- Не смей плохо отзываться о моем муже, - резко переменилась в лице Флавия, наставив на пирата палец и погрозив им. Конечно, никакого мужа у нее пока не было и в помине, а если бы и был, едва ли бы она сама испытывала к нему столь сильное чувство, чтобы ей хотелось защитить его. Да и, признаться честно, даже будучи лишь на выданье, Домицилла не раз представляла себе, как будет прохаживаться по основным недостаткам своего будущего супруга в компании подруг из патрицианских родов. Однако никому другому оскорблять ее выбор она бы не позволила, ведь к нему ей пришлось подойти со всей ответственностью, и, коли уж она решила, что определенный мужчина достоин чести делить с ней ложе и престол до конца ее дней, значит, у нее были на то причины. Вздохнув, женщина погладила Фицроя по щекам, заправляя отросшие волосы за уши и убирая их от лица, - Балмора – древняя империя со своими законами, укоренившимися там за века. У нас нет патриархата, как на материке, Гордон, точно так же, как и нет такого понятия, как измена. Хотя, я буду не против, если мой будущий супруг будет прилагать усилия для того, чтобы мне не захотелось других мужчин…
Усмехнувшись, Флавия осознала, что вновь задела капитана «Грешника» и быстро замолкла. Она сама не понимала, почему ей так нравилось злить мужчину, вызывая у него неконтролируемые приступы ревности, но то, как скалился Гордон, как вспыхивали его глаза, как сжимались в кулаки его пальцы при ее очередном выпаде, заводило номархиню не хуже долгой прелюдии. Стараясь, все-таки, дозировать свои издевательства, балморийка вовремя замолкала и спешила загладить свою вину прикосновением мягких губ то к виску, то за ухом пирата. Она даже сдержалась и никак не прокомментировала его нелюбовь к водным процедурам и Балморе в частности. Когда они только познакомились, едва живой от раны капитан говорил иначе, точнее, иначе демонстрировал свои чувства. Она до сих пор с легкой ухмылкой вспоминала, с каким восторгом уходила от него рабыня, навещавшая его в первый день и омывавшая его после крушения. С каким восторгом уходила и как просилась вернуться обратно... О, да, Флавия отлично помнила ту сцену с оральными ласками, которой Фицрой вынудил ее быть свидетельницей. Уже тогда она осознавала, что мужчина лишь издевается над ней, пытаясь вывести на эмоции, возбуждая если не ревность, то хотя бы обыкновенную похоть. Как много времени и событий минуло с тех пор, как изменились они сами и их судьбы, и все же несколько вещей все же остались неизменны. Пиратский барон, как и прежде, жил двойными стандартами, потворствуя своему чувству собственничества, а Домицилла… она, как и прежде, легко попадалась на удочку его коварного соблазнения.
Чуть вздрагивая каждый раз, когда горячие губы Гордона касались участков ее бархатной кожи, Флавия облизывала губы и чувствовала, как смягчается ее взгляд и как расплавленным воском тает ее тело во властных и умелых руках. Она уже давно закончила процесс омовения, просто наслаждаясь собственным отражением в изумрудных голодных глазах и продолжая то и дело отрывисто касаться тела своего любовника, распаляя его. Интерес сжигал ее разум, заставляя беспрерывно думать о том, эта ли ночь была столь эмоционально насыщенной, что каждое их воссоединение должно было напоминать извержение древнего вулкана, или подобные игры придется затевать каждый раз. Живи они в утопическом мире, в котором Флавии не пришлось бы бесконечно думать о благе своего острова, а Гордону – о его положении на Тиле, стремились ли бы они друг к другу с той же страстью? Будь они доступны друг для друга безо всех этих сложностей, не наскучили бы им ласки друг друга спустя пару месяцев?
Едва краем своего сознания она зацепилась за мучившие ее думы, Фицрой слишком резко отреагировал на последние ее слова, применив силу и уложив женщину на лопатки. От мысли, что в этом раунде она одержала победу, Домицилла возликовала и сжала губы, только чтобы не выдать победоносной улыбки. Это ей, впрочем, удалось весьма сомнительно, потому что ликующий смех вырвался у нее сразу, как тень гнева мелькнула в глазах пирата, благо что тут сразу же накрыл ее рот своим, лишая ту возможности не только усмехаться, но и дышать вовсе. Все тело мигом бросило в жар, сводя на нет всю пользу от водных процедур, и номархиня лишь обессилено подчинилась любовнику, вцепившись в кожу на его плечах сильными тонкими пальцами. Такой вольности, впрочем, мужчина ей не позволил, ограничив доступ к своему телу и сжав ее руки, и балморийка выгнулась под натиском го грубых ласк, точно кошка. Ситуация с недавним приветствием повторилась, однако в этот раз извращенное сознание Флавии само требовало ее, и она благодарно приняла всю ту жестокость, с какой хотел отыграться на ней капитан. Боль перемешалась с удовольствием, вырывая стоны из ее груди куда более громкие и трудносдерживаемые. Желание прекратить все скрещивалось с желанием продолжать подобную борьбу до бесконечности. Однажды она уже испытывала нечто подобное, но в тот раз подобный опыт не шел ни в какое сравнение с этим. Отдаваясь мужчине каждый раз, будто в последний, Домицилла перестала воспринимать как таковое пространство и время, с головой погрузившись в обжигающее пламя обоюдной страсти.
Осознавала ли она, какой вред в самом деле причиняет влюбленному в нее мужчине? Едва ли. Едва ли она была даже способна осознать. Ей хотелось думать, что Гордон – не менее испорченный, чем она сама – поймет ее не станет осуждать. В ее голове попросту не укладывалось, как можно желать обладать человеком полностью и без остатка, и злиться на него за то, что он не хочет того же. Даже будучи с Клавдием, даже любив его без остатка и более всего жаждя стать его супругой на законных основаниях, Флавия никогда не ощущала мук уязвленного самолюбия, представляя его с другими женщинами. Она даже самостоятельно предлагала ему кандидаток на выбор, беда была лишь в том, что он не желал их ни в жены, ни в любовницы. В очередной раз столкнувшись с непониманием мужской натуры, Домицилла крепче прижала к себе пирата и позволила тому строить голову на своей груди. Ее дыхание все еще было сбито, от чего грудная клетка вздымалась слишком высоко, а спазм в мышцах заставлял ноги слегка подрагивать.
- Я сверну ему шею.
- Только после свадьбы, - неудачно пошутила Флавия, гладя Фицроя по волосам и шумно дыша. Мужчина отбросил в сторону какую-то сломавшуюся часть кровати, которая пробила стекло в окне и, очевидно, разбудило какого-то пса, ошивавшегося у таверны. Животное шумно залаяло, грозясь перебудить всего «Кракена» и еще пару жилищ в округе. Устало вздохнув, Домицилла опустила закинутую на ягодицы мужчины в процессе соития ногу, и, обняв Гордона одной рукой, второй убрала со лба намокшие волосы. Решив озвучить мучивший ее вопрос, она посмотрела на занимавшийся рассвет, раскрасивший горизонт в розово-голубые пастельные тона. – За что, Гордон? Кто-нибудь рано или поздно окажется на его месте, пусть лучше это будет Лоу, который хотя бы что-то смыслит в управлении и флотом, и Балморой, чем надушенный изнеженный патриций, который всю жизнь привык лишь пить вино да трахать безотказных ему рабынь. Такой, как я.
