- В самом деле? – Флавия рассмеялась. Она любила смеяться, хоть и делала это крайне редко, особенно искренне. Усмешки и насмехательства не в счет. Когда ты находишься в постоянном напряжении, вещи, которые действительно способны развеселить, становятся ценнее золота и драгоценных камней. Ее плечи слегка расслабились и опустились, а глаза сверкнули озорной синевой. Запустив руку, которой она подпирала голову, в волосы, женщина покачала головой и направила краткий взгляд в потолок, демонстрируя, каким опрометчивым было желание Понтия не иметь с ней ничего общего. – А я уже валила все на Клавдия, будто это он по старой привычке не разрешает своим друзьям общаться с его сестрой. А тут оказывается, вот что. В таком случае, могу пообещать, что помогу Вам скрыться бесследно, Сенатор, дабы никто и впредь не заподозрил Вас в нашей связи.
     Имея ввиду связь исключительно деловую или дружескую, Флавия все же ощутила едкий привкус многозначности этого слова на кончике своего языка. Потупив взор, она тут же осеклась, устраивая подбородок на ладони, мирно покоящейся на груди атлета и тем самым приближая свое лицо к его. Закусив язык, будто это могло предостеречь ее от дальнейших глупостей, она мягко улыбнулась на вторую часть речи мужчины. Номархиня так и не поверила ему, несмотря на все заверения Понтия, просто потому что была научена тому, что доверять нельзя никому. Тем более тем, кто состоит в Сенате. Среди сотни человек в этом серпентарии был всего один-единственный принцепс, к которому Флавия питала доверительную симпатию, и то только потому, что тот долгое время поддерживал семью Домициев. Однако его настойчивость и благородный порыв не могли быть не оценены ей. Как и любой женщине, мысль о том, что Понтий задумал все это с самого начала и захотел оставаться лишь молчаливым защитником, польстила ей, поэтому царица не стала отпираться, как делала это прежде.
     - Защищать от кого? От себя? – Домицилла лишь тихо усмехнулась прежде, чем ее разум вновь унесся прочь, едва губы патрициев соприкоснулись. Она сама не заметила, как снова оказалась под мужчиной, и как жар его еще не остывшего тела вновь распалил ее. Потянувшись за Тиберием, женщина ткнулась носом в ладонь мужчины, оказавшуюся у ее лица, и искренне ответила на его улыбку, надеясь, что к нему вернулись силы и желание, и их небольшое приключение продолжится. Однако сенатор заговорил до боли знакомыми словами, которые заставили ее тяжело вздохнуть и сжать губы. Несколько месяцев назад она уже оказывалась в обстоятельствах, которые не были схожи с этими ничем, кроме столь же безрадостного разговора. Как и тогда, сейчас ей было нечем порадовать мужчину, другое дело, что оба они имели разные причины, по которым ей пришлось отказывать. В отличие от Гордона, Понтий был для нее партией достойной и правильной, и, предложи он себя до ее роковой встречи с Лоу, она переборола бы свое предвзятое мнение о сенаторе и пошла бы за него, но… Она дала обещание, которое не могла нарушить, и уже была готова самолично проклясть Марка за то, что тот оказался такой большой проблемой.
     В очередной раз вздохнув о Клавдии, который являлся ее опорой и защитой, особенно в таких вопросах, которых просто не возникало при его жизни, Флавия предпочла промолчать на комментарий Понтия о его дальнейших планах. Она лишь беспомощно открыла рот, как выбившаяся на сушу рыба, но мужчина вновь будто услышал ее мысли и поспешил избавить ее от них своим горячим поцелуем. Хитрости, как и старательности, мужчине явно было не занимать, и Домицилла быстро сдалась под его напором, практически сходу изменив ход своих мыслей. Если минуту назад она собиралась с духом, чтобы мягко отвадить своего нового кавалера, то пришедшая ей в голову идея мигом зажгла искру для совершенно нового плана.
