Немолодой мужчина вышел из трактира во внутренний двор и, прихрамывая, направился к бочке с водой. Было утро и на внутреннем дворе мельтешили только слуги, постояльцы же пока еще лежали в своих теплых постельках и пускали слюни в подушку. В мужчине можно было определить зажиточного человека только по хорошим сапогам с позолоченными шпорами да кинжалу на поясе. Ну еще тугой кошель рядом с кинжалом явно намекал на то, что мужчина не стеснен в средствах. В остальном же он был одет весьма просто. Простая нательная рубаха из шерсти, простые портки, местами потертые и вышорканные на внутренней части бедер - верный признак того, что человек привычен к седлу. Внутренний двор был наполнен вполне обычными звуками повседневной жизни. Кто-то из слуг колол дрова. Колун мерно опускался на поленья, раскалывая их надвое. Кто-то носил воду, кто-то палил куриные тушки..
Хоул, поежившись, заранее ощущая, что будет прохладно, окунулся головой в воду и вынырнул, отфыркиваясь, как норовистый конь. Несколько струек потекли по спине, отчего магистра передернуло. Барон провел по лицу сухой ладонью и, улыбнувшись, пошел обратно в трактир. Однако на входе столкнулся с каким-то парнем.
-Прошу прощения, сэр,- пробормотал парень и поспешил ретироваться.
-Прощу. Как только ты вернешь мне кошель,- обернувшись и наблюдая за парнем, ответил Гвидеон, тут же ухватив того за рукав куртки. Парень тоже оказался не промах и пнул в колено барона, заставив того чертыхнуться и отпустить рукав. Рыкнув, рыцарь взял придерживавшее дверь полено и швынрул его в парня, который собирался сбежать. Попал.
-Ну а теперь назови мне хоть одну причину, почему я не должен сдать тебя властям или вздернуть прямо тут?- хромая теперь уже на обе ноги, Хоул подходил к оглушенному воришке.

-То есть здесь?- спросил он, глядя на.. Магистр окрестил это поместьем, хотя можно было быть уверенным, что изначально это сооружение было замком. Он направил своего коня в сторону обиталища местных хозяев, даже не глядя за тем, поспевает ли парень за Мистралем - верным другом и товарищем уже на протяжении многих лет. Гунтер не был обеспокоен тем, что к хвосту привязали веревку с неудачливым вором, который выбрал не ту жертву сегодня. И у этого самого вора не было выбора, кроме как поспевать за шагающим конем.
Барон отправил двух слуг предупредить хозяев земель, что он намеревается нанести им визит. Собственно, условно, это было испрашивание разрешения. Даже не смотря на то, что барон в Моргарде являлся одним из самых могущественных людей и правой рукой короля, он понимал, что пренебрежение некоторыми правилами могут сыграть отнюдь не на руку. Здесь был не Моргард.
Навстречу ему скакал галопом слуга, которого он отправлял.
-Их Сиятельство готовы вас принять, мой лорд..
Магистр ордена Красного Солнца поморщился.
-Иногда мне кажется, что в скором времени мне начнут вытирать задницу без моего разрешения и приказа. Привяжи веревку с вором к своему седлу и езжай за мной.
Слуга отвязал веревку от хвоста Мистраля и магистр пустил коня рысью.

Спрыгнув с лошади, Хоул Гвидеон топнул, заставляя пыль с сапогов и одежды подняться небольшой тучкой. Он снял бобровую шапку с головы и похлопал ею по стеганному халату и берцам сапог, после чего напялил обратно на голову, убедившись в том, что она хотя бы выглядит не сильно пыльной.
-Добрый день, леди,- он наклонил голову в знак приветствия.- Прошу прощения за беспокойство и за свой внешний вид. Барон Хаафингар, Хоул Гвидеон, к вашим услугам.
Из-под седла торчала длинная рукоять меча. С другой стороны был приторочен аркебуз - арбалет с дулом, стреляющий пулями.

-Рад знакомству,- ровным тоном произнес Хоул. Собственно, своим поведением он всегда оправдывал свое прозвище, которое приклеили к нему его товарищи и подчиненные. И дело было не в том, что он был холоден в общении, хотя это только дополняло картину, дело было в том, что даже в самой неожиданно возникшей ситуации он предпочитал отдавать преимущество не эмоциям, а разуму. Холодный.
