Провозглашение нового гасконского герцога назначили на конец лета, когда стало известно, что поиски и ожидание предыдущего Фосселера, носившего титул, не увенчались успехом. Церемония носила важный политический характер, впрочем, от нее привычно ожидали пышных и диковинных увеселений, что было куда более в характере гасконцев, нежели нудные разговоры о процветании их земли. Генриетта, ставшая за годы проживания в чужих краях приемной дочерью Гасконии, не особенно вникала в суть события - она лишь радовалась поводу покинуть сонное царство, установившееся в замке тестя за последние месяцы. Одной из основных причин напавшего на всех оцепенения была жара, изнурявшая графство, которое в отличие от Вианншира не имело выхода к морю, способного подарить глоток свежего воздуха страждущим. Другой причиной стали дети, вернее заботы о них. Вчера их решено было отправить в Сен-Клу, где барон и баронесса условились провести теплые осенние месяцы, нагостившись во владениях своего важного родственника. Теперь же Генриетта отдавала последние распоряжения относительно путешествия малышей и своего собственного. Посреди комнаты стоял сундук, куда служанки бережно укладывали туалеты, приготовленные для блистательных столичных вечеров и погруженных в негу послевкусия ночей. Политика, как уже было сказано, не занимала светловолосую голову девушки. Об этом было впору размышлять Марго, еще одной невестке Кеннета Фосселера, которая оказалась младше Генриетты по возрасту и одновременно старше ее по положению. А леди Девантри гораздо больше занимала и интриговала личность молодого "повелителя Гасконии" - возможно, потому что он являлся первым герцогом, чье возвышение она увидит, а может оттого, что он был и кузеном ее мужа по совместительству. Удивительно, но отношения старшей и младшей ветви семейства, которому она принадлежала после замужества, оказались совсем не такими сплоченными, как у Девантри. Генриетта не забыла, с каким почтением ее покойный отец отзывался о лорде канцлере, своем старшем брате, и как они, его дети, смотрели на старших кузенов - Томаса и Аннабель. И ей, воспитанной в таких семейных ценностях, иерархически выверенных, но справедливых, было в новинку поведение Филиппа и Луи со времени пропажи Флориана. Братья отреагировали на произошедшее настороженно, если не сказать странно. Однажды баронесса даже уловила слова "Лестер" и "пожар", поставленные в одном предложении, и это только разжигало не вполне осознанное любопытство. Она была не просто внимательной юной особой, но и весьма сообразительной для женщины своего круга - коль скоро она начинала думать, интересоваться и сопоставлять, любопытство могло далеко ее завести.
     Замок Вианншир встретил их даже сверх ожидания шумно и многолико - количество людей и украшений в эти дни сливалось пестрыми волнами непрерывно колебавшегося моря. Генриетта посещала замок ранее, но не успела к нему привыкнуть. Архитектура их дуврской резиденции воспринималась ею каменным воплощением легкомысленного изящества и плотских утех, которые поощрялись в ее стенах. В то время как замок в Гвиннбрайре возводили с единой целью - продемонстрировать мощь и величие герцогов Гасконии всем его посетителям. Баронесса не видела ничего подобного на своей родине - отец не обладал достаточным влиянием, чтобы вывести ее в свет на высшем уровне. Впрочем, переезд в восточное герцогство не сильно сказался на положении девушки - они с супругом находились "при дворе", но оставались младшими родственниками хозяина этих краев. Фигура молодого герцога, высокая и статная, была видна издалека среди мелькавших облачений и причесок знати, разодетой словно герои сказаний. По этикету рядом с ним присутствовала женщина - но не жена, а мать. Баронесса Сен-Клу и достойная леди Вианншир уже были представлены и в первый же день обменялись вежливыми приветствиями. Вот, кажется, и все, на что можно было рассчитывать. Взгляд самого Лестера Фосселера скользил поверх их с Филиппом голов - на церемонии вручения подарков, когда они преподнесли влиятельному родственнику кресло-трон виртуозной работы, и в последующие дни.
