Life brings nothing for the sane
Keep searching new days on the horizon
While time just seems to slip away
I'm leaving no trace along the way
Отец всегда Франсуазу любил  больше самого Адемара, но это не породило в мужчине неприязни или ненависти к сестре. Был лишь тоскливый осадок пожухлыми прошлогодними листьями, и все же теперь отец был мертв – ни к чему ни зависть, ни боль. Задачей графа было обеспечить будущее сестры с учетом того, что он не будет жить вечно, не сможет каждый день смотреть за ней и защищать.  В нем самом давно жило какое то полуистертое, но неугасающее стремление к испытанию своей судьбы на отмеренное Богом количество уворотов от косы костлявой старухи.  И потому он один спокойно стоял перед вздымающимся на дыбы молодым жеребцом, когда копыта его разрывают ударами воздух кажется всего лишь в ладони от головы человека перед ним. Будто выпустить повод в такой момент означает поражение, и близость дыхания смерти зависит только от длины плетеного ремня в руках, но это обман.  Смелость воспевают в легендах, песнях и балладах. Ее называют достойной чертой характера и желают кафк милость богов. Адемар же подозревал, что смелость – это всего лишь черная бездна перед глазами человека.

Представь, что заблудился в тумане, и только мрак во все стороны от той точки, где ты стоишь. Шаг ли влево, шаг ли вправо – нет никакой разницы, потому что тебе некуда идти. Твой путь не короток и не длинен. Он не светел и не темен. Он не приятен и не мерзок. Его попросту нет – вот какой он. И о чем мечтать тебе, на что раскладывать грядущие года свои, которые ты видишь, если пути нет? Умрешь ты сегодня. Или завтра. Какая в сущности разница?  Это и есть смелость, друг мой, но по сути эта смелость ничего не стоит, ведь за ней ничего не стоит. Ты не жертвуешь ничем. Ни планами на большой дом или маленькими своими детьми, пусть они еще не родились.  Ни женой, красавицей и умницей, которая могла еще не достигнуть даже возраста на выданье. Моя жизнь именно такова – и у ее есть лишь собственная ценность, как эфемерной сущности, которую выделил мне Бог.  Так что не стоит называть меня смелым или бесстрашным, однако стоит опасаться меня.
Ведь мне всего лишь больше нечего терять.
У вас на руках карты планов. Торжество или поражение, но ваш разум мечтает об аплодисментах и возвышениях мира. Моя душа не мечтает ни о чем, она как корабль в открытых морях, потерявший команду. Ее несет куда то вдаль, волей ветра, течения, судьбы. Я загнанный зверь, который загнан самим собой. Но хорошо известно любому, никто в лесах не бьется отчаяннее, чем хищник, которому некуда отступать.
Это инстинкт.
Моя жизнь для меня стоит мало. Но как старый ростовщик-сквалыга, чужаку я намерен заломить за нее в стократ больше. И не надейтесь, что я стану торговаться на скидку….

Граф стоял на террасе. Его взгляд серых с прожилками голубого цвета глаз был устремлен в горизонт, и по поджатым губам нельзя было понять, доволен он или раздражен.  Широкие брови как всегда хмурились у переносицы, и прислуга старалась проходить мимо только ради дела, без праздного шатания, которого хозяин не терпел. Хотя он словно смотрел в пространство без выбранной цели, зрачки иногда оживали. И меняли направление взгляда, цепляясь за что то или кого то в поле зрения, хотя руки все так же были сцеплены за спиной. Ноги расставлены чуть больше ширины плеч и издалека в своей неподвижности он похож на статую. Только ветер, налетая, проходится по длинным черным волосам. И поднимает одну или две пряди ненадолго в воздух, опуская после на прежнее место или рядом с ним.  На Адемаре уже привычные узкие штаны для верховой езды с высокими сапогами. И белая свободная рубаха, прижатая к телу джеркином без рукавов. Рукава рубашки завернуты до локтя, обнажая крепкие худощавые руки в множестве шрамов.  Короткий плащ на меху лежал, перекинутый через перила. Хотя в это время года было достаточно прохладно, мужчину как будто не слишком заботил холод.
- Рад тебя видеть, сестра, - коротки и ровно обронил он, поворачиваясь, едва со спины раздались шаги.  – надеюсь твой день доставил тебе лишь хорошие ощущения, - и взгляд впивается в ее личико.  Они с сестрой мало похожи даже внешне. И даже темные волосы их разнятся – темнота его холодная, близкая к беспросветно черному. Ее же  имеет теплые оттенки каштанового. Ее округлое личико против его острого и худого. Ее вечно приоткрытый пухлый рот против его узкого и всегда плотно сжатого. Но тяжелые складки над переносицей расходятся, когда взгляд замирает на сестре. И медленно, но губы расходятся в сдержанной и все таки теплой улыбке.