Ничего не добавив, он проследовал за хозяйкой имения, отмечая, как открываются двери и сколько слуг встретилось по пути. Он не упрекал аристократов за то, что их слуги допускают проступки, однако своих слуг он наказывал весьма жестко, если те совершали преступление и позорили его имя. Он мотивировал это тем, что люди должны выполнять свою работу, если им платят. Платил барон достойно и не драл четыре шкуры с простых людей. И работа слуг заключалась, в том числе, в поддержании доброго имени хозяина. Барон не наказывал без причины и не искал причину лишний раз.
Магистр уселся в одно из кресел и снял шапку, положив ее на подлокотник. Некоторое время он молчал, разглядывая обстановку, царившую в кабинете. Не слишком много роскоши, однако слишком много уюта. В таком помещении хочется предаваться раздумьям и отвлекаться на комфорт, нежели работать. Впрочем, это свое мнение он оставил при себе. Он не знал, чего следует ожидать от жены местного лорда, равно как не знал ее осведомленность в политике лесного королевства, хотя был уверен, что ее муж наслышан о простолюдине, выбившемся в самые верха власти. Он испытующе посмотрел своим обычно-холодным взглядом на женщину.
-Вас, вероятно, беспокоит, с какой стати моргардский барон решил нанести визит в это чудесное имение, леди..- собственно, это было предположение, с точки зрения магистра, весьма и весьма справедливое. Если Хоулу и было не комфортно от того, что он в пыльной одежде уселся в дорогущее кресло и обеспокоил хозяйку земель своим визитом, то виду он никак не подавал.- Прежде, чем переходить к делу, позвольте выразить вам почтение за радушный прием и гостеприимство, а также задать вам вполне невинный вопрос?- замолчав на некоторое время, чтобы из вежливости дать женщине кивнуть или повести бровью, либо же иным другим способом подтвердить возможность задать этот самый вопрос.- Как много вы платите слугам, леди? Служанкам, прачкам, конюхам.. Поварихе, в конце концов. Вы помогаете семьям тех, кто имел счастье удостоиться чести служить вам?
Барон знал не по наслышке, что прямой вопрос в лоб хорош только с теми, кто не может тебе отказать в ответе. Он с полной уверенностью в собственной правоте и власти, мог задать любой прямой вопрос любому моргардскому лорду. И любой лорд поостерегся бы отказывать Хоулу в праве услышать внятный ответ и задать еще несколько вопросов. Здесь же мог получиться вполне себе скандал, если бы он обвинил с порога слугу графа в воровстве. Так или иначе, магистр не стал бы магистром ордена, если бы не умел то, чего требовал уметь от других. Задавать правильные вопросы и получать на них ответы.
В целом, пока что все было невинно и прилично.

Если вернуться на три с половиной десятка лет назад, то, наблюдая за Хоулом, можно было бы увидеть разбитые губы и нос на молодом и довольно простом лице. Его господин бил его. Ежедневно Хоул испытывал боль. Жестокую и непрекращающуюся. Опухали пальцы, по которым прилетало тренировочным железным мечом, нещадно саднили ребра, по которым проходилось колено лорда. Сэр Рэддрик считал своим долгом объяснить своему оруженосцу, что все полезные навыки и умения достаются через боль. В боли и крови появляется младенец. Он кричит, как и его мать. Если младенец не кричит, значит ему причиняют боль, заставляя его закричать. Иначе никак. Нет боли, нет и жизни. И дальше по всей жизни так - не сумел избежать болезненного укола сегодня - получил урок, который тебе придется усвоить. Разумеется, сын кузнеца пытался нагреть ладонь монетами, которых не заработал. И был бит своим господином, который пытался донести - и был в этом весьма убедителен - до своего слуги простую истину: ничего не дается даром. Все, что ты получаешь просто так - ты не ценишь. Заслужи, заработай, вырви зубами свой кусок и тогда ты никому его не отдашь. Над тобой будут давлеть воспоминания, каким трудом тебе это досталось.
-Достаточно, значит..- поджал губы Гвидеон.- Значит, ваши слуги не голодают и ни в чем не нуждаются? У них есть кров и пища?
Могло показаться, что простолюдин, из которого, как известно, не вытравишь происхождение, беспокоится о жизни таких же простолюдинов, как и он сам, во владениях графской четы. Так ли это было на самом деле?