Женщина иронично приподняла брови, и пожала плечами. Именно это ведь и думал о ней пират, именно с этими требованиями он и пришел к ней изначально. Отрицать или пытаться оправдаться для нее не было смысла, ибо, хоть Домицилла и не желала так просто признавать правоту пиратского барона, она, все же, была очевидна. Балмора была сильна своей флотилией, с той лишь разницей, что самый талантливый и знающий все тонкости адмирал отныне считался без вести пропавшим.
Самый темный час.
Сообщений 21 страница 31 из 31
Поделиться212015-07-16 15:59:24
Поделиться222015-07-18 22:50:23
В принципе секс свершился теперь можно и сорится – как говаривал один из канониров Грешника. Гордон вспомнил этот великосветский совет, когда первая волна слабости, растекающаяся по каналам вен, отступила. Фицрой себя чувствовал выброшенным на берег жестокой бурей разыгравшейся накануне. Вроде бы ничего не делал, только вертелся в голодной пасти вод, бился боками об осколки корабля и тонул. Ощущения складывались обратные, но, насколько помнил капитан, ни в какие шахты по добычи мрамора или угля ему забредать не доводилось.
Попытка отстраниться ни к чему не привела. Решив избавить женщину от тяжести своего тела, Фицрой уперся рукой в постель, намереваясь резко перевернуться на спину, отдышаться и прийти в себя. Ничего не получилось. Тонкие пальцы Флавии нашли свои же отметины от ногтей на чужих плечах и не попробовали повторить неудачный опыт, руки приветливой волной прошлись по мокрой спине, утягивая на дно бездны. Тяжело выдохнув застоявшийся в легких воздух, Фицрой поддался и нырнул, благо много сил для этого не понадобилось. Рыжая голова с комфортом устроилась чуть ниже груди, прижимаясь к животу щекой, пират блажено прикрыл глаза на несколько секунд, в мыслях жалея о наступающем рассвете. Нужно было приходить загодя, с вечера как это делала Домицилла на Балморе, когда он приходил в себя, залечивал рану.
Мягкая ладонь, никогда не знавшая тяжелого труда, успокаивающе касалась его волос, задевала лицо, но этого было мало. Фицрой хорошо помнил, о чем они начинали говорить. Им все равно придется вернуться к этому разговору и Фицрой готовился, нагревался, копил злость внутри себя, ожидая удобного часа, чтобы выплеснуть весь свой негатив на любимую женщину. Именно что любимую. Будь на месте Флавии кто-нибудь другой, например член экипажа и ему не сносить головы, Флавия же обладала иным статусом, плотно оккупировавшись в сердце капитана, она наглым образом пользовалась своим положением, заставляя его злиться и ревновать ее. Гордон ясно это видел, но ничего поделать не мог. Пираты по своей натуре не любят делиться, тем более друг с другом.
- За что, Гордон?
Будь ты проклят сын балморской шлюхи. Медузу тебе в глотку. Вспомнил несколько любимых ругательств Двейна капитан Грешника, первый помощник вообще любил засовывать этих медуз, куда ни попадя.
пусть лучше это будет Лоу, который хотя бы что-то смыслит в управлении и флотом
Он рассмеялся, щекоткой его смех коснулся взмокшего живота женщины, перед тем как пират более настойчиво попытался подняться. Голова не кружилась, тело боролось с предательской слабостью, с неохотой подчиняясь воле головы. О себе он оставил очередной невидимый поцелуй между грудей балморки, сглаживая свой вынужденный уход. На самом деле пират вспомнил о небольшой фляжке у себя в камзоле, к которой устремился телом и помыслами. Пол все-таки не устоял под его ногами и покачнулся. Выстояв Фицрой напряг все мышцы и сладко потянулся всем телом. Стало гораздо лучше.
- Хочешь? – Покопавшись в своей одежде, Фицрой вернулся, обратно садясь на край кровати, как можно плотнее к любовнице. Фляжка в его руках отдавала характерным запахом рома, ни чета балморским винам, но у пиратов свои предпочтения. Сделав два хороших глотка и утерев усы, Гордон собрался с мыслями (попытался) и призвал все свое чувство такта (неудачно).
- Из твоего Лоу адмирал как из дерьма пули. – Решив не спорить с Домициллой на тему сексуальных талантов Маркуса, которые видимо она уже успела оценить, Гордон сконцентрировался на главном. Не забывая впрочем, продолжать дотрагиваться до желаемого тела, желаемой женщины. – И не смотри на меня так. Я буду говорить о твоем…тьфу….
Плюнул в сторону, наглядно показывая свое отношение.
-…..муже все, что посчитаю нужным. Я знаю его достаточно хорошо. Я знал его когда у него было два глаза, знал когда он лишился одного, я был из тех кто помог ему сберечь репутацию после того как он поссорился с Эдвеной. Я знаю, как он добивался своей репутации и какая она у него. Мы вместе ходили на промысел, вместе брали добычу и топили корабли противника. Да, он не самый паршивый капитан, из тех, кого я знаю, но если тебе нужен был адмирал тебе нужно было предлагать себя другому, тому с огромным шрамом вместо носа который сидел по правую руку от Одо. Он командует нашими галеонами и сам ходит на огромном фрегате, говоря откровенно, я не знаю никого лучше кто бы направлял мортиры в цель.
Имя пирата сейчас значение не имело, важно было указать яркую деталь во внешности того о ком он заговорил.
- Фрегаты, галеоны, линейные корабли…..Лоу правит одним из самых быстрых бригов на Тиле. Только бриг это не галеон, больше орудий, людей, пушек, требуется больше контроля. Лоу так же полагается на кровожадность своей команды во время сражения, он горой стоит за своих ребят и порой совершает глупости. Я сейчас говорю о бое, не о жизни. Так вот твоему Лоу только шхунами управлять, он не умеет играть в команде, он старается подгрести под себя, он любит солировать и это плохая черта. Он не тактик, он головорез. Как собственно и Одо, они обычные мясники – для пиратов это хорошо, правда у обоих дрянная репутация среди баронов, вот как твоя Балмора отнесется к твоему выбору? Не говори что примут, никогда не поверю. Все твои расфуфыренные патриции которых ты променяла на ублюдка с Тиля по которому петля плачет. – Помолчал. – Я не знаю что происходит у вас на Балморе, я не знаю какие блага может принести тебе союз с его семьей, я откровенно далек от этого.
Сбежал в свое время от политики на край карты мира.
- Я знаю….- махнул рукой. - ….а ничего я не знаю. Я по твоему лицу вижу, что ты уже все решила, а я просто так перед тобой здесь распинаюсь. Я бы женился на патриции с огромными доками, морем верфей и кораблями, который срет огромными горами золота и занялся поисками среди капитанов ваших кораблей, если мне самому не дано. Не может быть, чтобы среди них не оказалось достойных. В крайнем случае, я бы мог нанять талантливого капитана со стороны.
Новый глоток рома.
