Эдвард простоял в молчаливом оцепенении, как ему самому показалось, целую вечность, не зная, как правильно реагировать на подобное невежество. Добродушная улыбка на покрытом морщинами лице медленно преображалась в гримасу недоумения, а взгляд выражал искреннее сочувствие, словно перед ним находится тяжело больной, возможно, находящийся при смерти человек, и этот разговор неожиданно становится последним в его жизни.
- Ваша Светлость! – С укором, наконец, нарушил тишину граф. – Забудьте раз и навсегда про личное мнение, когда дело касается искусства! Все эти люди, художники, поэты, мыслители, все они часть общего достояния нашего времени, движущая сила культуры нашего королевства!
Лорд-канцлер свел руки за спиной, нравоучительно медленно проговаривая слова, словно время вновь обратилось вспять и перед ним находится мальчишка, которому придворный учитель забыл объяснить элементарные вещи, и исполняя долг родного дяди, Девантри наверстывал упущенное, растолковывая значения сложных слов или тайный смысл действий одного из далеких предков Генриха.
- Глуп тот, кто желает лишь мечом добыть и удержать королевство, его удел война, а война никогда не меняется, и никогда не кончается. Она лишь стихает, восстанавливая силы для новой бойни. Секрет любого королевства в его культуре. У кого культура выше, тот и могущественней. Хельм – это не только меч, Генрих, это архитектура, дороги, законы, поэзия и живопись. Уберите что-то одно, и все развалится как бумажный домик. Вы теперь регент, вы лицо королевства, его надежда и опора! Будьте любезны уважать то, что вверено вам в руки, и вы увидите истинную  силу Хельма во всей красе.
Эдвард прокашлялся, собираясь с силами после долгой тирады. Вдохнув несколько раз и собравшись с мыслями, граф продолжил, все с той же своенравной улыбкой и добротой в глазах, словно ничего и не произошло:
- Прошу прощения, я иногда забываю, что вы более не мальчик, а мужчина. Но я хочу сказать вам то, что больше никто не скажет, не пренебрегайте этим советом. Чтобы добиться уважения в кругу герцогов и графов, закажите свой портрет у самого востребованного художника. Чтобы получить поддержку и признание, читайте стихи и труды современных мыслителей, не стесняйтесь цитировать их в разговоре, это подчеркнет ваш ум и свежесть взглядов. И никогда не забывайте, что оценивают вас, а судят по вам обо всем королевстве.
Граф замолчал, ожидая, что скажет на это Генрих. Дело, по мнению Девантри было вовсе не шуточное – подобные оплошности, как пренебрежение собственной культурой могли стоить репутации целому королевству. Кто знает, как бы обернулось дело, будь горцы Фйеля чуть более воспитаны и цивилизованны. Вполне возможно, перед Хельмом никогда бы и не встали те проблемы, что возникли в последние пару лет. Тишину нарушил голос, провозгласивший появление в библиотеке третьего лица, и представившийся никем иным, как графом Бэйлоршира. Поклонившись в ответ, лорд-канцлер с широкой улыбкой на лице добродушно приметил:
- Я немало наслышан о вас, Ваше Сиятельство! Но вижу впервые. Рад нашей встрече. К сожалению, на официальный прием и созванный совет я опоздал в силу причин, но все же, моя карета наконец доехала, и знаете что я скажу? – Эдвард выдержал небольшую паузу – Я голоден как дикий вепрь! Но дела обстоят таким образом, что пока и помыслить не могу ни о еде, ни о отдыхе после дороги, есть вещи, требующие нашего немедленного вмешательства, ибо от них зависит судьба всего королевства.
Граф облизнул пересохшие губы и отступил на шаг назад, словно хотел, чтобы его было лучше видно, словно перед ним не двое представителей совета, а весь он, всецело и неделимо.