-Быть может, вашим слугам платят за то, чтобы они порочили ваше имя своими поступками?- неумолимо и холодно продолжал он. Хоул сунул руку за пазуху и достал кошель, туго набитый монетами. Там, если опустошить его и посмотреть, были как золотые монеты, так и серебряные. В общей сложности там едва набиралось на стоимость средней лошади.- Здесь порядка двадцати персеев, леди. Я готов пожертвовать эти деньги на еду детям ваших слуг, если они голодают. В противном случае, я не могу понять, почему ваш конюх, молодой парень, пытался снять этот кошель с моего пояса в постоялом дворе. При всем уважении, госпожа Вентури, либо мне лжете вы и ваши слуги могут прокормить себя лишь таким презренным занятием, как воровство, либо они недостаточно четко понимают взаимосвязь чести вашего дома и их поступков,- отчеканил магистр.- И мой визит в ваши владения - лишь проявление уважения к власти, которую олицетворяет ваш муж вместе с вами на этой земле. Вы можете подойти к окну и посмотреть, кто из ваших слуг привязан к конскому хвосту. Почему за лошадью моего слуги не влачится бездыханный труп этого юноши, я уже объяснил.
Магистр поднялся с кресла и перевернул перстень на правой руке камнем внутрь. Так он делал обычно в том случае, когда кто-то из его подчиненных сильно провинился. Он не чурался рукоприкладства. И придерживался того мнения, что иногда проще двинуть в зубы и расставить все на свои места, чем изливаться соловьем, пытаясь донести словами то, что проще донести руками.
-Или в ваших владениях принято красть кошельки, леди?- барон посмотрел на Беатриче прямо и с некоторым вызовом. Да, вероятно, не стоило себя вести столь вызывающе, однако он считал свою гордость уязвленной. И пришел требовать некоторых пояснений.- Если тот юноша не ваш слуга, я принесу извинения за свой тон и свой визит и тотчас отправлюсь в городскую ратушу, где сдам его магистрату, как вора.

У некоторых королей и прочих аристократов принято казнить гонцов, приносящих плохие вести. Традиция, как считал Хоул, выражающая истинное лицо аристократии. Нежелание видеть очевидных вещей и желание жить в мире безоблачном.  Прятаться от проблем, которые нужно решать не казнью того, кто открывает тебе глаза. У каждого человека должен быть тот, кто покажет или расскажет тебе истину, сколь бы гадкой она ни была.
-Вы очень добры, благодарю,- произнес барон, глядя на графиню и садясь на покинутое им недавно место, с неудовольствием отмечая, что пыль никуда не делась. Более того, незаметная до того пыль на лице теперь стала заметна, как неудобная маска. Даже начало казаться, что на зубах заскрипел песок. В целом, барон был достаточно неприхотлив, учитывая, что он провел половину жизни отнюдь не в баронском положении. Сын кузнеца снял перстень с пальца, после чего снял перчатки и провел кончиками пальцев по лицу, с преувеличенной внимательностью рассматривая их. Затем растер получившуюся сухую грязь безо всякой брезгливости.
Отпив осторожно из кружки, в которую служанка налила отвар, он кивнул своим мыслям и внезапно обратился к служанке.
-Спасибо, красавица,- на губах появляется некоторое подобие отеческой улыбки. На мгновение. Затем лицо барона принимает свое обычное сосредоточенное и бесстрастное выражение.- Могу я рассчитывать на то, что мои слуги смогут отдохнуть, леди?
В целом, получи Гвидеон отрицательный ответ, он не сильно бы опечалился. Он придерживался той точки зрения, что служба сюзерену - это в первую очередь ответственность, а уже потом какие-то блага. А это значит, что на службе ты должен быть готов стойко переносить любые лишения и тяготы. Прими такую точку зрения и никакая мнимая несправедливость не покажется тебе чем-то съедающим твою душу от обиды. Выполни свой долг и, если тебя сочтут достойным, будешь вознагражден.
Барон Хаафингар был человеком, больше привыкшим отдавать приказы и указания, нежели пытаться поддерживать светскую беседу. Он осознавал свое могущество на территории лесного королевства. И за его пределами, пусть и не столь значительное. Он был человеком военным и привыкшим общаться фразами рубленными и короткими, насколько это было возможным. Это не значит, что он не умел поддерживать темы для разговоров, однако предпочитал по большей части молчать и слушать.