Поделиться232015-07-22 03:20:24
- Куда ты? - отпуская от себя пирата, Флавия грустно провожала его взглядом, хоть и мысленно поблагодарила о то, что без прижатого вплотную к ней тела она была предоставлена рассветным сквознякам, охлаждающим разгоряченную кожу. Впрочем, как и на Балморе, рассветы на Тиле были куда холоднее ночей, и уже очень быстро женщина пожалела о том, что так просто выпустила из объятий Гордона. Тот уже поднялся с кровати и, едва не потеряв равновесие, шарился в карманах камзола, в то время как номархиня исподтишка наблюдала за ним со спины. Если и существовало мужское тело, идеальнее Фицроевского, то ей еще не доводилось видеть такого; в его же фигуре органичным казалось все, от крепких ягодичных мышц и широкий плеч, до бледных веснушек и множественных шрамов. Несмотря на то, что патрицианка свои шрамы ненавидела, на мужчинах они казались ей очень сексуальными, и отчасти женщина ни на миг не пожалела, что однажды связалась с тем, у кого поводов для ее слабостей было хоть отбавляй. Вернув ее к реальности и вернувшись в постель с флягой, Гордон протянул ей пахучее пойло и Флавия кивнула в ответ.
Ром, которого, не в пример Балморе, здесь было в избытке, обжег изнеженное горло и на мгновение прервал ее дыхание, однако, уткнувшись носом в собственные волосы, Домицилла стоически перенесла пытку крепким напитком. Второй глоток дался уже куда легче, и номархиня вернула пирату флягу, сев на кровати за его спиной и скрестив ноги.
- Он мне еще не муж, Гордон, - рассмеялась женщина в ответ на ругательства барона, который явно не шутил, когда обещал лишить Лоу жизни. Отзывался он о нем нелестно, но она и не ожидала, будто Фицрой примется петь своему невольному конкуренту дифирамбы. По сути, хотела она или нет, но мнение капитана "Грешника" о своем потенциальном избраннике выслушать она была должна, если не для полноты картины, так для того, чтобы выяснить, как далеко зайдет пират в попытке его опорочить. Да и, несмотря на то, что Флавия уже знала о Лоу все, что ей требовалось, лишней информация никогда не бывает. Подтянувшись ближе к Гордону, она поцеловала того в плечо, обняв его и уместив на месте поцелуя собственный подбородок. Длинные волосы закрыли ее спину от холода, но инстинктивно она продолжала тянуться к самому надежному источнику тепла. И она приготовилась слушать.
Пиратский барон говорил и говорил. Вещи, которые на первый взгляд казались довольно объективными, поскольку отлично вписывались в тот образ Марка, который он тщательно соблюдал, живя на Тиле. Перебивать она не стала, как и доказывать, будто знает и иные стороны мужчины, которые он, по понятным причинам, в Совете Баронов не демонстрирует. Не будет же она, в самом деле, рассказывать Фицрою о том, каким очаровательным он был юношей, о том, как он обучался у лучших мастеров корабельного дела или как у него хватило отваги не прибить Клавдия, а мирно покинуть остров. К тому же, Гордон выставлял его головорезом, из чего женщина сделала вывод, что после того, как Лоу покинул Балмору, ему порядком сорвало крышу. Такое представить она тоже могла без труда. В конце концов, она уже успела оценить всю абсурдность некоторых его поступков, где смелость граничила с глупостью. Произнести что-нибудь она решилась, только услышав другое знакомое имя и, не зная всех тонкостей отношений между Крысобоем и Кровавым Бароном, тихо сболтнула:
- А мне Одо понравился... - растерянно протянула она, пожав плечами и невинно посмотрев на пирата. Гордон ответил ей взглядом полным ненависти, поэтому Домицилла поспешила спрятать лицо за его плечом и вновь обратиться в благодарного слушателя.
Задевали ли ее слова Фицроя? Согласна ли она была с тем, что, возможно, совершила ошибку? Флавия чувствовала себя в беспомощности и растерянности, но ничего похожего на сожаление пока не ощущала. Приготовившийся к неизбежному разум уже вовсю оправдывал каждый неугодный поступок Маркуса, а уязвленная независимость находила оправдания ей самой. Куда интереснее балморийке было наблюдать за самим Гордоном - его интонациями, поведением и растущей уверенностью. Женщина осознала, что никогда не видела своего любовника ни в роли капитана, ни на позиции барона. Все эти регалии были для нее не большим, чем слухи от матросов, которые в свое время выловили еле живое тело Фицроя и представившего его ей. На Совете же его не было, да и на "Грешника" Флавию едва ли пустили бы. А мужчина, между тем, суровел с каждым словом, и сейчас как никогда она осознавала, что это не игра, не обида и не попытка казаться жестче, чем он есть: это и был реальный Гордон Фицрой, тот, которого она еще не видела. Наверняка, познакомься с ним таким она изначально, едва ли у них был бы шанс так сблизиться. Его речи не хватало только пары реплик о несчастных рабах, и ей можно было бы смело вставать и уходить, простившись с любовником так же, как недавно она простилась с пиратами в Рамии. Тяжело вздохнув, женщина опустила ресницы.
- Ты прав. Ты не знаешь, что происходит у нас на Балморе, - она грустно улыбнулась, потянувшись к лицу барона и убирая с него темную медную прядь, - и я понимаю твою позицию. Однако... я думаю, ты недооцениваешь его потенциал. Дюжину лет Марк жил, не имея за душой ничего, его никто не ждал и никому он не был должен. Когда ты стоишь во главе колонии, это налагает определенное бремя ответственности, которая сильно меняет людей. Конечно, я не жду, что он изменится, но я не исключаю, что он сможет возродить в себе того, кем он был, пока Тиль не отравил его кровь.
Номархиня повела бровью, нехотя отпуская Фицроя и опускаясь на подушки. Остывшая кожа соприкоснулась с холодными простынями, волосы рассыпались по белому полотну черными артериями, и, почувствовав себя крайне неуютно, Домицилла затосковала по своему мудрому пирату, даже несмотря на то, что он уже трижды за вечер пытался продать ее то одному, то другому мужчине. Осознав, что она также нанесла оскорбление его родине, Флавия протянула Гордону руку, призывая его присоединиться к ней и давая понять, что она не обижается на его слова, но прекрасно их понимает.
- Пока номархом был Клавдий, меня вообще не волновали подобные проблемы, - в пустоту сказала она, - следи себе за виноградниками, да ухаживай за заблудшими пиратами, - женщина невольно улыбнулась, скользнув взглядом по шраму на животе Гордона, - я вообще не хотела замуж. Знаешь, когда ты покидал Балмору, я даже думала о том, чтобы навязаться с тобой на Тиль, - Флавия перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушки, чтобы скрыть свою усмешку, будто все, что происходило с ними тогда, было не пару месяцев, а десятки лет назад, - а теперь приходится постоянно думать обо всем этом. А у меня это не очень хорошо получается, как видишь.
Она грустно улыбнулась, погладив мужчину по бедру, будто, от того, что она озвучит свои мысли, Фицрой вместе с флягой извлечет из своего камзола и Клавдия, и все снова встанет на свои места.