     Самым насыщенным, ярким и утомительным выдался, разумеется, день наделения Лестера его властными полномочиями. Лица дворян, покрытые винным румянцем, велеречивые выкрики и поздравления, за которыми трудно было определить их подлинные намерения, всеобщее оживление и суматоха заставляли Генриетту чувствовать себя такой же возбужденной и счастливой. Для этого особенного вечера она выбрала неброский, но роскошный бежевый бархат, который туго охватывал талию и оставлял открытыми плечи. Филипп, напротив, облачился в самый кричащий из своих дублетов - иногда девушка ощущала себя чистым холстом на фоне самоуверенного супруга, к которому было обращено множество взглядов (и не только дамских). Вечерняя прохлада на берегу обширного водоема, где завершался праздник, окутывала легкой дымкой сотни разгоряченных тел. Братья Фосселеры только что скрылись из виду с компанией молодых людей, с которой они возобновили знакомство. Марго и Франсуаза стояли у самой воды, оживленно болтая. Генриетта же, повинуясь порыву, взобралась выше, и когда первые выстрелы фейерверка прорезали небо над головами толпы, она очарованно наблюдала, как отражения легли на воду. Она не представляла, что могла стать мишенью для чьих-то глаз. Тем более для глаз человека, внимание которого то и дело пытались привлечь, делая его нечувствительным к чему бы то ни было. Герцог застал ее врасплох своим неожиданным появлением подле нее и приглашением, и конечно она обещала быть. Кажется, ничто не могло помешать этим планам..разве что ее позднее пробуждение следующим утром?..
     Баронесса действительно торопилась в столовую, не желая вынуждать герцога ждать ее слишком долго. От волнения она направилась не в то крыло замка, однако вовремя заметила ошибку. Ее туалет был столь же прост, сколь элегантен в это утро - платье лилейного оттенка и высокая прическа с несколькими выпущенными прядями. К сожалению, ее создание отдалило минуту, когда Генриетта смогла явиться к завтраку и сдержать обещание. Пройдя в тяжелые двойные двери, распахнутые слугами, девушка предстала перед Лестером, который встретил ее благосклонно.
- Ваша светлость, - Генриетта присела в поклоне, который получился ниже, нежели следовало адресовать деверю, однако чуть менее церемонным, чем придворные реверансы, обращенные к новоиспеченному герцогу, - Впечатления от вчерашнего вечера и от блестящего великолепия Вашей резиденции не сразу отправили меня ко сну. Видите ли, минувшее лето я провела в узком семейном кругу, поэтому торжество в Вашу честь так взволновало меня, что ночью я не могла уснуть, а утром подняться с постели.
По знаку мужчины леди Девантри расположилась на скамье рядом с ним и подняла глаза, охватывая ими нескольких гостей, сидевших в отдалении за широким столом. Среди присутствующих она отметила Марго, которая как раз поднялась с места вместе с другой знатной дамой, завершив трапезу. Увидев, как Генриетта беседует с Лестером и подвигает к себе прибор, девушка одарила ее долгим взглядом, в котором любопытство смешивалось с самыми разнообразными догадками. Ох уж это женское любопытство!.. Баронесса дружески кивнула неуемной молодой виконтессе и снова обратилась к Лестеру.
- Неутомимость Вашей светлости достойна восхищения, как, впрочем, и гостеприимство. С Вашей энергией и умением все организовать подобающим образом, Гаскония точно не сойдет с пути процветания. Как и при Ваших почтенных предшественниках, - между делом добавила Генриетта, одарив деверя приятной улыбкой; реакция Лестера на эти слова интересовала ее до определенной степени - пока же она с удовольствием отправила на тарелку несколько сочных плодов и положила в рот первый кусочек, чувствуя на губах густой сладкий сок.