- Лорды, боюсь, у нас с вами возникла большая проблема. В стенах замка есть предатели. – Кивая головой, словно соглашаясь со своими словами, задумчиво произнес Девантри, и тут же четко и громко добавил:
- Вы когда-нибудь видели, чтобы гонцы опаздывали, сбивались с маршрутов, или задерживались с королевскими указами, да в мирное время?  Я видел, на днях, когда мое приглашение прибыло ко мне с завидным запозданием. И вот, что я вам скажу – так не бывает. Я измену за версту чую, и сейчас, как раз тот случай, лорды. Кто-то намеренно желает разбить совет, разругать нас с вами, кто-то пользуется нашими слабостями и видя напряженность между мной и Генрихом, решил уничтожить мою репутацию в глазах совета, и я знаю кто это!
Эдвард украдкой посмотрел на Генриха, затем перевел взгляд на графа Баратеона, словно изучая обоих:
- Имя предателям Грациани. Они не успокоятся, пока не разрушат все, что нам дорого, до основания. Пока я не имею прямых доказательств, но это только пока. И потому обращаюсь к вам, за помощью и советом в трудный день для Хельма, и для меня лично. Сегодня они играючи опозорили меня перед вами, а завтра, теми же способами, пошлют ложное письмо от имени Регента, в расположение войск, распоряжаясь нашей армией как своей игрушкой. Это не допустимо, и это нужно пресечь! Что скажите, лорды?

- Я думаю, ради такого гостя на трапезу не поскупятся.  Найдут и кабана, если понадобится, - усмехнулся я, довольный тем, что при Эдварде Девантри не нужно играть в лишние официальности, которые лишь мешают при решении насколько важных и неотложных вопросов. – Рад видеть, что Вы не растеряли по пути своей решимости, милорд, - довольно улыбнувшись, добавил я.
Сразу к делу. Такой расклад мне определенно нравился. Хотя от первых слов я слегка прищурился, как при подозрениях. Посмотрел сперва на Генриха, затем на Эдварда. О чем это он говорил? Нет никаких сомнений в том, что между канцлером и регентом что-то произошло, так неужели мы сейчас потратим время на выяснение этих отношений? Кто кого обидел. Кто кого задержал. Право же, и ради этого меня пригласили остаться? Однако, слава Создателю, я ошибался, и понял это, как только граф Девантри произнес имя того самого предателя, о котором и говорил. Грациани. Весьма разумный ход, который не мог меня не порадовать. Вместо того чтобы спорить внутри государства, которое и без того находится в не самом лучшем состоянии, лучше перенаправить эту энергию… на кого-то другого. Ну неужели кто-то понимает, насколько важны в такое время слова и образ всеобщего врага? – мысленно подытожил я обвинения Эдварда Девантри. Увы, мои намеки на совете приняты так и не были. По крайней мере, не всеми. Сейчас, как никогда, нам нужен зловещий образ, чтобы люди опасались и шли за нами. Без сомнений, со всей решительностью, что свойственна любому жителю этого королевства! Однако на совете, в каждом слове, раскрывающим Адреса и его приспешников, как людей, желающий дойти до самого Хельма и отобрать все то, что нам дорого, предпочитали сомневаться. Словно сомнения помогут. О, нет.  Я знал, что нам нужен образ врага. Единая цель. Единая идея. И вот появился человек, который был готов меня и Генриха в этом мнении поддержать. От того я сразу улыбнулся, не то довольно, не то самодовольно. Одобрительно – это главное. Благо, и регент был не намерен спорить. Охотно поддержал предложенный вариант.
- Сейчас Орллея, а что будет потом? Намерения этого союза довольно прозрачны, нужно лишь присмотреться. Нельзя позволить им зайти дальше и сделать больше, нежели они уже сделали, - уверенно кивнув, я, таким образом, согласился со всем выше сказанным. Правда или нет, все это не имело значения. Было бы во что верить и против кого объединяться. Да и сильно ли мы преувеличивали? Ведь не секрет, что для герцога самым серьезным союзником является именно Адриано Грациани. Человек мною уважаемый, но, увы, судьба распорядилась так, что ныне мы по разные стороны баррикад, а он сейчас для нас – самая удачная мишень.  – Отделение – не более чем погоня за короной и теми возможностями, которые она дает. Неприятель вероломно ударил в спину в самое тяжелое время для Хельма. И он должен понести за это наказание. Вне всяких сомнений.