     - Понтий, я не могу, - с трудом вырвавшись из его объятий, она чуть отстранила атлета и состроила страдальческий вид, испуганно бегая взглядом по лицу мужчины. Тяжело вздохнув, она отвела глаза и заговорила почти шепотом, будто Лоу может услышать ее с самого Тиля, - я связана обещанием с Марком, и я не могу предать его. А потому… Ты требуешь того, чего я дать тебе не в силах. До тех пор, пока мой супруг будет рядом, мы можем быть только друзьями…
     Еще несколько мгновений притворно печалясь, Флавия шустро подняла взгляд на сенатора, чтобы понять, удалось ли ей зародить нужную мысль в его голове, и ее руки нежно скользнули по шее мужчины, остановившись на плечах. Просить освободить ее от обязательства официально царица не могла, но ведь никто не обвинил бы ее в том, что она просто неосторожно высказалась своему старому другу о муже. Уголок губ женщины слегка дернулся, и она прищурилась, притягивая патриция к себе и обвивая ногами.
     - Очень близкими друзьями, Понтий, - ее горячий и многозначительный шепот обжег кожу чуть ниже его уха, прежде, чем Домицилла вновь требовательно поцеловала его.

     Несмотря на то, что Понтий, казалось бы, откликнулся на страсть номархини, углубляя ее настойчивый поцелуй, вопреки ее ожиданиям он довольно быстро отстранился, разжав ее ноги. Море в груди Флавии с шумом разбилось о скалы, внушая той страх, будто она сделала что-то не так и чем-то обидела своего любовника. Неужели тот откажется от ее предложения? Неужели он не уловил намека в ее словах, и собирается уйти, так и не завершив их дело до конца? Женщина внимательно вгляделась в лицо мужчины и скосила взгляд значительно ниже, будто проверяя, не лишила ли она того желания, однако с этим все было как раз более чем хорошо. Облизнув губы, обеспокоенная царица мгновение ожидала, что еще взбрело в голову сыну Тиберия, однако тот уже по-хозяйски властно, но все-таки нежно развернул ту спиной к себе. Ожидая всего, чего угодно, она в очередной раз за эту ночь была шокирована тем, в какие обстоятельства ставил ее патриций.
     Он подозвал жестом Кассиопею, и Флавия невольно сощурилась и склонила голову, гадая, что тот вознамерился делать. Боязливо, но не сопротивляясь, рабыня опустилась на матрас подле Понтия и бросила вопросительный взгляд на свою госпожу. О том, будто она оказывала хозяйке услуги определенного рода, знали многие, однако Консуэло была предана ей одной и в остальном имела полное право выбирать себе любовников самостоятельно. Никто из гостей Флавии не имел право указывать ей, и номархиня частенько злилась, когда по отношению к ней патриции начинали распускать руки. Однако в этот раз интерес руководил Домициллой куда больше ревности, к тому же, женщина понимала, как именно ее рабыня может пригодиться ей. В оральных ласках балморийка не видела ничего предосудительного, даже напротив, но она воспринимала его как некий акт подчинения и признания чужой силы, чего делать с таким человеком, как Понтий, было нельзя. Не сейчас. Ощутив, как загорелись ее глаза, Флавия кивнула Кассиопее, чтобы та слушалась воли ее гостя и скосила взгляд на развернувшееся действо. Губы рабыни сомкнулись на окрепшей мужской плоти, скользнув вниз и вновь вернувшись к исходному положению, и патрицинка невольно сжала губы, чувствуя, как подступает к ней новая волна возбуждения. Однажды она уже наблюдала за подобной сценой, но тогда она являлась скорее зрителем, нежели участником этого небольшого баловства. Понтий же, утвердившись в том, что получит свое, приник к лону царицы, в очередной раз заставив ту смять пальцами простыню и шумно выдохнуть.
