На доске почёта появляется новое имя — Фридгар Бофорт. Игровой стахановец, сюжетный лихач и дамский угодник! Этот человек, который успел запомниться практически всем, внёс в историю Хельма нечто своё — необыкновенное и интересное. Только ленивый не знает о крутых виражах и поворотах, которые он проделывает в игре, а каждый новый пост заставляет содрогаться сердце не одной леди. Поистине потрясающий человек, хвалить которого не устанешь никогда. Ваше Высокопреосвященство — творите ещё, создавайте историю, заставляйте других с упоением ждать каждого Вашего нового шага. Вы сокровище Хельма.

ПОСТОна же не вернет ее, почему я не подумал об этом раньше? Оставшись в стороне пока зрители внимали королеве, Фридгар переглядывался со своим единоутробным братом. Выражение лица Фабиана менялось со скоростью погоды на море. Несколько секунд назад он лучился торжеством, противно кривя свои губы в насмешке, и вот он уже подражает королю – хмурит брови и всматривается в зал. Фридгар знал его слишком хорошо, знал на что надо надавить чтобы вывести его из себя, а что принесет ему наивысшее наслаждение. Полезное знание.
Это дорога в ад. Сегодня я выиграю для нее одно сражение, а дальше? Дальше она захочет, чтобы Фабиан предал Дариона или чтобы Бальтазар ударил в спину старика Гвидеона.  Столько возможностей, но я не могу бросить дочь. Что останется после меня, когда я уйду? Только они и пусть Господь поймет, не простит, но поймет. Не только у меня есть дети.
Взгляд кардинала остановился на Октавии, не существовало другого человека более близкого ему телом и духом, не только любовница, но и заговорщица она поняла его с одного этого  взгляда и чуть подалась вперед, как будто в ее силах остановить камнепад на горной дороге.
- Благодарю за пламенную речь Ваше Величество. – Сжав в руке кольцо лорда-канцлера которое он все это время крутил в руке, в ответ на скорость своей мысли, Фридгар обвел внимательным взглядом собравшихся. – Как духовник ее Величества, я принимал ее исповедь и могу поклясться Отцом Создателем и Матерью защитницей, ее слова прозрачны как слезы младенца, нет в них и капли лжи. 
Хоть это обещание я выполню.
А вот теперь на море разыгралась буря. Неизвестно какие усилия понадобились Фабиану чтобы укротить себя и не разразится молниями на ясном небе, но ему это удалось. Он поступал так еще мальчишкой – вжимался в кресло, скрещивал на груди руки и волком глядел на окружающих, силясь просверлить в них дырку, в первую очередь в отце и слугах, когда отец не обращал на сына внимания. Вот и сейчас это детское выражение появилось на лице Фабиана, младший Бофорт был спокоен.
- Эти долгие месяцы обрушились на меня неподъемным грузом. Речь королевы тронула меня до глубины души и потому я хочу сделать заявление, ибо не могу больше жить во лжи. – Сделав драматическую паузу, Фридгар озвучил свою главную мысль, не подозревая, что это будет легче чем ему самому виделось. – Это я подкинул письма в покои королевы. Я тот гонец, которого не могли найти.
Пока Мод говорила, Фридгар вспомнил, что приходил к ней поговорить о судьбе Карин. Октавия очень хотела, чтобы ее старшая дочь пополнила ряды фрейлин королевы и в итоге удачно вышла замуж, кого она должна была просить о такой услуге резкого мужа или духовника ее величества? Кто как не родной отец попросит за своего ребенка. Фридгар выполнил чужую просьбу, еще тогда он удивился оперативности гофмейстера.
- Я знал, где ее Величество хранит письма, видел несколько раз, как она прятала их в свой тайник. Пользуясь своим положением я имел право говорить с ней наедине, без присутствия фрейлин в ее покоях. Поэтому меня никто не видел, поэтому сеть шпионов Брайена Хоука меня не нашла. Кто посмеет допрашивать кардинала без видимых причин?
Они действительно оставались наедине, они говорили, его визиты отмечали и уже не важно было отлучалась королева в те моменты, прятала при нем письма или нет. Опять слово против слова. Либо он виновен, либо виновна она – других добровольцев взять на себя вину за то преступления никто так и не нашел ни инквизиция, ни люди Гвидеона, ни тем более Брайен.
Весь процесс, по сути строился на словах. Чем его слово хуже слова последней повитухи? Фридгар хорошо знал как женщины могут скрывать дату зачатия своих детей. Об этом могли сказать лишь повитухи и то не все настолько опытны, чтобы судить о время зачатии. Родился ребенок и родился, главное чтобы ребенок и мамочка здоровые были, остальное дело десятое. Когда-то так было с Белами он родился на месяц раньше положенного срока, как думал Фабиан, но Октавии не составило труда убедить всех что ребенок от ее мужа, а не от его брата. Сколько страха они натерпелись, но вот уже Белами вырос, и никто никогда не смел, бросить ему в лицо – бастард! Мог ли Ардерн проникнуть в покои королевы? Мог! Могла ли королева соврать? Могла! Если человек никогда не вравший за свою жизнь  до того момента с чистой совестью и такой же репутацией, бросит в сторону менее честного человека – виновен! – поверят первому, а не второму, потому что до того моменту им не приходилось сомневаться в его честности. Вот и Бофорт собирался воспользоваться своей репутацией, беря вину на себя и не давая Изольде удила правящие колесницей на которой разместились потомки его отца, с бешеной скоростью несущейся к обрыву.
Ну, а теперь самое сложное – нужно защитить свою семью и сделать это как можно более убедительно.
- Милорд Ардерн предложил мне объединить наши семьи, когда мой брат ответил решительным отказом. Моя старшая племянница должна была стать женою его племянника, пока у нас не появятся собственные дети, которые должны были сплотить наши рода еще теснее, еще крепче. Ни для кого не секрет, что я родился вторым, в юности я много времени тратил на злость и огорчения, я был обижен судьбою на то, что родился вторым и всегда завидовал моему брату. Как тонко подметила королева – Зависть, один из семи смертных грехов! – и я грешник. Я хотел занять его место, хотел, хочу и буду хотеть, никакой папский престол не сравниться с наследством моего отца – Армана Бофорта. Я мог бы убить своего брата, но тогда власть перейдет к его сыну, к его брату, а я останусь в стороне. Только король может даровать мне подобную милость.
Замолчал, оглядывая присутствующих. Бальтазар и Октавия замерли, боясь пошевелится, не зная как им реагировать, Фабиан менял цвет от багрово-красного до цветов ледяных шапок гор.
- Не верите? В отличие от королевы я могу дословно пересказать содержание писем, потому что я их и сочинял. Так же…. Гвидо, бумагу прошу вас…
Неверной рукой секретарь протянул кусок пергамента, он давно не вел записи потеряв дар речи. Взяв его и перо, Фридгар склонился над бумагой. Опять тишину нарушил скрип пера. Закончив, Бофорт дошел до судей перед которыми лежали злополучные письма и взял одно из них. Взял и дошел до короля. Подчерк был практически идентичным. Проверяя, способен ли кто-то подделать чужой подчерк и насколько успешно, Фридгар преуспел в своих начинаниях. К худу или добру покажет время.
- Бумага беспристрастна. – Не глядя на королеву Фридгар, обратился к ней. – У меня нет вопросов.
- Ах ты сын облезлой собаки!
- Фабиан! – Граф Бофорт все-таки не выдержал. Одновременно с ним, со своего места вскочил Бальтазар, рука мужчины лежала на плече чужой жены, мешая тем самым Октавии поучаствовать в общей сцене.
- Поосторожнее, ты сын той же собаки.
- Мой дочь…..! – Боясь, что тот наговорит глупостей и все испортит, Бофорт резко перебил своего старшего брата, мешая ему сделать то что у него лучше всего получалось - ляпнуть не подумав. 
- У Изольды Ардерн! – Резкое заявление заставило Фабиана подавиться словами, но Фридгар не закончил. – Я сам отдал ее ей, чтобы ты молчал и не мешал мне! Думаешь король поверил бы тебе? Великий Боже, да если каплю вина пролить мимо его стакана он отправляет человека на плаху, а тут твоя дочь у главной противницы его власти. Ты глуп Фабиан, самонадеян  и глуп, наш отец в гробу переворачивается глядя на тебя  с небес….
И тут граф Бофорт окончательно не выдержал. Меч стражника оказался в руках старшего Бофорта, Фридгар невольно отступил назад, не успев подумать как к месту пришелся тот давший разговор с Мод, когда она упомянула гневливость своего мужа.

