Андрес, - Но, - он поцеловал её в губы, так же неожиданно и без предупреждения, как годом ранее перед алтарем, когда они принесли клятвы и нужно было «соблюсти традицию» - я постараюсь не дать этой рутине заставить тебя с грустью вспоминать беззаботную жизнь леди Хермшира. Если есть обязанности жены, то есть и обязанности мужа – развлечение жены входит в их перечень, - улыбаясь, добавил герцог.
- Недостаток высокого положения - мысли всегда об этом, хотя с тобой, впервые за долгое время, мне удалось забыть обо всём. Говорим только обо мне да обо мне. Прошлым летом твоей сестре пришлось пережить суд. Артур просил меня посодействовать, но, увы, я не смог чем-либо помочь Мод – только пообещать, что в случае обвинительного приговора приложу все усилия, чтобы его заменили на ссылку. К счастью, всё обошлось, хоть и на время. Я помню, что одним из условий нашего брака была помощь твоей сестре, однако же речь шла только о ней и её детях, или о Дарионе? – с последним у Андреса никогда не было радушных отношений и причины тут весьма понятны. Едва-ли Мария знает об особенностях взаимоотношений между королём и бывшей женой герцога, но Найтон никогда и не строил из себя большого друга лесному правителю.

Увлекаться ли новой герцогине обустройством палаццо или нет – всецело её решение, Андрес был в большей степени озабочен всем тем, что происходит за пределами его дома, нежели тем, что внутри. Пусть он с большой радостью допустит жену к своим делам, однако всегда будет рассчитывать на то, что их дом останется под надежной опекой герцогини. Управление двором, решение бытовых проблем, забота о хитросплетениях придворной жизни – всё это герцогу было не шибко интересно и заниматься он подобным был вынужден только первые полтора года своего правления, пока не обзавёлся женой и не оставил эти дела на её усмотрение – так же он поступит и сейчас.
- Я проявил бы безответственность, если бы взялся давать слово своему кузену и тут же нарушать его, - хотя соблазн следовать исключительно собственным интересам, понятное дело, был и он оставался сильным, - Я посмотрю, как корона будет вести себя. Если они не будут вмешиваться в наши внутренние дела, - и самый наглядный пример – многострадальный Элшир, чья судьба неестественно сильно волнует лорда-регента и наверняка станет причиной очередных перепалок, - как мне и было обещано, если общественное мнение не будет направляться в обвинительную риторику, если регент и его приближенные выкажут готовность не вмешиваться во внутренние дела Церкви, следуя дорожной карте, обозначенной ранее – тогда, вполне возможно, единый Хельм станет действительно единым, - Андрес старался не перегибать палку и не вдаваться во все вопросы чересчур, обрисовывая всё лишь общими фразами и понятиями, ведь было бы чрезмерно жестко требовать от Марии так быстро вникать во все детали – у неё для этого ещё много времени впереди.
- С другой стороны, как вассал короля, я не смогу в должной степени вести внешнюю политику. Моргард – наглядный тому пример. Пока совет не прошёл и не выработано какое-либо решение по нему, я воспользуюсь этим периодом междуцарствия и вызову регента Тиндейла на переговоры, - герцог тайно отправил посланников ещё несколько недель назад, призывая Овейна провести переговоры на нейтральной территории о сложившейся ситуации, - и если мне свезёт, на этих переговорах будет присутствовать и Дарион. Как я и обещал твоему брату, моей главной задачей будет обеспечить безопасность королевы Мод, - Андрес сделал небольшую паузу, - и её освобождение, естественно. Регента легче поддержать – если мои соглядатаи не ошибаются, на его стороне больше половины моргардской знати и людей у него, должно быть, больше. Однако он не сможет собрать под своими знамёнами достаточно людей, чтобы оказать существенную поддержку Орллее в случае войны, да и захочет ли – тот ещё вопрос. Он осознанно предал своего короля и заделался кукловодом при малолетнем наследнике, держит королеву на правах узницы. Вполне возможно, что нападение на короля было его заслугой, - ведь кто выиграл от этого больше, нежели Тиндейл? – Такого человека я бы не назвал надежным союзником, - с улыбкой подытожил герцог пассаж об одной стороне, - С другой стороны, есть Дарион, с которым у нас уже заключен договор о взаимопомощи. Он был первым, кто признал справедливость наших притязаний и выразил готовность поддержать наше дело не только словом и золотом, но и оружием. Я покажу себя не с лучшей стороны, бросив его на произвол судьбы или того хуже – предав его Тиндейлу, который наверняка казнит короля, выдав его за самозванца. Меня крайне удручает тенденция – сначала гасконского герцога сместили, выдав за мертвеца, теперь и короля. Не хотелось бы, чтобы и меня с такой же легкостью сместили, - последние слова Найтон выговаривал и вовсе чуть ли не со смехом, растянув улыбку до ушей. Ни к Лестеру, ни к Дариону Андрес никаких симпатий не чувствовал, однако он был бы последним идиотом, не насторожившись чередой фальсифицированных смертей, которая может поглотить и орллевинского герцога, особенно если он будет потакать подобным процессам. Поехал на переговоры, решил остановиться в таверне и всё – герцог умер, а тот, что в таверне – самозванец.