Отредактировано Henriette Devantri (2016-05-22 05:02:14)

Замок Вианншир, в котором она оказалась гостьей, был столь же огромен и многолик, сколь и его новый владелец. Однако эти стены, сплошь усеянные отпечатками величия и свидетельствами блестящей судьбы рукоположенных здесь герцогов Фосселеров, хранили и мрачные тайны. Секреты, затерявшиеся в коридорах, но не потерянные бесследно. Не исключено, что некоторые из них можно было прочесть в глазах мужчины, сидевшего подле баронессы и принимавшего пищу с вялой непринужденностью. Манеры Лестера говорили о пресыщении светом, которому он с момента вступления в должность вынужден был потакать во всех подобающих притязаниях. Его роль в изменившемся для герцога мире была сродни роли отца, который треплет своего упитанного сына по макушке. Отец семейства должен выполнять ряд общепринятых вещей безотносительно того, что он о них думает. Их ожидают от него  и если он не даст обещанного, разруха и беспорядок придут в его собственный дом. Конечно, ему объясняли эти и другие тонкости его положения - рядом с влиятельными людьми, если все идет правильно, находятся мудрые и опытные советчики. И Лестер Фосселер наверняка усваивал уроки без особого труда. Его воспитывали для подобных дел, хотя превыше воспитания, по мнению Генриетты, всегда находились внутренние стремления человека. Впрочем, кузену ее мужа с избытком доставало и того, и другого. Привычка властвовать и становиться над людьми не приходила однажды и вдруг - она вырабатывалась в долгом ожидании своего часа, под гнетом томительной, обожествляемой страсти властвовать и управлять... Итак, их родственник, стремительно взлетевший на глазах всей Гасконии точно знал, как вести себя с подданными. Другое дело, что даря им покровительство в колоссальных потребностях, отказ в которых вызывал бы ропот, он оставлял за собой право не уступать в малом.
Сейчас Генриетта четко ощутила на себе, сколь справедливо ее предположение. Подчеркнутая безмятежность и расслабленная атмосфера завтрака - треньканье лютни, редеющий стан гостей и вальяжная поза самого герцога, который вел себя вполне миролюбиво, усыпляли внимание девушки. Так что она не почувствовала неладного - еле сквозящего холодка, когда деверь пропустил мимо ушей ее любезности. Перемена в его настроении, словно легкий порыв сквозняка, оставалась неощутимой, пока не заполнила собой комнату.
- Я слышал, Вы подарили моему дорогому кузену наследника. Здорового очаровательного мальчишку. Поздравляю. Надеюсь, он вырастет таким же прекрасным, как и его мать, и таким же бесстрашным, как отец.
Баронесса кивала в ответ, произнося слова благодарности, и подносила к губам легкий паштет с тонкой трюфельной ноткой на кончике вилки. Принимать поздравления для нее было столь же естественно, как дышать, тем более когда это происходило во второй раз. Друзья по очереди наносили им визиты в течение последних месяцев, однако еще чаще приходили письма и открытки со словами, принятыми в обществе по случаю.
- Благодарю вас. У нас с мужем действительно появился сын, Амадей. Наследником барона, если на то будет воля Матери и Отца, станет его старший брат. А что до Амадея - я надеюсь, он со временем изберет карьеру под стать своим способностям и вкусам.
Генриетта не имела обыкновения заглядывать так далеко в будущее, однако она знала положение дел в обществе и предполагала, что оно коснется ее сыновей. Женщина ожидала, что после произнесенных слов тема пополнения в ее семье исчерпает себя, однако она ошибалась. Отпив воды, она наткнулась на поставленный Лестером резкий вопрос, который оказался неприятным, неожиданным и столь противоречащим дружелюбному тону, что, казалось, установился в их разговоре.
- Скажите, баронесса, почему Вы не пригласили меня на крестины? Я бы не за что не пропустил такое событие.
Что ей ответить, дабы урегулировать ситуацию? Баронесса не являлась представительницей робкого десятка, хотя так могло показаться - те, кто не знал ее близко, получал о ней ложное впечатление. На деле Генриетта рано обрела самостоятельность - и среди прочего самостоятельность мысли, что было немаловажно. Оторванная от родных, она сначала получала монастырское образование, а следом была вынуждена приживаться на чужой земле. Цветок, который не берегут слишком усердно, порой удивительно глубоко пускает свой корень. После чего получает из незнакомой почвы все элементы, которых ему не доставало, становясь крепче и жизнеспособнее прочих цветов... Однако в данную минуту женщина обнаружила на себе непривычную ношу ответственности. Она должна ответить за натянутые отношения в семье, к которой принадлежала со времени своего замужества. Во всяком случае, придется это сделать.
Солнечный свет, проникавший сквозь полуоткрытую раму, подчеркивал бледный оттенок ее свежей кожи.
- Прошу прощения, если наш поступок огорчил Вашу Светлость. Мне, конечно, следовало объясниться раньше. Печальные обстоятельства последних месяцев убедили нас провести крестины в самом узком кругу. Трагические события в Гвиннбрайре и исчезновение вашего дяди огорчили всех нас, так что торжественная церемония, как и рассылка приглашений в столь тревожный час не только для семьи, но и для всего восточного герцогства, могли бросить тень на нашу порядочность и честь, - в продолжение своей речи баронесса держала в руках салфетку и незаметно комкала ее под столом, - Вы, разумеется, были огорчены больше других, и мы не посмели претендовать на ваше внимание.