Вслед за прекрасной Рослин в наш список почётных жителей Хельма врывается далеко не скромняга. Его репутация развращенца следует за ним густым шлейфом, заставляя дам млеть и отчаянно мечтать об этом мужчине. О нём слышали уж точно все — Хоул Гвидеон, позывной — "бароша", наконец по праву завоевал себе место на доске почёта. Активный постописец, двигатель прогресса и очаровательный собеседник. И это далеко не всё, что о нём можно сказать. Хоул, всем скопом желаем тебе вдохновения размером с море, и крепкого эля размером с твоё вдохновение. Путь не близок, дорогой друг, тебе ещё предстоит столько всего сделать.

ПОСТНемолодой человек, практически старик, если учесть опасность призвания рыцаря и приплюсовать к тому дворцовые заговоры, которые редко сказываются положительно на человеке, который их пытается распутать, да и жизнь они не продлевают, сидел на массивном стуле из красного дерева и перебирал свитки. Перед ним лежала стопка дорогой практически белой бумаги, на столике стояла чернильница и несколько отточенных перьев. Нож лежал недалеко.
-Донесения, донесения, приглашение в гости.. Это еще что за дерьмо?
Он пробежал глазами письмо и вспомнил, что уже читал его. Письмо от какого-то наемника. Рядом с письмом лежал короткий рапорт о том, что удалось нарыть на этого.. Возможного отпрыска. И это он тоже читал. Метрика, описание внешности, привычки, заслуги и прегрешения перед короной. Довольно насыщенная жизнь, если верить написанному. Магистр также помнил и о том, что приказал доставить сюда.. Он бросил короткий взгляд на свиток с данными.. Джека. Ха, интересно, если это окажется правдой..

В помещении было довольно светло, несколько свечей на столе возле непосредственно Гвидеона, масляные лампы на стенах. Сам Хоул был в широкой шелковой рубахе, добротных штанах из хорошего сукна и сапогах с золотыми шпорами. Несколько перстней с полудрагоценными и драгоценными камнями... Довольно неброско для богатого дворянина, занимающего подобную должность.
-Заткнись, висельник,- спокойно произнес барон, точнее уже граф, подарив возможному наследнику тяжелый взгляд. Он сидел на стуле и рассматривал его, кивнув гвардейцам, чтобы вышли. Те подчинились с явной неохотой. Двери закрылись.- Лейтенант наемного корпуса..- граф встал со стула и прошелся к своему собеседнику, если так можно было назвать связанного по рукам и ногам пленника, которому оставили лишь возможность говорить и шевелить телом. Гвидеон прошел за спину наемнику и взял ножны со шпагой и кинжал, принадлежавшие Джеку.- Рекомендую тебе говорить со мной вежливо и при обращении добавлять слово "сэр".- Он так же неспешно вышел с оружием на границу обзора лейтенанта и прошел к стулу, который с некоторой натяжкой можно было даже троном назвать. Усевшись и вновь показав свое лицо, он не обращал внимания на Джека, заинтересовавшись оружием. Вынул клинок из ножен, повертел в руках.- Шпага с фламберговым клинком. Оружие отчаянных сорвиголов и смельчаков, которые могут позволить себе тратить деньги на подобного рода бахвальство. Тебе, конечно же, наплевать на то, что с тобой сделают в плену. И даже офицерский патент тебя не спасет от не очень приятной расправы. Страшные раны подобным оружием не заживают и человек обречен медленно и мучительно делать что? Погибать в агонии, все верно,- он сунул клинок в ножны и облокотил на стул слева от себя. Теперь его интересовал кинжал. Он взял нож для заточки пера и поколупал дол, очищая от крови, а потом прищурился и повертел в руках, глядя, как тот играет на свету. Маслянистая пленка понятно намекнула, с чем этот кинжал едят.- Отравленный кинжал. Милый мальчик,- наконец соизволив посмотреть на наемника, произнес Хоул, откладывая кинжал в сторону. Сам он был безоружен. Здесь он чувствовал себя в безопасности и оружия при себе не носил.- Ну и что ты хотел добиться своим письмом? Допустим, я твой отец. Твои действия?- магистр взял со стола кубок и отпил из него.