Впрочем, последние слова были не просто очередным преувеличенным рассуждением. Нет, в это уже можно было поверить. По крайней мере, в это верил я, не считая перечисленные причины достаточными для того, чтобы отвернуться от короны и попытаться провозгласить себя королем.
Решив, что своими словами, я окончательно дал понять, что полностью поддерживаю затеянную игру, я развернулся и присел на крепло, на которое мне и указал Генрих. Оставалось узнать, какие именно мысли посетили лорда-канцлера. Начало мне определенно нравилось.

Изумлению на лице графа не было предела. Лорд-регент решил не ограничиваться маленькой победоносной войной с Орллеей, ему захотелось воевать со всем миром разом. Хельм, конечно, могущественное королевство, но подобный разрыв на несколько фронтов с открытой конфронтацией и закулисными играми обескровят его скорее, чем появился бы хоть какой-нибудь положительный результат. Объединение же Моргарда в едином порыве спиной врага короны Хельма, было бы всем только на руку, но риск того, что эта игра рано или поздно откроется всем сторонам, слишком велик, и тогда война будет уже неизбежна, а Грациани получат новых союзников.

- Не советую ссориться с Моргардом… - внимательно выслушав всех присутствующих, сухо произнес Эдвард, - был договор, и согласно договору мы все еще союзники, пусть и обстоятельства не сыграли нам на руку. Я думаю, что надо возобновить старое соглашение. Анна Мирцелл.

Лорд-регент выдержал небольшую паузу, пытаясь правильно подобрать слова и вглядываясь в лица собеседников. Его план мог бы показаться им слишком кардинальным, слишком новаторским, и через чур смелым, за подобные слова годом ранее он сам объявил бы произнёсшего их предателем и врагом королевства, но времена меняются, а с ними меняются и нравы людей.

- Союз с лесным королевством зиждился на слиянии двух семей, принцесса Анна прибыла к нам как друг, но теперь, когда король Чарльз погиб, когда король Дарион покинул этот мир, а она не успела родить нам наследника, она стала заложницей замка, до которой нет дела и дома. Однако не стоит недооценивать роль этой девицы, она может укрепить наш мир лучше, чем кто бы то ни было еще.

Эдвард задумчиво потер подбородок. Нахмуренное лицо, на котором, должно быть, ярчайшим образом выражалась вся тяжесть его дум, словно в агонии исказили еще не произнесенные слова.

- Лорды, мы должны включить ее в совет на правах воспитателя нашего короля и несостоявшейся королевы. В былые времена о подобном не могло быть и речи, но сейчас, когда над Хельмом нет дееспособного короля, а мы пытаемся удержать все до его возмужания, нам потребуется любая поддержка. Нам необходимо дать влияние его мачехе и поддержать ее, показав тем самым, что не смотря ни на что, наш договор все еще в силе и мы намерены его соблюдать, пусть и не совсем так, как это задумывалось изначально. Так же следовало бы послать весточку в Моргард о том, что мы приняли это решение во благо наших королевств, но по закону, женщина не может представлять интересы своего и нашего королевства, и мы просим их выбрать представителя дома Мирцелл на совете. Она слишком молода для советника короля, хотя с другой стороны, это и не плохо, наивной девочкой легче управлять, чем опытным политиком, и тогда мы будем абсолютно уверены, что интересы Хельма не будут попираться в угоду интересов Моргарда.

Девантри глубоко вздохнул, продолжая молча штудировать взглядом членов их небольшого, можно сказать, тайного совета. Он ожидал, что его оборвут в любой момент, ведь сколь бы ни была сильной его репутация, вещи, о которых он сейчас говорит, в действительности возмутительны.

- Мы покажем всему миру, что мы готовы меняться, оказавшись в сложной ситуации, и все наши перемены только к лучшему, не то, что у наших врагов. Новые лица, новые взгляды, открытость к союзникам и право голоса, это именно то, что сделает нас более привлекательной стороной и бесспорным арбитром в любом конфликте любого королевства. Проявим доверие, и оно вернется к нам сторицей. Что же касается Орллеи, боюсь, они окажутся в очень невыгодном положении, зажатыми, словно меж молотом и наковальней нашими королевствами, а в случае непредвиденной активности, Моргард станет нашим авангардом, способным оттянуть удар на себя и выиграть нам время для решающего броска. И при этом у них не будет иного выбора, кроме как защищать нас до последнего своего воина, ведь мы и они станем единым целым, пусть и формально. Подумайте над этим, это сложное решение, но необходимое нам на сегодняшний день.