Поделиться242015-08-14 13:13:42
Выпрямился пират очень своевременно для того чтобы заметить на себе взгляд бесстыдно рассматривающей его женщины. Вряд ли он мог удивить ее какими-то новыми для нее подробностями, участками тела которые ей видеть или касаться еще не доводилось и все равно на губы мужчины, вылилась саркастическая улыбка. Когда изучающий его взгляд переместился с ягодиц на повернувшееся к ней лицом другую часть мужского тела, Фицрой послал ответный взгляд и понял, что еще не скоро сможет смотреть на эту женщину без бурных эмоций.
- Тихо. Никто не отнимает. – Улыбнувшись Гордон придержал флягу вместе с руками номархини, опасаясь что она там утонет. Про ее попытку просушить горло на совете, матросы уже байки складывали с подачи их капитанов. – Выдыхай…выдыхай!
Занюхать ей он не мог ничего предложить, но Флавия в этом и не нуждалась, уткнувшись лицом в свои густые волосы. Фицрою никто рот не затыкал, и потому ничего не мешало рассмеяться в ответ на эти неуклюжие попытки пристраститься к местным изыскам.
- Когда я попробовал это пойло в первый раз – я долго плевался. Только с возрастом смог смириться с его существованием и даже полюбил. Должно быть, выработался нужный навык путем долгих тренировок.
Полусерьезный разговор о напитке помог временно отвлечься от другой проблемы, к которой Гордон не желал привыкать, тем более вырабатывать какие-либо навыки.
- Он мне еще не муж, Гордон
- Хочешь сказать, что мне нужно поспешить? – Даже не поморщившись Гордон приложился к бутылке, но пить не стал, только прижал язык к горлышку обжигая его огненной смесью. Он много мог рассказать о Лоу и самое неприятное он не считал его плохим по сравнению с другими «друзьями» по пиратскому братству, ведь именно он помог ему выбраться из кризиса в котором он оказался после ссоры с Эдвеной. Раза три или даже четыре Мертвая вода ходила на промысел в паре с Грешником и когда местные барыги убедились, что капитан Лоу больше живой чем мертвый, Мертвая вода была принята радушнее блудного сына воротившегося в объятия любящего отца.
Почувствовав как со спины стало теплее, Фицрой болезненно поморщился, представляя вместо себя Лоу и Флавию у него за спиной. Обнимающую его, прижимающуюся к его спине, ее голову на его плече.
Заведя руки за спину, Гордон поймал ноги любовницы, вынуждая ее обнять его не только руками, но и ногами, опуская их между своих разведенных ног. Потому как Флавия молчала ни как, не комментируя свои слова, Фицрой решил, что ее мнение уже сложилось, хотя очень хотелось верить, что она поверила ему и передумала заключать союз с Маркусом. Что-то добавлять было лишним, все кто входил в совет баронов обладали громкой и нередко сомнительной славой отчасти благодаря чему и вошли в совет.
- А мне Одо понравился...
В глазах пирата плеснулись черные воды ненависти, но это длилось несколько секунд. Не сумев сдержать эмоции, Гордон только потом осознал, что Домицилла не настолько подточена в местной политике и отношениях между пиратами. Будто прося прощение, Фицрой прижался своими губами и к губам женщины и отстранился только спустя несколько минут, целуя их мягко и нарочно медленно, будто растягивая удовольствие.
- Это личное. Одо один из немногих кто не дает мне забыть, что я когда-то носил офицерский мундир с серебряными лацканами. Притом, что когда я попал на Тиль в первый раз он был еще мальчишкой. Потом последовало множество неприятных выступлений и кровавых конфликтов вызвавших во мне ответные чувства. – Прищурив свои изумрудные глаза, Фицрой решил за лучшее добавить. – Только ты меня сразу предупреди, если и его рассматриваешь в качестве будущего мужа.
Изо всех сил Крысобой старался сдерживать себя, говорить ровно и тихо, чтобы не пугать свою любовницу и половину ее охраны, мирно спящих в своих комнатах дальше по коридору. Это с Эдвеной можно было кидаться вещами, орать, бить все что под руку попадет и заканчивая всю эту прелюдию яростным сексом разбегаться по своим кораблям, ожидая кто из них первый сдастся и придет к другому. С Флавией они были слишком непохожи, но Гордон уже устал обдумывать эту мысль и сейчас ему не хотелось думать о других женщинах кроме Домициллы. Борясь с собственными демонами, Фицрой прикрывал глаза и искал покой в чужих объятиях, вдыхая запах и прислушиваясь к ощущениям больше чем к словам, успев понять, что Флавии нравится дергать его за ус, украдкой наблюдая за реакцией.
Однако... я думаю, ты недооцениваешь его потенциал.
- Ты полагаешь Маркус сможет навести порядок на Балморе? – Попытавшись представить это Гордон потерпел поражение, в конце концов целый остров это не один корабль да и на корабле нужны верные союзники – один в поле не воин. Были ли такие союзники у Маркуса на Балморе? А у Флавии? Если они были, к чему тогда обращаться к пиратам и становиться их должниками. То что совет своего не упустит Фицрой не сомневался, он бы и сам так поступил не раздумывая, благотворительность была и есть самым неблагодарным ремеслом из известных ему. Почувствовав как в очередной раз женщина, убирает с его лица волосы, пират тепло улыбнулся ей. Ему нравился этот жест не меньше чем ей, иначе зачем она повторяла его раз за разом зная что проклятая прядь все равно выбьется из общей копны. Проще было ополовинить, пусть качается над бровями. – Ты хорошо выразилась – Тиль отравляет и меняет людей. Здесь достаточно дворян, баронов, рыцарей…. бывших разумеется, кто был вынужден или нарочно сбежал в сей негостеприимный край потеряв все чем он был раньше. Многие настолько привыкают к вольной жизни, что не хотят ничего менять. Твой Маркус изменится, только если он этого захочет….стоп, ты уже с ним говорила? Он хочет вернуться домой и все изменить?
Резко повернувшись, находя лицо Домициллы, Фицрой долго испытывающи смотрел в ее лицо, ища ответ на свой вопрос.
- Ты уже с ним говорила, ведь так? – Вспомнив как долго Флавия, провела на Тиле, пират испытал острое желание пройтись по шкафам и обязательно заглянуть под кровать, может быть Лоу еще здесь. В том, как они вели переговоры, Гордон не сомневался, снова теряя самообладание.
Очень вовремя Флавия откинулась на подушки, давая пирату свободу, воспользовавшись ей Гордон встал на ноги, измеряя шагами комнату Домициллы. Он несколько раз прошелся из одного конца в другую горбясь и бессильно сжимая руки в кулаки. Сверкая яростью в глазах, он выглядел бы угрожающим, если бы не нагота. Раздумывая как ему лучше поступить, он не находил ответа. Причиной для столь бурных эмоций было богатое воображение пирата, представившего как извивается ЕГО женщина в чужих объятиях. Хотел он ей других мужчин? Нет, не хотел.
Зачем они тебе Флавия? Зачем он тебе! У тебя есть я, что ты хочешь чтобы я сделал? Скажи и останься со мной…. – Мысленно повторив свой монолог, Гордон облизал губы. Слова почти были готовы сорваться с его языка, препятствием для этого стал сам пират.