Господа пираты, открывайте ваш лучший ром в честь своего тильского собрата! На этой неделе героем баллад становится Себастиан Рид, верный старпом легендарного «Призрака». Дорогой Рид, ты один из тех, кто бороздит просторы нашего мира не первый месяц и по праву считаешься старожилом Хельма, поэтому как никто другой заслуживаешь вписать своё имя на доску почёта. Твоё пиратское братство и остальной мир очень гордится тобой и желает побольше успехов на нелёгком поприще островной анархии и морской контрабанды. Вдохновения, женщин и удачи!

ПОСТ- У этих дикарей совершенно нет представления о том, что такое музыка, – прогнусавил ещё не совсем пришедший в себя здоровяк, прислонившись могучей спиной к прочным прутьям клетки, далёким от идеально ровных.
Матрос только несколько минут назад разлепил глаза – и было непонятно, то ли действие яда постепенно сходило на «нет», то ли его разбудил царивший хаос в центре поселения их пленителей. А шум был – будь здоров. Топот десятков ног, гигантские тени фигур, кружившихся в безумной пляске вокруг вздымающегося ввысь костра, грохот барабанов, завывания, чередующиеся с улюлюканьем и громкими вскриками, давным-давно распугавшими всех птиц с ближайших деревьев.
- Ты не в таверне, а эти обезьяны не барды, готовые ублажить твои уши ради звонкой монеты, - огрызнулся голос с другого конца их временного обиталища. – Нас раздерут на куски и сожрут, а всё потому, что мы попёрлись в эту грёбаную глушь вместе с двумя увальнями, которых парой жалких дротиков срубило так, что до сих пор в отключке! Бароны, тоже мне…
-  Полегче на поворотах, пиявка ты болотная, - рыкнул первый. От его резкой попытки вскочить, клетка чуть скрипнула, или им просто хотелось верить в то, что прозвучал скрип. Пират ухватился за корявый прут и наклонился вперёд. – Где же твоя баронесса? Осталась греть свой нежный зад на пляжном солнышке?
- Заткнулись, - коротко бросил Рид через плечо, на секунду оборачиваясь на уже готовых вцепиться друг в друга матросов, и повернулся обратно, прижимаясь к деревянной решётке, чтобы видеть всё как можно лучше. – В каждого из них попало как минимум по штук пять-шесть… Если тебя это утешит, Гонсалес.
- Он оскорбил моего капитана! – возмутился тот. – И твоего, между прочим, тоже, Рид!
- И за это сапоги всей нашей команды окажутся в его заднице, – Себастиан предупредительно поднял ладонь, когда блэровский пёс (или это был кто-то из команды Фицроя, или и вовсе Ортиса?), вонзился в него угрожающим взглядом, - но для начала нам нужно выбраться отсюда. И желательно, как можно быстрее, потому что жрать нас уж вряд ли будут, судя по той туше, которую только что сняли с вон того костра, - он кивнул чуть в сторону – немного поодаль от основного места действия, - а вот принести в жертву очень даже могут, иначе зачем ещё оставлять в живых.
Старпом очнулся и сам относительно недавно. Быть может, это произошло бы раньше, не цепляйся он с таким отчаянием за стремительно ускользающие крохи сознания, когда их, связанных по рукам и ногам, тащили на прогибающихся шестах по джунглям. Высокие папоротники хлестали по лицу, на несколько ничтожных мгновений возвращая к перевёрнутой вверх ногами реальности, но мужчина не мог пошевелить и пальцем, а голова его безвольно болталась из стороны в сторону, пока яд не пропитал кровь насквозь, и Рид не отрубился.
Положение их было плачевным настолько, что даже относительно недавнее приключение в подвалах Рамийского форта казалось на его фоне небольшой забавной историей. Началось всё с того, что их немногочисленный отряд даже толком не успел оказать должного сопротивления. Ещё до того, как лицо врага приобрело очертания, из самой чащи на них со свистом обрушились десятки точных игл, впиваясь в кожу. И пока часть пиратов, которым не повезло собрать за раз аж несколько острых «снарядов», уже целовала землю-матушку, самые крепкие ринулись на выскочивших из зарослей противников и даже успели порубить парочку из них, пока не схлопотали новую порцию отравленных игл. Закончилось же всё тем, что они очнулись, замурованные в двух клетках, совершенно безоружные.
- Ортис… - пробормотал Рид, не прекращая пожирать взглядом спину аборигена-сторожа, который только что подошёл к неглубокой яме, накрытой связкой широких пальмовых листьев. Отодвинув их в сторону, он принялся водить тупым концом своего копья по содержимому ямы, которым, судя по характерным звукам, было оружие пиратов. Отодвигая то одну саблю, то другую, чернокожий дикарь будто присматривался, выбирал что-то. И действительно, присев на корточки, он поднял один из особенно приглянувшихся кинжалов и начал вертеть перед глазами, наблюдая, как украшенная драгоценными камнями рукоять (вот наверняка это принадлежало трёклятому Ортису) поблёскивает в свете костров. – Ортис! – уже громче прошипел пират, вновь оборачиваясь и отвлекая тем самым капитана «Синистера» от, несомненно, важного дела, а именно – спора с Гонсалесом о том, какой из двух баронов, находящихся в соседней клетке, придёт в себя первым. Рафаэль недовольно сверкнул в старпома Хоук взглядом, ещё даже не подозревая, какая участь его ждёт вот прям сейчас. – Снимай свой воротник, быстрее давай. И вообще всё, где у тебя есть железные вставки. А ещё эту хрень, - мужчина небрежно указал пальцем на тонкую ткань, некогда, быть может, аккуратно завязанную на его шее. – Чего уставился? Ещё спасибо потом скажешь. Уж на сей раз точно.
Разумеется, была устроена сцена. Разумеется, Рафаэль Ортис не хотел так просто расставаться со своей прелестью, которую, по его гневным заверениям, он приобрёл совсем недавно и не собирается отдавать в грязные руки какого-то «неотёсанного отребья с Призрака». Но в конце концов заветный материал был в руках Рида, а нашейный платок оказался куда длиннее и шире, чем выглядел на груди своего хозяина.
Попеременно следя за тем, чтобы никто не засек, чем он тут промышляет, Рид под скрип зубов Ортиса как можно скорее распотрошил воротник, прошитый по краям серебристыми нитями, и плечи воистину шикарного камзола своего сокамерника, таким образом добыв себе твёрдый каркас из гнущихся тонких металлических проволок, которые тут же распрямил, насколько было возможно.
Треск разрываемой ткани заглушил хор голосов, выкрикнувших какое-то слово (или имя?) в таком единении, что аж мурашки по спине пробежали. Подгадав очередную «волну» всеобщего зова, Себастиан дёрнул в разные стороны оставшуюся полоску, и, удостоверившись, что его возня не была услышана, принялся связывать получившиеся лоскуты.
Внезапно острие копья их сторожа резко дёрнулось, абориген выпрямился и начал, держась всё за ту же цветастую рукоятку, прицеливаться куда-то вниз. Одно резкое движение, и острое лезвие впилось в почву прямо перед его растопыренными пальцами ног. Усмехнувшись, мужчина было хотел нагнуться и выдернуть кинжал обратно, как тут распрямил плечи и обернулся. Крепче схватив своё копьё, он направился прямо к их клетке, в которой все тут же притихли и напряглись, но, оказалось, их безмолвного надзирателя подозвал один из его соплеменников, такой же уродливый и размалёванный. Он начал что-то тараторить на своём тарабарском и при этом активно жестикулировать. Рид же тем временем затянул последний узел и придвинулся к Ортису.
- Нужно попытаться… - он кивком указал на наполовину вошедший в землю кинжал - то, что нынче по праву можно было считать дороже всякого золота.