- Они прислали палец с перстнем короля на совет и все решили, что король мёртв, - с прежней улыбкой вспоминал Андрес рассказы своих соглядатаев, изумляясь абсурдом всего произошедшего, - Именно поэтому я не ношу перстня – коль уж будут что-то посылать, пусть сразу голову, - иронично добавил Найтон, продолжая может быть неуместно глумиться над всей этой комедией, - Дарион сможет объединить Моргард под своим началом, как единственный законный король, если ему дать возможность. Уверен, за такую помощь он воздаст Орллее стократно и мы сможем рассчитывать на каждого свободного солдата его армии, как и на его поддержку на политической арене, - рассуждать о преимуществах Дариона было непривычно, словно обвинитель защищает обвиняемого. Не будь герцог обременен долгом перед вотчиной, едва-ли он стал бы распинаться о преимуществах этого человека, чья честь и достоинства всегда были под сомнением.
- Однако, перед тем как ввязывать в дела Моргарда, следовало бы разобраться в своих, - лицо Андреса переменилось – из полу-шуточной гримасы оно стало вполне себе серьёзной и задумчивой, - боюсь, своим решением пойти на мир я предал часть своих сторонников. Северо-восток Орллеи в любой момент может сотрясти восстания по любой причине – в Элвершире недовольны предстоящим судом над их лордом, Элшир недоволен смещением своей графини, Борромеошир ещё помнит учиненный самосуд прошлой зимой. Было бы опрометчиво игнорировать всё это и ввязываться в авантюру, рискующую перерасти в войну, - подытожил Андрес. Ситуация и вправду требует долгого и вдумчивого обдумывания, но сейчас этим заниматься совершенно не хотелось. Будет ещё время, чтобы всё это взвесить, эта ночь не должна быть отдана на алтарь извечным проблемам, которые, в отличие от ночи, никуда не пропадут.
- Мы обещали быть искренними друг с другом, - поднес свободную руку к подбородку девушки, Найтон поднял её взгляд к своему. Пусть читать мысли герцог не умеет, но резкую перемену в настроении своей супруги при упоминании Дариона таки не заметить было крайне сложно – стало быть, за этим может что-то скрываться.

Рассуждения Марии о Тиндейлах заставили Андреса ещё сильнее улыбнуться, но отнюдь не от слов жены, говорила она вполне здраво и с полным правом. Страх, что новая жена окажется типичной блеклой девушкой без собственного мнения и позиции, вечно кивающая на любое слово мужа и потворствующая во всём, улетучился буквально за мгновение. Грозные возмущения совершенно не воспринимались таковыми из уст Марии, ведь сейчас она была для Найтона чуть ли не как маленький ребёнок, топающий ножкой и тыкающий грозным пальцем, надувая щёчки. Несомненно, всё это смотрелось умилительно и приводило герцога в некоторый восторг, отчего и улыбку никак сдержать не выходило, хотя смеха никакого не было – смеяться было бы верхом нетактичности и передало бы вовсе не тот мотив, какой сейчас руководил мужчиной. Беспокойство о голове новоиспеченного мужа тоже встретили широчайшую умилительную улыбку, а под конец так и вовсе смешок – уж не было мочи сдерживаться.
