Думал ли мальчишка тринадцати лет отроду, что когда-либо ему предстоит отправиться в Лореншир, жить в прекрасном городе, и творить под покровительством самого графа Адриано Грациани?  Не думал он об этом и в 18, рисуя женщин, кокетливо улыбающихся ему, обнажающих плечи, пока их глупцы-мужья заняты обсуждением скучных политических и религиозных вопросов. Стоит отметить, слова о мужьях принадлежали самим леди, что не делало им чести в глазах юного художника. Но, большинство женщин считают, что мужчинам, независимо от возраста, от них нужно лишь одно. И, в какой-то мере они правы. Де Ланца было необходимо, чтобы они сидели, словно каменные изваяния, не шевелясь, и желательно молча. Он видел своеобразную красоту в каждой из них, даже если она не была красива по общепринятым воззрениям. Николло рассматривал своих натурщиц как индивидуальное творение природы, как новый еще не изученный объект, черты которого не повторит более кисть, крепко сжимаемая пальцами левой руки, но непременно запомнит. Несмотря на все крики со стороны учителей и опасения, и недовольства со стороны отца, несмотря на попытки заставить юношу писать правой, он упорно продолжал действовать так, как ему было удобнее, но лишь в тех случаях, когда за ним не наблюдали. Слишком свежи в памяти воспоминания о наказании от лица Лучано, когда Николло перекрестился левой рукой, стоя на пороге в церкви. Именно тогда его вера пошатнулась и постепенно начала угасать. Когда никто не пришел на помощь испуганному ребенку, которого обвинили чуть ли не в связи с самим Дьяволом. Это преувеличение, но оставшемуся в одиночестве ребенку, казалось именно так. Его долго мучили кошмары, порой, они возвращаются и сейчас, всплывая из глубин подсознания. Но различать их все труднее, слишком серы и размыты. Всего лишь детские страхи, которым нет места в настоящем.
В том настоящем, в котором жил де Ланца, не было место не только страхам, но и прошлому, в том числе, религии, которая упорно не хотела стыковаться с все новыми заметками и открытиями изобретателя. Но, урок усвоен, что есть слово глупца, обыкновенного выходца из бедной крестьянской семьи против могущественной церкви? Ничего. Верно. И наказанием со стороны отца уже не обойдешься, а жизнь излишне прекрасна, чтобы дарить ее бездарностям и лицемерам, наряженным в рясы. Слышал бы кто мысли художника, давно повесили на первом же столбе на потеху зевакам, а может, и в назидание неугодным. 
Задумавшись, позволяя воспоминаниям захватить себя, Николло замер напротив стены, представляющей из себя единое полотно – картину семейного древа дома Грациани. Он прибыл в Лореншир не как художник, а как инженер, прежде всего. Уже позже, во время одной из бесед с графом, де Ланца поведал последнему о возможном создании оружия, что встанет на защиту Лореншира и герцогства в целом, если оно потребуется. Именно это заинтересовало Грациани в большей степени, несмотря на его восхищение прочими работами изобретателя. Сейчас же Николло взял на себя ту самую роль художника, он обновлял и правил полотно, которое несло в себе историю всего графского рода.
Отойдя на несколько шагов назад, к импровизированному столу, на котором располагалось множество различных склянок, кистей  и прочих вещей, необходимых для работы, он разбил одно из яиц на мольберт, вмешивая прозрачную субстанцию в краску, не отрывая при этом взгляда от картины. Лица представителей семьи выглядели бледными и безжизненными, хотелось добавить им немного румянца, заставить их выглядеть более человечными и настоящими. Сейчас же они серо-желтые, будто статуи, что выстроили среди колонн храма.
Притронувшись кончиком кисти красок, Николло едва ощутимо коснулся щеки юной леди, изображенной на картине. Она выделялась среди прочих своей внешностью, художник не мог ни заметить этого, ведь тот, кто писал полотно, явно был поражен и впечатлен красотой девушки, и постарался отобразить свои ощущения на картине. У нее были длинные золотистого цвета волосы, вплетенные в несколько кос, осторожно собранных за спиной. Тонкие черты лица, фарфоровая кожа, длинная изящная шея, красивая линия плеч и руки, что приковывали взгляд. Он словно изобразил ангела, упавшего с небес, и оставшегося среди всей этой безликой толпы. Судя по выражению лица девушки, она испытывала страдания. Ни тени улыбки.
