Эмилио Бьяджи не любил ни балы, ни приёмы столько, сколько он себя помнил. И дело вовсе не в том, что на подобное времяпрепровождение золото уходило горстями: работа, даже когда она категорически тебе по душе, может свести с ума, если не разбавлять её отдыхом и развлечениями. К тому же София и Адриана так горячо радовались каждому празднику, что казалось истинным преступлением лишать их этого удовольствия, которое улыбками расцветало на губах и окрашивало щёки румянцем, сколько бы монет не пришлось потратить на подготовку и новые платья. Даже Франческо принимался смеяться, вновь обращаясь из взрослого в ребёнка – точно такого, каким был бы сейчас Винченцо, сын, которого Эмилио потерял, кажется, целую жизнь тому назад. В часы праздника он словно бы ненадолго возвращался из мира мёртвых, радуясь играм с сестрой и радуя отца беззаботным взглядом и разлохмаченными вихрами. Всё золото Кьетшира, Орллеи и даже континента не способно перевесить, когда на другой чаше весов искрится беззаботное счастье и неудержимая радость любимых. Иными словами, Эмилио никогда не скупился на праздник для своих детей и сестры, однако сам предпочитал держаться в стороне, находя неподдельное удовольствие в том, чтобы присматривать за всем и за всеми.
Наблюдать за праздником со стороны – кто в здравом уме может согласиться на такое по доброй воле? Пожалуй, лишь тот, кто в полной мере отдаёт себе отчёт: у каждого веселья есть своя изнанка – та, которую предпочитал не замечать Чезаре Бьяджи, но слишком хорошо видел его сын. Видел и помнил. Эмилио Бьяджи не любил ни балы, ни приёмы столь же сильно, как когда-то любил их его отец.
Однако из каждого правила случаются исключения: как бы сильно граф Кьетшира не избегал торжеств, порой они сами настигали его, обращаясь приглашениями, на которые невозможно ответить вежливым отказом. Бракосочетание Энрико Грациани и Лукреции Борромео было одним из таких исключений, и вот уже третий день к ряду Его Сиятельство гостил в замке, где все сбивались с ног, чуя близость великолепного празднества.
К слову, безумие, охватившее и гостей, и хозяев, никоим образом не затронуло лорда-казначея, и несколько отличных сделок, которые Бьяджи отметил вином из погребов леди Барди и фруктами из её сада, послужило лучшим тому доказательством. В то утро, когда случай свёл Эмилио с молодой герцогиней, он как раз торопился на одну из своих встреч, в уме перебирая условия и цифры. Если не обращать внимания на суету приготовлений (только нынешним утром лорду Бьяджи едва не отдавили ноги бочкой вина, которую двое слуг столь сосредоточенно катили по коридору, что не заметили бы и Отца-Создателя, окажись он на их пути, а вчера он прождал завтрак так долго, что уже намеревался совершить вылазку в город, дабы перехватить чего-нибудь до обеда), можно подумать, что вокруг него шумный Авелли, чьи улицы знакомы Эмилио не меньше, чем величественные палаццо. Секретарь на ходу уточнял детали предстоящей сделки, как обычно – едва поспевая за размашистым шагом графа, когда невысокая девушка с поистине детской улыбкой и медно-рыжими локонами, уложенными по последней моде (во всяком случае, камеристки Адрианы сооружали из золота её волос примерно ту же конструкцию, а уж его-то сестрёнка та ещё модница), заступила ему дорогу. Эмилио ещё успел затормозить, дабы склониться пред Её Светлостью в подобающем поклоне, а вот его секретарь… молодой человек – старательный, но простоватый – сперва покраснел, затем побледнел, а после и вовсе покинул «поле боя», бормоча извинения и пятясь задом, дабы ненароком больше не пихнуть Его Сиятельство в спину.
К счастью для обоих, Эмилио Бьяджи не принадлежал тому типу людей, кого подобный конфуз мог бы выбить из колеи – улыбнувшись, он поцелуем коснулся руки леди Грациани, мимоходом подмигнув герцогине, словно давней знакомой, призывая посмеяться «шутке» вместе с ним. Непосредственность родилась если не позже, то уж наверняка в один день с Эмилио.