- Ты права, - резко переменился Андрес, пронизывая пальцами волосы жены и кладя ладонь на её горячую щёку, - Это не те разговоры, которые следует вести в первую брачную ночь и прости мне моё пренебрежение к столь серьёзным вещам. Уверяю тебя, я сделаю всё, чтобы ты не стала вдовой в обозримом будущем, - дослушав пассаж девушки о Тиндейле до конца, Андрес прислонил губы ко лбу жены и поцеловал её, ещё раз улыбнувшись и тяжело вздохнув, продолжил:
- Без переговоров не обойтись в любом случае и я не могу точно сказать, чью сторону придётся принять. Я ещё не знаю, что лорд-регент собирается предложить в обмен на нашу поддержку, как не знаю актуальны ли предложения Дариона. Однако, независимо оттого, кто станет нам союзником на ближайшее будущее, я обещаю – Тиндейл заплатит за всё, что сотворил с твоей семьёй. Если он и станет союзником, то лишь на необходимое время. Как только надобность в нём отпадёт, ничто не помешает воздать ему по заслугам, - казалось, будто Андрес рассуждает о Тиндейле как о союзнике, что не есть правда. Герцог примет решение на переговорах, когда узнает позиции обеих сторон и взвесит преимущества и недостатки каждой, однако мнение своей жены Найтон учтёт и оно будет весомым плюсом в сторону Дариона или минусом Тиндейлу, неважно. Пусть это покажется некоторой слабостью – слушать женщину, да к тому же ту, что стала тебе женой совсем недавно, но Андрес не был бы Андресом, не учитывая он всё, что только мог учитывать. Мария досталась ему не за красивые глаза и не за шикарное палаццо, вместе с этим спасительным браком прилагаются обязанности, и первая из них – помощь семье жены, которая, в некоторой степени, стала теперь семьей и самому герцогу.
Слова о Дарионе не веяли уверенностью и чистой воды правдой – даже неискушенному в подобных делах Найтону было очевидно, что Мария что-то недоговаривает, хотя чего тут недоговаривать? Коль уж она указала на упорство короля по отношению к придворным дамам, совершенно очевидно, что и сама девушка имела несчастье почувствовать это на себе. Неужели этот человек настолько лишён совести, что посмел приставать даже к сестре своей собственной жены? Воистину человек – худшее творение богов, если такие, как Дарион рождаются королями и правят судьбами целых народов, не имея возможность сдерживать свою похоть. Впрочем, настаивать на продолжении этого разговора Андрес не стал – он более неуместен сейчас, чем разговор о политике, хотя недоговоренность Марии позволила герцогу ответить тем же – едва-ли девушка знает о том, как её зять обошёлся с её кузиной и той самой, кто лишь недавно занимала место самой Марии. Когда-то, при других обстоятельствах, может он и расскажет об этом случае, хотя и непонятно, зачем? Настроить жену против непутёвого короля, пробудить жалеть кузину или исполнить буквально своё обещание и не утаивать даже те вещи, которые никак не касаются их личных отношений? Полу-искренности не бывает, она либо полноценная и всеобъемлющая, либо лживая и иллюзорная. Нельзя в одном быть искренним, а в другом утаивать, даже если кажется, что вопрос несущественный. В своё время Андрес делился всем с Лукрецией и даже тем, чего знать герцогине не нужно было, так почему с новой женой должно быть иначе? Мария заслуживает знать всё, что знает её муж, коль уж ей выпала судьба править народом и блюсти их семейный очаг – и для первого, и для второго девушка должна быть во всеоружии, даже в личных вопросах касаемо их узкого семейного круга.
- Прости меня, это кощунство, - поспешил ответить герцог на слова о политике, - Я не лгал, с тобой я действительно смог наконец-то забыть обо всём лишнем и сейчас лишь тороплю события, - он приобнял жену и вновь повернул её к себе спиной, крепче прижимая девушку к себе и поглаживая подбородком пышные волосы, - Тебе ведь знакомо чувство жажды и когда после неё ты берёшь графин с водой, не разливаешь жидкость по стаканам, а пьёшь прямо из графина столько, сколько не выпил бы за раз в обычной ситуации? Здесь всё так же – я хочу узнать тебя быстрее и со всех сторон, оттого так напорист. Мать в детстве говорила мне, что я слишком тороплив и оттого неосмотрительный, нетерпеливый и несдержанный, - Андрес улыбнулся, - зато у меня красивые глаза, если верить её словам. К её радости и моему счастью, я мало что унаследовал от своего отца и тем больше вызывал у него раздражение. Я рассуждаю об этом так, словно ты знаешь о взаимоотношениях моих родителей, - Мария едва-ли знала даже имя матери своего мужа, не говоря уж о тех событиях, которые произошли до её собственно рождения. История умалчивает о хитросплетениях личной жизни герцогов, ведь они не короли, чьи семейные драмы порой куда интереснее достижений политических и военных.