Отредактировано Ademar de Mortain (2017-04-14 08:52:51)

Многое в том как ведет себя Франсуаза, как говорит, люди назовут дерзостью. Кто то даже попрекнет недостаточным для леди воспитанием. Адемар никогда не попрекал лишним словом, так что в подобных манерах и его вина. Но работая в полях фермы он хорошо знал, что такое «характер». Не всегда и не на всех можно давить, без последствий бунта или поломки.

Франсуаза принадлежала к крови редкостных упрямцев с Гасконской земли, мыслимо ли тешиться надеждами, что давление пройдет незаметно? Говорят потому и надо выдавать девушек замуж раньше, чтобы способствовать благотворному формированию характера их. Такому, чтобы подходил для идеальной жены. Мягкая и покладистая овечка. Но отец был слишком занят обустройством моей жизни, чтобы об этом думать. Последние годы я чувствовал как никогда родство с элитным призером выставок, которого никак не удается плодотворно случить с кобылой. Интересно. Вот правда интересно. Что было бы, если бы мой ребенок выжил? Отстал бы папенька? Перестал бы требовать от меня всего этого, дал бы «чемпиону просто наслаждаться жизнью, спокойно гуляя в левадах и старея»? Думается – нет. Гасконские де Мортены изрядно напугали его известием о вырождении основной линии. Я помню его глаза в тот момент. Это и торжество за Френсиса и себя. И краешком тени панический ужас – вспомнил меня и поднял взгляд. Папа. Я столько лет наблюдаю за тобой, чтобы понимать без слов так же легко как любую лошадь в моих конюшнях. Ты поставил все деньги на неказистого верхового и он стал чемпионом. Твоим чемпионом.  Твоим – бесплодным – чемпионом. Бьюсь об заклад, ты думал в тот миг отправить меня с глаз своих в Гасконию. И отправил бы… если бы тогда все наше хозяйство не развалилось к чертовой матери, потому что Френсис – кобель всем известная картина. А вот Френсис-управляющий вызывала смех.  Согласен. Выбор тяжелый. Но мне нет, ни капли тебя не жаль. Не жаль. Папа.

Граф вздрогнул всем телом, ощутив легкое прикосновение. Его лицу изменила невозмутимая безмятежность, сменившись нервным недоумением. Он перестал улыбаться и резко рванулся взглядом вниз к точке контакта. Лязгнула пряжка сапога от движения ноги, когда он уже и сам импульсивно качнулся назад. Но это была его сестра и он остался на месте. Сдержал порыв. Прикрыл глаза и вздохнул на мгновение – погрузившись слишком в воспоминания, ему почудился призрак отца. Аромат его походной куртки с той стороны, где стояла девушка.

Господь Всемогущий. Я как запуганный и забитый конь сам стал. Привычка стоять и шарахаться от каждого прикосновения. И не важно уже – ласка это или побои. Прости, сестра.