- Премного рад встрече, Ваша Светлость. Великолепно выглядите. Пожалуй, если бы не одно обстоятельство, – то самое, что было заметно и издалека, даже умудрись Бьяджи оказаться единственным из приближённых Андреса Найтона, кто ещё не был в курсе грядущего пополнения в его семье, - Вас саму можно было бы принять за невесту. – В женском обществе Эмилио чувствовал себя довольно раскованно, однако и красноречием не блистал. Несколько дежурных комплиментов, демонстрация живейшего интереса, отрепетированная перед зеркалом, если собеседнице захочется поделиться с ним своим драгоценным мнением, и… всё. После того, как одна из них вырвала и бросила под ноги его сердце, женщины перестали интересовать Эмилио, если речь шла не о плотских наслаждениях. Юной герцогине Орллеи, увы, не суждено было стать исключением. Во всяком случае, если она не сумеет его удивить. Но с чего бы миледи это делать? - Всё моё время в Вашем распоряжении, леди Грациани. Охотно составлю Вам компанию. – Проводив взглядом её молчаливого телохранителя, граф Кьетшира предложил рыжеволосой руку. Куда идти? Да всё равно. В конце концов, Её Светлости вскоре надоест его общество. Не то, чтобы Эмилио собирался приложить к этому какие-то усилия, однако и иллюзий на свой счёт не испытывал. Короткая светская беседа – дань обществу, в котором посчастливилось родиться им обоим, ну а после каждый разойдётся кто куда, дабы почтить друг друга точно такой беседой месяц, если не год спустя.

Женщины. Прекрасные, утончённые, обольстительные и изящные. Глаз радуется, стоит ему коснуться волос, личика, линии шеи или фигуры – безупречной, даже невзирая на изъяны, которые не портят, но придают индивидуальность, отличая один волшебный цветок от другого. Можно бесконечно долго любоваться ими, слушать нежное журчание голоса, вдыхать аромат, неуловимый, как и та, чьей кожи он коснулся с нарочитой небрежностью. Красивая женщина (видит Создатель – на всём континенте не отыскать женщины, краше орллевинки!..) может даже позволить себе нести абсолютную чушь – мужчина, которому она позволяет собою любоваться, и не заметит, что речи столь дивного создания могут быть разбавлены абсурдом в соотношении два к одному…
…Однако когда красивая женщина строит из себя ещё и умную – пиши пропало. Глупости, срывающиеся с её губ, режут слух, и даже ангельский облик не способен замаскировать этот недостаток. Быть может всё оттого, что чушь мелет женщина, а дураком при этом себя чувствует мужчина?
Дураком? Всё так. Эмилио именно так ощущал себя, будучи вынужденным слушать рассуждения Её Светлости с самой что ни на есть заинтересованной маской, намертво приклеившейся к его лицу. Кажется, ещё немного, и губы занемеют, навек искривившись в учтивой полуулыбке… Какой чёрт дёрнул графа Кьетшира выбрать именно этот коридор? Как будто в замке Борромео мало лестниц и переходов! На самый крайний случай есть ещё подвалы и вполне себе широкий карниз, тянущийся вдоль крыши. Украдкой взглянув за одно из окон (интересно, выпрыгивающий из него граф в окружении дождя осколков будет смотреться ещё экстравагантно или уже безумно?), мимо которых как раз лежал их путь, Эмилио заставил себя сосредоточиться на словах леди Грациани.
А начала она с финансов… Мда. В мире, который Бьяджи (да и Отец-Создатель, скорее всего, тоже, иначе бы он распределил обязанности между полами каким-то совершенно иным образом) считал верным, женщины разбирались в деньгах ровно настолько, чтобы не спустить всё золото, данное им на новое платье, на ленты и кружева, не стоящие и серебряного. Ну, или же не настолько… Хвала Создателю, такие дуры – явление штучное. Как и женщины, чей ум и впрямь заслуживает восхищения мужчин, - исключения, дарованные лишь для того, чтобы оттенить правило.
