-А у тебя приятные губы,- едва поцелуй закончился, произнес барон, облизывая свои губы и поджимая их, чтобы не высовывать язык, как портовой шлюхе.
-Давай "Стрекозу",- заявил один из солдат Симону. Тот лукаво прищурился и усмехнулся, перебирая струны в известной мелодии. Песня была откровенно пошлая и столь же известная. Там мальчишка спрятался в заводи и наблюдал за стрекозой, которая перелетала от одной части тела, к другой, указывая женские прелести.
И вдруг оруженосец неожиданно тонким голосочком, долженствующим означать женский, начал:
-Сидела, я, помню, в кустах у реки,
А рыба мои обходила крючки.
Вдруг вижу: стоит на прибрежной косе
Парнишка во всей, понимаешь, красе.
И чешет красавец на том берегу..
А что он там чешет - сказать не могу!
Вояки расхохотались, даже трактирщик, уже умаявшийся бегать за вином и пивом, тоже засмеялся. Хоул повернулся к Саймону и подарил тому удивленный взгляд, мол, даже так? Тот лишь хитро улыбнулся и принялся играть проигрыш, поглядывая на Лукрецию и на вино. Впрочем, губы магистра тоже тронула улыбка. Это было действительно для него сюрпризом. Оказывается, Саймон, как и любой картежник, всегда имел в рукаве козырь. На сей раз этим козырем оказалась песня, которой в его исполнении магистр не слышал.
Оруженосец отпустил струны, чтобы промочить горло и принялся исполнять дальше:
- И вот на песке распластались штаны,
Рубаха висит на кусте бузины...
Девичье сердечко щемит и поет,
Все тело бросает то в холод, то в пот:
Вот-вот повернется... ой, мамочка-мать!
А он, понимаете, снова чесать...
Солдаты смеялись, барон же шепнул на ушко Лукреции:
-Думаю, пора тебе пойти спать, я провожу,- барон попробовал вывести девушку под ручку, однако ноги той были, очевидно, столь непослушны, что путались и заплетались. Поэтому он попросту поднял фрейлину королевы на руки и не очень твердой походкой понес в комнату, которую владелец двора определил, как самую лучшую, не обращая внимания на одобрительный гул за спиной.
Когда он донес девушку до комнаты, то просто пнул дверь и занес ее в комнату, аккуратно уложил на кровать, едва не опрокинувшись следом и, тихо ругаясь на себя, почти трезвым голосом сказал:
-Спокойной ночи, Лукреция,- и, покачиваясь, пошел на выход.

Барон уже было выбрался из зоны досягаемости фрейлины королевы, однако цепкая хватка едва не заставила его потерять равновесие. Он обернулся и остановился. Разумеется, ему не составляло труда избавиться от хватки девушки, но чем она заслужила подобное отношение. Вместо того, чтобы высвободиться выверенным движением, Хоул присел на краю кровати и погладил Лукрецию по волосам. Она была раза в три младше его в возрасте. Она ему во внучки годилась, если бы он предусмотрительно решил завести семью в положенный для этого срок - в шестнадцать лет. Однако детей у него не было, а значит и внуков быть не могло.
было соблазнительно остаться на ночь со столь пикантной молодой женщиной, которая могла найти подход не только к придворным, но и к простым солдатам, играя с ними наравне в карты, выпив вина не меньше остальных..
Смех Лукреции резанул по ушам. Он был приятен, но заставлял вспомнить о разнице в возрасте и..
-Ты пьяна,- ладонь Хоула, гладившая волосы, а затем и щеки камер-фрейлины королевы Мод, остановилась на подбородке юной леди, чуть приподнимая лицо фрейлины и заставляя Лукрецию приблизиться лицом к лицу с бароном.- И чертовски хорошо уговариваешь..
Барон приблизил свое лицо к лицу Лукреции и, ненадолго задержавшись, разглядывая выражение глаз той в кромешной тьме нетрезвым взглядом, поцеловал. Поцелуй был отнюдь не таким, как при брудершафте - более глубоким и однозначным. Тогда это было средство перейти на ты, сейчас это было.. Более серьезным аргументом перейти на ты и продолжить ночь не в одиночестве. Барон не привык пользоваться благосклонностью женщин, которые были хоть чем-то обязаны ему. Будучи человеком немолодым, он понимал, что в них говорило скорее всего чувство долга, нежели действительно эмоции, хотя примеси второго к первому и не исключал. А быть желанным только потому, что ему кто-то должен он считал ниже своего достоинства. И искренне презирал себя, если случалось подобное. У него создавалось впечатление, что он воспользовался беспомощностью женщины, чтобы утолить свою похоть. Что ставило его в один ряд с насильниками. Однако из каждого правила бывают исключения и сегодня им стала Лукреция. Или могла стать. Влепи она ему сейчас пощечину, он бы даже не оскорбился. Вино играло злую шутку, воспаляя разум и впихивая в голову барона желание овладеть этой девушкой. А может быть, не только вино было всему виной? Так или иначе, его руки скользнули ей за спину, расшнуровывая эти невозможные шнурки на корсете.