- Мою мать звали Беатрис Камм, она была свободной крестьянкой и, как позже говорил отец, дочерью пиратского барона. У неё были тёмные, как смола, волосы, голубые глаза и тонкие черты лица. Чем-то она похожа на тебя, глазами и губами так точно, как, впрочем, и ростом с телосложением. У неё был мелодичный голос, но, насколько я ещё помню, говорила она приглушенно, словно полушепотом и даже когда я пакостил криков и воплей от неё дождаться было невозможно – лишь укоризненный взгляд и, - Андрес освободил одну руку и, вытянув указательный палец, пригрозил им, как грозят няньки своим подопечным, - Отец всегда сокрушался на тему того, что она слишком мягка со мной и непоседливому ребёнку нужно доходчивее давать понять, как себя вести. Напившись, он иногда натыкался на меня и непременно хотел отвесить мне подзатыльник, но каждый раз мать останавливала его и как-то раз даже треснула его самого, да так, что у него синяк ещё недели две не спадал. Когда мне начали преподавать богословие, образ Матери-Защитницы, как и многих детей, ассоциировался именно с матерью, детское воображение дорисовывала все недостающее, - приятная вступительная часть подошла к концу и теперь настало время рассказать о неприятном, ведь Мария едва-ли не спросит о том, что произошло дальше, иначе где тёща? Не будь у них уговор быть искренними и не желай Андрес быть откровенным со своей женой, может быть придумал байку по типу «она мирно умерла от болезни», однако же хотелось говорить правду:
- Когда мне было восемь лет, отец заключил мать под стражу и вскоре её казнили по обвинению в пособничестве пиратам. Уже тогда я знал, что это лишь предлог и притом весьма ничтожный – за подобное не принято казнить, почти всегда все отделываются штрафами, телесными наказаниями или ссылками, но никак не своими жизнями. Не знаю, из-за чего и ради чего это было сделано и едва-ли когда-то узнаю, но в том же году при помощи короля я был признан и узаконен, стал наследником Орллеи и заразился любовью к морю, искренне поверив в то, что мать была дочерью пиратского барона. Я полагал, что пристрастием к морю буду ближе к памяти о ней, - но с каждым годом память тускнела и выцветала, превращаясь из красивого сна в набор несвязанных картин, многие из которых успели потерять фрагменты. До сегодняшнего дня Андресу с трудом удаётся удерживать в памяти образ матери до мелочей – всё её совершенство в несовершенстве, со всеми достоинствами и изъянами, но придёт время, через год или через двадцать, когда и это канет в лету, когда он не сможет вспомнить не то, чтобы звук её голоса, но даже как она выглядела.
- Оуэнна Ардерн, жена моего отца, постаралась заменить мне мать и отчасти преуспела в этом. Многому я ей обязан и тем больнее мне было узнать о её кончине шестью годами ранее, - за сим долгий рассказ об отце, матери и мачехи закончился и теперь Мария хоть немного, но лучше сможет понять обстоятельства жизни своего мужа. Прибедняться совсем не хотелось, хотя наверняка всё звучало так, будто Андрес ищет утешения или пытается выбить слезу – это не так. Горечь от потери матери он пережил за двадцать лет, к мачехе мужчина не чувствовал и половину того, что успел развить за восемь недолгих лет жизни с Беатрис, а историю взаимоотношений с отцом драмой назовёт разве что глупец – там нет места ничему, кроме ненависти и злобы, а что первое, что второе просты и примитивны по своей сути и недостойны какого-либо обсуждения.
- Великий Инквизитор часто нахваливал мне твою сестру за её рвение в вопросах борьбы с ересью. О пылающих моргардских кострах не слышал разве что глухой, - с улыбкой перевёл тему Андрес, - Ты разделяешь взгляды Её Величества и мне нужно заказать больше поленьев? – вопрос был, естественно, с долькой иронии, однако взгляды новой герцогини относительно этого вопроса оттого менее значимыми не стали, ведь как королева способна разжечь пламя Инквизиции в королевстве, так и во власти герцогини раздуть это пламя в герцогстве, особенно если народ предрасположен к подобному и встретит любые гонения на инакомыслящих с восторгом и фанатичными лозунгами.