- Благодарю, Ваша Светлость, но никакого гения тут нет. Просто в своё время мне очень повезло с учителями. Ваш отец, к слову, был одним из них. Был и есть – мнение Его Сиятельства дорого стоит, и для меня честь называть его моим наставником и другом. Жаль, что графа не будет на этой свадьбе, но… – запнувшись, Эмилио взглянул на герцогиню. Насколько глубоко Его Светлость посвящает свою супругу в политику? Даже если ответ положительный, стоит всё же уйти от этой темы, дабы ненароком не сболтнуть лишнего. Глубина – понятие неопределённое: кажется, будто ноги уже нащупали дно, как ил и песок раздаются в стороны, обнажая ныряльщику свои тайны, порой весьма неприглядные. В миссии графа Лорреншира ничего неприглядного не было, зато опасного – хоть отбавляй. Вполне может статься, что именно по этой причине дочь и жену не посвятили в детали. - Долг есть долг, Ваша Светлость. Порой человек вынужден пренебречь своими желаниями во имя всеобщего блага. Зная Вашего отца, я не удивлён, что он сделал именно такой выбор. Хоть это и не мешает мне сожалеть о том, что не смогу поздравить его со столь важным для вашей семьи событием лично.
Семья – слово, чья крепость не уступает многовековым стенам, что и теперь прочнее новостроя… Правда лишь до тех пор, пока все её члены находятся рядом. Ну, или хотя бы в одном с тобой мире. Мире живых.
«…я слышала о том, что Вы стали вдовцом, - рыжеволосая герцогиня будто бы прочла его мысли, заставив Эмилио поёжится, словно от холода. - Искренне сочувствую Вашему горю, не могу представить себе, каково это…»
- И не нужно, миледи, – произнёс граф. Пожалуй, даже слишком поспешно произнёс – едва не наступая на пятки её соболезнованиям. - Молите Отца-Создателя и Мать-Защитницу о том, дабы они как можно позднее подарили Вам это знание.
Улыбка – почти искренняя – в знак благодарности за сочувствие… едва не стекла с лица красками, словно с холста, опрометчиво оставленного под дождём. Радость кажется грустью, боль – безудержной пляской хмельного веселья… и не разобрать уже, что именно хотел изобразить автор.
«…каково это - иметь детей? У Вас их, кажется, трое?»
- Двое, Ваша Светлость. Сын и дочка. Другой мой сын погиб несколько лет назад. – Боль от потери Винченцо всё ещё преследовала его незаживающей раной. Быть может потому, что граф до сих пор не мог отделаться от мысли, что смерть сына – не трагическая случайность, а вина? Его – Эмилио –  собственная вина… Но как бы то ни было, ни один из них не заслужил приставки «кажется». Пусть бы юная герцогиня и не желала разбередить в Бьяджи горечь потери, сдобренную чувством вины, она сделала это с той же непринуждённостью, как приняла его учтивость и руку. - Вы спрашиваете каково это? Пожалуй что… неспокойно. Сегодня они здоровы и счастливы, но Вы, глядя на них, не прекращаете думать о том, что делать, если завтра всё будет иначе. – Особенно, когда речь идёт о его маленькой Софии, которая, словно мёд – пчёл, привлекает к себе всевозможные неприятности. - Секрет в том, чтобы суметь оградить не только их – от опасности, но и себя… от мыслей о ней. – Наверное, стоило сказать какую-нибудь банальность про радость и счастье, про любовь, про гордость, про… да про что угодно, лишь бы только не говорить с нею о том, о чём не принято по неписанным правилам светской беседы. Но откровенность сама собою сорвалась с губ, перечёркивать её уже было поздно. Да и нечем. - Простите меня, Ваша Светлость. Негоже Вам забивать голову тревожными мыслями. Все необходимые знания придут к Вам сами, а секреты откроются, когда Вы возьмёте на руки своего ребёнка. Опыт каждого из нас уникален, миледи. К примеру, Ваш брат может оспорить моё мнение в тот самый день, когда очаровательная леди Борромео, да будет Создатель милостив к ним обоим, подарит ему сына. К слову, как она? Наверное, волнуется, как и всякая невеста накануне свадьбы?
«Волнуется, непременно волнуется – женщины вообще любят волноваться по поводу и без. Почему бы Вам, Ваша Светлость, не навестить будущую сестру? Я охотно провожу Вас к ней, если миледи угодно будет верно истолковать намёк».

«Дела герцогства не терпят порой отлагательств, иначе бы и мой супруг был сегодня рядом».