-Возмездие, леди Венчури, должно быть справедливым, но жестким. Иначе их ощущение безнаказанности все чаще заставит краснеть вас, а не их.
Женщина умела держать себя в руках, однако по выражению лица и движениям, было видно, что телесные наказания она считала чем-то предосудительным.
Отпив еще раз из кружки, магистр отставил ее в сторону и прямо посмотрел на графиню. Красивая женщина, следящая за собой. Однако она не вызывала ощущения властности и того, что в этом имении все в ее руках. Не было флера легкой стервозности. И Хоул пока не знал, к добру ли к худу. Однако, что точно было для него полезно, так это отсутствие истеричности, столь присущей многим благородным леди.

Хоул поджал губы. Нет, это не было знаком, что его чем-то задели или оскорбили. На зубах захрустел мелкий песок, который остался на лице вместе с пылью. Он вполне простым и не очень изящным жестом провел тыльной стороной правой ладони по губам и оттер получившуюся грязь большим пальцем левой руки. Когда с незамысловатым "умыванием" было покончено, он огляделся.
-Я мешаю вам, леди,- это не было вопросом. Это было констатацией. Факта неумолимого и простого, хотя и не особо приятного. Что немаловажно, привычного. Хоул привык быть занозой в заднице безрукого калеки. Вроде бы и вытащить-то ее было бы неплохо, но ничего не поделаешь - нет ручек, нет и сказочки. Он мешал многим. Будь он происхождения более голубокровного, чем семья кузнеца и стряпухи, злых языков было бы меньше. Придумали бы сотню пороков, которые бы таились в душе магистра. Могли бы пойти сплетни, что он занимается мужеложеством или скотоложеством, что он пьяница или.. Да что угодно. Происхождение же лишало необходимости большую часть моргардской аристократии включить фантазию. Простолюдин! Цепной пес короля! Грязная шавка, лишенная благородства и чести. Вот, пожалуй, краткий список его заслуг перед отечеством. Правда, слышать ему это доводилось в последние два десятка лет все реже. В основном, в подземельях замка на допросе, когда становилось ясно, что заключенного уже ничего не может оправдать. Как относился к таким словам сам рыцарь? Ему было плевать на мнение большинства этих напыщенных снобов, что кроме заслуг предков, нередко не могли ничем толком-то и гордиться.- Вы предложили мне погостить в вашем доме только из вежливости. Всем мешают незваные и нежданные гости. Вам не придется меня терпеть более, чем до вечера, леди Вентури.
Гвидеон вновь взял в руки предложенную для отвара посуду и еще раз отпивает, окончательно избавляясь от ощущения, будто ты наелся земли, а потом сунул голову в песок и принялся его вдыхать.
-Вы очень добры. Однако, большинство людей нередко принимает доброту за слабость и понимает только язык силы. К сожалению.
Хоул допил одним глотком оставшийся отвар и вновь отставил посуду в сторону.
-Знаете, многие просто не умеют быть благодарными. Вы даете им кров, кормите их.. Не всегда досыта, однако это все равно больше, чем кто-то мог бы предложить.. Вы даете им одежду, потому что грязные и неряшливые слуги многое могут сказать о своем господине. Взамен вам нужна лишь преданность и понимание. Понимание, насколько большую честь вы им оказываете и насколько велика их ответственность. Теперь они становятся не просто ремесленниками и крестьянами, теперь они - часть ваших одеяний. От них не требуется непосильное. Служи своему господину и он отблагодарит тебя так, как ты достоин. И что вы получаете в замен? Позор, муки совести, смущение, терзания. Все то, чего могло бы и не быть. И за то, чего вы не совершали.
Магистр пожал плечами.
-Это необходимая жестокость. Если спустить с рук один грешок - человек решит, что можно сделать и больше. Будет проверять пределы дозволенного. Сначала крадет, потом отбирает.. Лучше и милосерднее пресечь это сейчас, чем через пару лет увидеть несчастного в петле.
Гвидеон говорил все это ровным тоном, словно заученную речь, которую он повторял тысячи раз. Примерно подобное говорил своему бестолковому оруженосцу сэр Рэймонд, когда юный Хоул допускал неосторожность попасться на каком-нибудь проступке. Возмездие всегда найдет свою цель. Рано или поздно.