- Исправь это. Тебе ведь под силу подобное? – В голове прозвучал глухой и властный  голос Адриано. Художник чуть склонил голову на бок, продолжая вглядываться в образ красавицы. Кисть вновь утонула в маслянистом пятне краски, затем коснулась поверхности стены, и девушка улыбнулась де Ланца, заставив творца нахмуриться, отступая назад, дабы оценить результат собственного труда.
- Так-то лучше. Улыбка идет вам куда больше. – Он закусил губу, всматриваясь в четы лица незнакомки, затем перехватил зубами кисть, и сделав шаг навстречу стене, оперся о нее ладонями, привставая, чтобы лучше рассмотреть ее лицо вблизи. Грациани трепетно и скрупулезно относится к данному полотну, сомневаться не приходилось, а значит, и прорабатывать  детали необходимо тщательнее.
Художник не успел закончить до того, как его отвлек звук чьих-то шагов. Достаточно легких и мягких, отсюда вывод, это не граф и никто из стражи. Николло с любопытством обернулся, опускаясь на пол, делая шаг в сторону от картины. Перед ним предстала юная девушка. Ее волосы полыхали золотом, которое пролили на них лучи солнца, пробиравшегося в окно, ясные огромные глаза смотрели прямо на де Ланца, а алые губы едва тронула смущенная улыбка. Николло открыл было рот, чтобы поздороваться с гостьей и представиться, как из него выпала кисть, которую художник спешно поймал левой рукой, где-то чуть ниже собственной груди, прижимая инструмент к себе, и пачкая и без того вымазанную красками рубашку. Он невольно оглянулся на стену, взгляд задержался на улыбающейся ему девушке. Сходство. Оно явное, ее не перепутать с кем-либо еще. Юноша вновь обратил взор на незнакомку, чуть склоняя голову в вежливом приветствии.
- Леди… Лукреция? – Предположил он, сопоставляя известные ему данные, складывая целостную картину из кусочков мозаики, которые непроизвольно подкидывал ему граф на протяжении их общения. – Николло де Ланца, ваш отец нанял меня, - вновь беглый взгляд на полотно, вопрос об «ангеле» интересовал юношу в большей степени, чем этикет и любезности, о которых, впрочем, он старался не забывать, - это ведь вы изображены на картине, не так ли?

Отредактировано Nicollo de Lanza (2015-05-08 02:26:16)

Ангел подал голос: она вежливо извинилась перед художником. Полуопущенные веки, пушистые ресницы, за которыми юная Грациани прятала смущенный взор, и губы, едва дрогнувшие в легкой улыбке лишь распаляли интерес к ней со стороны Николло. Интерес как к объекту искусства. Быть может, подобное изречение прозвучит несколько цинично, но оно таковым не является. В силу своего таланта, де Ланца часто рассматривал встречающихся ему людей со стороны эстетики, находя в них черты, которые присущи лишь им, делающие человека индивидуальным. Невольно он отмечал для себя и черты  лица юной леди, запоминал изгиб бровей, разрез глаз, он точно знал, чей портрет будет нарисован следующим из представителей дома Грациани. При этом взгляд его был легким и ненавязчивым, словно он внимает словам девушки, но ни в коем случае не изучает ее.
- Вы не помешали мне, миледи. Я очень надеялся на знакомство с Вами. Когда пишешь чей-либо портрет или даже просто правишь его, всегда хочется взглянуть на того, кто стоял по ту сторону холста. Я был прав, относительно мастера, написавшего древо Вашей семьи. Не хотелось бы ни в коем случае умолять его достоинств, но он явно был слеп. Либо, допускаю мысль, ослеплен Вашей красотой, но не смог достоверно передать ее на картине. Кажется, я также был не совсем точен, но теперь, готов написать портрет таким, каковы Вы есть на самом деле. Не сочтите это за лесть или тем более, дерзость, я привык говорить о вещах так, как вижу и чувствую их. – Николло учтиво склонил голову, пряча улыбку. Большая часть сказанного им была чистейшей правдой. Вот только дерзости художнику не занимать, не каждый бы решился заговорить с графской дочерью, а он позволил себе куда больше.