- Год насыщен событиями, это верно – обуздав дурные для семейного общения свои привычки, он поднял руку и обнял сестру со спины за плечо. Ему все же нравилось по своему чувствовать ее знакомое тепло. И властно потянул к себе, прижимая к груди. Крепкая хватка привыкших работать с строптивыми лошадьми рук не давала бы и шанса вырваться, вознамерься он действовать силой в отношении чего-либо.  Женщины абсолютно точно. Но сейчас ему приходилось следить за тем, чтобы не причинить своей нежно любимой сестре неприятных и болезненных моментов. Потом наклонился и поцеловал ее в висок. Такова вторая данность полученного воспитания – выражать свою любовь к сестре де Мортен умел лишь слишком неуклюже. И то делал с привычным ему холодным спокойствием. Будто так положено или выпросили. Только все было совсем иначе – и он ничего не мог с собой поделать.
- Что ж. Хотя бы Френс наконец ожеребилась. – данность - Френс была его любимой кобылой, лидером породы. Регулярно давала приплод, дала и в этот год. Сказал лишь чтобы что то сказать. Заполнить паузу. Любой рабочий и житель графства спешили исполнить приказ данный его тихим ровным голосом – командовать де Мортен был обучен идеально. Его мрачная и словно нечувствительная к капризам погоды фигура внушала не меньше оторопи, чем низкий четкий говор. Он знал, что в деревнях про него еще виконтом начали сочинять страшные сказки. Он привык говорить мало и только по делу, и минута близости с сестрой или матерью становилась равна катастрофе. Он всегда чувствовал, что должен что то говорить – просто чтобы беседовать, как это принято – но терялся в выборе слов. И стал избегать даже семейных посиделок. -  Я не умею говорить красиво, сестра. – с тяжелым вздохом сдался граф. – И скажу как есть. Я нашел тебе мужа.

Отредактировано Ademar de Mortain (2017-04-14 20:56:13)

Он знал, что сестра не испытывала к нему страха. В какие то моменты ненастий это согревало душу, но в целом Адемар находил это не слишком великим здравомыслием. Ей следовало его бояться. Лишенный пристрастия к общепринятой морали, жестокий в своих решениях, молчаливый и тихий де Мортен был тем злом, которое таится в самых темных закоулках бытия. Он любил сестру, но в вопросах семьи привык как и отец руководствоваться только выгодой и строгим расчетом. Джозеф был его лучшим другом, и Йелоншир находился по соседству, укрепить свои связи на севере виделось ему вполне приемлемым. Мир меняется так быстро, что не успеешь и глазом моргнуть. И ко всем переменам нужно быть готовым. К тому же, это умудренный опытом мужчина, трудно подыскать более подходящую партию для склонной к неповиновению сестрицы. Адемар мог приструнить ее для любого будущего мужа. Мог. Но имел к тому никакого желания, в его руках сестра стала бы покладистой леди, но лишенной необходимой для брака изюминки. Кому интересна безвольная кукла? На Хайгардена же он мог в этом вопросе возлагать некие надежды: он был уже женат, знал, как обращаться с женщинами в браке, и не отличался излишней мягкостью, чтобы его было легко прижать под себя с помощью дамских уловок.  К тому же с ним Адемар мог быть спокоен за то, что сестру не будут подвергать насилию или избиениям.
- Знаешь, - спокойно как и всегда отозвался мужчина.  Он без малейшей дрожи или призраков сомнения выдерживал долгий взгляд сестры и отвечал ей таким же долгим своим. – Это наш сосед. Джозеф Хайгарден. – и замолчал. Вообще то ему не было нужды как главе рода обсуждать такие вопросы с женщиной. Он мог просто приказать – и кто бы посмел противиться? Участь женщины, что пошла против семьи – незавидна.  Лишившись обеспечения и защиты брата, что делала бы Франсуаза? Надеялась на помощь матери – разве что. Но леди Мортеншир слишком хорошо знала своего сына, чтобы осмелиться выступить против вновь – не та была чаша, чьи возможности вместимости неограниченны. Он не был счастлив сам и потому никакие попытки разжалобить его с взыванием к жажде любви и радости не сработали бы хоть как то иначе, как только пробудив раздражение и желчь.

Suddenly my eyes are open,
Everything comes into focus, oh,

Странно. Я почти не помню тот день. Кажется… кругом стоял удушливый запах цветущих матушкиных роз. Единственный день, когда я зачем то решил поверить в милосердие людей и просить о своем собственном счастье, запомнился мне только этим чрезмерно насытившим воздух ароматом.