Остановившись, Фицрой резко сменил направление, когда заметил протянутую к нему ладонь. Оперевшись о кровать, он наклонился так чтобы она коснулась сначала его лица и почувствовала на ладони его поцелуй. Замерев Гордон прислушался к словам. С момента их прощания многое изменилось, все усложнилось. Просить ее остаться с ним будет апофеозом эгоизма, когда на Балморе нет другого наследника, а как показывает история люди, очень любят власть. Наверное он сам не мог забыть свой мундир с серебряными лацканами, в противном случае давно бы наплевал на все условности и забрал женщину себе. Вряд ли Домицилла хотела, чтобы ее родина погрязла в конфликтах войны.
Проведя пальцами вдоль позвоночника, чувствуя под мягкой кожей позвонки, Фицрой убрал руку не добравшись до соблазнительной впадинки между бедрами. Вытянувшись на спине, рядом с Флавией он уткнулся взглядом в потолок, поглаживая свой шрам на животе, отзывающийся на прикосновение мерзкой щекоткой воспоминаний.
- Было бы так же просто вернуть Клавдия, как убить Яфея, я бы достал его из-под земли. Но я не знаю где твой брат. – Подумал вслух Гордон, перед тем как высказать новую мысль. – Скажи мне честно, предложи я себя на место Лоу, что бы ты мне ответила?
Поделиться252015-09-06 02:23:38
- Ты носил офицерский мундир? - удивленно рассмеялась Флавия. Ее воображение работало на удивление хорошо, и женщине не составило труда представить себе этого сурового бородатого пирата, покрытого шрамами и слоем впитавшихся по кожу грязи и пороха в мундире. Они никогда не обсуждали прошлое друг друга - честно говоря, на Балморе они вообще не особо много времени уделяли задушевным беседам - а потому Домицилла не могла знать, что Гордон вовсе не выходец Тиля. Ей этот факт всегда казался само собой разумеющимся, не требующим никаких оспариваний. Однако темная ткань, облегающая широкие плечи и гладкое - без усов! - лицо, заставили ее на миг отвлечься от серьезных разговоров, которые сменялись один за другим. Даже сейчас, силясь показать, что довольно много пиратов вызывают у нее симпатию, она вновь нарвалась на какое-то осуждение, разбередив старую рану барона. Сжав губы, она дернула плечиком, - прости, я не знала. Ты стыдишься этого времени? - номархиня слегка прищурилась, стараясь разглядеть отражающиеся на лице капитана эмоции, однако его следующий выпад вновь заставил ее рассмеяться и легонько стукнуть мужчину в плечо, - обязательно. В письменном виде вышлю приглашение на нашу свадьбу.
Весь этот странный вечер был для Флавии совершенно иным, не похожим ни на какие иные до селе. И не развитием ли событий, или странностью ситуаций, но исключительно тем, что ощущала женщина, пока ночь достигала самого темного своего часа и без боя сдавалась настигающему ее рассвету. Номархиня чувствовала свою схожесть с ней: точно так же она осознавала, как важна для нее борьба, как должна она постоять за себя, чтобы не собирать на утро свое сердце по кусочкам, однако... Однако иногда даже такие крепкие орешки, как Домицилла, имеют свойство дробить скорлупу своей защиты в жалкое крошево. Обвивая мужчину ногами и руками, прижимаясь к нему, точно пытаясь срастись с ним, она наслаждалась каждым мгновением своей слабости. Прожив тридцать с лишним лет, она лишь однажды до этого ощущала схожее желание покориться кому-то, но тот человек знал ее с младенческих лет, того она воспитывала и тот имел в своих венах ее кровь. Гордон же был слеплен совершенно из другого теста, рос на иных землях и поклонялся чужим богам. И все же, от этого обитель в его руках не казалась номархине менее уютной и желанной.
- Порядок на Балморе смогу навести я, - оставляя следы поцелуев на щеках и шее Фицроя, хмыкнула женщина. Как она не уставала повторять, политик из нее выходит крайне скверный, но это вовсе не значило, что она не готова была учиться. Пусть ей и придется пожертвовать очень многим, окунувшись в чуждую ей среду и потеряв любую надежду на личное счастье, за благо Балморы она готова была бороться до последней крови, буквально в глотки вгрызаясь тем, кто смел диктовать ей, что делать. Мягко коснувшись губами плеча пирата, Флавия уткнулась в него носом, - Сенат хочет, чтобы я вышла замуж за патриция, потому что надеется пропихнуть мне одного из своих старых хрыщей, который отравит меня раньше, чем сам покинет царство Тууба. Выйдя за Лоу, я дам им желаемое, но сохраню последнее слово за собой.
Гордо вскинув подбородок, Домицилла хитро сощурила глаза, демонстрируя капитану Грешника, что ее умения не ограничиваются способностью вместить в себя кувшин вина за раз. Если даже ром она пытается пробовать, то и поиграть в эти политиканские игры тоже обязана. Однако едва промелькнувшая гордость почти сразу сменилась страхом за то, что она слишком много болтает. Привычка никому не доверять внезапно дала о себе знать, и женщина слегка напряглась. Спеша перевести тему, она была согласна на все, что предложит ей Гордон.
- Ты ведь сам сказал, что знаешь, что он заходил ко мне, - пожала она плечами, почти весело проговорив эти слова. Она была уверена, что подобные ситуации на Тиле происходят едва ли не каждый день, а нрав Домициллы пират уже успел понять довольно хорошо. Впрочем, мужчина в ее объятиях начинал все больше хмуриться, и царица мигом прикусила язык. Такое чувство, как ревность, было ей не знакомо, однако она имела представление о том, что оно из себя представляет. Решив во что бы то ни стало отрицать любые события того вечера, кроме разговорных, Флавия поспешила оправдаться, - Гордон, ничего не было.
Она беззастенчиво врала, а пиратский барон уже вырвался из ее рук и мерил шагами комнату. Проклиная себя, балморийка беспомощно смотрела на него, подсознательно опасаясь тех проявлений ярости, что виднелись в Фицрое. Как и раньше, она не опасалась за свою жизнь, но ей отчего-то ужасно не хотелось, чтобы эти изумрудные глаза вспыхивали при ней от злости, а не от страсти. Разговор ушел в совершенно неправильное русло, и, стараясь спасти ситуацию, Флавия решила напомнить своему морскому дьяволу, что нигде он не найдет покоя лучше, чем в ее теплых и ласковых объятиях.
За окнами неумолимо приближался рассвет. Ранние чайки уже покинули свои гнезда, с противными криками проносясь над зеркальной гладью спокойной воды. Номархиня чувствовала, как постепенно ее мышцы наливаются усталостью, а разум пытается расслабиться после всего, пережитого этой ночью. Благодарно принимая нежность от немного успокоившегося барона, она подождала, пока тот ляжет рядом и устроила свой подбородок на широкой груди. От обещаний и благородных посылов, Гордон перешел к теме ее брата, вызвав в женщине одновременно печальные и смешные воспоминания. Она как могла, заставляла себя не зацикливаться на пропаже Клавдия, поэтому старалась гнать тоску прочь, едва завидела ее первые признаки. А вот обещание вернуть ее брата позабавило Домициллу. Ведь, как не знала она, как ходит по лезвию, нахваливая Одо при Фицрое, так и он не знал о том, что в подобной ситуации сам бы вырыл себе могилу. Улыбнувшись, Флавия качнула головой и замерла, едва пират продолжил свою странную и сбивчивую мысль.