Следующая фраза леди Грациани заставила вновь поднять взгляд. Невольно юноша нахмурился, эта тема всегда была для него несколько болезненной, ввиду воспоминаний из детства. Но искреннее любопытство и блеск голубых глаз заставил смягчиться, отметая прочь все мрачные мысли. Сейчас не время предаваться воспоминаниям, и, тем более, не время жалеть себя. Это удел слабых.
- Это такой особый прием, - он задорно улыбнулся, оглядываясь на полотно, - помогает лучше прочувствовать холст.  – Николло тихо рассмеялся, наблюдая за реакцией девушки. – Нет, это всего лишь шутка. Я всегда рисовал, писал и даже ложку держал левой рукой. А Вы знаете, что кто-то считает это признаком неординарного ума и гениальности, а другие, - художник сделал шаг в сторону Лукреции, чуть подавшись вперед, не отрывая испытующего взгляда от ее глаз, - считают это проклятьем, печатью Дьявола. А Вы, Лукреция, чему больше склонны верить? Первому или второму? – Наверное, не стоило задавать ей подобного вопроса, с другой стороны, она ведь не просто красивая кукла, которой можно лишь любоваться, она живой человек, способный мыслить, проявлять эмоции, и сейчас она интересна для де Ланца в большей степени со второго ракурса.
Откровения о написании картины стали неожиданными. Девушка имела легкий характер, она была словно луч солнца, озорной, непоседливый, тот самый, что гулял сейчас в ее волосах. Неудивительно, что Николло так много слышал о ней еще до ее возвращения в фамильный замок, Лукрецию здесь любили. Было бы интересно узнать ее чуть ближе.
Художник вопросительно изогнул бровь, слушая юную особу, он сочувственно ей улыбнулся, чуть склоняя голову, но, не отрывая от собеседницы взгляда.
- Это ужасно, - сказал он голосом, полным неподдельного сострадания, - представляю,  каким испытанием для Вас стало написание этого полотна. Наверняка, с тех пор Вы избегали написания с Вас портретов, чем крайне огорчали местных  мастеров, я прав? Позволите мне исправить столь досадное недоразумение? И переубедить Вас в том, что для прекрасного образа, запечатленного на холсте не нужно изображать из себя статую. Это неправильно, ведь портрет должен отражать душу представленного на нем человека, не восковую маску.
Непринужденность леди Лореншира вновь вызывает улыбку, ей невозможно противостоять. Девушка протягивает де Ланца руку, заставляя обратить внимание на длинные изящные пальцы. Николло склоняется, касаясь губами тыльной стороны ладони Лукреции, затем неспешно выпрямляется, наблюдая за легким румянцем на ее щеках.
- Спасибо, миледи. Ваше гостеприимство крайне приятно для меня, - ее ладонь все еще находится в его руке, - Вам, несомненно, говорили о том, насколько красивы Ваши руки, поверьте мне как художнику, это истинная правда. – Он разжимает пальцы, отпуская руку юной Грациани. Взгляд вновь скользит по мягким чертам лица, возвращаясь к картине. – Я хотел бы попросить Вас о небольшой помощи, если это возможно. Вы наверняка можете рассказать мне вкратце о членах Вашей семьи, какими они были и какие есть. Тогда картина станет еще более живой, если у меня будут представления о том, кого я пишу. Мне некого более попросить об этом, Ваш отец крайне занят ведением политических и прочих, не требующих отлагательств, дел. – Хорошая попытка, ничего не скажешь. Несмотря на все отрицания, де Ланца все же изучал Грациани. Она заинтересовала его, и ограничиться формальной беседой было бы с его стороны упущением, чего он обычно себе не позволял. – Вы поможете мне, миледи?