Магистр нечасто улыбался в последнее время. Улыбка надолго не задерживалась на его лице с тех пор, когда он стал вдовцом. И в отличие от расчетливых браков дворян, он безмерно любил свою почившую жену.
-Впрочем, вы наверняка в глубине души с этим несогласны, раз не приемлите насилие.
Могло показаться, что все произнесенное отдает неким высокомерием, мол, уж я-то точно знаю истину, а вот вы, леди, мягкотелы и не можете сделать того, что должно. Это было не так. Леди могла сослаться на мигрень, могла просто извиниться за слугу и сказать эфемерное "спасибо" за то, что Гвидеон привез вора лично. Да хоть к черту послать могла, на самом-то деле. Однако, сидела здесь и выслушивала магистра. И даже пыталась сделать общение уютным, будто бы она его пригласила в гости, а не он вломился в имение. Барон оценил этот великодушный жест.

Если бы кто-то показал Хоулу будущее, которое ждет его и его страну, его короля, его королеву, всех тех, кто верно служил своей родине и своим сюзеренам, а потом сказал бы магистру, что для предотвращения этого необходимо совершить настолько мерзкое и ужасное преступление, что в историю магистр вошел бы как мясник, насильник, убийца.. В общем, полная противоположность всем церковным заповедям, архиеретик, Хоул бы сделал то, что от него требуется. Он вырезал бы всех Ардернов, уничтожил бы саму память о них, засеял бы их земли солью, чтобы никогда на них не взошло зерно и что-то более серьезное, чем бледная сорная трава, которую не стали бы даже пухнущие с голода полевые мыши жрать. Он бы сделал это. Уничтожил бы основную угрозу и свое имя. В конце концов, именно в этом он поклялся, когда вступал в орден. Именно в верности он клялся, когда становился рыцарем. Но пока что все было тихо и спокойно. Пока что ничего не предвещало беды.
-Вы считаете, что необходимо поощрять собаку, которая нагадила дома? Отсутствие наказания как раз и будет являться поощрением. Не думайте, будто я считаю своих или ваших слуг глупыми животными, однако с каждым стоит общаться на понятном языке. У вас есть преимущество вершить правосудие над вашими людьми. Каждому хочется немножко справедливости, леди. А церковные истины хороши лишь в монастырях. К сожалению.
Гвидеон смотрел прямо, уверенный в своих словах. Да, он был достаточно набожным человеком, однако эта его набожность заключалась в том, чтобы мечом защищать тех, кто не может сделать этого сам. Мир не идеален. Всегда найдется тот, кто захочет откусить чужой кусок.
-Впрочем, кто я такой, чтобы говорить вам, леди, как вам надлежит обращаться с вашими слугами? Просто попомните мои слова, уроки должны быть своевременными. Мальчишке будет наплевать на укоряющие взгляды. Ваши, его родителей. Не преподадите сейчас, в следующий раз, а он обязательно будет, преподаст кто-то другой и более жестокий.
Хоул не единожды развешивал по веткам воров и разбойников. Насильники и убийцы, самые отъявленные головорезы, впрочем, не удостаивались легкой смерти во владениях барона. Насильникам вспарывали брюхо и отрезали их детородные органы. Кутасы после смерти вставляли в рот, а до смерти они мерли шагами собственные кишки. И подобный урок жестокости магистр преподносил прилюдно. И, что самое интересное, как-то не очень задерживались в его землях такие ублюдки. Справедливость, пусть и такая жестокая, давала свои плоды. Иначе было попросту нельзя. Торговцы должны быть уверены, что земли, в которых они веду свои дела, безопасны. Разумеется, преступники были везде, но вот их количество..
-Я уже достаточно стар, чтобы менять свои взгляды на жизнь.. Во всяком случае, настолько кардинально,- он улыбнулся одними губами. Графиня была действительно доброй женщиной, которая переживала за своих людей. Редкое качество для аристократа - беспокоиться в первую очередь о своих обязанностях перед людьми, а не о шкурном интересе. Большинство из родовитых баронов и графов предпочитало тянуть жилы с крестьян, принимая их труд, как должное. Без взаимных обязательств.- А вы слишком добры, чтобы поддерживать мою точку зрения. Приятно знать, что остались еще люди, красивые одинаково душой и телом.