Повествование графини и впрямь звучало складно. Словно хорошо продуманная пьеса из расчёта на взыскательного зрителя. Но, как знать, возможно, у неё этих пьес несколько больше, чем одна, а сам Генрих – просто ещё один зритель, повзыскательнее прочих? Как бы то ни было, в случайность, смешанную со знанием тайных ходов монастыря, он бы не поверил… Впрочем, о том ли сейчас речь? Какой смысл уличать леди Кителер в несоответствии, которое вполне себе проглотили графиня Бэйлоршира (наверное, всё же сестра, жена графа прибыла в столицу вместе с Баратеоном, и ни о чём подобном никто из них не упоминал) и лорд Де Ниерра (а это ещё кто такой? впрочем, неосведомлённость никогда не прибавляет очков в глазах собеседника, значит, пока вполне можно обойтись без уточняющих вопросов), когда эта история прошла мимо него самого? Так недолго упустить самую суть, ввиду чего дальнейший диалог станет напоминать увлекательнейшую беседу слепого с глухим.
«…устроила расправу над петерианским храмом так, чтобы все улики указывали на хайбрейский ковен».
Ковен? Это слово резануло слух. Казалось бы, ничего необычного в нём не было, Генриху и прежде случалось слышать, что ведьмы именуют свои… хм… ордена?.. именно так. Но с другой стороны лорд-регент вдруг почувствовал себя так, словно вторгся за границы, куда ему не было хода. Намеренно или же нет, однако любое оправдание теперь сойдёт за насмешку, щедро сдобренную самодовольством, ну а как это смотрится со стороны, Генрих знал, пожалуй, даже слишком хорошо.
«Не потому, что потеряла множество сестер в вере, а потому что потеряла корону».
Корону? Отец-Создатель, и тут она! Почему, ну вот почему всё, что происходит в последние месяцы, так или иначе, связано с короной?! Или же это Генрих чересчур наивен в том, чтобы не замечать, что его «последние месяцы» на деле протянули корни весьма глубоко в прошлое и будущее? Скорее всего, именно так. Отчего-то люди считают корону панацеей от всех бед. Только надень её, и весь мир упадёт к ногам, а проблемы растают предрассветным туманом, не оставляя после себя и воспоминаний… Наивные. Будь на то воля Генриха, он бы не прочь одолжить корону всем желающим на день или два, дабы они сами могли убедиться, что это ни что иное, как кусок золота и груда драгоценных камней. Вот только желающих будет слишком много, а заблуждений и того больше. Да и разве согласится тот, кто увенчал себя короной, добровольно отказаться от неё, памятую про установленные сроки? На то, чтобы ответить утвердительно, даже всей удивительной наивности Генриха не хватило бы.
- В таком случае, ей следует мстить не Хайбрэю, и даже не Хельму, а Мирцеллам, разве нет?
Неуклюжий вопрос. Генрих понял это спустя пару ударов сердца, но вернуть слова обратно было уже невозможно. Человек, одержимый местью, редко отделяет «своих», то есть тех, кто и впрямь этой мести «достоин», от «чужих», не упуская случая плюнуть в суп хоть кому-нибудь. Но нынешний суп принадлежал петерианской церкви. Не слишком ли дерзкий поступок даже для ведьмы?
«…не прекращайте охоту на ведьм…»
Сказать, что просьба Её Сиятельства окончательно сбила Генриха с толку, означало бы преуменьшить глубину его непонимания всего происходящего. Ведьма просит возобновить войну с ведьмами? Пожалуй, больше удивить лорда-регента сумела бы только Орллея, требующая того же вопреки пиратской угрозе. Но орллевинцев здесь не было, в то время, как леди Вербурга была. Что это? Какое-то замысловатое испытание, по результатам которого графиня напомнит герцогу Хайбрэй о том, кто именно спас его брата, а самого Генриха упрекнёт в неблагодарности? Зачем? Чтобы дать себе повод выступить против него, да ещё и не в одиночку, а со всем своим ковеном? Проклятие, кажется, за время своего регентства Генрих повидал куда больше врагов, чем следовало, чтобы проснувшаяся в нём мнительность теперь усматривала их тени за спиной каждого, кто просто обмолвится с ним словом… Это слишком? Или, напротив, в самый раз?