Недоразумение относительно Моргарда быстро пояснил сам Генрих. Лично я полагал весьма неплохим шагом немного поссорить самых ближайших (территориально) союзников. Конечно, учитывая внутреннюю ситуацию, врятли это умирающее от внутренних войн королевство могло бы оказать существенную помощь Орллее и ее вероломным стремлениям. Однако даже не вмешательство уже сыграло бы нам на руку, а Хельм ведь неблагодарным не останется. И это тоже очень важно донести. Так что здесь я был волен с Генрихом согласиться. Был и еще один момент, касающийся Моргарда, который, как мне казалось, жители Орллеи от чего-то игнорировали.
- К слову, Моргард является ярким примером всех ужасающих последствий так называемой независимости. Сколько лет прошло с момента этого мирного отделения? А кровь проливается до сих пор. Этого ли хотят орллевинцы? Бесконечной борьбы за власть, - я пожал плечами, сие всего лишь рассуждения вслух, пожалуй, которые даже не требовали комментариев. Однако все жители Орллеи должны обернуться и посмотреть на своих соседей. И там ведь речь шла вовсе не о бастарде, чье властвование в принципе ставилось под сомнение. - Может быть, Ваша светлость. Но едва ли эта «материальная» помощь может быть распространена на всех и каждого. Нельзя подводить всех под одну черту, не бывает такого, чтобы у каждого без исключения были одинаковые стремления и потребности. И мы не можем позволить нашим поданным страдать, пока остальные обогащаются, идя за предателями.
И снова всего лишь красивые слова, произнесенные с присущей мне уверенностью и даже некой злостью (словно меня действительно сердил тот факт, что наши люди оказались запертыми в клетке). Слова, которые не имели за собой ничего, но в которые должны были верить. А дальше речь пошла о совете. Что же касалось Анны Мирцелл и ее положения, то меня этот вопрос, если честно, волновал меньше всего. То есть, я понимал, что это весьма важный момент, но есть люди, типа регента и лорда-канцлера, которым лучше знать, как его решить. Меня в этой ситуации больше волновало другое, за что я и не упущу возможности уцепиться. Но для начала я внимательно выслушал сперва Генриха, затем и Эдварда. Потом, вытянув руки вдоль подлокотников, глубоко вздохнул и посмотрел на регента. Анна Мирцелл – это хорошо, но они забыли о тех, кто, на данном этапе, представлял собой не меньшую ценность.
-  Едва ли я что-то могу сказать об Анне Мирцелл, однако, раз уж заговорили о совете... Полагаю, верные друзья и союзники заслуживают не меньше внимания, а может и больше. Гаскония пришла на помощь и не отвернулась от своего короля в тяжелые для всего государства времена. И это несмотря на то, что на протяжении многих лет в совете не было ни единого гасконца. Лорды, мне кажется, настал момент исправить столь досадное упущение. Этим вы продемонстрируете Гасконии свою благосклонность, и, разумеется, узы наши станут куда крепче.
И если кто-то мог решить, что это не совсем уместное предложение в такие темные времена, то я был решительно настроен с этим человеком не согласиться. На протяжении нескольких месяцев Гаскония вливала свои средства и обеспечивала ресурсами столицу. Это притом, что нам и самим все это было необходимо, учитывая состояние флота и людей в целом, после чумы. Пока кто-то не задал вопрос «а зачем мы это делаем?», было очень важно скрепить наш союз чем-то большим, нежели только браком между регентом и сестрой гасконского герцога. Этакая своеобразная благодарность, доказательство того, что нашу помощь видят и ее ценят. Гасконии приятно, да и остальные увидят, насколько крепко наше единство. И нет, я говорил не о своем членстве. Мне нет места в столице, у меня другие дела. А вот Кеннет… Ему пора вливаться в жизнь при королевском дворе.