Генриетта и верила, и не верила в последнюю произнесенную ею фразу. Мягкость и непринужденность ее взгляда обволакивала Лестера раз за разом, в то время как его обладательница пыталась прийти к определенному мнению. Замок, в котором недавно случился пожар, выглядел удивительно прилизанным и обновленным, хотя кое-где в темных углах еще витал запах дыма и огненных лепестков пламени - она готова была поклясться. То же самое можно было сказать и о новом хозяине замка - Лестер был слишком оживлен, и в то же время невозмутим - как будто на его глазах не произошло ничего, что выходило бы за привычные рамки.

- Полагаю, вам не так-то просто отказать. Особенно теперь, когда все мы вассалы Вашей Светлости, - леди Генриетта тонко улыбнулась, все еще несколько обескураженная происходящим, и наконец-то отважилась встретиться взглядом с кузеном супруга, чтобы почувствовать на себе его настроение; не найдя ничего предвещающего опасность в облике герцога Фосселера, она продолжала, - Впрочем, отрицательный ответ удел чопорных и нелюбознательных дам. А я бы хотела узнать больше о Вианншире, Гвиннбрайре и о жизни в столице, чего не удалось добиться в мои прошлые визиты. Возможно, вы сможете посоветовать мне, что непременно следует видеть или какому занятию себя посвятить, раз уж я провожу время в ваших владениях? Все официальные торжества, в которых я принимала участие, были роскошны, но у меня ощущение, что они отвлекают внимание от более глубинных вещей и красот.
В этой части своего рассказа Генриетта не лукавила - она живо интересовалась происходящим вокруг и не смела упустить возможности заглянуть за завесу чего-то нового и неиспытанного. А что может быть увлекательнее, нежели новоиспеченный хозяин, демонстрирующий гостю свои владения или, во всяком случае, говорящий о них. Единожды заглянув в глаза Лестера, баронесса уже не могла отвести взгляд надолго - казалось, ей не позволяли этого сделать. Необъяснимо, но весь облик герцога Фосселера пробуждал в ней тревогу, парившую где-то внутри подобно холодному привидению. Да и сам хозяин Вианншира не пытался или не мог скрыть настороженности перед малознакомой до прошлого вечера родственницей, хотя его обращение с ней оставалось свободным и покровительственным. Не сказать, что у юной особы вроде нее было много возможностей узнать нового человека - светские разговоры на приемах и торжествах оставались сродни языку веера, достаточно изысканному, но имеющему обыкновение запутывать тех, кто не владеет им виртуозно. Лестер очевидно пренебрегал этой формой общения, но именно с ним, в понимании Генриетты, следовало пустить в ход все известные правила хорошего тона, которые не только отвечали требованиям благопристойности, но и держали собеседника на расстоянии. Но как этого добиться, причем одновременно выглядеть и вести себя непосредственно, девушка не вполне понимала.
Между тем, число трапезничающих ощутимо сократилось с того момента, как она обращала на них внимание. За столом оставались всего два-три настойчивых человека, то ли отличавшихся неумеренностью в еде, то ли не смевших уйти прежде своего герцога. В зале наступила небольшая пауза, когда музыканты исчерпали свой репертуар. Они уже намеревались исполнять заученные композиции по второму кругу, однако Генриетта спонтанным жестом привлекла их взгляды.
- Если позволите, Ваша Светлость. Эту песню часто исполняли в доме моего дяди. Было бы славно вновь ее услышать!
Паренек с лютней в руках покорно шагнул к ней и приблизил лицо к юной леди, которая продиктовала ему название. Ей пришлось повторить несколько раз, но безрезультатно - слуга был гасконцем и не знал указанного произведения, которое взбрело в голову чужеземке. Его растерянное конопатое лицо обернулось к товарищам, но и они не могли извлечь из своих инструментов звук неизвестной мелодии. Взгляды присутствующих обратились к Генриетте, ожидая, как эта выскочка-баронесса уладит неловкую ситуацию, а она, ничуть не смущаясь, принялась напевать легкий мотив, корректируя голосом игру музыкантов, которые вскоре к ней присоединились.