- Гордон, прекрати, - уже не в первый раз за этот вечер произнесла она. Конечно, каждая маленькая девочка, даже из древнего и благородного рода, мечтает встретить своего прекрасного патриция, или дерзкого пирата, а, может, хитрого лорда с материка, и, влюбившись в него, сыграть с ним пышную свадьбу другим на зависть. Конечно, будучи девчонкой, даже Флавия была из их числа. Однако едва к ней к ней посватался первый мужчина, вдвое старше ее, едва Клавдий ясно сказал ей, что она никогда не станет ни чьей женой, кроме него, женщина уяснила, что браки и чувства - вещи абсолютно из разных миров. И пусть ее привязанность к Фицрою была испепеляюще сильной, а одна мысль о том, чтобы вновь потерять эту связь, причиняла номархине невероятную боль, подобный исход был невозможен. Подыскивая слова, она слегка помотала головой.
- То, что я не родилась рабыней, не делает меня свободной женщиной. Не будь я одной из Домициев, я не задумываясь согласилась бы. Дело не в Лоу. - облизнув губы, балморийка грустно улыбнулась, не став продолжать. Понятно было, что вопрос этот был одновременно очень романтичным, но ставящим их обоих в тупик. Приложившись горячим от начинавшейся головной боли лбом к торсу пирата, Флавия вскинула голову, сдувая упавшие на лицо пряди. Подтянувшись к лицу мужчины, она серьезно посмотрела на него, - сейчас ты самый дорогой мне человек, но это, увы, ничего не меняет. - Слов любви Домицилла не знала, поэтому предпочла просто накрыть своими губами рот капитана Грешника, даруя ему сладкий и многообещающий поцелуй. Лишь спустя несколько мгновений оторвавшись от любовника, женщина усмехнулась, - да и какой из тебя балмориец. И вообще. Гордон Фицрой - женат. Ты сам-то себе можешь это представить? Хотела бы я посмотреть на это.
Дочь Балморы тихо рассмеялась, стараясь сгладить драматичный момент, однако про себя невольно добавила: да ни за что бы я не хотела этого видеть.
Поделиться262015-09-27 01:42:17
- Носил. Офицерский года три, а до этого форму Морского флота. Такую судьбу избрал мне отец, и я подчинился его желанию. – Окунувшись в воды прошлого, Фицрой протянул руку и коснулся темной поверхности. Реальность далеко ушла от прошлого, время не ждало никого. Усы, грубая обветренная кожа, попался на пути кривой шрам от пули – края неаккуратные стежки сложили звездочкой. На поверхности воды осталась память, малознакомый юноша на смену ему пришел пират. Задумчиво вскинув брови в ответ на эти воспоминания, Фицрой удивился тому, как долго не оглядывался через плечо, не было причин вспоминать то, что осталось за спиной.
- А ты стыдишься своего отца и матери? – Вопросом на вопрос ответил Фицрой. – Мой отец был обиженным жизнью человеком, он хотел больше чем мог взять, и одновременно он был твердым как скала, о которую бьются морские воды. Мы с братьями были этими водами. Может быть, мы бы когда-нибудь его одолели, сгладили острые края и его самого погребли под собой, но я этого уже никогда не узнаю. Я покинул свой дом, много лет назад и никогда не хотел вернуться. Зачем мне? Мой отец лично оденет мне петлю на шею если я вернусь.
В ту пору он был слаб, сам себя считал бесхребетным, в то время сталь только ковалась – это сейчас ему проще сломаться, чем согнуться, ибо сталь не гнется, она только ломается.
- Стыдись я прошлого, и с Одо было бы меньше возни.
Много он рассказал? Для Флавии возможно, раньше они говорили на языке стонов и прикосновений, слишком мало уделяя времени словам, а если и уделяли то проверяли друг друга на стойкость, обманывая или пытаясь обмануть, хитря и выискивая слабину.
Кровожадно улыбнувшись, обещая непременно появиться на свадьбе, Фицрой пожелал Одо крепкого здоровья и такой же крепкой мачты ему на голову.
Вернувшись обратно, после того как обмерил шагами всю комнату, Гордон все еще чувствовал как дыхание перехватывают паскудные мысли. Почему-то все разговоры уходили в сторону покоев Домициллы, такое впечатление что они только и говорят о том со сколькими номархиня сможет переспать и в каких позах. Все эти бесконечные сенаторы, сыны сенаторов, лицемеры и лизоблюды. Чем больше пират о них думал тем сильнее сжимал объятия, в которых будто в плену оказалась Домицилла. Он чувствовал себя спокойно, пока она находилась рядом, мыслями находясь в других местах и представляя все слишком ярко. В этом был свой эгоизм, но разве плохо думать о том что хорошо для тебя? О собственном благе, о собственном удовольствии – в каждом, на подсознательном уровне, заложен низменный инстинкт заботиться о собственном благе. Чтобы отвлечься, он высказал другие свои мысли, они действительно не давали ему временами покоя еще с первого его приезда на Балмору, именно тогда, в борделе с рабами, он увидел первые изображения этого безумия.
- Не представляю, как может Туув отдавать предпочтению Мууву, а Лорон наблюдать за всем этим ничего не предпринимая. Это как Вейрос решит возлечь с Рейвосом, а Сейла будет смотреть. – Впрочем вялая попытка отвлечься потерпела свое сокрушительное поражение, как и ожидалось. Ничего не было? Даже притворяться не хотелось.
- Ты мне врешь. – Очевидцев нет и прямых доказательств тоже, но Фицрой привык доверять своей интуиции, проверенная временем, она редко его подводила. Вот и сейчас прислушиваясь к собственным ощущениям, Фицрой положился на нее.
- Прекратить. Нет, я к сожалению слишком умен чтобы совершать опрометчивые поступки, но могу же потешить свое самолюбие? – Приподнявшись и перевернувшись на бок, Фицрой навис над своей любовницей заглядывая ей в лицо. – Что такого в том что я хочу быть единственным кто будет целовать твои губы? Единственным кто будет смотреть в твои глаза и видеть в них тепло? Видеть в них искренность и слышать сладкие стоны, настоящие, а не купленные за серебро в портовом бордели. Исходящие от грязной шлюхи которая будет притворяться и пыхтеть, уже ничего не чувствуя от бесконечной череды клиентов? Могу же я помечтать, что уснув с тобой в объятиях, ты будешь рядом когда я проснусь? Что убью любого кто посмеет вторгнуться в тебя, даже с твоего благословения? Почувствует жар твоего лона. Ты конечно же будешь заводить себе каждую неделю нового любовника и каждого из них я буду убивать, пока тебе не наскучит эта игра или в мире не останется других мужчин….