Андрес мягко улыбнулся на слова жены и отметил её готовность обождать в интересах Орллеи - это дорогого стоит. Пожалуй, это была очередная точка соприкосновения между новоиспеченными супругами - герцог тоже был вынужден терпеть короля для блага всего запада столько, сколько смог, пока глупость короны не вынудила его действовать и действовать решительно. Оставалось надеяться, что Марии не придётся столько же терпеть этот теоретический союз и надобность в Овейне спадёт раньше, чем издох Чарльз.
- Надеюсь, сегодняшний вечер не станет всего-лишь исключением, - отметил Андрес, стараясь дать понять, что такую искренность и откровенность хотелось бы сохранить и дальше, не говоря уж об остальном. Что бы там не говорили, но брак всегда зиждется на доверии и не хорошем знании супругов друг друга - чтобы стать роднёй, какой пристало бы быть мужу и жене, они должны знать друг о друге всё и даже то, что порою не хочется говорить никому, даже кровным родственникам. Герцог и герцогиня, как и любые люди во власти, должны не просто доверять друг другу, но и быть уверенным в себе - Марии предстоит брать всё бремя власти, когда её мужу нужно будет отлучаться от двора, а если грянет война - так и вовсе исполнять его обязанности подолгу, пока Найтон будет защищать интересы своей вотчины на поле брани. Естественное желание знать прошлое имеет и практичную зерну - это прошлое могут использовать в будущем недруги и это тоже нужно знать, ведь выбирая себе союзников и сторонников, Андрес должен учитывать и уязвимость своей супруги, принимать их как своих - всё, что могут использовать против неё, будет использовано и против него.
- Мало кто может похвастаться тем, что отец стал для них примером для подражания, - отчасти грустно ответил мужчина, пусть он и не жалел о том, что Ансельм не смог ему стать таким примером. Может даже хорошо, что прежний герцог Орллеи не отличался какими-либо выдающимися талантами, ведь иначе было бы сложно ровняться на столь призренного родителя, отправившего на плаху невинную женщину.
- И я твоего брата прекрасно понимаю, - теперь Артура надобно называть шурином, судя по всему, - Пусть он ещё молод и не успел показать себя во всей красе, но того, что он уже сделал, достаточно, чтобы назвать его лучшим. Он жертвует собой ради своей вотчины, защищает интересы семьи. Немногие способны отринуть собственные чувства и действовать во благо чему-то более значимому, поставить долг превыше собственных желаний. Вы с ним в этом похожи и это радует - Орллея требует больших жертв от своих купцов, но от правителей - ещё больше, - пожалуй, странную аллегорию с купцами Мария вполне уловит - из-за торгового эмбарго они заплатили сполна и гневные письма с протестами уже давно наполняют очередной шкафчик в кабинете канцлера, но вся их недополученная прибыль не идёт ни в какое сравнение с тем, что приходится платить Андресу за эту борьбу, которая, милостью Создателя, либо принесёт плоды, либо окончится на не самой худшей ноте, какую можно было бы себе представить.
- Даже портрета нет? - удивленно переспросил Андрес относительно матери Марии. Удивляться нечему - портреты титулованных женщин делают при желании их мужей, а если слуги в Хермшире не выдумывали и между супругами был разлад, едва-ли бывший граф Хермширский снизошёл до такого подарка, а может просто не ожидал, что его жена может испустить дух, как никто из мужей не хочет верить, что их жены покинут этот мир раньше времени - все уповали на то, что никому не пристало хоронить жен и детей, хотя природу подобный расклад нисколько не устраивает и из года в год она поступает так, как ей вздумается, порой напоминая кошмарный аттракцион с метанием кинжалов - умирают и дети, и жены и мужья.
- Мне мальчик пригодился бы, без наследника моё положение весьма шаткое, - абсолютно честно ответил Найтон, не найдя в себе сил врать и обольщать Марию, которая наверняка достаточно умна, чтобы распознать неприкрытую ложь, скажи её муж иначе, - Но я не из тех странных людей, кто считает, будто женщина несёт ответственность за пол своего ребёнка. Будет мальчик - я буду счастлив, будет девочка - кому-то в будущем повезёт заиметь в жены самую красивую леди Орллеи, если она унаследует хотя бы половину красоты своей матери. Можешь не переживать на этот счёт, моё отношение к тебе не изменится из-за пола нашего будущего ребёнка, я готов ждать и, - Андрес улыбнулся и провёл рукой по шее девушки ввысь, вновь вонзая пальцы в пышные волосы, - И прилагать все усилия, чтобы ребёнок появился как можно раньше, - если год назад отсутствие наследника было проблемой, то сейчас это и вовсе тянуло на катастрофу - герцог был последним мужчиной в своём роду и его внезапная смерть может стать причиной войн за наследство, благо претендовать на место Найтона могут многие, включая сильных мира сего. Да, у него есть бастарды, но занять место отца Фраческо не может, а уповать на то, что кто-то, кроме Грациани, будут заинтересованы в его признании и возвышении на место отца - глупо. Селинда с её сыном наверняка воспользуется предлогом "бастард бастарда" и ни за что не допустит, чтобы её права вновь были попраны в угоду незаконнорожденному наследнику. Законный сын и наследник - единственный способ гарантировать преемственность власти и какой-никакой, но плавный переход короны.