Вы только посмотрите на этого жулика! Хитрые глазки, румяные щёчки, сладкие речи на ушко юной дамы. Узнаете? Да, теперь ряды признанных героев Хельма пополнились самым главным Казанова королевства - Томасом Девантри! Искренне, от души поздравляю этого замечательного молодого человека, который своей неистовой активностью поднимает настроение многим заблудшим душам и заставляет лишний раз улыбнуться. Спасибо тебе, Томас, ты чудесный друг, собеседник и игрок. Многих лет тебе игры на Хельме, традиционно - вдохновение, а так же чтобы тесть не обижал. Сегодня мы пьём в Раленде.

ПОСТм е н я   у в и д я ,   н е   к р а с н е й ,
п у с к а й   л ю б о в ь   с е б я    с к р ы в а е т ;

   Конечно, все произошедшее в этой комнате было слишком для одной невинной девушки, и если бы Томас не был вынужден пойти на такой шаг, он бы не стал напирать на леди Баратэон, н стал бы переходить все дозволенные современным обществом границы и те свои, за которыми он терял контроль над головой. Но, слава Отцу-Создателю, все обошлось, а Том где-то в глубине души поблагодарил Норин за то, что она укусила его и сбавила напор, с которым он целовал ее. В итоге у фрейлины осталось лишь потрясение и слезы обиды. Обиды на его ухаживания или их лживость, как она высказала в сердцах. Что там было еще на даже девушки, Девантри сейчас не дано познать, но поблескивающие в свете свечей дорожки на щеках намекали на то, что сил у нее больше нет.
   А Томас... в конце концов, он остался удовлетворен. Быть может, с какой-то другой благородной леди такой фокус не прошел бы, но его наглые поцелуи стали залогом того, что фрейлина в ближайшее время не посмеет и заикнуться о виконте Раленда, не то что трепать о его секретах, обрекающих ее на окончательно растоптанную репутацию. Злые языки, а их при дворе было не мало и все как один принадлежали хорошеньким девицам, куда охотнее бы болтали о том, что гасконка что-то делала в ралендских подвалах наедине с Томасом, чем о том, что там делал сам виконт. Увы и слава богу, женщины редко видят суть.
   — Как вы смели убедиться, миледи, репутация создается завистниками, что облекают истину в яркие одежды, что не всегда по размеру обсуждаемой персоне. Не все, что вы могли слышать обо мне правда, как и то, что фрейлины надумали про вас... — Опять из его уст полились красивые слава, что если и имели смысл, то не в случае Томаса. О его репутации легенд не слагалось, все основывалось на общеизвестных фактах, которые виконт не скрывал. Было что-то занижено завистниками и преувеличено сплетниками, но в обще-то от правда отличалось слабо. Однако, Девантри с детства был приучен держать лихо и отнекиваться красиво, что сейчас ненавязчиво делал. — Обещаю, что о сегодняшнем вечере из моих уст ни одна живая душа не услышит и слова. Я знаю, как уйти незамеченным, миледи, чтобы более не доставлять вам неудобств.
   Он виновато улыбнулся и опустил глаза. Норин вправе считать, что все может быть закончено здесь и сейчас, возможно так и будет, но об этом Девантри подумает позже. Неизвестно еще, как обернется им визит Кэт и невинный женский шпионаж под дверями. Томас обернулся, взглянул на дверь и отошел к балкону.
    — И, миледи... В моих словах нет лукавства. Вы еще слишком юны и многое идеализируйте. Мир гораздо проще и непригляднее, чем вы думаете.  — Он открыл балкон, вновь пуская в покои свежий майский воздух и вытесняя им напряжение, что создавал сдавленный шепот и откровенно возмутительные сцены. — Покойной ночи, леди Бейлор.
    Притворив за собой дверь, Девантри нашел по правую сторону примеченные им корни плюща, что за многие годы обратилась в ветви и аккуратно спустился ниже. Благо, репутация виконта подразумевала такое умение.

Пожалуй, я не ошибусь если скажу, что следующим героем баллад стал главный хулиган всея королевств. Будучи занозой в пятой точке своего отца, этот юноша с самого начала пытался и продолжается пытаться навести хаос в собственной семье. И ему это удается. Догадались уже о ком речь? О Его Высочестве Комноле Уоллесе, конечно же. Чёрный принц, он же Моргот, желаем Вам много-много вдохновения на все Ваши недетские шалости; крепкой руки в сражениях, снисхождения отца и побольше ссор с родными, которые Вы так любите. Вскоре слава о Вашей доблести догонит Вас и даже старший брат не сумеет её затмить!