We are all illuminated,
Lights are shining on our faces, blinding

- Он достойный человек. – зачем то неохотно добавляет граф. Объятья давно разомкнуты, он уже не держит сестру подле себя. Снова дистанционируется. Отстраняется. Точно уже пресытился коротким теплом близости или испугался, что дрогнет от ее прикосновений. Сдастся. Уступит. Было ли это так – кому ведомо, но Адемар пять лет назад и этот высокий бледный мужчина с его лицом сегодня – два разных человека. Знакомые винят войну, чье пламя выжгло в нем все, что не успел убрать своей муштрой отец. Но вот где никому неведомое несоответствие – Адемар не помнил за собой ни ужаса, ни отвращения, когда его клинок кромсал плоть врага. Он делал это так обыденно, находя абсолютной нормой желание человека убивать. Он со своими разведотрядами так же буднично лично занимался допросами пленных, и изощренное издевательство над плотью и разумом считал вполне допустимым. Отец бы удивился, узнай он темную сторону рассказов о войне и о том, каких успехов его тихий сын достиг в умении развязать язык допрашиваемому. Наверно в той войне впервые за годы он позволил себе выпустить своего зверя наружу. Но об этом знать кому то – незачем. – И будет хорошим мужем.

- Ничего странного, - спокойно возразил он сестре. И в голосе действительно зазвучали повелительно-непримиримые ноты так характерные для голоса их отца, когда он раздавал указания.  – В его возрасте уже нет смысла ходить вокруг да около и устраивать долгие ритуалы ухаживания. Он может себе это позволить, - сейчас он совсем не кривил душою. Прыжки и ужимки хороши юнцам, когда все их состояние – это еще состояние отца. И все это прекрасно понимают, придется отцу что не по вкусу – и можно легко оказаться в маленьком коттедже на отшибе, изрядно стесненным в средствах.  Адемар очень хорошо знал эту простую истину – она была немаловажным фактором манипулирования и им самим когда то. Как бы не рвалась душа во что то иное, он склонялся перед реальностью жизни – виконт де Мортен ничего не мог без власти и денег своего отца. Что ж. Теперь и власть, и деньги – у него. Вот только теперь ему ничего особенно и не надо, лишь бы не беспокоили и не раздражали. – ты еще не понимаешь этого до конца, Франсуаза, но любовь в наше время совсем не то, что нужно. – Серо-зеленые глаза опустились взором на лицо сестры. Граф был серьезен и не улыбчив сейчас, но смотрел на сестру все же с теплом. – Понимаю. Все девушки мечтают встретить свою любовь и только потом выйти замуж. Но расчет в браке куда важнее – и Хайгарден идеально подходит тебе. – Вскинув голову, он прикрыл веки ненадолго и линия губ стала жесткой – граф их поджал.  – Дату свадьбы я предоставил выбирать твоему суженому. В конце концов – женюсь не я, - он жестко усмехнулся. При всей своей любви к Франсуазе он не мог не признавать, что союз выгоден. Его сестра красива и утонченна, но характер у нее не слишком покладистый. Взять на то, что возраст уже близится к старой деве, и найти хорошую партию еще труднее. Однако, он отдает ее надежному мужчине, без склонности к жестокости над близкими и еще с не самым великим приданным – легко мог бы дать больше. Если Джозефу вздумается посещать иных женщин – что ж. Так тому и быть, Адемар не собирался устраивать кровавые разборки из за таких мелочей. Главное, что Франсуаза будет в хорошем доме  и в абсолютной безопасности.  И внезапно рассмеялся, когда сестра посетовала о помолвке. Повернувшись, он положил обе ладони ей на шею, потянул к себе и долгим поцелуем коснулся ее лба.
- Что ж. Если и этот жених отойдет в мир иной раньше свадьбы, оставлю тебя навсегда себе. – и щелкнул сестренку игривым жестом указательного пальца по кончику носа.  Тон его голоса в этот момент звучал непривычно низко, с странной и несколько пугающей интонацией, словно у слов был какой то жуткий подтекст.  Что ж. Возможно какая то правда в том была - не знак ли небес будет, что судьба Франсуазы никогда не покидать родного замка? Матушка отбыла в Гасконию и хозяйки здесь нет и не предвидится. Почему бы и нет....