     Она понимала, чего добивается сенатор, и для чего он вдруг решил проявить все свои таланты. Да и для того, чтобы понять очевидное, не нужно было большого ума. Тиберий ясно озвучил, что ему нужно, а точнее, кто, и в его интересах было представить себя в наиболее выгодном свете хотя бы в одной из сфер, в которой он был уверен в своих талантах. Поразить женщину на арене ему не удалось еще несколько лет назад, и она была уверена в том, что и сейчас бы не изменила своего мнения. Своей мудростью сенатора брать номархиню тоже было бы бесполезно, учитывая то, какая война разразилась между царицей и Сенатом. Можно было бы, конечно, заинтересовать ее своей неповторимой личностью и влюбить в себя, но едва ли  на Балморе еще остались люди, думающие, будто Домицилла способна на любовь. А вот о том, что та любила секс и чтила его, словно нового бога, не знал только ленивый. И подобный способ добиться ее расположения был самым быстрым, если только Флавия дала бы на это согласие. И она дала. И уже почти пожалела об этом, так как выстрел оказался бьющим в яблочко.
     Чем больше балморийка старалась держаться за трезвый разум, тем сложнее это становилось. Пальцы ног то и дело сжимались, заставляя ту вставать на мысочки, и все, на что ей хватало сил - это на попытки удержаться в подобном положении. Глаза все реже следили за происходящим за спиной и, в какой-то миг чувствуя, как приближается новая волна наслаждения, Флавия резко распахнула веки и повернулась к Понтию с Консуэло, надеясь на то, что они еще не управились без нее.
     Долю секунды наблюдая за трудящейся рабыней, царица испытала некую жалость к ней и, поймав ее взгляд, указала ей на то, что с нее достаточно. Отодвинув наложницу, Домицилла сначала поцеловала Понтия, собрав с его губ свой собственный сок, а затем, облизнувшись, припала к губам рабыни. Пальцы скользнули по ее тонким одеждам, сдирая их и сжимая твердые соски, опустившись к влажному лону и наклоняя рабыню. Поймав взгляд атлета, Флавия легонько шлепнула рабыню по ягодице и уложила на нее ладонь мужчины, предлагая ему опробовать не только верхние губы рабыни. Ее взгляд выражал одновременно решительность и вызов, слово она предупреждала, что если он действительно хочет ее, то ему придется привыкать и к такому. Изогнув бровь и хищно улыбнувшись, царица на несколько мгновений вернулась к патрицию, покрывая его тело и лицо поцелуями, а после улеглась на матрас, приказывая рабыне закончить то, что начал Понтий.

Отредактировано Flavia Domitilla (2015-09-28 21:59:53)

     Судя по состоянии Консуэло, та очень обрадовалась, когда ее пригласили в небольшое приключение в комнате для уединений. Бывшая куртизанка была натренирована не только для того, чтобы изображать удовольствие, полученное во время соития – она и сама порою была еще более жадной, чем сама Флавия в их постельных играх. Наверное, именно за это номархиня в свое время так полюбила девушку, лишь после сообразив, как ее восторженность и преданность можно использовать в более высоких целях, ведь хозяйка и рабыня были удивительно похожи между собой. Кроме того, в отличие от исчезнувшего Клавдия, привязанного к Тилю Фицроя или блуждающего невесть где Марка, рабыня всегда находилась при царице, и потому не было ничего удивительного в том, что связаны они были и физически, и ментально. От Домициллы не укрылось, с каким азартом Кассиопея наблюдала за ними с Понтием, как покрылась ее кожа мурашками от возбуждения, как увлажнилось ее лоно еще задолго то того, как ее пальцы проникли к него с проверкой. Поэтому Флавия испытала не меньшее удовольствие, чем она сама, когда сенатор овладел рабыней, и с этих пор не сомкнула век, внимательно наблюдая за процессом и словно видя себя и его со стороны.