Однако мы не успели завершить эту беседу, как внезапно в библиотеку кто-то пожаловал. Какой-то срочный неотложный вопрос, который вытянул Генриха Найтона из помещения и оставил меня с Эдвардом Девантри наедине. Проводив регента задумчивым взглядом, я повернулся к канцлеру. Что ж, возможно, теперь настало время для более откровенных бесед, лишенных пустых слов. Без жертв не обойтись. Мы должны подготовиться к самому худшему, рассмотреть все варианты, от мира до войны. И только тогда противник не застанет нас врасплох. Два Эдварда в одном помещении. Военное искусство и политика. Так иронично.
- Регент переполнен решительностью объединить королевство и вернуть ему его прежнее лицо. Однако он молод и не опытен. Я, как и многие другие, рассчитываем на то, что Вы будете рядом с ним в такие тяжелые времена. Мы сейчас очень много говорили об Орллее, но ничего не сказали о… собственных землях. Чума. Война. Разруха. Королевский флот нуждается в людях. Многие гасконцы уже проходят обучение. Я бы хотел рекрутировать людей и из Хайбрея.

- Расквартирование частей? В моем распоряжении лишь Гаскония, милорд. Что касается Хайбрея, то это уже, конечно, заботы регента и маршала Рителя. Я беспокоюсь за нужды флота. Королевского флота, - я намеренно сделал акцент на слове «королевского», чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что это нужно не только Гасконии, в территориальных водах которой флот и расположен, но и всему государству. - Видит Создатель, на суше мы уже вполне способны дать достойный отпор. А вот в море у нас могут быть проблемы.
Как уже оговаривалось, мы до последнего будем хвататься за дипломатию, но, уверен, оба Эдварда в этом помещении понимают, насколько важно проработать все варианты. Да только как это сделать, если в нашем распоряжении корабли без моряков? Впрочем, у канцлера было свое предложение. Признаться, я был удивлен, услышав что-то о вере и богах. Удивлен, однако, и виду не подал, лишь внимательно и заинтересованно слушал. В словах Эдварда Девантри был смысл, в такое время, когда все опирается не только на силу, но и на веру, люди, подталкиваемые ревностными идеями и убеждениями, поистине достойные кандидаты на роль «борцов за справедливость». Уж я-то знаю, как в любом бою важна мотивация, а таким даже и мотивация не нужна. Им хватает собственным устремлений и клина в голове. Вероятно, от осознания этого я улыбнулся, а после задумчиво коснулся указательным пальцем бороды. Своим предложением канцлер меня явно заинтересовал, и скрывать это я был не намерен. Но и до ликования тоже было далеко. Признаться, меня куда больше заинтриговала поддержка церкви. Хотя и тут были свои моменты, которые мы оговорим чуть позже.
- Вне всяких сомнений, меня радуют такие резервы. Но я не могу вести под своими знаменами людей, о которых ничего не знаю, - а, следовательно, в которых не уверен. Фанатики это и хорошо и плохо одновременно. Они следуют за своим идеями и за тобой ровно до тех пор, пока ваши идеи совпадают. – Я надеюсь, мы еще вернемся к этому вопросу. Я бы хотел… поподробнее узнать, о чем и о ком именно речь. Но в случае с флотом все немного сложнее. Набрать людей это одна проблема, а вот успеть еще и обучить их – совсем другая. И все же, Вы правы, я обсужу это с регентом.
Что ж, по крайней мере, у нас были запасные варианты. А теперь настало время обсудить тот самый «момент», который и был главным камнем преткновения в вопросе церкви и религии, а так же той поддержки, которую та может предоставить. Графа Девантри не было на совете, а значит, он не слышал слов Хельмана Хайгардена, епископа Йелонширского, слов, которые предназначались для всех участников совета. Раз уж канцлер так близок к церкви, пожалуй, он первый, кому бы стоило об этом узнать. Собственно, мое положение в этом плане тоже не стоило недооценивать. Мордред Баратэон, дядя, коему так же небезразлична судьба Хельма, являлся кардиналом-викарием, и мог оказать свое влияние и свою поддержку в Рейнисе.