Причина в собственных словах или во вдохновляющей его на эти слова женщины, но Фицрой загорался изнутри. Распаляясь и чувствуя подступающее возбуждение, он теснее прижимался к любовнице, в свете убывающей луны изумруды глаз сверкали зловещим светом, полыхали белоснежные зубы пока пират чеканил слова, скалясь.
- Так раз за разом и знаешь что? Я не отступлю от своих слов, потому что я пойду до конца. Я не отступлю и раньше и сейчас. Не отступлю, но я знаю, что не смогу удержать ветер.
Мозолистые пальцы коснулись женского лица, обрисовали овал, подушечка большого пальца скользнула по губам и подбородку.
- Не смогу….
Никуда не денется Лоу и все эти патриции. Перебей их всех и их место займут другие. Ответив на столь многообещающий поцелуй, Фицрой обещание запомнил и закрепил ответным, с неохотой расставаясь, вернее два раза продолжая поцелуй не давая Флавии отстраниться. Он каждый раз тянулся следом и требовательно накрывал ее губы своими, мешая чужое дыхание со своим.
- Нет, ну если я не люблю собачатину и не понимаю ваших богов это совсем не значит, что я не гожусь в Балморцы. – Не без иронии ответил Фицрой, гордость требовала дать ответ. – Между прочим я периодически сбриваю всю эту поросль…
Проведя рукой по нижней половине лица, Гордон ясно дал понять о какой поросли идет речь.
-… даже волосы крашу сажей, временами приходится маскироваться. Недобрая слава дает о себе знать, я же не все корабли топлю, часть из них мы отпускаем чтобы они разжигали страх, который питает ужас в сердцах моряков перед нашим флагом и капитаном.
В этом месте Фицрой самодовольно улыбнулся.
- Именно эта слава играет нам на руку, а порой приводит на эшафот. Меня едва не поймали и не повесили когда я наведался на берег Гаскони по делам. Какой-то торговец узнал меня и пришлось срочно скрываться. С тех пор я более осторожен.
Негромкий смех, заставил Фицроя насторожиться, найдя тот смех не искренним он ничего не сказал только подался вперед, решив что они слишком долго отдыхали и два раза это мало по сравнению с ночами на Балморе. Короткий поцелуй и легкое прикосновение к женщине, стали насмешкой по сравнению с предыдущим поцелуем. Встав на колени, прямо на кровати, Фицрой тяжело выдохнул, рассматривая распростертую под ним женщину. От самого чуть пар не шел, настолько напряжен был каждый мускул под кожей, туго обтянувшей каждую венку на полыхающем от желания теле. Рассматривая женщину, Фицрой криво улыбнулся, облегчая собственное желание легким прикосновением вверх – вниз. Мало помогло и не сравнить с испытываемыми ранее ощущениями.
- А если скажу что был помолвлен? Красивая девушка, юная, с русыми волосами и глазами цвета новой обшивки корабля обласканной утренним солнцем? От нее пахло пряными травами и чистотой, она краснела от каждого прикосновения и прятала стыд под длинными ресницами. Я думал что она рассыплется если я к ней прикоснусь.
Уйдя от первоначального плана, мужчина вопросительно вскинул бровь – сам себе удивился. Столько лет прошло, а он все еще помнит ту юную девушку, когда-то обещанную ему в жены.
Поделиться272015-09-30 22:57:03
- Я даже не знала, что ты... с материка, - одновременно удивленно и сокрушенно подытожила Флавия, уткнувшись взглядом в смятую простыню. Ей стало даже немного стыдно - вот они не могут насытиться друг другом, когда каждая разлука причиняет боль, когда говорится столько громких слов и представляется такое грандиозное будущее. А вот они в реальности - мало что знающие друг о друге, не представляющие друг друга за пределами собственной спальни. Фицрой знал о ней только то, что доносила молва, она - то, что он сам посчитал нужным не отрицать. Стараясь отделаться от ощущения, будто самый близкий ей человек, единственный, кто способен скрасить ее жизнь, омраченную отсутствием Клавдия, по сути для нее незнакомец. Закусив губу и решив выбить еще один камешек из преграды между ними, Домицилла пожала плечами и осторожно добавила:
- Но мои родители... они дали ме все, что у меня есть: имя, деньги, власть, чистую кровь, хорошее образование... - Клавдия, про себя добавила она, не позволив имени брата сорваться с языка. Выдохнув, она продолжила, - моего отца называли тираном - это так, но теперь на его фоне я выгляжу настоящей спасительницей. Можешь не верить, но я благодарна им и привязана к ним. Даже после смерти они продолжают мне помогать. А твое юношество... это ужасно. Мне жаль, что так вышло.
Поняв, что если расскажет еще что-нибудь о своем детстве, Гордон еще раз обзовет ее холеной и избалованной девкой, царица прикусила язык и нежно погладила мужчину по плечу. Ей даже захотелось обнять его - как хотелось обнимать брата, когда тот возвращался после не слишком удачного боя или заседания Сената - но балморийка вновь остановила себя. Как бы она не отрицала, но пиратский барон вызывал в ней слишком много эмоций, которые позволить себе она не могла. И это ей ужасно не нравилось. Бежать бы ей от этого человека, да как можно дальше, а вместо этого она хихикает рядом с ним, точно девчонка, ревнует и переживает. Неподобающие качества для номарха.
Проигнорировав обвинение во лжи и надеясь, что чем меньше внимания они будут заострять на Лоу, тем больше шансов у Фицроя забыть о нем, Флавия решила поддержать любимую свою тему, приятно поразившись осведомленности пирата.
- Гордон, любовь... это очень сложное и многогранное чувство, которое каждый понимает по-своему. Особенно у нас на Балморе. Мы живем так, как завещали нам наши боги, а вы - как ваши. Поэтому в этом вопросе мы никогда не придем к единому мнению. Я любила лишь однажды, но даже тогда не отказывала себе в других мужчинах. Плоть слаба, но то, что живет внутри нас... только это и важно.
Женщина исподлобья посмотрела на капитана Грешника и поймала его руку, уложив себе чуть выше левой груди. В народе бытовало мнение, будто работа сердца каким-то образом была связанна с человеческими чувствами, и все прославленные барды неустанно слагали об этом свои песни. Непонятно, что хотела этим жестом продемонстрировать Домицилла, но он вышел у нее скорее инстинктивно, нежели продуманно. Словно уловив настроение патрицианки, пиратский барон вновь вернулся к теме уже своей ревности. Он не хотел отдавать ее другому - это было и понятно, но менее печальным от этого не становилось.
