Родовое гнездо Стоунов  полнилось предпоминальной суетой. Слуги заботились о нуждах гостей, конюшие заботились о господских лошадях; в большом нижнем зале были выставлены длинные столы к вечернему пиршеству и подняты из погреба бочки с вином; жаркая битва шла на кухне – так там все гремело, пылало и сдобрялось  отборной бранью.  Даже тетушка Анна, с первого дня приезда и доселе почти не отходившая от Оуэна ни на шаг, сейчас куда больше была занята понуканием кастеляна, который считал, что совершенно в этом не нуждается.
   Юный Стоун был предоставлен в эти дни самому себе и совершенно не находил занятия, кроме как приветствия гостей по их прибытии. Тетушка уверила его, что ни о чем не стоит беспокоится и все прочие хлопоты она возьмет на себя. Мальчика и правда никто не беспокоил, кажется, его даже не замечали.
   На памяти Оуэна такого многолюдья и суматохи это место еще не знало, и в чем-то происходящее виделось ему отражением той новой жизни, в которую его бросила смерть отца. Странно было думать, что граф уже больше не вернется в эти стены; странно было слышать от слуг «Ваше Сиятельство» по отношению к себе.  Гости были более осторожны с этим. Они присматривались, приносили соболезнования, обещали помощь и тут же припоминали мальчику невыполненные старшим Стоуном обещания. При этом Оуэн успел заметить, что одни и те же обязательства, оказывается, были у графа перед совершенно разными людьми. И помня отцовские наставления, он не спешил ничего обещать. Самое близкое, что приходило ему на ум при виде всего этого – вороны. Когда они собирались в кронах деревьев огромной галдящей стаей, перелетали с места на место, шумно делили что-то друг с другом… А юный Стоун смотрел на них снизу.
   Кому из них можно верить? Сейчас отцовские нравоучения не казались ему  праздными, однако он не находил в них главного – поддержки. За спиной Оуэна больше никто не стоял, и там зияла пропасть не меньшая чем впереди.   Куда будет правильнее шагнуть? Что будет правильнее сказать? Ждут ли вообще от него этого?
   Даже старик Джон сейчас был занят работой. А гости в ожидании вечерней тризны развлекали себя как могли. Куда ни пойди, везде можно было наткнуться на их группки. По двое, трое они прогуливались по коридорам, облюбовывали углы и целые комнаты. Они громко спорили и тихо шептались, и все слова, которые доносились до Оуэна касались земель и верности, крови и выгод. Похоже, только он один сожалел о том, что тело графа не упокоится в фамильном склепе, как должно, со всеми почестями, которые он заслужил. Всех прочих будоражило что-то иное, но оно неуловимо ускользало от понимания мальчика.
   Глубокие размышления юного Стоуна прервали слова, разительно выделявшиеся на фоне всего прочего: впереди по коридору кто-то из гостей прижал к стене одну из служанок, и та неубедительно просила отпустить ее к госпоже. Маленького тихого лорда заметили не сразу, да и после, кажется, не придали большого значения. Сославшись на то, что служанка должна перестелить ему простыни, гость утянул ее в комнату. Оуэн проводил взглядом совершенно растерянную перед ним девушку, успевшую возразить: «но я не служу здесь…», и какое-то время бездумно смотрел на закрывшуюся дверь.
   Может быть, стоило тоже пойти в свою комнату, пока его не позовут вниз? Однако долг хозяина не позволял ему запираться. Еще был далеко не вечер, а мальчик уже чувствовал себя бесконечно усталым. Тренировки Джона были не такими изнуряющими, как вот это вот все.
   Оуэн тяжело вздохнул и, привалился спиной к холодной стене под высоким промерзшим окном в конце мрачного коридора.

Оуэн не сразу среагировал на чужое приближение, уже привыкший, что гости больше заняты друг другом. Все приветствия и намеки были сказаны, и компания мальчишки превращалась в бремя. Чтобы ни говорили о мало понимающих детях, но юный Стоун прекрасно чувствовал отношение к себе, вот только не мог решить, рад он, что его не замечают или немного обижен, что не воспринимают всерьез.
   Когда к нему приблизились на расстояние в несколько шагов и мальчик понял, что идут именно к нему и уже никуда не сворачивают – он встрепенулся, отстранился от стены и приосанился, поднимая на лорда Йелоншира живой взгляд.
   Ему я тоже что-то должен?
   - Милорд? – удивительным образом переплел Оуэн приветствие и немой вопрос. Однако, если друг отца и желал о чем-то напомнить, то зашел он очень издалека.  Джозеф Хайгарден довольно часто гостил у Стоунов, во всяком случае, мальчик помнил его хорошо, пусть общение и ограничивалось рамками вежливых приветствий и трапезами за одним столом. Сейчас его слуги помогали готовить тризну, а его средства покрыли часть расходов. Оуэн уже выказал ему свою благодарность, однако тетушка была явно недовольна таким присутствием графа, и причислила его к стервятникам слетевшимся клевать наследие Дары. Сам юный Стоун считал такие слова несправедливыми, по отношению к человеку, который взялся помочь, вот только вслух об этом высказаться не смог.