- Ты быстро этому научишься, - с улыбкой ответил Андрес относительно иронии, - Сложно сохранять абсолютную серьёзность во всех вопросах, когда ежедневно от тебя ждут решений или когда мнение воспринимается чуть ли не слова из Книги Света. Скоро и ты начнёшь иронизировать по самым важным делам, иначе превратишься в скучную и нудную мадам, - последнее Найтон выговаривал с откровенным смешком, хотя вполне понимал, что Мария может быть иного мнения и всё происходящее будет для неё столь же серьёзным, сколь серьёзным является для ребёнка ответственно принести буханку хлеба из ларька - для него эта буханка чуть ли не последняя на всём белом свете и не дай Создатель упасть и выронить её из рук. Немного юмора никогда и никому не мешали, особенно если вся твоя работа заключается в том, чтобы вести дико серьёзные разговоры, многочасовые дебаты и слушать извечные прения самых разных сторон - от такого и свихнутся недолго, не получая хотя бы горсть отдушины.
- И всё же это не ответ, - по-театральному наигранно укоризненно ответил Андрес, - Уверен, Мод руководствуется не столько долгом перед страной, сколько личными воззрениями. Мне нужно знать, моя жена так же рьяно будет защищать светоч веры и выступать поборником Церкви, или твои взгляды отличаются от сестринских и можно ожидать большей толерантности к инакомыслию? Я уверен, на публике ты сыграешь свою роль превосходно, как сыграла её сегодня на свадьбе, - последнее вовсе не было укором, однако смысл должен был быть очевиден - Андрес должен знать, может и должен ли он посвящать свою жену в некоторые неприглядные, с точки зрения Церкви, события и планы герцога. В конце концов, за недолгое время он успел поиметь связи с верховной ведьмой Моргарда, а ранее - с предполагаемой ведьмой из Хайбрэя, чьё целительство избавило Найтона от продолжительных болей.

Отредактировано Andres Knighton (2017-05-29 04:31:58)

Чувство радости сменилось почти забытым ощущением вины, когда Мария сказала надеждах. Разве не очевидно, что её главная надежда прошлого не исполнилась именно из-за годовалого решения Андреса? Пожалуй, в жизни новой герцогини едва-ли были другие крупные надежды, которые могли заставить её так говорить, хотя и эта надежда, пусть и с опозданием, но таки исполнилась, разве нет? Всё, о чём она надеялась в Рейнисе, девушка получила – брак, пусть и заключенный скорее по принуждению, чем по доброй воле, титул, положение и не самые худшие перспективы, если не лучшие – можно ли надеяться на такое единодушие с супругом для человека её положения, пусть даже сейчас это не гарантирует подобное в будущем? Увы, лишь время сможет разуверить Марию в том, что её надежды часто бывают тщетны, время и её новый муж, который должен постараться более не подводить свою жену и для начала исполнить обещанное перед свадьбой. Предательство прощать сложнее всего и не важно, по какой причине его совершают – как не сгладила вину большая любовь к Лукреции, так не сгладит и политическая обстановка, оправдания всегда остаются всего лишь оправданиями.