ПОСТ     Двойная серповидная луна и шум стылой воды, что лепетала на неизвестном языке. Это местный Шитбрук поглощал в свои мелководные пучины кровь и плоть редкой породы дворянина, оставляя на поверхности только тёмно-алые лужи. Комнол стоял и сопел, чуть было не присвистывая. Его ноги и сизый взгляд косились в такт, а рука добавляла этому шторму ещё более протяжённого интервала между качками, заливая в юношеский организм всё больше и больше вина. Фляга с кровью Отца висела на поясе, время от времени поднимаясь ко рту то самого принца, то его товарищей. Они стояли чуть поотдаль. Свенна с ними не было, этот рыжий ублюдок растворился в толпе и смылся до того, как они успели искромсать на хельмовский флаг того, кто сейчас бультыхался в городских отходах и нечистотах. Затуманенным разумом Уоллес прикинул себе на завтра задать другу вздрючку с использованием кулаков и острых предметов, а сейчас душа хотела унестись дальше в пляс в такт музыке, что орала на всю таверну где-то сзади. Душа хотела, а ноги не слушались. Сделав ещё один глоток, затем хлебнув и эля, Комнол провалился в темноту бессознания. Пока не проснулся у себя в кровати.
     Господи, это был настоящий шторм, который не снился ни тильским пиратам, ни балморийским купцам. Комнолу казалось, что его сейчас вырвет целой поднебесной, но сильный желудок держался до последнего. Соскользнув с кровати на пол и практически ползком добравшись до столика напротив, Комнол жадно пристроился к кувшину с холодной водой. Холодной она была, потому что и в самих покоях стоял невероятный дубарь. Камин, одиноко потухший без полений, а только с чёрной золой, встретил хозяина морозным дыханием. Напившись достаточно, чтобы немного оклематься и разлепить глаза, принц начал вспомнить события вчерашнего вечера. Нащупав в полу-темноте свой килт, брошенный на пол как тряпку, Уоллес подобрался к окну и разглядел его. Сине-голубая ткань была испачкана бурой кровью, уже сухой на пробу. Конечно, деда здесь не было, чтобы снова схватить его за шкирку и отослать в глухую провинцию, но Комнол всё равно знатно трухнул. Стянув с себя и вчерашнюю рубаху, принц остался совершенно голый. Единственная не потухшая свеча была его спасением и, кинув в камин свои тряпки, Комнол поджог их. Наслаждение от минуемых обвинений и тепла было прервано спустя пару минут.
     - Доброе утро, Ваше Высочество, Вас просят пройти в кабинет к лорду Роланду, - в дверном проёме появилась конопатая морда одного из пажей. Он смотрел пугливо, но уверенно. Видимо, пытался храбриться через "не хочу".
     - Какой сейчас час? - Лениво повернув тяжёлую голову в сторону пажа, Комнол вложил в свой взгляд всю скорбь мира. Ничего удивительного, вчера у него был страшный бой с зелёным змием. И он проиграл.
     - Солнце на восходе, время завтрака, милорд, - паж улыбнулся и уже полностью юркнул в покои принца. Со знанием дела, конопатый взял из сундука чистый килт и рубахи, а затем разложил на кровати, молча призывая Комнола одеться. Сам принц и забыл, что сидит на холодной плите совсем голый. Не хватало ещё хозяйство отморозить и не заиметь желанного потомства.

     Он стаскивался с лестницы как ленивый тюлень. Шторм поутих, но штиля не было. Хотелось жаренного мяса и вина для похмелья, но, видимо, этого стоило подождать. Честно говоря, дядю Комнол уважал, но не признавал этого. Принцу нравилось как его старший член семьи относится к военному делу и какой важной частью этого круговорота жизни является сам. Комнол и не помнил, когда меч Роланда просыхал от крови. Тем не менее, сейчас это уважение сменилось тревогой, которая распространилась по всему телу и свела желудок. Не голод, тревога.
     - Доброго утра, дядя, - подойди он ещё чуть ближе, и Роланд повалится на пол в винных парах Комнола, который не успел даже жухлого яблока съесть, - неужели зная, что я вернулся очень поздно, Вы решили разбудить меня когда ещё даже солнце только лениво показалось из-за горизонта? - Откровенное возмущение не смущало Комнола. Раз говорить, так без обиняков, - я был в таверне. Это же ярмарочный день, когда ещё там быть? - принц плюхнулся на скамью напротив стола и развёл руки в сторону, - и я видел там Ваших гвардейцев, дядя. Вели себя хуже, чем местные пьяницы, - наклонившись вперёд и приставив ладонь к щеке, Уоллес громко зашептал, - говорят, один из них на потеху публике стал сношаться со свиньей. Отличная муштра своих солдат, дядя, - Комнол гулко заржал.

Давно на таблице почёта не появлялись представители этого южного народа. Гордость и консерватизм, великолепие и богатство, блистательность и ум... всё это присуще атлантийцу Адонису Данаосу, нынешнему герою баллад. Выходец из тёплых краев, Адонис покорил не только свою жену Неферт, но и сердца многих других - от балморийцев до северян. Интересная игра, неожиданные сюжетные повороты, умелые слова... всем этим граф умело приправляет свои посты, заставляя сопереживать ему и тщательно следить за его судьбой. Пожелаем же южному умельцу удачи в нынешнее время - милостивой руки регента и счастья в лоне семьи. Пусть все андские беды отступают от стен города, как перед этим ненавистная чума. Мы держим за Вас кулачки, Ваше Сиятельство. 

ПОСТ     Кир сделал вид, что увлечён десертом, когда герцог и граф поднялись из-за стола и отправились к выходу из залы, продолжая при том негромко переговариваться. И лишь внимательный наблюдатель мог заметить, что мальчик бесцельно водит ложкой по мороженому, размазывая сладкий сироп, а сам изо всех сил напрягает слух. Увы, услышать что-либо сверх уже узнанного ему так и не удалось, и, поняв тщетность своих устремлений, Кир занялся десертом по-настоящему. Он ещё питал надежду узнать что-либо о делах Орллеи от отца, когда герцог их покинет.
     Слуги, предупреждённые Адонисом, принесли в его кабинет лёгкие закуски, в основном фрукты и сыр, охлаждённые напитки и два удобных кресла, разместив их точно напротив выхода на балкон. С моря доносились пронзительные крики чаек да шум накатывающих на берег волн. Ветер раздувал занавески из красного шёлка, и они подкрашивали проникающий в комнату солнечный свет в приятные глазу багряные оттенки. Усевшись в кресло, теряешь из виду побережье, зато открываешь для себя живописный вид на скалы, нависающие над морской гладью, в недрах которых прорублены шахты горняков. Если не знать наверняка, нипочём и не догадаешься о наличии проблем, кроющихся за сим дивным пейзажем. Адонису и хотелось бы забыться, прикрыв глаза и наслаждаясь теплом и прибоем, но он не мог себе этого позволить.
     Андрес говорил неторопливо, осторожно. Адонис оценил его такт. Ни одно из слов герцога нельзя было истолковать как изменническое, и, тем не менее, за общей речью слышалась отчаянная смелость и даже вызов, готовый вот-вот прозвучать в стенах графского дворца. Адонис не желал торопить Андреса наводящими вопросами, избрав позицию благодарного слушателя. В конце концов, о делах Атлантии они поговорили достаточно, чтобы герцог осознал всю тяжесть положения местных лордов.
     Но о делах Орллеи они заговорили лишь тогда, когда за последним слугой, наполнившим их кубки лёгким вином, закрылась массивная дверь. Теперь ничто из сказанного лордами не могло, даже случайно, выйти за пределы этого кабинета.
     Здравые рассуждения Андреса Адонис выслушал с заинтересованным видом, и под конец монолога согласно наклонил голову, признавая справедливость притязаний герцога. Принцип взаимополезности более чем устраивал его — сказывалась то атлантийская щедрость, так и не вытравленная из лорда эпидемией чумы и жизненной необходимостью оберегать каждый медяк, либо личная расположенность к Андресу Найтону, но возможность сослужить герцогу Орллеи добрую службу в благодарность за предоставленную помощь в каком-то отношении даже воодушевила графа Андширского. Помимо того, ему было интересно узнать, что же на самом деле затеял Андрес — ведь визит в охваченный чёрной смертью край не был только лишь проявлением дружеского участия, хотя оно и подтолкнуло герцога к появлению в Анде.
     — Какую помощь Атлантия сможет вам оказать, друг мой?
     Едва ли Андрес потребует с атлантийцев компенсации всех затрат — нечто подобное подразумевалось само собой, Атлантия в любом случае не осталась бы в долгу перед Орллеей. Но на уме у Андреса явно была иная, более занимательная мысль.