Поцелуй прервался и возобновился. Вот уже барон успел остаться без рубахи, чувствуя, как настойчиво целует девушка. Теплые, если не сказать горячие, ладони гуляли по его телу, а он..
Он оторвался от поцелуя и отстранился от Лукреции, переводя дыхание и тряхнув головой. Кровь в висках стучала кузнечными молотами, сердце ходило ходуном, а дыхание было частым.
-Прости, мне не стоило..- он поднялся и ухватил рубаху, которая осталась на кровати только в качестве рукава. Его шатало, а пред глазами плыло от только что испытанной страсти и алкоголя, который разбавлял кровь где-то на треть. Во всяком случае, так казалось барону. Он испытывал к себе отвращение. Девушка была прелестна, обещала стать красавицей, за благосклонный взгляд которой будут резаться промеж собой лучшие друзья.. То есть дело было не в ней, а в том, что он действительно был старшее ее в разы. И ничего не мог с собой поделать. Нет, физиологически она была очень привлекательна, механических проблем у магистра не было пока что никаких. Однако с точки зрения морали..
И не привыкший отступать без необходимости магистр поймал себя на мысли, то собирается позорно бежать. Ситуация была не очень простая, однако Хоул все-таки решился обойтись меньшим злом, чем переступить порог невозврата.
-Прости,- барон развернулся и вышел из комнаты, по пути натягивая рубаху. Нужно было остудиться. Испарина, появившаяся на лбу ясно об этом давала понять. Едва не собрав оба косяка в проходе, разделявшим коридор с комнатами и основную залу для обеда. Пройдя мимо продолживших веселье солдат, барон вышел на улицу и вдохнул прохладный воздух. Он увидел бочку с водой и макнулся туда по пояс, задерживая дыхание. Освежившись, он походил вокруг постоялого двора и удалился спать, прокручивая в голове прошедшие события и размышляя, где его воля дала трещину. В каком именно моменте.

Лукреция могла слышать возню на заднем дворе, потом внезапный лязг металла о металл, словно кто-то сошелся на тяжелых мечах и снова шорохи возни, невнятное бормотание.

Барон проснулся раньше Лукреции, проклиная весь чертов мир, кроме прекрасных женщин. Голова болела жутко, хотелось похмелиться, но это грозило перерасти в продолжение вчерашнего вечера, а..
Хоул застонал от воспоминаний об окончании пьянки.
-Вашмилость,- Саймон возник позади, как черт из шкатулки. Выскочил и давай отстукивать своими копытами чечетку.- Никак упились вчера?- хитро щурясь, он показал на аккуратно сложенный халат. Один из пажей тут же подхватил его и унес в комнату магистра.- Пойдемте, я вам весь хмель выбью..
Утренние тренировки были регулярными. Поэтому и приходилось просыпаться так рано. По прикидкам Хоула он проспал не больше двух-трех часов. Не так уж и мало, как могло бы быть.
Они вышли на задний двор и после короткой разминки приступили к непосредственным нагрузкам, которые лучше всего помогали вывести всю дрянь из тела. Сначала короткая сходка на ножах, которые были деревянными, то тычки получались болезненными. Потом борьба, потом смешанные, а потом на мечах со всем арсеналом. И мечи, в отличие от ножей, были металлическими. Просто незаточенными, но пропускать удары все равно не рекомендовалось. Заодно бой с опытным противником заставлял концентрироваться полностью на самом поединке, а не на вчерашних поступках.

Забор, огораживавший задний двор вздрогнул. хрустнул и три бревна из частокола выпали в сторону вместе с одним магистром, который оседлал их спиной и выехал недалеко от Лукреции.
Барон глубоко вздохнул, не рискуя подняться на ноги, бросил взгляд на девушку.
-Доброе утро,- барон был запыханным и тут же принялся вставать, чтобы завершить тренировку своей победой. Еще несколько ударов стали об сталь и с коротким вскриком оруженосец вылетел в ту же дыру в заборе, а следом, прихрамывая заметнее обычного, вышел барон.
-Как спалось?- спросил он, смотря на леди Грациани и приближаясь к поверженному Симону, протягивая тому руку.

