Хайбрей

— Перевезите девочку в покои моего брата, — уверенным, сильным голосом произносит Вербурга, обращаясь к посыльному. После почти суток борьбы с жадно пожиравшей маленькое тельце болезнью, во власть которой оное безропотно и без сопротивления отдалось, лекарь решил, что случай безнадежен и велел послать за священником. К счастью для ребенка, служитель петерианской церкви как раз гостил у Кителеров и отрываться от шумного застолья желания не выказывал. Когда Верховная испросила разрешения попробовать помочь девочке, наслышанный о талантах ведьмы священник, дал свое согласие и благословение. Дитя тотчас же переходит в распоряжение Вербурги и пациентку живо переносят из лачуги, находившейся недалеко от гостиницы, где прибывший в столицу брат снял самые просторные покои. Едва взглянув на девочку, женщина понимает, что медлить не в коем случае нельзя. — Отошли их спать, они только мешать будут, — роняет леди Кителер, отмеряя нужную дозу лекарства. Чадо покорно проглатывает все, что она ей дает, но целебные отвары приносят результатов, ребенок не реагировал почти ни на что. Некоторое время, ни снадобья, ни лихорадка никак не проявляли себя. Лишь несколько часов спустя, словно бы две стихии схлестнулись друг с другом за власть над крохотным тельцем. Девочка вышла из оцепенения и судорожно ворочалась под одеялом. С четырех часов утра Верховная не отходили от постели, следя за усилением или ослаблением болезни. Ребенок, насколько ей позволяли силенки, зажмурила веки и сжала зубы, и изо всех сила стараясь лежать неподвижно, лишь с искаженным болью лицом перекатывая голову справа налево. Видно, юной леди доставалось от родных за внимание к своему состоянию, которое родители наверняка сочли неопасным. Что же, их невежество вполне объяснимо и понятно. Но почему тогда Вербурга так сильно сжимает столбик кровати, на которой тихонько хнычет девочка? Почему она так хочет приказать высечь отца и мать за пренебрежение собственной плотью и кровь, стоит ей увидеть, как ребенок напрягается и, снова сжав зубки, как-то странно прогибается в талии? От маленького голенького тела, прикрытого грубым одеялом, идет острый запах пота и взмокшей шерсти. Становилось понятно, что отвары здесь бессильны, и ей придется прибегнуть к иным способам, чтобы спасти едва теплившуюся жизнь. Ведьма призывает древние, словно само сущее силы, чувствуют, как они просыпаются и наполняют её, подобно сосуду, постепенно наполняемому водой, но вместо того, чтобы ощутить привычные покой и умиротворение, она чувствует могильный холод, пробиравший до костей. Значит, это не просто недуг. Значит, это проклятье, которое ей должно остановить и изничтожить. Значит, именно это она и сделает. 
Девочку бьет дрожь, сотрясают конвульсии, женщина будто на самом деле слышит, как кости гнутся и трещат под яростным напором чужой воли, облаченной в проклятье, но не останавливается. Это необходимо. Необходимо огнем и каленым железом выжечь лихорадку, которая заставляет ребенка приподняться с постели в попытке сладить с пугавшим её жаром. Крупные слезы брызнули из-под воспаленных век и поползли по свинцовому личику, на которое словно легла маска из серой глины, рот приоткрылся, и почти сразу же с губ сорвался крик, один-единственный, протяжный, чуть замиравший во время вздохов и заполнивший покои монотонной надтреснутой жалобой. Она смотрела на этот обметанный болезнью рот, из которого рвался не детский крик, а крик вне возраста и хладнокровно, методично и неумолимо выдавливала черноту из совсем еще юной души. Потому что знала, что в силах сохранить девочке жизнь. А после разыскать того, кто сделал это с ней и воздать по заслугам. Она достаточно сильна для этого. В этом у неё нет никаких сомнений. Разве что…
Розоватый свет, падавший из окон на каменные стены, постепенно принимал желтый оттенок. Дитя с любопытством озиралось по сторонам и не понимала, отчего матушка едва сдерживает сдавленные рыдания. По приказу Вербурги, ребенка накормили и омыли, после чего вернули родителям, которые себя не помнили от счастья. Леди Кителер поговорила с глазу на глаз с матерью и быстро поняла, что та не смогла бы подвергнуть свою дочь тому, что та пережила этой ночью. А еще заметила, что кажется отец был вовсе не рад выздоровлению ребенка. И вспомнила, что именно он противился тому, чтобы перевозить её в гостиницу. Тогда она списала это на нежелание расплачиваться за оказанную помощь, но сейчас ей так больше не казалось.
— Я присмотрю за ним, пока ты будешь в отъезде, — молвит Поллюкс, её брат-близнец, всегда читающий мысли сестрицы и прямо сейчас возникший за её спиной. Он протягивает ей свиток со сломанной, но хорошо опознаваемой гербовой печатью, который женщина лишь наскоро просматривает. К ней обращаются лишь с одной просьбой.
— Кто на этот раз? — герб не кажется ей знакомым, а значит женщину ждет путь неблизкий.
— Тот, кого ты вряд ли захочешь излечить, — усмехаясь произносит мужчина. — Ты отправишься морем, я полагаю? — интересует лорд Кителер.
— Так будет быстрее, — кивает Вербурга. — А еще я проведу там некоторое время инкогнито. Ты же остаешься здесь и передашь милорду регенту мои извинения по поводу столь скоропостижного отбытия в Авелли. Меня зовет долг целителя, который, возможно придется исполнять инкогнито. Я могу быть весьма ценной заложницей, брат мой, — задумчиво молвит Верховная. — Если они будут знать, кого искать.