- На совете присутствовал Хельман Хайгарден, епископ Йелонширский. Как Вы, вероятно, слышали, Папа отказал бастарду в признании его притязаний на корону. Но он и его сторонник Грациани пойдут дальше. Если уже не пошли. Со слов епископа, в коллегии кардиналов назрел раскол. И многие уже хотят избрать на пост Понтифика Джованни Барончелли, архиепископа Арвьеры, - я замолчал, ведь последствия такого переизбрания очевидны нам обоим. Сейчас очень важно задействовать не только свои связи (того же дядюшку, слово которого тоже имеет вес в коллегии), но и обеспечить церковь финансовой поддержкой, пообещать им то, чего не могут пообещать орллевинцы. Кто сказал, что церковники не покупаются? Покупаются, так же, как и все остальные, а может и еще легче. Сейчас вопрос лишь в том, кто больше предложит.
Хотя все это было одновременно и печально и забавно. Орллея издавна считалась самым набожным краем. Так неужели она стерпит еще и это? Раскол церкви, в которую так ревностно верила и за которой так охотно шла. И ради кого? Ради бастарда, который может утопить все и всех в крови. Противоречий было слишком много. Либо Андрес Найтон не осознавал, что делал, не беря в расчет чрезмерную набожность своих людей, либо он просто растопчет тех, кто выскажется против. А таких будет явно немало… Конечно, если орллевинцы, действительно, такие набожные, коими их считали на протяжении сотен лет.

На риторический вопрос графа Девантри я лишь развел руками. А то и значит. Бастард и те, кто его поддерживает, решили дотянуть свои руки до церкви. Но осознавали ли они все последствия? Впрочем, глупо вообще задаваться вопросами последствий. О них никто не думает в принципе. А стоило бы. Так или иначе, а эта информация, явно впервые коснувшаяся ушей графа Девантри, вызвала всплеск не самых радушных эмоций. Хороший друг. Личные интересы. Люблю личные интересы. Они мотивируют куда лучше и эффективнее. Заставляют думать быстрее, а действовать – решительнее. И я бы сейчас обязательно довольно улыбнулся, да только ситуация обязывала продолжать сидеть, изображая лишь спокойствие, серьезность и неумолимую уверенность в глазах.
- Об убийстве речи не шло. Со слов Его Преосвященства имеет место быть переизбрание. Случай беспрецедентный, но…., - я развел руками. Само понятие «беспрецедентный» уже  не предвещает ничего доброго. Хотя о том, что ничего доброго ждать не приходится, мы уяснили еще в самом начале. - Впрочем, я бы не стал верить в призрачную вероятность такого исхода. Сегодня идеи, завтра переизбрание, а в случае неудачи – и убийство. Как Вы сами сказали в самом начале, эти люди пойдут на что угодно. И я волен с этим согласиться. Собственно, что-то напоминает.
Я немного подлил масла в огонь, намекая на то, что все сейчас в точности напоминает те самые идеи отделения. Сейчас все кричат о каких-то мирных действиях. Только дайте нам это сделать, разрешите, признайте и все будет хорошо. Но оба человека в этом помещении сейчас прекрасно понимали: стоит пойти против, выказать несогласие, как все это закончится кровопролитием. Едва ли случай с Понтификом был исключением. И хоть я не знал наверняка, а обвинять в таком вероломстве с ходу было бы чересчур опрометчиво, высказать свое мнение все же обязался.
Огонь разгорелся. И теперь уже было понятно, что граф Девантри приложит все усилия для того, чтобы церковь, которая служила опорой всем на протяжении сотен лет, осталась цельной и единой. И не подстроилась под прихоти людей, которым внезапно оказалось мало власти. Осознания этого мне было достаточно. Выслушав очередную речь Эдварда Девантри, я встал и подошел к столу, на котором стоял кувшин и несколько кубков. Заполнил один водой и сделал несколько глотков, после чего вновь повернулся к графу. Конечно, я был готов согласиться с каждым его словом. Власть. Влияние. Возможности. Но и тут стояло проявить терпение.