Всего полтора месяца назад Хельм не знал этого человека, но уже сегодня награждает его столь большим количеством наград, которое не соискать у других. Конечно же, я говорю о величественном лорде-канцлере - Эдварде Девантри! Этот дерзкий, смелый и весьма-весьма хитрый мужчина успел покорить своей игрой всех до единого. Его остроумие - тонкая игла, перо - полное ярких сюжетных чернил, а идеи - свежий родник. Талантливый Вы наш лорд-канцлер, желаем Вам сговорчивых со-игроков, послушных детей, умных союзников, мира в королевстве и больше-больше золотых шахт в графстве. Продолжайте в том же духе (только снова сына не травите), и любовь народ не только не угаснет, но и возрастёт. Вперёд и с песней!

ПОСТЛорд-канцлер демонстративно отложил перо, после чего испытывающим молчаливым взглядом впился в виконта Уортшира, дожидаясь, пока приступ сына отойдет.
- Закончил? – Недоверчиво поинтересовался граф во время затянувшейся паузы. Томас был в своем обычном репертуаре, выплескивая безграничный эгоизм, когда другие аргументы иссякают. Конечно, в его видении отец всегда был и будет виноват в том, что не уделял должного внимания. В том, что в его младенчестве не отрастил молочную грудь и не подкармливал наравне с матерью. В том,  что не гладит по голове прилюдно и не приговаривает «какой Томас молодец, золотой мальчик вырос, изумительный ребенок!». И вдруг все вызывающее поведение обиженного чада превращается в вину недохвалившего родителя, казалось бы, с возрастом эта ересь должна была покинуть молодую голову, но нет, она отшлифовалась временем, приобретая законченный вид абсолютной вины отца.

- Ну что же, хоть чему-то, да я тебя все же научил. Раздражает, не правда ли, когда кто-то коверкает речь, изображая твои интонации? – Ехидно улыбнулся Эдвард – осталось вбить в голову перечень людей, с которыми подобное проделывать крайне нежелательно,  мое имя в том списке, пожалуй, на первом месте.
Взяв перо в руки, и скрупулёзно выводя на пергаменте буквы, заполняя начало личного досье на Анну Мирцелл, начиная с общих сведений, что знал и сам, Эдвард сосредоточенно продолжил свои наставления:

- Если ты не заметил, Томас Девантри, я не вечен. Я старею, и век мой близится к концу. Обстоятельства, по которым моя душа все еще не отошла к праотцам для многих остается загадкой, для меня же все предельно ясно – меня питает ненависть. Я не могу умереть, зная, кто будет жить после меня. Да и забирать мою душу, кажется, боги не торопятся, я вынужденное зло, без которого это королевство обречено. Без вариантов. И пока я не потерял способность дышать, я должен сделать из тебя достойную замену самого себя. Мне без разницы, будешь ты при этом задирать юбки или нет, это твоя жизнь. Но грязь политики, которую ты ненавидишь, тебе придется пропускать через себя. Не как очередной лордик, как я.
Закончив общую хронологию, с момента появления Анны при дворе короля Чарльза, Эдвард поднял глаза на сына. Абсолютная противоположность, воплощение всего того, кем был Эдвард в его возрасте, и кем клялся оставаться вечно. А итог всегда был и будет один, об этом предупреждал еще Винсент Девантри.

- Ты до сих пор не осознал, насколько моргардка важна? Неужели ты не видишь того, что вижу я? Ну же, где твое воображение, сын! А ведь яд в травяном настое на вине многолетней выдержки ты лихо представил, даже не взял во внимание, что мы в королевской канцелярии, крысиной яме, где каждый жаждет уличить каждого, и будь уверен, мои запасы втихомолку попивают мои же писари. Я что, по-твоему, совсем спятил, травить всю королевскую канцелярию? – улыбка на лице Эдварда растянулась до ушей: видеть сейчас лицо Томаса для него было бесценным удовольствием.

- Хорошенько запомни этот урок сын, все не то, чем кажется. Стоит подать ложь в нужном свете, и разум человека дорисует детали, подстроится под нее, и даже начнет в нее верить.  Тебе было плохо? До сих пор подташнивает, небось? Воистину фантазия человеческая не знает границ. 

Лорд-канцлер наклонился вперед, нахмурив лоб:
- Все еще считаешь, что станешь очередным лордиком, Томас? Нет уж, я научу тебя быть их ночным кошмаром. За то недолгое время, что мне отведено ты пройдешь сквозь пекло, переродившись в дьявола. Именно этого все они ждут от тебя, со стыдом и страхом осознавая, что ты должен быть именно таким, и ты нужен им именно таким. Можешь отрицать и дальше свою судьбу, сын, но она все равно тебя настигнет, куда бы ты ни направился. К слову, если хочешь сбежать, хлопнув дверью, у меня есть занимательное поручение, с которым ты справишься, если извлек из нашей беседы правильные выводы, но сначала мы должны заполнить пробелы в записях про Анну.

Мысленно лорд-канлер повторил свои слова: фантазия не знает границ. Конечно, после такого откровения Томасу впору бы возненавидеть отца, впервые по-настоящему и по действительно серьезной причине. За подобные игры как правило не прощают. Но, когда в твоих жилах яд, стремящийся сцепить своей холодной хваткой сердце, любая помощь хороша, даже такая незначительная, как неверие в реальность отравы и планирование дальнейшей жизни. Оставалось ждать - утро всех рассудит.