- Надеюсь, со временем ты перестанешь бояться надеяться, как только я смогу оправдать твоё доверие, - совершенно искренне сказал Андрес, поглаживая щеку девушки. Доверие – сильно сказано, но разве это не оно? И она, и её брат доверили герцогу и сделали то, о чём он их просил, вместо того, чтобы остаться немыми и глухими к его словам и просьбам как того велит чувство уязвленной гордости. Может Артур надеялся выдать свою сестру за кого-то другого, который едва-ли смог бы оказать его семье столь ощутимую поддержку, как герцог Орллеи, но он хотя бы обладал хорошей репутацией и не нарушал своего слова в прошлом. С его стороны это тоже была жертва, большой риск и он не меньше самой Марии должен пребывать в смятении и отдаваться на растерзание сомнениям. Да, он сможет попробовать отомстить, если Андрес нарушит своё слово, но всё это не обернётся ничем хорошим ни для него, ни для Хермшира, как и любая месть новой герцогине своему мужу. В любом случае, чувства безнаказанности Найтон не испытывал и что до алтаря, что сейчас был преисполнен желанием и намерением исполнить данные обещания в полном объёме – помощь Уорчестерам будет оказана, какую бы сторону Орллеи не пришлось бы выбрать и с кем не пришлось бы становиться союзниками, однако Дариона это не касалось – этому придётся заплатить за благополучие собственных детей, коль сам он не намерен это исполнить. План с Изольдой, о котором герцог не привык вспоминать напрасно, был одним из множества, но на данный момент, когда надо выбирать между двумя в равной степени невыгодными сторонами он казался наиболее приемлемым – Уорчестеры будут в безопасности, пусть Мод и придётся отказаться от большей части привычных привилегий и высокого положения. Разве Андрес обещал, что платить больше никому не придётся? Увы, придётся, иначе помощи ждать не придётся – герцог мог помочь только так, чтобы и Орллея не осталась в обиде, и другие союзники получили полагающееся им.
- Воспоминания, как и их отсутствие, всегда терзают, если они связаны с близким человеком. Я не единожды жалел, что помню первые восемь лет своей жизни и переживаю раз за разом те события, которые тогда произошли, - и жалеет о том, что в той или иной ситуации мог сказать или поступить иначе, где-то должен был догадаться, где-то – быть настойчивее, - поэтому вполне возможно, что отсутствие воспоминаний легче переживать, чем их наличие, - ободрить чем-либо лучшим Андрес не мог, тема эта действительно была весьма грустной и ничего светлого при любом раскладе найти нельзя – человек умер и его больше не вернуть, осталось лишь размышлять о том, как легче жилось бы – с память или без. Пусть Найтон и вправду часто жалел о том, что всё помнит, в действительности те годы виделись ему лучшими в его жизни, каждая сцена в его воспоминаниях казалась особенной, преисполненной тёплой атмосферой, приукрашенной временем и детской фантазией. Может не всё было тогда так идеально, как он сейчас вспоминал, может не была его мать тем воплощением всего самого святого и светлого в этой жизни, но для ребёнка мать всегда была и остаётся божественным воплощением, олицетворением Матери-Защитницы, разве это плохо?
- Думаешь, у меня есть причины этого не хотеть? – со смешком спросил Андрес о детях, - Дочери, сыновья – я буду рад в равной степени. Даже не смей переживать об этом и думать, что я могу осуждать тебя за рождение дочери, - тон голоса мужчины отдавал железной ноткой, ведь он и вправду не хотел бы, чтобы Мария когда-то корила себя за рождение дочери, как делают многие женщины в её положении. Да, от герцогини будут ждать сына и наследника, но зная, что девушка не властна над этим и решать всё богам, было бы настоящим безумием требовать от неё сына, максимум – надеяться и верить, что Создатель и Мать даруют первым именно его, первым, но не единственным.
- Слова Создателя или слова Церкви? – спросил Андрес, побуждая девушку задуматься над этим, - Книга Света была написана не Создателем, а святым Иоанном и была переведена святым Пием. Боюсь, в её истинность мы можем лишь верить, но не знать наверняка, - для орллевинцев вопросы веры и религии всегда стояли на одном из первых мест, поэтому совершенно не странно, что они обсуждают это сейчас. Слова герцога были весьма опасны и услышь их кто-то другой, у Андреса вполне могли появиться проблему с Церковью, однако сейчас, когда Мария стала его женой, он предпочитал доверить ей и свои сомнения даже такого деликатного вопроса.
- Служители Церкви такие же люди, как и мы, а внутри храма Господня политики порой больше, чем у мирян. Боюсь, ты ещё успеешь разочароваться в Церкви, когда узнаешь её внутреннее устройство. Там мало святого – подкупы, продажи должностей, прелюбодеяния, убийства, кулуарные заговоры – всё это есть в достатке. Иной раз при дворе крупного светского правителя меньше опасностей, чем в стенах собора, - он вовсе не собирался разуверить жену в Церкви, однако и врать ей, превознося этот порочный филиал человеческих пороков было бы бесчестно.