- Миледи, Вы верно понимаете суть своей просьбы? – Наконец проговорил лорд-регент, глядя на кувшин в руках женщины. - Не тушить костров, разожжённых Чарльзом? Теперь, когда все мы видим, что это пламя расползлось по всему континенту, поглощая не еретиков, но всех, кто не успеет убраться с его пути? – Должно быть, она обезумела. Ведьма или же посланница богов, леди Кителер остаётся женщиной, созданием, самой природой не предназначенным для созерцания столь ужасающих картин, что предстали перед нею в монастыре святой Альферии. Признаться, Генрих бы сейчас дорого отдал за возможность разглядеть лихорадочный блеск в глубине её глаз (пусть бы это и означало, что сам он находится один на один с ведьмой, охваченной безумием). Однако даже глоток вина не предал остроты его взору. - Вы отдаёте себе отчёт, что если сейчас я отвечу Вам согласием, однажды инквизиторы могут придти в Ваш дом? Или же в дом другой женщины, чей дар спасал жизни вместо того, чтобы губить их? Для Великого Инквизитора не существует ведьм добрых и злых – только лишь ведьмы, которые должны быть преданы костру, даже если за всю свою жизнь не обидели и мухи. И эту позицию я должен поддерживать? Я, чьему брату был дан второй шанс вопреки законам смерти? Не понимаю, простите…
Генрих и впрямь был растерян. Растерян настолько, что даже не потрудился скрыть это за маской отчуждённости, какую Его Светлость надевал всякий раз, когда кто-либо подзуживал его на обличительные высказывания в адрес «богомерзких созданий». До сего дня герцогу Хайбрэй удавалось сохранять нейтралитет, раз уж открыто выступать в поддержку тех из одарённых, что не несёт зла своей магией, в нынешнем Хельме подобно самоубийству. Быть может, много лет спустя… если всех ведьм не перебьют чуть раньше.
- В компании герцогов и грандлордов? Вам должно быть известно, что в подобной компании я чаще всего ограничиваюсь молчанием. До сего дня его было достаточно, чтобы лорды додумывали мои реплики в диалоге самостоятельно. К тому же, еретики в ведении церкви, а вовсе не светских властей. Боюсь, моя позиция тут ни в коей мере не может стать решающей. Нужно быть одержимым, как… –«…Чарльз,» - а я не настолько хороший лицедей, чтобы сыграть эту роль.
«…спасти тех, кто спасения заслуживает, редко можно с помощью одного лишь благоразумия и милосердия».
- Вот как? Ну а как же тогда их спасти? – Позабыв про вино, Генрих жадно подался вперёд. Их разговор с леди Кителер здорово отдавал безумием, однако безумие это затягивало, словно трясина. - Вы ведь сами обмолвились – некоторые вполне себе спасения заслуживают. Вы рассказали мне об Изольде Арден, однако же, в моей памяти всё ещё живы воспоминания о нашей прошлой встрече с Вами. Если отдать ваши с нею судьбы в руки инквизиции, они тот час же разложат пару костров, и если на леди Арден после Вашего рассказа мне наплевать, то как быть со вторым костром… Отойти в сторону? Этого Вы хотите? Надеюсь, что нет, и сейчас между нами всего лишь недопонимание. – Откинувшись на спинку кресла, Генрих отсалютовал своей гостье кубком, не отрывая от неё взгляда. -Полагаю, не нужно повторять, насколько я благодарен Вам за ту услугу, что Вы оказали мне в прошлом. И если же Ваше желание и впрямь состоит в том, чтобы я поддержал святую войну церкви против еретиков, прошу Вас, не подбирайте слова – говорите, как есть. Потому что сейчас мне всё ещё думается, что я просто ослышался… Ну, или же не услышал чего-то, что должен был.
Изольда Арден, Изольда Арден… а с этой напастью что делать? Известить Рейнис или отправить её приметы на границу с Орллеей, которую ведьме придётся пересечь, если она пожелает вернуться в Моргард?