   - Разве это не равносильно бегству с поля боя? – поинтересовался Оуэн, которому совет не очень понравился, хоть и указывал легкий путь. Отец постоянно твердил ему что-то похожее, советовал быть гибче, хитрее, изворотливее… вот только в книжках это называлось прикрытой подлостью, и истинные рыцари не прибегали к столь низменным уловкам. Старший Стоун рыцарем не был, и сын готов был прощать отцу его слабости, больше восхищаясь собственным дедом. Вот тот, если послушать бравые россказни Джона, был человеком что надо!  Он в хитростях не нуждался – шел напрямик без сомнений и страха, грозный как лев и способный одним махом смести семерых.  Говорят, он даже спал в доспехах. Оуэн тоже пробовал, однако если в кольчуге было еще ничего, то вот в шлеме очень неудобно, и это только больше подхлестнуло его восхищение стальным предком.
   - Я не могу бросать своих гостей, - заявил он, хоть и не был уверен, что кто-то из них станет его столь рьяно искать. – Это будет не хорошо по отношению к ним. Во всяком случае, мне было бы неприятно, если бы я прибыл в гости, а хозяин бегал от меня по своему замку. Я бы счел, что мне не рады. Вы бы, наверно тоже сочли это неуважительным… - юный Стоун совершенно открыто заглянул в глаза своего собеседника и изобразил виновато-вежливую блеклую улыбку. – Могу я вам задать вопрос, милорд? – Оуэн выдержал должную паузу, чтобы получить дозволение и тогда со всей серьезностью поинтересовался: - Что вы сделали первым делом, когда получили свой титул?

«Вы только что именно это и сказали!» - читалось в решительном взгляде юного Стоуна, когда, как ему показалось, граф Хайгарден пошел на попятную. Встрепенувшийся, мальчик сейчас походил на боевитого воробья, готового потягаться за хлебную крошку с огромным вороном. И почему взрослые считают себя вправе говорить туманно, а затем заявлять, что их неверно поняли?
   - Я вовсе так не считаю! – заявил Оуэн уже в спину своему собеседнику и поспешил за ним следом, чтобы вновь поравняться. Сначала ему показалось, что граф хочет последовать собственному совету и сбежать, но тот продолжил говорить на ходу и мальчик списал подобную манеру на занятость. Горько сознавать, что даже гостям в замке нашлось дело, а хозяину нет. И от того юному Стоуну ранили сердце несправедливые слова о том, что он не знает своих обязанностей.  Тут же захотелось доказать этому человеку обратное, дабы с высоты своего роста тот не глядел так надменно. Однако, как говорил Джон: «рыцарю не гоже скакать петушонком», и Оуэн задавил подкатившую обиду, оставшись, как подобает, сдержанным. Но тем потешнее были слова графа Хайгардена о том, что кто-то был несправедлив к нему.
   Восемнадцать лет были цифрой огромной. Чтобы понять каково это, Оуэну нужно было прожить еще почти столько же, сколько он уже прожил, а потому этот рубеж казался очень далеким. К этим годам, он, конечно же, уже будет мудр как Джон и покроет себя славой умелого бойца и непобедимого полководца. Графу Йелоншира очевидно было проще вступать в свои обязанности – он уже все умел и все знал, и оттого юный Стоун коротко вздохнул.
   - Я смутно представляю, какие взгляды были у моего отца, - честно признался он. – Но я не уверен, что хотел бы им противостоять. Да и дом Стоунов немногочисленен…
   Оуэн не был уверен, что вправе распоряжаться судьбой собственной тетки, все было как раз наоборот – она была его опекуном до наступления совершеннолетия, и вряд ли с этим можно было что-то поделать. Нет, тетушка Анна не казалась плохим человеком, от которого следовало бы избавиться, хоть мальчик и не был готов соглашаться с ней во всем. Но он был рад, что кто-то находится рядом с ним, кто-то кому не безразлично положение Дома.
   Меж тем, войти в отцовский кабинет без отца было неуютно, отчего Оуэн помедлил на пороге. Старший Стоун проводил здесь немного времени, как редко бывал в самом замке, и куда чаще этим местом пользовался кастелян. Граф Хайгарден устроился в гостевом кресле, и мальчик оробел вовсе, не зная, уместно ли будет сесть на место хозяина или занять второе кресло рядом с гостем. Но непривычное обращение «Ваше Сиятельство» расставило все по местам, и юный Стоун, со всей подобающей чинностью, занял место за столом.
   - На время подготовки к тризне капеллан отложил мое обучение, - ответил Оуэн, так же скосившись на хозяйственную книгу, к которой его никогда не подпускали, а для наглядности демонстрировали лишь записи многолетней давности. Впрочем, мальчик не особо этим любопытствовал, ибо цифры в них всех были неимоверно скучны. Наверно, будучи теперь хозяином, он мог потребовать вовсе не беспокоить его подобной ерундой и слушать только тех учителей, которые были ему интересны, но было в этом что-то неправильное, хоть юный Стоун и не мог с уверенностью сказать что именно.
   - А вам пригодились уроки ваших учителей, милорд? Или какие-то науки остались бесполезными? Может быть, стоит отложить их насовсем и уделить чему-то больше внимания? – задавая этот вопрос, Оуэн конечно же рассчитывал услышать, что не нужны ему география и философия, например, а нужно налегать на меч. – И что хотел сделать мой отец? Я, конечно, не собираюсь быть мастером над шептунами, но у него же были какие-то планы на дом Стоунов… вы его друг, возможно он с вами делился ими.
   Пожалуй, мальчику отчаянно хотелось заиметь какой-то маяк, который бы помог ему двигаться в правильном направлении. Отчаянно хотелось поступать правильно.