Во взгляде Эмилио, устремлённом на Её Светлость, промелькнуло нечто, похоже на уважение. Женщинам свойственно преувеличивать свою значимость в жизни мужчин, отметая прочь всё, что с ними не связано, как нечто мелкое и весьма несущественное. Юная герцогиня подобным эгоцентризмом не страдала (и не наслаждалась), мимоходом добавляя на свою чашу весов аккуратно отшлифованный опытом прожитых лет камешек симпатии. Приятельской. И ничего более.
Согласно кивнув в ответ на рассуждения леди Грациани, Эмилио рассеянно скользнул взглядом вдоль смежного коридора, который они как раз пересекали. Хорошенькая служанка, о чём-то болтавшая со своей товаркой, заметила его взгляд и тут же изобразила смущение, опустив ресницы и приседая в реверансе. Ложь. Ещё одна. Женщины любят лгать не меньше, чем получать в подарок новые платья и самоцветы. Не то, чтобы мужчины отличались кристальной честностью, однако их оправдывает политика или деньги, которые притягивают ложь, словно красота – взгляды. Что же до женщин… какое у них оправдание?
…Тень скользнула по лицу, проводя границу между прошлым и настоящим. Помнится, однажды Эмилио уже задавал этот вопрос. Переливы хрустального смеха и жаркий, будоражащий кровь и желания, поцелуй сам по себе послужил ответом. Как и едва слышные слова, сорвавшиеся с увлажнённых страстью губ. «А как ты думаешь? Мужчины, конечно». Вот круг и замкнулся…
«Прошу простить мое невежество, Ваше Сиятельство…»
Проклятие, кажется, он только что едва не совершил ошибку, позволив эмоциям отразиться на безучастном лице… Ошибку? Неужто Её Светлость была противником, с которым Бьяджи играл какую-то непростую партию? Вовсе нет. Просто она была женщиной. Той, что никогда не будет принадлежать ему. А значит и откровенность тут неуместна.
- Вы не знали, не могли знать. А моя боль… время притупило её достаточно, чтобы неосторожное слово, тем более сказанное без злого умысла, могло разбередить рану, – мимолётная улыбка, короткое прикосновение к тонким пальцам, лежащим поверх его руки. - Мне нечего прощать Вам, миледи, потому как Вы не сказали ничего дурного. – Всё так. Эмилио и впрямь нечего прощать этой девочке. Разве что себе самому. Ну а со своими демонами, преследовавшими графа Кьетшира, даже когда речь заходила о ребёнке, он как-нибудь разберётся. Простит ли? Нет. Даже если пройдёт тысяча лет, вкус предательства всё так же будет ощущаться на губах. Возможно, если бы однажды он сумел полюбить вновь… Чушь. Любовь не для него. Она для других. Вот хотя бы для этой девочки – солнечной, будто весеннее утро.
Словно прочитав его мысли, герцогиня улыбнулась, жалуясь на чрезмерную заботу, в которую её укутали, точно в тёплое одеяло. Странно, но в этом сетовании Эмилио не уловил ни капли жеманства… ну или же не посчитал нужным уловить. Шагая рядом с леди Грациани и невольно подстраиваясь под её неспешную поступь, Бьяджи вдруг ощутил, насколько сильно его осторожность давит на плечи. Словно тяжёлая броня, водружённая на рыцаря, - на турнирном поле она выглядит уместно, как и копьё, нацеленное в грудь противника, но посреди ярко освещённого зала, куда не принято приходить с оружием… Иными словами, осторожность – это хорошо, но только лишь пока она не превращается в паранойю.
- Мы все в той или иной мере оберегаем тех, кого любим, миледи. Детей, жён, сестёр и братьев. Даже родителей, хотя, казалось бы, сами боги определили их в наши защитники. Уверен, Вы понимаете это не хуже.
Коридор, по которому они шли, не особо выбирая дорогу, окончился небольшой открытой залой с выстроившимися у стены кушетками. На ближайшей из них сидела кошка, величественно повернувшая голову на звук шагов. Трёхцветная – говорят, это к счастью. Что ж, пусть его спутница забирает счастье себе. Да вот хотя бы в обмен на солнце, которое запуталось у неё в волосах.
Впрочем, судя по всему, трёхцветная могла оставить своё счастье – у леди Грациани с избытком хватало собственного. Лёгкий укол вины – неразлучной спутницы зависти – заставил Бьяджи нахмурится. В конце концов, в его жизни тоже было счастье. И тоже своё собственное. Ну а любовь… нет, без любви всё же проще.