Авелли

— А ты вполне сможешь зайти за графиню, — усмехается леди Кителер, останавливая скакавшую галопом лошадь и пуская её медленным шагом. До замка рукой подать, можно и приостановиться.
— Сойду, конечно, куда мне деваться, — отвечает рыжеволосая женщина, облаченная в платье Вербурги. — А вот Вы, госпожа моя, на служаночку-то совсем не тянете, — ах, как сложно было найти еще одну даму, да притом достаточно сговорчивую, чтобы согласиться на ту авантюру, которую спланировала ведьма. Что ж, обещание рассказать о том даре, что кроется в её компаньонке, скрепило сделку лучше крови и чернил. — О, нас уже повелели встретить! Служанка, оставайся поодаль, — капризно молвит Катриона (видно и правда достаточно прислуживала аристократкам и по верхам успела усвоить их манеры), после чего обращается к нескольким всадникам, что выехали навстречу. — Меня зовут леди Кителер, а это моя служанка. Его Светлость милорд Найтон пригласил меня на аудиенцию.
— Мы вас ждали, миледи, — кивает стража и, окружив спутниц, сопровождает их в замок. — Милорд Найтон будет готов принять Вас за ужином, как только Вы отдохнете с дороги.
— Весьма любезно с его стороны. Передайте ему мою благодарность. Я устала куда меньше, чем моя бедная старушка служанка, — успевает сказать Катриона, прежде чем затворить двери отведенных ей покоев. — Уж извини, — шепчет она, на что Вербурга лишь качает головой. — Каким нарядом мне порадовать Его Светлость?
— Скромным, — только и бросает ведьма.

Авелли, вечер

— Дела – делами, этикет по расписанию, — в полголоса произносит леди Кителер, наставляя компаньонку. — Но к сути постарайся перейти как можно скорее, — Катриона кивает, по ней видно, что она волнуется. А об их прибытии уже докладывают Найтону.

Отредактировано Werburgh Kyteler (2017-01-29 20:21:28)