-Мы снова на "вы"?- уточнил барон, приподняв бровь вверх. Саймон ухватился за выставленную руку и поднялся, покряхтывая. Он тоже не был хлипеньким мальчиком и мог тренироваться на равных со своим господином. Другое дело, что опыта и силы у него было немногим меньше и приходилось включать хитрость, как в этот раз, когда удалось поймать Хоула на болевой и разогнать об забор. К сожалению, для победы этого оказалось мало.
Оба мужчины тяжело дышали. Тренировка была интенсивной и съедала очень много сил.
-Ты завтракала? Пойдем,- магистр не покраснел больше, чем следовало после прилившей к голове крови от нагрузок и не принялся сбивчиво что-то пытаться пояснить. Непоправимого не случилось, кроме, скорее всего, удара по гордости и самолюбию. Ну что ж, было бы хуже для нее, если бы барон не сдержался ночью, а сейчас грыз бы себя, называя слабовольным куском говна. И в чем тут виновата девушка?
Магистр прошел мимо бочки, вода в которой почему-то не замерзала, шумно дыша. Владелец двора уже должен был приготовить завтрак.
-Сержант Монти! После завтрака у тебя пять минут, чтобы поступить в распоряжение леди Грациани. Случится что..- он выразительно посмотрел на сержанта, тот лишь браво козырнул и подкрутил ус, мол, чего переживать, со мной не пропадет. Сам Хоул прошел в альков и уселся на то же место, что и вчера. Дождавшись, пока корчмарь принесет яичницу с салом, хлеб и сыр с вином, барон проводил того взглядом, взял ложку и перевел взгляд на Лукрецию.- По поводу вчерашнего..- происшествием это язык назвать не поворачивался, а подобрать другое слово барон не мог, поэтому решил не подбирать вообще никакого слова.- Прости, если я тебя обидел. Мне не следовало вообще идти на поводу у эмоций. У меня есть принципы, поступаться которыми я не могу..
Барону тяжело было объясняться с женщинами на подобные темы. Проще было встать, одеться, собрать вещи и выдвинуться дальше. Зачем он вообще затеял этот разговор? Гвидеон вздохнул и цыкнул зубом. Надеяться, что леди умеет читать мысли было глупо. Разговор вроде как не клеился. Хотя сбегать дважды от одной и той же женщины.. Зная, на что способны разозленные и расстроенные женщины, магистр не рисковал предпринять попытку к бегству.

-В таком случае, предлагаю поесть,- барон уже долго прицеливался к куску яичницы со шкварками и луком. Наверняка, конечно, недосолил, и раз уж ни у одной стороны не было претензий насчет вчерашней ночи, то терзаться и буксовать на месте не стоило. В конце концов, это действительно не перелилось в нечто серьезное. Дальше поцелуя не ушло, а целоваться даже подростки могут.
Убедив себя, что все нормализовалось, барон отпил вина и принялся уничтожать свой завтрак, пожелав приятного аппетита фрейлине.
Когда с трапезой было покончено, Хоул допил бокал и глянул на Лукрецию, улыбнулся и поднялся.
-Ты прекрасная девушка, Лукреция,- произнес он.- Рад, что довелось познакомиться. Береги себя.
Барон пошел к выходу из алькова, открыл дверь, обернулся в пол оборота и добавил:
-А слуг, все-таки, поменяй. В Моргарде есть наемный корпус, рубаки оттуда за деньги станут лучшей охраной, нежели эти халдеи. До встречи,- барон вышел, кивнул позавтракавшим солдатам и махнул рукой, мол, пора в дорогу собираться. Понятное дело, что всем хотелось задержаться тут, однако никто не посмел внести подобное предложение. Одно дело пить и веселиться с магистром, который пьет и веселится, другое - перечить ему, когда тот намеревается продолжить дело.
В обеденной остался сержант Монти, дожидающийся госпожу Лукрецию, за сохранность и неприкосновенность которой он отвечал головой и не только.
Отряд из девяти всадников выехал из двора таверны и продолжил путь. Разумеется, магистр возвращался мыслями ко вчерашним событиям, размышлял, правильно ли он поступил. И приходил к мыслям, что лучше уж так, чем иначе. Тем более, прошлого не изменишь, а будущее невозможно просчитать во всем. И даже приблизительные прогнозы говорили, что вчерашняя несдержанность могла перелиться.. В нечто не очень приятное для Лукреции.
Барон тряхнул головой и пришпорил коня, заставляя того сорваться на галоп. Нужно было освежиться, а что освежает лучше доброй скачки к горизонту?