Лукреция задала встречный вопрос о тех, кому довелось выступать в качестве клиентов мастера. де Ланца задумался, вспоминая нравы тех, кого писал, в большинстве своем, это были женщины, либо изображенные в гордом одиночестве, либо в компании дочерей. Реже художнику доставались заказы на семейные портреты, но еще более редким экземпляром были картины, на которых живописец запечатлел какого-либо знатного мужчину. Один из таких портретов принадлежал Лучано Мартинелли, он висел в главной зале дома, представая перед гостями во всем своем великолепии, когда радушный хозяин приглашал гостей разделить с ним трапезу. Лучано долгое время не говорил о том, кто является автором сего произведения, несмотря на хвалебные и даже восторженные отзывы. Он считал, излишняя похвала и внимание портят как людей, так и их таланты, а его сын чересчур подвержен влиянию общественного мнения. Так недолго и возгордиться, а как мы все знаем, гордыня – тяжкий грех. Но спасти сына от пагубного влияния ему все же не удалось. Имя художника буквально вытребовали, так как супруга одного из богатейших купцов возжелала портрет руки того самого мастера, предложив Лучано выгодные условия сотрудничества. Так что, все они имели примерно одни черты характера: себялюбие, жадность, эгоизм, и жили идеями о том, что все покупается только  ради того, чтобы насытить их желания утех. Подобные люди не уживаются с критикой.
- Находились, такими были большинство из них. Именно поэтому, я старался больше работать для себя, рисуя тех, кто всегда был далек от роскоши и богатства, жителей улиц, завсегдатаев таверн. Их эмоции выглядели более живыми и настоящими. Однако со временем я понял, насколько ошибочно было данное восприятие. Я просто не умел по-настоящему видеть людей. Это приходит со временем.
На слова юной леди о печати дьявола, Николло лишь улыбнулся,  посчитав, что не стоит все же продолжать подобные разговоры с дочерью графа в его же доме. Сама Орллея с ее взглядами не располагает к подобным темам, еще сочтут за еретика.
- В этом нет ничего сложного, Адриано успел промолвиться о Вас парой слов, плюс, я слышал о Вас многое и в менее официальных кругах. Я имею ввиду прислугу. Они ждали Вашего возвращения, сеньорита, а я всего лишь сопоставил услышанное, и решил добавить  чуточку румянца. – Говорить с ней было легко, она отличалась от множества девушек из знатных семей. В ней не было того нарочито вежливого отношения, которое вытекало из совершенного непонимания и отсутствия интереса. Глаза юной Грациани вспыхивали все новыми огоньками, восхищая ее любознательностью и открытостью для мира, давно распростершего объятия для де Ланца.
- Сочту за честь написать Ваш портрет, и тогда, я непременно покажу Вам, что это вполне возможно и достаточно легко, стоит лишь изучить черты лица человека, с кого будешь писать, остальное за Вас додумает фантазия. Те же художники, что заставляют Вас непрерывно часами сидеть в одной единственной позе, просто не имеют достаточного воображения. – Последующие слова вызвали легкую улыбку на губах юноши, он едва заметно склонил голову на бок, наблюдая за собеседницей. – Вам не нужно слов, за Вас говорят эмоции, улыбка, жесты, Ваши глаза, они способны сказать куда больше, чем любая выраженная в словесной форме мысль.
Слова девушки, конечно, не могут не льстить художнику, когда она говорит о его таланте. Он слышал нечто подобное тысячи раз, и все же, это приятно. Приятно, когда тебя ценят, когда ты интересен не только как инструмент, с помощью которого можно получить неплохую прибыль, и твоими изобретениями и работами как творца интересуются потому, что это действительно достойно, а не потому, что ты в очередной раз тратишь столь драгоценное время на создание «никчемной безделушки».
- Вы рано судите о моем таланте, я всего лишь заставил девушку на полотне улыбнуться. – Он щурится, словно раздумывая над тем, давать ли ей согласие. А по выражению лица невозможно определить, как он воспринял слова о собственной одаренности. Но уголок губ дрогнул в улыбке и художник продолжил. -  Я с удовольствием покажу Вам свои работы, сеньорита, думаю, они расскажут о моих способностях больше, что утолит ваше любопытство. Вам нравится искусство? Или Вы больше любите инженерию? Я отдаю предпочтение последнему. Согласитесь, природа – воплощение гениального творца, она создает произведения, с которыми не сравниться ни одно, сделанное руками человека, но, я верю в то, что, когда-либо у нас, если не получится превзойти, то получится хотя бы подобраться ближе к тому самому идеалу. 