- Для меня вера и Церковь – две абсолютно разные вещи. Верить во что-то должен каждый и я не берусь утверждать, вера в кого является истинной, хоть я и придерживаюсь той вере, которую разделяли мои предки, которые разделяют мои вассалы и люди. Церковь – это удобный политический инструмент, способ оправдать что-либо волей богов, контролировать сердца людей и грозное оружие. Церковь – как меч, которым можно творить добро и защищать людей, а можно чинить и зло – всё зависит от того, в чьих он руках, - к такому отношению Андрес вовсе не сразу пришёл, ведь многие годы для него Церковь была тем, чем нынче является для миллионов жителей Орллеи и других частей петерианского мира, однако чем он ближе становился к ней, тем больше развеивался святой ореол вокруг всего этого. Ситуация с Барончелли и кулуарная борьба двух понтификтов окончательно разуверили герцога в том, что Церковь – обитель святости на земле, это лишь государство в государстве, имеющее крайне много общего с тем, что происходит в миру.
- Ты права, тот кардинал лишь создавал видимость и продался за приемлемую для себя сумму. Все в этом мире продаются, но церковники из-за этой видимости заламывают цену, - и вновь чувство вины, но теперь уже за то, что своими действиями герцог способствовал разрушению красивого мифа в сознании своей жены, ведь лучше и легче жить и не знать, что святыни вовсе не обладают чем-то необычным, их просто принято превозносить, как и богов.
- Публично я веду себя и говорю так, как от меня ожидают. Орллея – самый религиозный край на материке, здесь зародилось петерианство, тут появилась Церковь и у нас наиболее сильны устои веры. Народ ни за что не принял бы правителя-безбожника, церковники не стерпели бы вольнодумие как среди простолюдинов, так и среди знати. Я играю свою роль, кланяясь так низко, как того требует Книга Света, праздную все полагающиеся праздники, посещаю регулярно мессы, жертвую на строительство церквей и монастырей, ношу крест и молюсь Создателю и Матери столько раз, сколько требуется. Недостаток моего происхождения должен быть компенсирован моей кажущейся набожностью – люди должны видеть своего герцога глубоко верующим человеком, тогда они чувствуют со мной некую общность, мои решения принимаются легче, а правление понимается как божий промысел. Мне повезло контрастировать на фоне своего отца, тот никогда не уделял Церкви столько внимания, я же начал активно играть на публику с первого дня, как стал герцогом и буду делать это до конца. Действия Инквизиции я не одобряю и считаю эти зверства излишними – сжигать людей на костре за их веру – дикость. Пытки, которыми якобы добывают признание, это апофеоз лицемерия – под пытками любой человек сознает в любом преступлении. Я считаю, что если человек не приносит вреда другим своей верой, наказывать его не за что, - пожалуй, совершенно очевидным становится тот факт, что действия сестры Марии Андрес нисколько не одобряет, но это дела личные – публично Орллея поддерживает Инквизицию и все её действия в Моргарде, - Что до ведьм, - пожалуй, самая сложная тема и самый неоднозначный вопрос для Андреса. Может ли он рассказать своей жене о том, что за недолгий срок успел контактировать с несколькими ведьмами и даже больше – состоит в союзе с одной из них, да не просто с ведьмой, а с верховной ведьмой Моргарда? Едва-ли такое следует говорить сейчас, если вообще следует сказать когда-либо, ведь даже преисполненные любовью супруги могут пожертвовать друг другом, если речь зайдёт о столь опасном деле, как колдовство.
- Само собой, я не одобряю их бесчинств, - ёмкая и краткая фраза призвана и сказать правду, и оставить недосказанность. Бесчинства ведьм Андрес и правда не одобряет, однако что он под этим подразумевает не знает даже он сам.
- Спрашивал я тебя обо всём этом, чтобы лучше понимать твоё отношение к Церкви и всему остальному.  Я не стараюсь навязать тебе свои взгляды и буду уважать твои, надеюсь на аналогичное отношение, - с улыбкой подвёл итог Найтон. Мария может продолжать верить в Церковь и видеть в ней нечто возвышенное, Андрес не имел ничего против этого, как и против того, чтобы его жена начала воспринимать вещи такими, какими они есть, а разговор о ведьмах их ещё ждёт, как только время придёт.