Прохлада подкравшегося утра разбудила не сразу: едва ощутив, как она пробирается сквозь мощные замковые стены и подступает ближе, Ньйалл крепче обнимал жрицу и плотнее привлекал к себе, согреваясь теплом ее тела и не позволяя ей замерзнуть, щедро делясь собственным теплом. Вместе с утренней прохладой пришел и рассвет: темнота постепенно рассеялась в сероватые сумерки, а те отступили перед бледным утренним светом, когда охотник, наконец, открыл глаза, окончательно пробудившись. Впервые он обнаружил Альдис спокойно спящей рядом с собой - и в первые моменты не шевелился, медленно моргая еще сонными глазами и рассматривая ее красивое лицо, безмятежное и умиротворенное. Губы, что он неистово целовал лишь несколько часов назад, чуть приоткрылись, выпуская теплое дыхание, ресницы подрагивали, словно молодой женщине снились яркие живые сны или красочные видения, посланные богами. Ньйалл не спешил разбудить ее; вместо этого он вновь сомкнул веки и потянулся, насколько смог, все еще лежа на животе. Повязка, прежде плотно стягивавшая спину, заметно ослабла после энергичных ночных движений. Заживающая рана отозвалась легким болезненным покалыванием и ощутимым зудом, но охотник уперся лбом в подушку и постарался не думать об этом. Ясность возвращалась к сознанию медленно и будто нехотя; больше всего мужчине хотелось остаться здесь, в этой сладостной неге, надолго, ни о чем больше не думая, не заботясь и не тревожась. Дождаться только, пока проснется женщина, что делит с ним ложе, одарить ее самыми чувственными ласками и опять соединиться с ней в страстном слиянии - еще и еще раз, до полного блаженного изнеможения. Одна только мысль об этом раздразнила молодого охотника, и поэтому, когда Альдис открыла глаза, он смотрел на нее взглядом уже прояснившимся с заметно поблескивающим.
- Ты утомилась? Зато я полон сил, орлица, как ты вчера и сказала, - Ньйалл негромко рассмеялся, с удовольствием припоминая слова, что жрица шепнула ему сразу после всплеска пылкого наслаждения, которым они одарили друг друга. И не где-нибудь, а на том самом столе, где каждое утро и вечер слуги церемонно расставляют все для трапезы двоих обитателей гостевых покоев. Ньйаллу понравилась и запомнилась та фраза; он до сих пор временами чувствовал себя уязвленным от того, в каком состоянии вынужден был предстать перед Альдис и ее братом. И перед своей собственной дочерью, хоть она и мало смыслила в этом в силу своего совсем еще юного возраста. Охотник помнил прежнюю силу, наполнявшую все до единой мышцы его тела, и знал пределы своей выносливости - мог даже по праву ими гордиться. Из поединков именно он, а не старший брат, часто выходил победителем, уложив противника на лопатки и плашмя прижимав лезвие меча к оголенной шее. Сейчас состояние Ньйалла улучшалось день ото дня: он сам чувствовал, как крепнут руки, как все сильнее зудит, затягиваясь новой розоватой кожей, глубокий шрам, рассекший спину.
И еще - как с каждым днем приближается срок его ухода за стены Балиона, срок расставания с Альдис.
Но думать об этом сейчас не хотелось. Не в этот момент, когда жрица томно потягивалась в его руках, улыбалась своей таинственной улыбкой и смотрела на него из-под ресниц взглядом полусонным и дразнящим - и вряд ли она сама осознавала, насколько соблазнительной была сейчас. Пришлось дождаться, пока слуги вновь накроют на стол, получат распоряжение приготовить ванну и покинут покои. Их присутствие ничуть не смущало Ньйалла, но он уже знал, что Альдис не будет чувствовать себя раскованной при них, и поэтому с кривоватой улыбкой поджидал, пока за ними закроется дверь. А сразу после приподнялся на локтях, возвышаясь над девушкой, ухватился за покрывало и стал медленно стягивать его вниз, беззастенчиво обнажая ее грудь, живот и бедра.
- Искупаешь меня в травяном настое? Как он пахнет? Так же приятно, как и ты? - Не отпуская с губ улыбку, бормотал он, склоняясь ниже и целуя теплую шею жрицы, обводя языком ее ключицы, оставляя поцелуи на груди и под ней, перебираясь ниже, к животу, обхватывая руками бедра и мягко удерживая их на месте, когда тело девушки непроизвольно выгибалось от удовольствия. - Ты всегда подчиняешься воле богов, жрица. Оставь хотя бы один день для себя и никуда не вставай, - охотник посмеивался, щекоча ее живот колючей щекой, подбородком и спутанными волосами. Запечатлев очередной поцелуй в низу ее живота, на линии тазовых косточек, Ньйалл со вздохом выпрямился, садясь на постели, аккуратно прихватил девушку за запястья и вынудил подняться следом. В знак поощрения он встретил ее губы своими и сладко, долго целовал, путаясь пальцами в ее длинных волосах, слегка оттягивая ее голову назад и второй ладонью медленно ведя по спине вверх.
И все же, голод застал мужчину врасплох: ласку пришлось прервать из-за утробного урчания в животе, и, отстранившись от губ возлюбленной, Ньйалл рассмеялся вполголоса.
- Аппетит возвращается ко мне так же стремительно, как и здоровье. Благодаря твоим трудам, - сообщил охотник, неторопливо поднимаясь с постели, с наслаждением потягиваясь и, как был, обнаженным, отходя к столу. Обратно он вернулся, уже пережевывая внушительный кусок полюбившегося еще в прошлый раз мясного пирога, протягивая второй его кусок Альдис. Он не отдавал угощение ей - жестом попросил открыть рот и принялся неторопливо скармливать завтрак хозяйке замка из своих рук, будто это она была его гостьей, а не наоборот. Или даже не гостьей, а той самой сообразительной ручной лисицей, о которой он рассказывал ей в один из дней.
- Тебе нужно накопить силы, иначе я подумаю, что ты все их отдаешь мне. Тогда придется реже... забирать их у тебя, - назидательно проговорил охотник, лукаво сузив глаза и неотрывно глядя на девушку. Сам-то он чувствовал себя превосходно, отдохнувшим и в самом деле полным сил, в контрасте с предыдущими неделями, и явно этим наслаждался.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2ycaA.gif[/AVA] [SGN][/SGN]