Николло подходит к стене, где изображена семья Грациани, он взглядом провожает жест ее руки, прислушиваясь к тихому голосу. Интонации также говорят о многом. В зависимости от тех слов, которые скажет Лукреция, зависит то, каким в итоге станет полотно.
- Это действительно так. Я ведь совершенно не знаю их, но ваш рассказ поможет мне увидеть. Они приобретут личность, перестанут быть серыми безжизненными статуями. – Продолжая слушать повествование юной леди, де Ланца мысленно правит холст, представляя мазки кисти, что преобразует картину с каждым новым касанием к ней. – Леди Мии также пошла бы улыбка, но не столь открытая, скорее, едва уловимая, на которую мы могли увидеть лишь намек. Вы – одна из немногих, кто знает, сестра искренне счастлива, и если бы не наказ графини, она так же звонко смеялась с вами и братом. Но нет, ведь она, как Вы сказали, мамина гордость, а гордость такие вольности себе не позволяет. – Он закончил, произнеся последнюю фразу с задумчивым выражением, всматриваясь в лица, созерцавшие их с картины. Взгляд задерживается на Элен Хайгарден, о которой рассказывает Лукреция. Женщина действительно красива. де Ланца доводилось встречаться с графиней лично, но прерывать рассказа юной Грациани художник не стал. Он лишь повернул голову в ее сторону на словах о желании Лукреци быть похожей на мать. – Да, я родом из Орллеи. – Николло вопросительно изгибает бровь, не отрывая взгляда от картины, пытаясь уловить настроение Элен в момент ее написания. – Вы уверены, что она считает именно так?   Думаю, у Вас есть все задатки, и Вы непременно будете похожи на мать. Ваше желание уже повод для гордости с ее стороны. – От внимания не уходит смена интонации в голосе, когда речь заходит о графе Грациани. Сегодня де Ланца не настроен на расспросы, да и вникать в семейные неурядицы графского дома точно не входит в его обязательства перед Адриано. – Да, с ним я знаком достаточно. – Николло оборачивается лицом к юной красавице, склоняя голову в благодарности. -  Спасибо, Вы оказали мне неоценимую услугу. Без Вас я бы не справился, теперь, если сие полотно после окончания работ получит одобрение со стороны сеньора Адриано, знайте, большая часть заслуги принадлежит Вам.

От внимания художника не ускользнули интонации голоса и изменившийся взгляд, в нем читался интерес с некой примесью осторожности. де Ланца не собирался вникать в тонкости взаимоотношения между членами семьи Грациани, для него хватало поверхностных описаний каждого из тех, кого предстояло переписать на полотне, не более. Но столь искренние эмоции Лукреции не могли ни найти отклика со стороны художника. Он лишь едва уловимо улыбнулся, опуская взгляд, словно припоминая слова графа о собственной дочери.
- В одни из моих первых визитов, когда сеньор Адриано знакомил меня с Лоренширом, и с тем, какой объем работы предстоит, он указал на тех, кого хотел бы дописать в первую очередь: он сам, графиня, Ваш брат, сестра и, конечно же, Вы. Он назвал Вас в последней, сказав о том, что в данный момент Вас нет в Лореншире, именно поэтому, я должен  сначала  уделить внимание тем из представителей семьи, кто находится во дворце. Ваш отец понимает, что писать портрет человека, ни разу не повстречавшись с ним, трудно. Я мельком видел младшую леди Грациани, а также Вашего брата, я бегло беседовал с вашей матушкой, она лишь сказала, что рада тому, что полотно исправят. – Николо замолчал, улыбнувшись, вновь переводя взгляд на черты лица своей очаровательной собеседницы. – Хотите спросить, почему я все же начал писать Ваш образ, хотя не должен был, пока не дописаны другие? Граф сказал, что Вы словно душа Лореншира, и все с нетерпением ждут вашего возвращения, и он в том числе. Это не могло меня ни заинтересовать. И я решил представить, как выглядит «душа Лореншира».   