Проклятие, она и впрямь мысли читает?.. Что Эмилио думает о браке?! Да ничего! И ещё год-два планирует продолжать в том же духе потому что… да просто потому! Чем не причина?
Однако свои измышления пришлось оставить при себе, спешно подыскивая слова им на замену.
- Уверен, Вы составили бы счастье любого мужчины, с которым сочетались браком, миледи, – улыбка Эмилио вышла несколько кривоватой, но в целом сносной. Чёрт, куда подевались его манеры, когда они так нужны? Это всё равно, что лишиться щита на турнире, когда острие копья противника вот-вот выбьет тебя из седла. - Что до меня… признаться, я пока не думал о втором браке, Ваша Светлость. Пожалуй, сперва я должен устроить будущее своей сестры Адрианы, а уж потом можно будет подумать и о себе. – Кажется, удержался. Или всё же рухнул на землю и приложился головой о тот самый выпавший щит?..
И всё же, к чему она заговорила о женитьбе? Нет, не стоило снимать доспех, как бы нелепо он не смотрелся. Так недолго оказаться обручённым с кем-то из подруг леди Грациани уже на исходе дня! Чем именно Эмилио ужасала эта перспектива, он и себе не мог ответить, но интуиции своей привык доверять безоговорочно. Трёхцветная кошка окинула «завидного жениха» насмешливым взглядом, коротко мяукнула, а после бесшумно соскочила на пол, с величием королевы прошествовав прочь. Уж не её ли миледи имела в виду, говоря о завистливых дамах? Кстати, о миледи…
- Ваша Светлость, что с Вами? – Прикосновение рыжеволосой к животу заставило вздрогнуть и Бьяджи. Что ни говори, а беременная женщина всё равно, что взведённый арбалет в руках у пьяного: если выстрелит, то непременно срикошетит так, что достанется всем – и правым, и виноватым! А заодно и тем, кто просто шёл по своим делам и был пойман пья… беременной женщиной едва ли не за подол дублета. - Вам нехорошо? Может, позвать лекаря? – Усаживая герцогиню на одну из кушеток, Эмилио был готов сбегать за лекарем хоть в Авелли, а заодно собрать всех его коллег в округе. И пусть уже они делают… ну, что там полагается делать в таких случаях? А он лучше женится… чёрт, надо было прыгать в окно, пока была такая возможность. Всё лучше, чем такие вот оговорки. Пусть бы даже и мысленные.

Просьбы юной герцогини возымели эффект и удержали Эмилио на месте, даже если бы рыжеволосая и произнесла их всего единожды. Правда сперва граф Кьетшира выглядел так, словно Её Светлость заявила, что у неё начинаются роды, а казначей – первейший человек среди всех, кто должен присутствовать при этом процессе. Но если учесть, что о родах Бьяджи знал не больше, чем всякий уважающий себя мужчина (а именно то, что время между зачатием и непосредственно оными составляет месяцев девять или около того), взял себя в руки он на удивление быстро. Показалось или возвратившаяся кошка, трущаяся теперь о ноги Эмилио, взглянула на него с уважением?..
Одарив хвостатую скептическим взглядом, граф Кьетшира переключил своё внимание на леди Грациани.
- Не тревожьтесь миледи, я никуда не денусь, – кажется, поверила, и даже судорожно сжатые пальцы разомкнула. - Но Вы уверены, что помощь не нужна? – Наверняка ведь они забрели не в необитаемую часть палаццо, где вероятность окликнуть пробегающего мимо слугу стремится к нулю. Рано или поздно (Эмилио даже поставил бы на «рано») кто-нибудь из слуг, занятых предсвадебной суетой, покажется из-за поворота. С согласным мявом вскочив к нему на колени, трёхцветная ткнулась под руку герцогине, требуя ласки. Озадаченный подобной наглостью, Эмилио даже не сообразил стряхнуть нахалку на пол. Да и вела она себя определённо как хозяйка положения, а то и всего палаццо. Может, и не стоит прогонять? Женщины любят подобную живность иррациональной, но безграничной любовью, берущей свои истоки из озерца умиления.