Сырые подвалы, окровавленные цепи, предсмертные хрипы... всё это может ассоциироваться только с одним человеком, с тем, слава о ком облетела каждое королевство материка. Итак, ныне доску почёта своим портретом украсил Брайен Хоук - граф, лорд, пыточных дел мастер. Встречи с ним боятся, взгляда опасаются, но каждый стремиться понаблюдать за рукой маститого профессионала, который принёс своему лесному королевству не одну победу над ересью и ведовством. Мой верноподданный Брай, желаю тебе сил и терпения и дальше держать планку столь высокого и ещё выше. Пусть поддержка в виде плеча Дьердре будет исполинской, охота успешной, а война выигрышной. Тебя ждёт ещё очень много дел, поэтому вперёд с засученными рукавами, мой мастер. 

ПОСТХоук молчал, опустив руки. Сердце стучало так громко, что стук отдавал, казалось, во все части тела. Голова гудела. Он провел рукой по лицу, явно инстинктивно желая стереть с него пот, смешанный с кровью. Но забыл, что и руки его, мягко говоря, не очень стерильны.
Был ли Брайен огорчен тем, что его жертва, скорее всего, была уже мертва? Скорее нет, чем да. Он знал, что еще не десятки, а сотни человек побывают у него в подвале. Знал, что еще сотню человек он сможет заставить кричать так же громко, как сегодня кричала ведьма, а возможно и еще громче. Он немного жалел о том, что взял с собой лишь нож – если бы у него было еще что-нибудь, он бы смог показать больше.
Да, давно он не устраивал подобных представлений. И, признаться, давно на них так не реагировали. По лицу девушки было видно, что она смогла усмирить страх, спрятать его где-то глубоко-глубоко внутри себя. А возможно она и совсем не боялась. Возможно, она такая же «психически ненормальная», как сам Брайен Хоук.
Граф усмехнулся. Просьба не удивила его. Он ожидал услышать что-то подобное. И он уже знал, что ответить. Но находиться в подвале он больше не хотел. Работа завершена, делать тут больше нечего.

Снова несколько шагов к бочке с водой. Он несколько раз плеснул на свое красное, запачканное кровью лицо. Вода окрасилась багрянцем. По комнате разносился неприятный запах.
Несколько шагов в угол подвала. Там, на полу, лежал небрежно сброшенный графом плащ. Он оставил его там когда зашел в подвал, и приступил к работе. Наклонившись, Хоук поднял его, и отряхнул. В подвале не было слишком пыльно, потому это была лишь чистая формальность. Он обошел леди сзади, и набросил плащ ей на плечи.
- Прошу простить меня за испорченный наряд. Не рассчитал силы. А сейчас – пойдем, тут больше не на что смотреть, - проговорил Хоук, довольно четко, и уверенно. Да, с кем, а с Хоуком спорить было сложно. Особенно после увиденного. Он осторожно набросил капюшон на голову королевской дочки, чтобы случайные зеваки, если такие будут, узнав ее, не задавали лишних вопросов, затем, сжал свои пальцы вокруг ее запястья, и потянул Дьердре за собой.
Шаг его был широкий, быстрый. Мелькали каменные ступеньки. Стук каблуков эхом раскатывался по подземелью. По крайней мере, так казалось Хоуку. Он обернулся, проверяя, не потерялась ли его спутница по пути. Хотя, его пальцы все так же крепко сжимали ее запястье, и вырваться незамеченной было бы не просто. Впрочем, ничего не могло помешать Дьердре вонзить нож ему в спину. Но Хоук знал – этого не случится.
А вот и массивная дверь. Брай толкает ее плечом, та поддается, скрипит. Давно не смазывалась. Впрочем, это не важно. Охранник дернулся, вскочил. На его толстом, красном лице промелькнул испуг. Глазки в панике бегали.
- Ваша милость! Вы быстро сегодня! – выпалил он, не зная, улыбаться ему, или не стоит. Потому, на его лице застыла странная гримаса – то ли улыбка, то ли оскал, то ли усмешка. Хоук сжал зубы, казалось, даже зарычал, как большой голодный волк, увидевший легкую добычу. Сжав кулак свободной, правой руки, он резко бросил ее в челюсть охранника. Что-то хрустнуло. Хоук слегка скривился. Хрустнула отнюдь не его рука, хотя, признать, было даже немного больно. Хрустнула челюсть мужчины. Тот осел на пол, выплевывая кровь, не рискуя поднимать глаза, как побитый щенок, не понимал, за что его наказывают.
- Я разберусь с тобой позже. С тобой я задержусь там на много дольше чем сегодня, уж поверь, - произнес граф, покидая узкий коридор, сворачивая в сеть туннелей, ведущих к небольшой двери на задний двор замка. Сюда, обычно, утром, выходили люди, работающие на конюшнях, псарня. Тут стояла небольшая самодельная скамья, неподалёку сушили сено для конюшен.
Наконец-то, свежий воздух. Гул в голове утих. Ветер обдувал мокрое от воды и пота лицо графа. Он отпустил запястье девушки. Сейчас, ночью, тут было безлюдно. Прислуга спала. Спала и королевская семья.
- Мой ответ на твой вопрос – нет. Я не стану учить королевскую дочь, пусть даже бастарда снимать кожу с ведьм и пытать их, - произнес Брайен, после небольшой паузы. Он стоял спиной к королевской дочери, глядя на небо, пустое, почему-то сегодня не усыпанное пылинками звезд. Даже луна скрылась где-то за тучами, не желая показывать графу свой лик. Возможно, даже небесные обитатели опасались графа, как знать.
- Впрооочем, - уже привычным, немного веселым голосом произнес граф, разворачиваясь к леди Миргард, - я не буду запрещать тебе приходить ко мне во время «работы». Я даже могу предупредить стражу о том, что тебя можно пропускать.
Не дожидаясь ответа, он отошел к скамье, и уверенно сел на нее. В руках он крутил нож, тот самый, который еще несколько минут назад плясал в его руках, вырезая зловещие узоры на теле юной ведьмы.