     Рабыня же, впрочем, несмотря на действия Понтия и участившееся дыхание, не забывала о своей хозяйке. Рука патрицианки неуклюже взметнулась к груди, легким прикосновением к соску усиливая желание, и остановилась у полуоткрытых губ. Слегка выгнувшись, Флавия закусила палец своими белоснежными зубками и запрокинула голову, позволяя себе, наконец, получить еще одну сладостную разрядку. Распластавшись на несколько мгновений и поглаживая старательную Консуэло по волосам, царица дала себе возможность отдышаться и насладиться развернувшимся перед ней зрелищем. Подтянувшись к столику, она убрала с лица спутавшиеся волосы и слегка промокнула покрытый испариной лоб, хватая с гладкой поверхности кубок с вином. Пить хотелось так сильно, что в горле саднило и пересохло. Однако уже после первого глотка Флавия поджала под себя ноги и села напротив Понтия, улыбаясь тому и одобрительно кивая на его действия.
     Она поистине любовалась атлетом – тем, как играет приглушенный свет на влажных от пота мышцах, как плавно и уверенно он двигается, как падают на красивое лицо пшеничные волосы. Ловя взгляд изумрудных глаз, женщина не могла удержаться от того, чтобы отвести свой первой – крайне не свойственная номархине черта. Где-то на задворках сознания в ее голове зазвучал голос: Наслаждайся, пока можешь. И она нервно сглотнула, подумав о том, что этот голос абсолютно прав. Марк бы ни за что не согласился и на половину из того, что случалось в это мгновение в комнате для уединений. Пусть он и был рожден балморийцем, но истинное воспитание получил на Тиле, где взгляды на отношения между мужчинами и женщинами были несколько иными. Безусловно, пират мог быть и властным, и одновременно нежным с ней, однако в чем-то ему недоставало фантазии, а в чем-то – раскованности. Он вообще был недоволен присутствием Консуэло подле своей невесты и неоднократно рвался дать ей вольную, наверняка за тем, чтобы та держалась от номаршеского дворца подальше. Флавия представляла себе ситуацию, в которой бы ее супругам мог стать Понтий, а не Марк, и понимала, что тот бы не стал идти против ее природы, потому что они изначально были сотворены из этого теста.
     Мужчина покинул лоно предложенной ему женщины достаточно быстро, не испытав ни положенных спазмов, ни вынужденного облегчения. Царица нахмурила брови, но вид удовлетворенной Консуэло, которая явно намучилась за этот вечер, немного успокоил ее. Подобравшись к Понтию вплотную, Флавия слегка надавила ему на плечи, вынуждая сесть, и поднесла к иссохшим губам терпкий напиток. Кубок склонился к лицу недостаточно аккуратно, и тонкая струйка потекла по подбородку, шее и груди мужчины. Подождав, пока она опустится достаточно низко, Домицилла языком повторила винный путь в обратном порядке, ощущая на своих губах солоноватый привкус пота. Она уже хотела помочь любовнику закончить начатое и приподнялась над ним, заставляя их гениталии слегка касаться друг друга, однако что-то остановило ее. Лицо сына Тиберия напряглось, желваки на скулах затвердели и женщина невольно отстранилась, склонив голову и внимательно глядя атлету в глаза.
     – Что-то случилось? – обеспокоенно спросила она, снова испугавшись, что чем-то не угодила сенатору.

     - Ничего нового? – изогнув бровь, спросила царица, сделав особый нажим на последнем слове. Она даже не понимала, что удивило ее сильнее – тот факт, что сенатор не отрицает того, что и перемена в его лице и правда произошла, и ей не показалось, или тот факт, что подобное беспокойство, боль или… что бы там ни было, привычное для него дело. Выходит, предлагая себя в качестве ее возможного супруга, Понтий пытается подсунуть ей заведомо бракованный товар? Какой толк от самого красивого платья, если оно порвется после первой носки? Обеспокоившись еще больше, но приказав себе не думать об этом, Флавия уложила мягкие ладони на предплечья мужчины, словно вторя его жесту. Возможно, после всех тех месяцев лишений, что ей пришлось перенести, она стала слишком часто давать волю собственной паранойе, и ей следовало чаще расслабляться не только телом, но и духом. Теплые и слегка влажные руки сенатора заскользили выше, обжигая нежную кожу и заставляя ту покрыться едва заметными мурашками. Опустив на мгновение голову и понаблюдав за тем, как приподнялись тонкие светлые волоски на бедрах и подняла взгляд на сына Тиберия, вглядываясь в его лицо. Она одновременно хотела и не хотела увидеть на нем подтверждение своих опасений, будто бы так она сможет со спокойной совестью выпустить мужчину из комнаты и забыть обо всем, что произошло этим вечером, а уже на следующей неделе облачиться в свадебную тогу и пойти с Марком к алтарю. Тот же, словно прочитав ее мысли, вновь переменился в лице и подтянул женщину к себе, крепко обняв и согревая жаром собственного тела.