- Вера – наше все. Это опора и надежда в темные времена. Столь набожный регион не может пойти на поводу у своих угнетателей. Только не в этом. Самонадеянности лордов, которые самовольно наделили себя властью влезать в души людей, нет конца! – с некой долькой злости, но решительно, произнес я, таким образом, соглашаясь с последствиями, которые обозначил лорд-канцлер и той возмутительной самоуверенностью, проявленной Андресом и его сторонниками. Сразу после я сделал еще несколько глотков, и уже довольно спокойно посмотрел на собеседника: - Я понимаю Ваш гнев. И у Папы действительно достаточно власти и ресурсов для того, чтобы обвинить архиепископа в чем угодно, но… как я уже сказал, вера – наше все. Вы и сами не хуже меня понимаете, какой деликатности требуют действия в отношении всего, что касается церкви. Мы либо повернем к себе орллевинцев, либо навсегда оттолкнем.
А еще вера – это банально прекрасный способ манипуляции, которым не стоит пренебрегать в такие непростые времена. Понтифик мог сделать с Джованни Барончелли что угодно. Но нам ведь главное не это. Главное, чтобы люди верили в то, что мы пытаемся до них донести. Исчезновение архиепископа не избавит орллевинцев от навязчивых мыслей. Не лишит слепой преданности и нелепых идей. В этом плане, рисковали обе стороны. И исход был непредсказуем.
- Увы, но на Ваши вопросы может ответить только Его Преосвященство Хельман Хайгарден. Я думаю, этому человеку можно верить. Он рисковал, предоставляя нам столь ценную информацию. Разумеется, учитывая количество людей на совете, едва ли он сказал все. От себя обещаю, что приложу все усилия для того, чтобы разузнать о ситуации в Рейнисе более подробно. Как Вы знаете, мой дядя, Мордред Баратэон, уже на протяжении многих лет служит кардиналом-викарием. Не сомневайтесь, он поддерживает Понтифика, и, вне всяких сомнений, поддержит нас в наших устремлениях искоренить эти идеи вместе с их сторонниками из лона церкви раз и навсегда, - мой голос тверд, я явно уверен в том человеке, о котором рассказываю. Конечно, идя по стезе священнослужителя, принято отрекаться от всего, служить лишь Создателю своему. Но Мордред всегда был сам себе на уме. Свои идеи. Свои убеждения. А еще – семья. Это то, что никто о нем и никогда не услышит. Это то, что будет прикрыто красивыми речами и яркими словами. Но в этом весь Мордред – гасконец и Баратэон! -  Для начала хорошо бы узнать имена кардиналов, которые решили повернуться к Папе спиной. Но, что еще важнее, нужно узнать, чего они хотят. Церковники. Графы. Бароны. Все рано все сводится к одному, - после этих слов я усмехнулся и поставил кубок на стол. Деньги. Власть. Земли. Человек остается человеком, какие бы одеяния не прикрывали его тело.

Миром правят терпеливые. Это истина, которую в меня вложил отец, и от которой я отказываться был не намерен, ибо на себе прочувствовал весь ее глубокий и правдивый смысл. От того, возможно, даже и не пытался что-либо говорить лорду-канцлеру. В конечном счете, мои слова никак не подразумевали тихо и мирно сидеть в сторонке. Нет, я открытым текстом призывал действовать, но действовать аккуратно. Это церковь. Это вера людей. Без должного уважения к ней не будет ничего: ни мира, ни понимания. Но, опять же, что-либо говорить не было смысла. У канцлера своя политика, у меня – своя. И это никому не мешало на данном этапе. По одной простой причине: до всех этих столичных хитросплетений и действий, Гасконии не было никакого дела ровно до тех пор, пока не будут затронуты интересы самого гасконского герцогства, и его потенциала в целом. Вот так все просто. У каждого из нас свои проблемы. Мы пока помогаем, в меру своих сил и возможностей, и не более того. От Хайбрея требуется одно: взаимность. Тогда, когда это понадобится (взять то же членство в совете, о котором я с регентом еще буду разговаривать). Полагаю, они и сами это понимают, будучи в полной зависимости от наших ресурсов и нашей армии. Союзники. О них тоже нельзя забывать. Вернее, даже непозволительно. Ведь именно союзники удерживают нас в наших важных креслах.   