Долгожданное лицо на доске почёта - всеми любимый, невероятно талантливый, душой и сердцем преданный - Генрих Найтон, лорд-регент Хельма и герцог Хайбрэя! С нескрываемым восхищением поздравляем тебя, Генрих, с приобретением нового легендарного титула, который станет ещё одной наградой в твою большую, как мой винный погреб, копилку трофеев и медалей. Спасибо тебе за твоё старание, упорство и желание сделать мир лучше, у тебя это действительно получается, своей стойкостью ты вдохновляешь многих. А пожелать хотелось бы одного - не сдаваться ни при каких обстоятельствах, держать планку высоко, а самому тянуться ещё выше. В конце-концов, такой миротворец как ты - способен на великие свершения, а наша вера в тебя пусть будет звездой-ориентиром. Ещё раз с награждением, Ваша Светлость! Да прибудут с тобой крепкие щиты и бравые воины.

ПОСТСлова Беатриче всё ещё звучали в ушах, когда лошади – её и сопровождающих – скрылись за линией горизонта, размытого дождём до зыбкой, прерывистой линии.
«…я не смогу себе простить…»
Всё верно, не сможет. Беря на себя ответственность за чужую жизнь – одну или тысячи, не суть – будь готов, что не сможешь сложить её, пока твоё собственное сердце не перестанет биться. Люди доверяют друг другу по разным причинам: у кого-то не оказывается иного выбора, кто-то следует по пути своих отцов, кто-то оговаривает цену и границы, за которыми вера перестаёт существовать. Ну а кто-то – без оглядки на будущее, которое может оказаться вовсе не тем, что она или он себе представляли.
«…я не смогу себе простить…»
Разве можно быть уверенным в глубине этих слов? Вдруг завтра израненное сердце отыщет лазейку, позволит уговорить: у меня не было выбора, у меня просто не было другого выбора. Ну или же был, вот только эта дорога вела в пропасть. Пропасть – это падение. Или полёт? Короткий, дерзкий, обречённый, но всё же выбор.
«…я не смогу себе простить…»
Так вот и он не сможет. Возложив храбрую орллевинскую ласточку на алтарь единого Хельма, Генрих может одержать победу. Бескровную, как он того и хотел! Без проигравших, как и было задумано!.. Без проигравших? А вот это вряд ли. Проигравшие будут, они уже есть. И первым в списке имя Генриха Найтона. Позволяя леди Вентури принести себя в жертву, лорд-регент предавал всё, во что он когда-либо верил. Она поверила ему, пошла за ним и теперь, даже если земля и небо восстанут против него, Генрих должен её защитить. Андрес готов гарантировать безопасность графини? Возможно, он и впрямь готов, вот только это теперь не его долг. Плевать, кому там достанется (да что там, уже достался) Элшир, главное – кому принадлежит доверие храброй орллевинской ласточки с глубокими глазами, первой среди всех птиц…
…Вернувшись в шатёр, Генрих на мгновение прикрыл глаза, привыкая к полумраку, царившему под его сводами. Вода намочила его волосы, забралась за воротник и, отбросив в сторону перчатки, Генрих с наслаждением отёр лицо. Боги не отвечают людям? Всё так. Другие люди делают это за них.
- Благодарю за то, что согласился подождать, – внезапно улыбка Генриха сделалась прежней. Как будто бы не было этих напряжённых месяцев, собранных в годы, войны и баррикады крепче каменных стен. Был только он сам и его кузен – ближе, чем брат – Андрес Найтон. Тот, к которому младший принц без колебания повернулся бы спиной. - Надеюсь, я не слишком злоупотребил этим временем? – Пожалуй, имей Генрих возможность видеть себя со стороны, подивился бы – куда ушла напряжённая складка со лба, и почему глаза больше не отдают сталью, ставшей его спутником с первого дня регентства? Возможно, напряжение прожитых месяцев смыл дождь, что властвовал по ту сторону плотной ткани. Возможно, это сделало принятое им решение. То самое, которое, как ни странно, помогла принять именно Беатриче. - Что ж, самое время продолжить. Её Сиятельство покинула нас, испросив позволения не дожидаться вечера под проливным дождём. Но это и не важно, потому как я сомневаюсь, что ты хотел бы отбыть в Авелли прямо сейчас. – Где-то вдалеке раздался раскат грома, расколов речь Генриха пополам. Впрочем, не важно, уже ничто не заставит его свернуть с выбранного пути. - Она согласна, Андрес. В случае, если Орллея останется западным герцогством Хельма, и угроза гражданской войны пройдёт стороной, Элшир остаётся частью Орллеи. Поскольку в этом случае ограничения на границах будут сняты, леди Вентури ничего не потеряет – её люди продолжат вести свои дела с Фйелем, Хайбрэем и Гасконией, как и вся остальная Орллея. Вот только в Авелли с тобой поедет не Беатриче. Она всего лишь женщина. Одинокая, напуганная женщина, увидевшая слишком много крови там, где её не должно было быть. Полагаю, миледи и впрямь следовало спросить тебя, сколько правды в долетевших до неё слухах, однако же она выбрала меня… и я не мог не воспользоваться этим шансом. – Не смотря на чудовищную несправедливость, слова не застряли в горле, не выплеснулись кровью и не обратились вороньим карканьем. - Беатриче не поедет с тобой в Авелли – она принесёт присягу на своей земле в присутствии своих вассалов. С тобой поеду я. Полагаю, я должен быть подле тебя, когда ты объявишь своим лордам о принятом тебе решении. Они не должны увидеть поражение, они должны увидеть победу. Во имя будущего единого Хельма, которое Орллея, Гаскония и Хайбрэй будут строить вместе. Это решение мы принимаем вместе, а значит, и отвечать за него будем вместе. – Улыбнувшись, Генрих сделал несколько шагов вперёд, чтобы первым протянуть брату руку.
В конце концов, указывая Андресу на Хайбрэй и предлагая ему должность лорда-канцлера, Генрих готов был встать рядом с кузеном у подножия трона, дабы ни у кого из соратников с обеих сторон не возникло и мысли – герцог Орллеи не пленник и не заложник. Он союзник. И лидер. Так же как и герцог Хайбрэй. И, разумеется, герцог Гасконии.
Предлагая себя в качестве замены, лорд-регент ни словом не упомянул о безопасности. Не сегодня, так завтра ему в любом случае будет нужно посетить Авелли, а, делая это под защитой большого отряда, недолго оскорбить гордый запад недоверием. Уж лучше так – бок о бок с Андресом. Ну а там… будь, что будет.
- Итак, когда выезжаем? Сегодня я бы предпочёл выспаться на мягкой перине в доме леди Вентури, если не возражаешь. И отправить весть в Хайбрэй, конечно же, дабы не произошло недоразумения.