Несмотря на увлеченность беседой и неподдельный интерес, проявляемый юной Грациани, Николло отмечает лаконичность ее высказываний, порой, сомнения или настороженность в голосе, что показывает ее эмоциональной натурой, живой, еще не обремененной правилами высокого этикета, которого, увы, представителям высшего сословия избежать не удастся. Она станет заложницей собственного положения, как и сказала сама. Удивительно точный пример про прием и его частых гостей. От их лицемерной и фальшивой учтивости порой выворачивает наизнанку. Да, пожалуй, художник видел достаточно мног людей, чтобы иметь возможность вот так вот просто судить о них и составлять портрет любого, о котором знает лишь толику информации, рассказанной их близкими, знакомыми, кем угодно.
- Увы, читать мысли я не умею. Порой, чтобы написать человека, мне достаточно услышать о нем всего пару слов, либо взглянуть на него лишь украдкой, считайте, это мой дар, но… вы правы, сеньорита Грациани. Для того чтобы использовать его, необходимо повстречать на своем пути довольно много разных людей. Каждый из них как отдельная история, и редко когда они повторяются. А я словно сказочник, собираю их и записываю, рассказывая потом на своих полотнах немного в иных красках. – Красиво говорить художник умел настолько же, насколько разбирался в людях, часто оба навыка играли ему на руку, это позволяло легко находить подход к тем, кто выступал его собеседником, независимо от статуса и возраста человека. При всем упомянутом выше, де Ланца никогда не отличался стремлением угодить кому-либо или польстить. Частенько юному Николло доставалось от отца за слишком прямолинейные высказывания, которые не всем гостям дома Мартинелли приходились по душе. Но и уроки, что раз за разом преподносила жизнь, художник усваивал достаточно быстро и хорошо.
- Простите за вопрос, сеньорита, но в чем Вы хотите быть на них похожей? Не потому ли, что вы отличаетесь от других, граф назвал именно вас душой Лореншира? Графиня должна ценить в вас не сходство манер и кроткость, а желание соответствовать матери. Уверен, сеньора знает, насколько дорога и уважаема вами, и горда такой замечательной дочерью. - Николло мягко улыбается в ответ девушке, согласно кивая. - Ваши рассуждения... схожи с моими. Люди индивидуальны и совершенно не похожи друг на друга, как внешне, так и внутренне. Я понял это, начав писать портреты. И вы не сказали ничего лишнего, а даже, если бы сказали, это осталось бы только между нами.
Лукреция поднимает достаточно занятный вопрос. Николло сам ни единожды рассуждал о том, есть ли такое искусство, которое не имеет права на существование? Быть может, в таком случае, оно носило бы иное название? Удивительно, что все это интересует юную леди Грациани, поскольку чаще девушки ее возраста имеют более беспечные интересы и увлечения, нежели возможность потратить время на философские беседы.
- Не могу однозначно ответить на ваш вопрос, сеньорита. Искусство многогранно. Одну и ту же картину кто-то может восхвалять, а кто-то посчитать оскорблением его чувств. И, возможно, он даже будет прав, но, неужели, в таком случае, точка зрения художника не имеет права на существование?  С другой стороны, если произведение касается религии или политики, большинство ответит утвердительно. Но даже, если нам запретят писать картины, отражающие те или иные события или вещи, задав определенную, единую тему для всех, картины не станут одинаковыми. Каждый художник видит этот мир по-своему, Вы можете убедиться в этом, взглянув на это полотно. – де Ланца кивнул в сторону семейного древа Грациани, уже значительно преобразившегося, после работы его кисти, хотя до завершения заказа было еще достаточно далеко. Всматриваясь в полотно, художник видел множество неточностей и недочетов со своей стороны, поверх этой стены ляжет еще ни один слой краски, прежде чем Николло представит ее на суд графу Адриано.