- Со стороны силы? – переспросил я, мгновенно нахмурившись. Начинать бой уж я точно не собирался хотя бы потому, что Хельм к этому не готов. Особенно обессиленный Хайбрей. А бросать все гасконские силы в угоду здешним правителям я не стану. С Гасконии достаточно крови. Война станет крайней мерой. – Конечно, мы не можем ждать этого и не будем, но пока есть лишь попытка переизбрать Папу. Попытка дерзкая, вне всяких сомнений. И уже только она свидетельствует об истинных мотивах Андреса Найтона и его приспешников. Власть. Но, как Вы верно выразились, это измена и она карается по закону. Каждый сторонник подобных идей должен ответить перед судом Создателя. Если у Вас есть возможность покарать предателей, решивших сместить Понтифика, – не вижу причин медлить. Это Ваше поле боя. Лично я надеюсь, что в принципе каждый дом, добровольно поддержавший идеи независимости, в будущем понесет заслуженное наказание. В этом мне с Вами трудно не согласиться, и невозможно не поддержать, - осторожно и задумчиво протянул я, искренне считающий, что подобное вероломство не должно остаться без внимания. Притом так, чтобы и остальные видели, чем подобные идеи заканчиваются. Этакий жизненный урок на будущее. В этом мои суждения были радикальными, и полностью совпадали с суждениями канцлера. Сразу вспомнилась ситуация с правителем Андшира, Адонисом Данаосом и его сотрудничество с предателями, которое я до сих пор считаю черным пятном в репутации Атлантии, а так же деянием, достойным резкого ответа с нашей стороны. Но тут уж решать будет регент. В этот раз...
Что же касается всего остального, что я считал невозможным возвращение нам территорий Орллее, без безоговорочной поддержки большинства. Но вот как ее добиться? Действовать в этом направлении мы уже начали, создавая не самую радужную репутацию семейству Грациани. Репутацию, которая вскоре смутит не только жителей Хельме, но и самой Орллеи. 
- Народ и знать – лично для меня две половины одного целого. Чего стоит граф без баронов? Да ничего. Вассал моего вассала – не мой вассал, - ситуация складывалась довольно противоречивая. И все зависело от того, как мы себя поставим. Заденем тех самых фермеров вместе с их баронами или нет. А сделать можно по-разному. Таких можно спровоцировать взяться за вилы, ровно так же, как и вынудить постоять в стороне. Канцлер сам сказал, что больше всего волнует простолюдина. Вот этим и можно пользоваться. -  Лично у меня нет никакой точной информации о силах противника. Поэтому я бы не спешил делать выводы, - и уж тем более обдумывать какие-либо действия. Идти против призрачного противника, о котором ты ничего точно не знаешь – самая большая ошибка, которую может совершить полководец. Хорошо, что это пока и не требуется. Но если мне предоставят какую-либо информацию и факты - буду только рад. -  При таких обстоятельствах, донесения шпионов – бесценны. Но наша сеть, кажется, дает слабину. Тем не менее, волен предположить, что внутренние конфликты в Орллее, действительно, неизбежны, - особенно, если мы тому посодействуем. Опять же, благодаря шпионам, подстрекателям, благодаря той же вере и церкви, которую хотят разделить. -  Это продиктовано самими особенностями становления нового государства. Ведь это дело не дня и не двух. Так или иначе, на первых своих этапах, разрываемая столкновениями двух мнений и разных взглядов, Орллея будет слаба. И Вы сами понимаете, как важно этот момент не упустить. Бастард станет королем! Да это же смешно. Знатные лорды, получившие свою власть и свои титулы по праву рождения, склонятся перед бастардом? Я не верю, что всех и каждого радует подобная перспектива, - я как-то брезгливо фыркнул. Ни для кого не секрет, как однозначно в Гасконии относились к бастардам. И я не стал исключением. Хоть и у самого за спиной… были моменты. Но кого это волнует? Мы виним людей за ошибки, которые совершаем сами.