     Номархиня сама была поражена тем, как резко изменялось настроение в комнате для уединений. С наркотического опьянения оно сменилось на разговорное и игривое, после – на требовательное, еще позже – на захватившую всех посетителей комнаты страсть, а теперь… Флавия обернулась на Консуэло и темнокожего раба, который продолжал медленно покачивать огромным веером из павлиньих перьев. Указав обоим на дверь, женщина дождалась, когда они с атлетом останутся наедине и вновь уставилась на него своими проникновенно-синими глазами. Несмотря на то, что Домицилла не считала рабов за полноценных членов общества, а потому не стеснялась при них ничего, чего бы могла сделать без них, ей отчаянно не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в момент ее слабости, когда ее касания стали более мягкими, а взгляд – менее холодным.
     - Я чем-то обидела Вас? – на всякий случай поинтересовалась царица в ответ на то, что сенатор пожелал покинуть ее дворец. Это новое знание кольнуло ее самолюбие, едва не заставив тот час же стряхнуть с себя чужие руки и выставить мужчину из ее гостеприимного дома насильно. Складывалось впечатление, будто это она держала его и не позволяла уйти, хотя сама номархиня не единожды предлагала обратное. Как настоящая женщина, она мигом перевернула всю ситуацию на свой лад и чуть не обиделась сама, немало оскорбившись и ощущая легкий привкус непонимания на собственном языке. Домицилла с трудом сдержала себя, ни одним мускулом на лице не выдавая обуревавших ее эмоций, и лишь спустя мгновение осознала, что сделала это не зря. Настроение мужчины снова поменялось, и она не удержалась от лукавой улыбки. Ее руки взлетели к лицу Понтия, а кончики пальцев заскользили, убирая с него влажные пряди волос. Ладони касались идеально гладких скул мужчины, пальцы останавливались на висках и линии роста волос. Лишь закончив свой небольшой обряд, руки спокойно улеглись на плечи сенатора, а Флавия лишь еще плотнее прижалась к нему.
     - Как я могу отпустить Вас, сенатор? – вновь перешла она к более официальной речи, склонив голову и облизнув губы, - Разве что с обещанием, что Вы навестите меня в ближайшее время. Уже после свадьбы… - женщина отвела взгляд и неохотливо дернула плечиком, словно ей самой уже не нравилась мысль с собственным замужеством. Чтобы не возвращаться к этой теме вновь, она приблизила свое лицо к Понтию и слегка потянула того за нижнюю губу, после чего вновь проникла в его рот собственным языком, чуть менее страстно, но куда более уверенно, чем раньше. Она осознавала, что какие обещания не дай, а жизнь может сложиться совершенно не так, как ее планируют, поэтому исключать того факта, что Понтий и Флавия видятся в последний раз было нельзя. Понимая, что возможно прощается с сенатором, она с трудом оторвалась от него и позволила тому самостоятельно разжать их объятия.
     - Вам пора, Понтий. Уже поздно. Наш с Вами Триумф удался на славу, но нам всем требуется крепкий сон и визит к лекарю с утра. Приятно было пообщаться с Вами… в неформальной обстановке, мой друг.
     Царица мягко улыбнулась, не забыв изогнуть бровь и слегка усмехнуться своим словам.