- Быть может, женщины и не смыслят в инженерном деле, но это не мешает им восхищаться изобретением. И, чтобы кто ни говорил, любому автору это приятно. Я покажу вам, - де Ланца убирает кисти, быстро сворачивая набор из нескольких из них в кожаный чехол и подбирая палитру со стола, - идемте, полотно никуда от меня не убежит, и времени в избытке. Надеюсь, ваш отец не станет хмуриться, узнав, что я буквально украл его дочь из дворца. – Добавляет он, вспомнив слова Лукреции об Адриано. Он с несколько секунд рассматривает собственные ладони, перепачканные краской, обтирает их о рубашку, что еще совсем недавно была белой, оставляя новые цветные разводы. – Сеньорита…. – Николло открывает перед юной Грациани двери, приглашая выйти из залы и проследовать за ним.
Пройдя сквозь множество коридоров и лестниц, они выходят на площадь перед дворцом, де Ланца ощущает на себе любопытный, испытующий взгляд со стороны охраны, это вызывает улыбку, он даже оглядывается на мужчин в черном обмундировании, неотступно следующих за художником и дочерью графа.
- Сеньор Адриано не доверяет мне, судя по количеству стражи за нашими спинами. Я обязан буду вернуть Вас как можно скорее, иначе, боюсь, картина останется недописанной. – Он усмехается, уводя девушку глубже в сердце города по узким улочкам. Вскоре перед ними предстает мастерская де Ланца – невысокая постройка из камня и дерева, снаружи кажущаяся совершенно неприглядной, внутри же представляющая из себя просторное двухэтажное помещение. Художник отворяет двери, пропуская Лукрецию вперед, где она может видеть достаточно скромное убранство: большая часть пространства заставлена различными полотнами, полками с книгами, манускриптами, на столах разложены чертежи и заметки. - Здесь немного не убрано, считайте это творческим беспорядком. – Над потолком висят модели крылатых изобретений, напоминающих по внешнему виду летучих мышей и птиц, на одной из полок ветхого стеллажа расположилось подобие повозки.  – В основном, все мои задумки расписаны на чертежах и схемах. Сейчас я не обладаю достаточным временем, чтобы воплотить желаемое в жизнь, но … - кажется, в глазах изобретателя загорается огонек, когда он говорит о собственных работах, - я стараюсь исправить это и, возможно, вскоре, мир увидит что-либо из того, что изображено на бумаге. Смотрите, - он раскрывает перед Лукрецией один из свитков, - с помощью этого, люди смогут передвигаться по суше без лошадей. – де Ланца развернул чертежи повозки, способной, по его мнению, ехать самостоятельно. – Вон там, вы можете увидеть ее уменьшенную копию. С помощью этого, - художник указывает на макет дельтаплана, расположившегося под потолком, - летать. Я уже построил его в том размере, который необходим для того, чтобы выдержать человека, но еще не испытывал. У меня также найдется кое-что для Вас. Это не совсем изобретение, но тоже является искусством. – де Ланца подходит к одному из шкафов, извлекая откуда-то  из недр шкатулку. Он возвращается к гостье, открывая крышку ящичка, и достает оттуда нечто, напоминающее по форме масляный светильник, или небольшую башенку, но, если присмотреться, различия разительны. На тонком листе металла, что свернут овалом и служит телом для изобретения, вырезана по контуру фигура птицы в полете, ее крылья то вздымаются ввысь, то опускаются вниз. Николло ставит эту вещь на стол, бегло осматривается по сторонам, в поисках свечи. Найдя нужную, склоняется над изобретением, нащупывая крохотную защелку на корпусе, открывает ее, внутри оказывается полое пространство. – Оно для свечи, - поясняет мастер, помещая свечку внутрь «фонаря», и прикрывая за ней маленькую и аккуратную дверцу. – А теперь, смотрите, Лукреция. – Он указывает на стену кивком головы. На немного неровной светлой поверхности отражается силуэт птицы, Николло неспешно поворачивает овал, и положение крыльев птицы на изображении на стене меняется. – Эта птица символизирует свободу, и несет в себе свет и теплоту. Надеюсь, Вам понравилось. – де Ланца позволяет девушке самой попробовать создать движущуюся картину полета. - Правда, это завораживает? Почти что магия. – Художник переводит взгляд с Грациани на игрушку. – Теперь она ваша.

Отредактировано Nicollo de Lanza (2015-05-29 02:43:43)