Корабль «Надежда», за несколько дней до прибытия в Авелли.
Мало-помалу поверхность вод посветлела; сверкающие полосы,  на которые еще набегала ночная мгла, стали шире, взбаламученная пена весело рассыпалась брызгами,  и  в  первых  лучах  зари по барашкам  волн  пробежали  беловатые отсветы. Вставал день.
— Каков он? — спрашивает Катриона, отрываясь от созерцания безмятежной водной глади. Море прозрачно и на диво спокойно, хотя матросы минувшим вечером клялись и божились, что не миновать им шторма. 
— Я не встречалась с ним лицом к лицу, — молвит леди Кителер, бросив на товарку насмешливый взгляд. — Но коль скоро он пожелал своего герцогству независимости, полагаю его можно назвать… амбициозным, — от Вербурги не укрылся тот факт, что её компаньонка схватывает все на лету, запоминаю куда больше, чем от неё ожидают. Верховной такая внимательность была по нраву, она её даже поощряла, недоговаривая порой вещи довольно очевидные (как сейчас, например) и наблюдая, прочтет ли Катриона между строк. Поведение Андреса и правда можно было описать словом «амбициозный», почти с той же уверенностью можно сказать, что слово «безрассудный» будет ничуть не менее верным. Что же, все хотят, чтобы прочие затянули пояса, оставляя собственный застегнутым на той же дырочке. Увы, так не бывает, ибо каждый, кто хочет серьезных преференций в экономике (да и в любом другом чувствительном для собственной вотчины вопросе), должен уступить часть своего суверенитета в делах политических. Впрочем, всегда есть старая добрая война, а мужчины по природе своей таковы, что отказываться от неё не захотят и не смогут.
— Но коли решили взглянуть на него собственными глазами, значит, он не безнадежен, — смеясь произносит Катриона. Последнее в перспективе вполне могло превратиться в «договороспособен».
— Никто не безнадежен, — задумчиво молвит леди Кителер.
— В вас говорит лидер или же лекарь? — сузив кошачьи глаза, интересуется товарка. Вербурга изумленно вскидывает брови и отвечать не спешит. Потому как в ней главным образом говорит человек, надеявшийся на лучшее. В их век ни лекарям, ни лидерам надежды на лучшее вряд ли свойственны.
— Постарайся не задавать Его Светлости столь же неоднозначных вопросов, — произносит наконец ведьма.
— Ему не буду, госпожа моя, — обещает женщина своей будущей наставнице. — Герцоги нынче обидчивы.
Авелли, вечер
Катриона опускается в поклоне. Что ж, вполне сносно.
— Я рада приветствовать Вас, милорд. Наше путешествие было ничуть не утомительным и даже приятным, — со сдержанной улыбкой продолжает она, давая понять, что осведомлена обо всех сложностях, но не страшится их и готова оные преодолевать. Эта решительность предназначалась скорее для Вербурги, нежели для Найтона, но мужчина, кажется, не счел фразу двусмысленной. Катриона же следующими словами доказывает собственную решимость в полной мере. — Не сочтите за дерзость, Ваша Светлость, однако, вопрос, ради которого Вы просили меня прибыть, мне скорее всего известен. Полагаю, дело в моем таланте лекаря, за иными услугами ко мне попросту не обращаются. Могу Вас заверить, что присутствие моей служанки никоим образом не помешает нам, даже наоборот. Искусство врачевателя – ремесло тонкое, да к тому же непростое. Четырем рукам облегчить участь пациента будет куда легче, нежели двум, — уверяет лже-графиня. Ответ её звучит более чем любезно, но в то же время в нем нет и намека на заискивание. Сама Верховная вложила бы в свои слова чуть больше стали, дабы вразумить, а порой и напугать. К врачевателям с одинаковой боязнью и недоверием относились как могущественные лорды, так и невежественные крестьяне. Все они одинаково трепетали и тянули до последнего, не желая связываться с целителями и надеясь, что все само собой образуется. К слову, и господ, и простолюдинов одинаково удивляло заявление, что так, увы, не бывает. — Катриона помогала мне выхаживать нашего доброго короля Чарльза, упокой Отец Создатель его душу, — добавляет женщина. — Она также надежна, как и я, — леди Кителер скромно потупила взор, призывая всю свою выдержку, дабы не улыбнуться и не дай боги не рассмеяться.
—Миледи слишком добры, — чуть слышно произносит Вербурга, бросив на товарку смущенный и полный признательности взгляд. Оный означал, что лже-графине стоит попробовать перейти к делу.
— Какие раны беспокоят Вас, милорд? — осторожно осведомляется она. Все-таки герцоги, как верно заметила сообщница ведьмы, и правда обидчивы, притом сейчас гораздо больше, чем еще несколько лет назад. Особенно обезоруживаемые женщиной.

Отредактировано Werburgh Kyteler (2017-03-20 15:09:41)