Атлет с хохотом отправлял один камень за другим. Гладкие плоские валуны, принесенные любопытными мальчишками, летели на десятки, а иногда и на сотню шагов. Некоторые разлетались, ударившись о кусок скалы, а некоторые падали в дерн. Молодые девушки крестились почти полной наготе атлета, но украдкой подглядывали, как мышцы перекатываются под смуглой кожей при каждом движении, а валуны с гулом отправляются в свой полет. Неудивительно, что местные парни не смогли бросить снаряд даже на половину расстояния, доступного для атлета. Рядом стоял примерно того же возраста человек в бело-красной тунике, наблюдая, как атлет развлекает жителей небольшой деревни необычным зрелищем. Не далее чем вчера местные парни хотели преподать урок приезжему красавцу, поправив его лицо, но к их удивлению четверо не справились с одним, причем двое из них не поняли, как наступило утро и почему их губы превратились в пышные оладьи, которые мастерски пекла хозяйка постоялого двора на окраине деревни. Сейчас они недобро наблюдали за тем, как мужчина посылал камни, раскручиваясь на месте то левой рукой, то правой. Тело лоснилось потом, однако признаков утомления не было. Не так давно, поутру, люди, выходящие на заготовку сена на зиму видели, как мужчина бегал. Просто бегал с мешком песка на плечах. Однако относились к этому спокойно. Телохранитель благородного балморского лорда занимался тем, за что ему платили. А платили ему, если верить хозяйке двора, на котором они остановились, золотом. Завидная участь.
В итоге, светловолосый телохранитель улыбнулся и повел плечами, поймав взгляд одной из девушек и подмигнув ей, отчего она, как порядочная петерианка, засмущалась и покрылась румянцем. Днем порядочные петерианки, а ночью местные Боги спят и не видят, что вытворяют местные девки на сеновале... Мужчина облился водой, смывая пот и побрел к постоялому двору вслед за своим нанимателем, который пристально наблюдал за ним.

-Ваше Величество,- произнес хриплый голос короткостриженного сенатора, лицо которого скорее говорило о том, что он выбился в сенат через армию, нежели будучи избалованным сынком какого-нибудь патриция. Хотя, скорее всего, не обошлось и без этого. Едва король ступил под сень весьма неказистого дома, сенатор поднялся с лавки, приветствуя короля привычным балморским жестом. Неподалеку, опершись плечом о колонну, поддерживающую низкую крышу, стоял мужчина в лазурной тунике до колена, с коротким мечом на поясе и в стальных широких браслетах, которые при умелом применении, могут стать подобием щита при бое в замкнутом помещении против ножа или короткого меча. Взгляд сенатора был прямым. Серые глаза изучали лицо короля Моргардского Леса. Зеленые глаза телохранителя с любопытством оглядывали свиту короля.- Я рад, что вы откликнулись,- он говорил на орллевинском достаточно чисто, чтобы понимать смысл слов и их звучание, однако акцент был. И достаточно серьезный.- Как дорога? Не хотите пообедать?- он указал на заставленный преимущественно фруктами и вином стол. Светловолосый телохранитель посмотрел на одетых с ног до головы людей и усмехнулся, откусывая от абрикоса изрядный кусок. Он мог только посочувствовать этим людям, спекающимся заживо в своих одеяниях под июньским солнцем. Мог бы, но не стал.

Сенатор кивнул, а его телохранитель с любопытством изучал охранников короля. Закованные в латы и поддоспешные стеганные куртки и халаты, бедняги прели, потели и сушились так, как не смогли бы даже в пустыне. И правду говорили, будто рыцарский удел - страдания, стоицизм и преданность.
-Как пожелаете, Ваше Величество,- произнес сенатор с видом полной покорности и предельной серьезности. Любой король на территории своего государства является несомненно выше, нежели любой из сколь бы то ни было знатных и благородных лордов. И на территории других лордов за редкими исключениями, он все равно выше остальных. Король, как любили поговаривать в Атлантии, если сенатору не изменяла память, он и в Балморе - король.- Собери вещи, мы выезжаем,- бросил он своему телохранителю и вышел из помещения вслед за королем и его свитой.

По пути не было ничего интересного. Кроме, пожалуй, реакции людей на приезд особы огромной важности. По такому случаю староста заставы изобразил некоторое торжественное приветствие, хотя было видно, что приезд столь высокородной особы его выбил из колеи и несколько смутил. Не каждый день увидишь такую толпу рыцарей и гвардейцев, сопровождающих короля.

Сенатор Понтий Тиберий ехал в седле и размышлял, составлял впечатление, не забывая рассматривать места и людей вокруг. От него не требовалось сейчас молоть языком, поэтому задача по наблюдению упрощалась стократно. Кто хоть единожды пробовал складно говорить и отвечать на вопросы в привычной манере, при этом рассматривая окружающую тебя обстановку и делая вид, что полностью увлечен разговором, с уверенностью скажет, что задачка это непростая и требующая многолетней практики. У Понтия она была, но к чему все усложнять, когда можно обойтись без этого?

Добравшись до шатров, сенатор и его телохранитель вошли под благодатную тень обещанного убежища от духоты и жары, хотя по мнению Понтия тут было недостаточно жарко, чтобы потеть столь обильно. Сейчас в этот период времени на его родном острове жара стояла куда как более невыносимая.
-Прошу прощения за это представление, Ваше Величество,- вдруг подал голос светловолосый телохранитель, убедившись, что больше в этот шатер никто не зайдет и люди, оставшиеся здесь не являются лишними, иными словами, заслуживают полнейшего доверия монарха.- Но мне было любопытно изучить материк и вашу страну с обоих.. Так скажем, плоскостей. Я - сенатор Понтий Тиберий,- его произношение на орллевинском было с несколько меньшим акцентом, однако все равно чувствовалось, что этот язык не является ему родным, пусть он и говорил на нем свободно.- Рад встретиться с вами лично, король Дарион I.
С этими словами Тиберий сдержанно поклонился, хотя некоторые расценили бы это, как кивок. Со своим уставом в чужой монастырь, как поговаривали многозначительно на материке.. Но проблема была в том, что на Балморе не было монастырей и устава, соответственно, тоже. Поэтому Понтий посчитал нужным выразить почтение, не теряя собственного достоинства.