А помощь, между тем, и впрямь оказалась не строчной. Прямо на глазах к герцогине возвращался здоровый цвет лица, а в глаза – та самая хитринка, которая насторожила Эмилио, ещё когда Её Светлость взяла его в оборот несколькими поворотами ранее. Так, ну и что леди Грациани задумала?.. Отчего-то на ум пришла тема женитьбы и брачных союзов, которую они обсуждали до того, как рыжеволосая почувствовала себя дурно… Да ну нет! Быть того не может! Ну какая из герцогини сваха? Да и для кого ей стараться? Если память не подводит Эмилио, младшая дочь графа Лореншира ещё дитя, на несколько лет моложе его Адрианы. Ну а если и подводит, Мия Грациани всё равно слишком юна, чтобы семье следовало поторопиться со свадьбой. Да и не старшей сестры это дело, а родителей. Иными словами – глупости всё это! Показалось.
«Мы говорили о том, что любая девушка была бы счастлива выйти за Вас, а любой мужчина был бы счастлив жениться на мне».
Или всё же нет.
- Кажется да, но при чём…
Одним из важнейших уроков, который отец юной герцогини преподал своему тогда ещё ученику, было следующее: хочешь, чтобы тебя слушали, говори уверенно, какую бы чушь ты при этом не нёс. Невнятная попытка вклиниться в речи леди Грациани являлась превосходной иллюстрацией урока абсолютно противоположного, так стоит ли удивляться, что её проигнорировала даже кошка, чьё урчание напрочь заглушило слова графа Кьетшира? Графа, что всё ещё не собирался жениться, как и четвертью часа тому назад.
Уцепиться за тему замужества Адрианы так же не вышло. Будучи настроенной довести свою мысль до слушателя, которому всё равно некуда деться, леди Грациани собрала воедино всю свою решимость и обрушила её на Эмилио. Обрушила с такой силой, что потенциального жениха леди Кьетшира едва не смыло из разговора, словно бы штормовой волной. Сам Бьяджи моряком никогда не был, даже путешествовать предпочитал по суше, однако в этот момент Его Сиятельство в полной мере испытал всю беспомощность перед водной стихией. Стихией? Проклятие, да эта девочка едва до плеча ему достаёт!
«Моя кузина Роуз сейчас находится вместе со мной в Борромео, она из Хайбрэя. Могу я познакомить Вас с ней?»
Наверное, приличия требовали что-то ответить вместо того, чтобы взирать на герцогиню со слегка отрешённым видом, но Эмилио далеко не сразу сумел подобрать слова. Не то, чтобы верные, а хоть какие-нибудь. Зато этого времени с лихвой хватило леди Грациани, чтобы смутиться и пробормотать извинение. Но чудо! В противовес этой её растерянности граф Кьетшира наконец почувствовал себя увереннее.
- Уж простите, миледи, но что есть, то есть! – Широко улыбнулся Эмилио. - К счастью, Вам не приходится зарабатывать на жизнь ремеслом свахи, иначе, боюсь, нынешнюю зиму Вы бы не пережили! Но я ценю Вашу заботу, леди Грациани, как и Ваше участие, и с удовольствием познакомлюсь с Вашей кузиной. Если она хотя бы вполовину столь же очаровательна, что и Вы, это знакомство будет по-настоящему приятным. Но… – И улыбка, и слова были вполне себе искренними, равно как и необъяснимая симпатия к этой девочке с медно-рыжими волосами, однако даже всего вместе этого мало для брака. Слишком мало. В особенности, если предполагаемый «жених» и впрямь не стремится к алтарю, полагая, что для этого ещё будет достаточно времени, а вовсе не перебирает невест, выискивая девицу покрасивее да семью побогаче, лицемерием набивая себе цену, - Вы ведь понимаете, что знакомство вовсе не обязательно первый шаг к алтарю? Я буду счастлив знакомству с Вашей кузиной Роуз… Хайгарден, если не ошибаюсь, как и Ваша матушка?.. но прошу Вас не обнадёживать леди Хайгарден разговорами о браке. И не вводить в заблуждение моим якобы к ней интересом.
Порой именно категоричность определяет сделку, и, будучи опытным банкиром, Эмилио Бьяджи всегда тонко чувствовал грань, за которой можно прибегнуть именно к этому аргументу. Но светское общество живёт совсем по другим законам. Не ошибся ли он, пытаясь их примирить?