Как бы ни хотелось, всё же он не мог скрыть торжества! Только что незнакомка была готова взять грех на душу, отнять его жизнь - легко, играючи, а сейчас стыдливо опускала ресницы, растерянно шептала. И всё это он! Его работы! Мыслимо ли? Впрочем, еще первый учитель - мастер Джэромо говорил: «искусство может быть пострашнее любого оружия, всего несколько уверенных выпадов кистью, и ты их пронзишь».
Николло молчал. Он наслаждался этой минутой, и в особенности женщиной – удивительной в своей силе, но больше в слабости. Засмотревшись на эскизы, леди не прогнала от себя. И сейчас художник – или всё-таки мужчина? – получил новый ракурс для наблюдений. Он видел длинные ресницы, бросающие тень на бледные щеки, абрис карминовых губ, завязки плаща, обхватившие шею, соблазнительную мягкость форм… До сих пор Николло держал в руках блокнот. Он был словно единым целым с его рукой, но сейчас отпустил, оставив даме как бы часть себя.
- Кто я? – повторив вопрос, мужчина выторговал время на размышление. Стилет под сердцем, конечно, мог заставить раскрыть правду, но художник сомневался, что женщина продолжит пытать его. А свое истинное имя он называть не желал. Николло де Ланца, вольный живописец, изобретатель, угождающий орллевинскому лису, создатель многоствольной пушки для самого герцога… В последние месяцы он стал известнее в определенных кругах. Одни отзывались о мастере, как о самородке из народа. Другие обвиняли в продажности. Хотя скорее просто бесились, что какой-то мальчишка из низов способствует усилению влияния Грациани – в обход других знаменитых домов. Поэтому если бы миледи всё же решилась нажать на рукоять посильнее, сама того не ведая, сделала бы одолжение представителям местной знати.
- Предлагаю сойтись на том, что я бандит, загоняющий хорошеньких женщин в тёмные переулки и добивающий заостренным угольком. – спрашивать в ответ, кто же сама леди, де Ланца не стал. Он боялся, что услышит какую-нибудь знаменитую фамилию, а вместе с ней присовокупит к образу дамы - шлейф деяний её прославленных предков… А ведь куда интереснее, самому составить мнение. И не дать померкнуть ореолу загадки.
- Рассказывать, что кроется за дверью – тоже бессмысленно, Вы должны это видеть. Впрочем, я могу поклясться… - беглый взгляд на сопровождающих леди, две маячащие обеспокоенные тени:
- Что в доме Вы будете в безопасности. – мужчина нажал на дверь и та открылась с тихим вздохом. Первое, что стало видно в проеме, - кошка, черная, с искрами в шерсти. Животное протиснулось сквозь щель, изучающее взглянуло на женщину, на мастера, прильнуло боком к его ногам, жмурясь, приобняло хвостом, и, грациозно виляя задом, проследовало в переулок по своим кошачьим делам.
Николло жестом пригласил леди в мастерскую. То, что это именно она, становилось ясно с первого взгляда. На полу стояли неподъемные ящики. С глиной, кусками мрамора, дерева. На столах разбросаны молотки, резцы, стеки, ножи – всё для скульптурной резки. При желании, у изощренной в анатомических экспериментах дамы здесь было бы больше возможностей. На станках высились незаконченные статуи. То женская, обнаженная, стыдливо прикрывающаяся. Её ноги ещё не были доработаны - по колено застыли в глыбе камня, а потому, казалось, что застенчивая нимфа при всём желании не может сбежать. То какие-то бронзовые аскетичные лики, в будущем - элементы украшения базилики. Сбоку торчала вырезанная из кости, проработанная до каждой жилки, мужская рука. Николло скинул куртку – та стесняла движения, и небрежно набросил её на застывшие пальцы.
В помещении висела мраморная взвесь. Невесомый слой покрывал вообще все предметы. И те – от самых обыденных, вроде котелка или метлы, - тоже превращались как бы в объекты искусства. Когда художник стянул ткань с груды, стоявшей в углу, его самого окутало облаком. В нагромождении скелетов-подрамников, загрунтованных досок, тел полотен, мастер откопал одно. В белом саване, картина напоминала покойника. Такой и была – погребенная без вести, давно утратившая надежду на воскресение. Сколько он пытался написать её? Три? Четыре года? А начал как раз здесь, в Рейнисе, по наитию приятеля-скульптора.
- Это то, что я хотел показать Вам. – Николло не оборачивался. Притулив работу к стене, он закрепил её на станке. Затем деликатно, будто снимая одежды с любовницы, обнажил часть изображения. Перед глазами возник ночной пейзаж. Застывшие в нерушимом покое горы, величественный лес… Совершенная гармония цвета, без резких граней. Тона, перетекающие в полутона, свет луны – серебрящий, и воздух, сиянием окутывающий женскую фигуру. Драпировка одежд не была прописана детально, впрочем, как и зеленый ковер мха, на котором героиня стояла на коленях. Лёгким сфумато мастер увел акцент с фигуры на женские руки – воздетые к небу в мольбе, и к лицу… Впрочем, нет, лица не было. Вместо него было лишь неясные линии будущих черт. Де Ланца сцепил пальцы. Увидев свое творение спустя столь долгое время, он прозрел недостатки. Ему захотелось тут же схватить кисть. Поправить, переписать, усилить!
- Уже несколько вёсен, как я ищу женщину, вдохновившую бы меня закончить эту работу. Я немало блуждал по улицам, площадям, палаццо, в поисках подходящего лица. Понимаете, по задумке, в нём должно быть и страдание, и сила, позволившая его пережить, жажда возмездия и искупление… Порой мне попадались интересные черты, но… Как же объяснить… У бедняков все страдания смиренные, они принимают свою судьбу, они сломлены и уже не хотят бороться. У богачей – там и не страдания вовсе. Что может их опечалить? Измена возлюбленной? Неурожайный год? И хотя однажды я наблюдал девушку… Успел запечатлеть её позу, вот эту линию шеи, отчаянную порывистость жестов... Это было не покаяние, мольба от об отмщении… Но виденного урывками не хватило, чтобы завершить портрет. И вот сегодня… Только не смейтесь. – де Ланца резко развернулся к гостье. Нет ли в её глазах издевки?
- Я увидел Вас. И Вы не из тех, кто сбрасывает тоску с плеч, наоборот, носите её, как награду и смело смотрите в блестяще вымученные глаза. У Вас как-будто есть причины для этого. – Николло не знал, с какого перепоя взялась эта высокопарность. Чтобы снизить градус, он даже вдруг усмехнулся, иронизируя над собой же. Голос стал веселее:
- Вот и решил поиграть в шпиона. Если бы всё это я выложил ещё там, на рынке, Вы бы прогнали прочь полоумного безумца. А так… Вы здесь. И мне нужно лишь полчаса времени. Сегодня или в другой день. - карие снова скользнули по полотну. Для художника нарожденное детище – страшная мука. И если незнакомка откажет, пытка будет пострашнее той, с лезвием стилета… Впрочем, ещё хуже, если дама потребует: «для начала покажите полотно целиком!» - часть ткани по-прежнему скрывала левый нижний угол. А ведь там, у ног экзальтированной женщины лежит… ягненок. Из его груди течет речушка крови… Она окропляет землю, а на травинках мха поблескивает красная роса. Рядом же, припрятанный в складках ткани, а потому не сразу заметишь, - нож. Ритуальный.
Отредактировано Nicollo de Lanza (2017-04-15 12:51:41)