Пират нависал над ней, словно гальюнная ростра над водной гладью, выглядя одновременно мечтательно и устрашающе в лучах неумолимо надвигающегося рассвета. Однако Флавии, как и прежде, страха он не внушал, даже страха за то, что он говорит. Раньше она бы покрутила пальцем ему у виска за такие мысли, однако теперь все, на что она была способна, это обездвижено лежать под ним, не в силах даже пробежаться кончиками пальцев по линии скул. Капитан тяжело дышал, плотнее прижимаясь к ней и женщина чувствовала, как он борется с возникающем у него напряжением. Облизнув губы, балморийка просто мягко уложила свою ладонь на его поясницу, мягко поглаживая ее и то и дело соскальзывая к бедру, точно рисковала одним неловким движением пробраться к его паху. Ей весьма вовремя удалось отвлечься, когда Фицрой ненадолго прервал свой мечтательный монолог. Посмотрев на мужчину со смесью восхищения и жалости, она прошептала в его полуоткрытые губы:
- Ты и есть единственный, Гордон. И будешь им. Все это реально и без юридических осложнений, - пообещала она и растворилась в страстном и жадном поцелуе пирата, словно призванным для того, чтобы подтвердить всю серьезность его слов и намерений. Дыхание обоих любовников снова сбилось, и Домицилла даже не понимала, что заставляет ее сердце биться чаще, а низ живота приято тянуть - слова пирата или его действия. Его метания она находила столь сексуальными, что даже легкая усталость и сонливость стали отступать, уступая место желанию обладать этим мужчиной. Поймав его палец, когда тот коснулся ее губ, и заключив его в плен своего горячего рта, она сама еще плотнее прижалась к Фицрою, однако тот вновь решил дать выход словам.
- Балморийцы. Ты не годишься в балморийцы, - мягко поправила она, слегка усмехнувшись и резко остановила руку пирата, когда тот принялся раздумывать над тем, не избавиться ли ему от щетины. Отрицательно мотнув головой, точно имеет дело с обыкновенным плебеем, а не пиратским бароном, она строго сказала, - не смей даже думать об этом. Будучи чистым и гладко выбритым балморийцем в тунике и сандалиях, ты бы потерял не свое очарование, ты потерял бы себя. Говори что хочешь, но твой отец оказал тебе очень большую услугу, позволив тебе отправиться на Тиль. И это говорю я - та, кто терпеть не может этот грязный остров.
Номархиня поежилась и искривила уголок своих губ в неохотливой улыбке. Она понадеялась, что пиратский барон после этого оставит эти мысли и вернется к тем жарким поцелуям, что он дарил ей мгновение назад, однако мужчина отстранился, оставив Флавию в одиночестве и заставляя ее едва подрагивать от неожиданного рассветного холода. Балморийка не понимала, что заставило его отдалиться от нее, поэтому, оглядев снизу вверх фигуру пирата и хорошо рассмотрев каждую его напряженную мышцу, она вновь облизала губы и резко поднялась за ним. Теплая женская ладонь остановила мужскую, накрыв ее и плавно смещая в сторону, будто предлагая ей помочь ему. Возбуждение Домициллы все росло, и та уже была готова повалить пирата и выжать из него последние силы, однако тот успел предотвратить неминуемое. Чувствуя, будто ей на голову вылили ушат ледяной воды, царица так и осталась сидеть на коленях, накрыв ладонь Фицроя.
- Да ну? - безуспешно имитируя равнодушие, поинтересовалась патрицианка, понимая, что теперь ее учащенное сердцебиение вызвано отнюдь не желанием или накалом, - и что же ты не женился на ней? Отец помешал? Мог бы забрать ее с собой. Не рассыпалась бы. А ты был бы сейчас женат и счастлив в браке.
Номархия изо всех сил старалась, чтобы в ее голосе не было ни обиды, ни вызова, но это ей удавалось с трудом, поэтому она предпочла просто вернуться на свои подушки, прислонив их к спинке кровати и оперевшись на них.
Поделиться282015-10-02 00:12:57
- Балморская ведьма! – В комнате грянул гром, не сомневаясь, что сейчас пол гостиницы во главе с Ахурой подслушивают под дверью, Фицрой не сдерживал себя. Он смеялся, сверкая глазами, полыхая зубами, нагой, возбужденный даже после того как номархиня отстранилась, приревновав или оскорбившись, чем красноречивее всяких слов показала как ей не все равно. Замотаться в простыню или выстроить стены из подушек вокруг себя, Фицрой не мог ей позволить. Крепко ухватившись за лодыжку, он потянул легкое тело к себе, заставляя вцепиться ему в плечи, когда он прижал женщину к ложу, своим телом создавая ей препятствие на пути к свободе. – Женщина, переспавшая с половиной невольников Балморы и советом Тиля, приревновала к женщине, которая вполне возможно уже давно находиться в садах Всеблагого отца. К женщине, которую отделяет от нас море, земля и время.
Он уже не смеялся, кривя губы в улыбке, капитан убирал смоляные локоны с лица правительницы, откровенно наслаждаясь, быстро сменяющимися друг друга эмоциями на точеном лице. В тайне он радовался, что Флавия встала на его места и испытала хоть крупицу той ревности которую он испытал сам, не так давно
- Моя Бездна, как ты прекрасна. Я даже лодыжек ее не видел, не говоря уже о чем-то большем. А если бы я вспомнил, как сломалась подо мной и Эдвеной Хоук кровать? А если бы мне на ум пришла какая-нибудь портовая шлюха, стоящая каждый серебряник который я уплатил за ее влажный рот и такое же лоно? – А в душе что дрогнуло. Воспоминания задели какую-то невидимую струну в душе пирата, попав под накатывающую волну эмоций, струна выдержала и не надорвалась. Гордон успешно не показывал своих истинных чувств, затмив их более искренними, яркими, подпитываемыми чувствами к женщине, которая сейчас находилась рядом с ним. – Мой отец был ублюдком, контролирующим каждое мое действие. На Хельме это нормально, считается в порядке вещей. Я не знал бедности, я не знал голода, в этом плане у меня была замечательная жизнью, но, то давление, которое оказывал на меня мой отец заставили меня в решающий момент выступить против моего капитана, отнять его жизнь. Я настолько не хотел возвращаться в жизнь, уготованную мне моим родителем, что предпочел отдаться на милость пиратам. Мой отец меня никуда не отпускал.
Плотоядно улыбнувшись, Фицрой оглядывался в свое прошлое. Прошло много лет, и теперь он мог с уверенностью сказать, что ничего бы не стал в нем менять.
- Большинство пиратов выходцы с материка. На Тиль много лет, бегут преступники и всякий сброд. Коренное население острова – чернокожие потомки дикарей и каннибалов, такие как Ахура. О пиратах многое говорит их религия. Я был на Балморе, моя Бедзна. Я гулял по вашим улицам и видел ваши Храмы. На Тиле ты возможно найдешь пару алтарей и жертвенников, может быть найдешь. На самом деле их слишком мало. Пираты делают татуировки на своих телах, чтобы боги видели с кем они заключают сделки, это своеобразные храмы, у каждого он свой. А почитание Морских богов – это ничто иное как сделка, своеобразный договор для привлечения удачи. Моряки очень суеверны, отправляясь на промысел, они заключают пари «ты мне, а я тебе» - богу жертву, пирату удачу в плаванье.
Отвлекшись, мужчины склонился к своей пленнице, собирая губами россыпь испарины на ее теле, чувствуя под кожей небольшое землетрясение – дрожь. Это продолжалось довольно долго, Фицрой не сразу вспомнил что он изначально хотел сказать, лаская тело под ним и раздумывая о том что надо бы и вовсе замолчать, в конце концов сколько можно сотрясать воздух. С другой стороны ему хотелось открыться, выговориться, он видел, что в ответ на его откровения Домицилла открывает себя, перешагивая через свои правила и в какой-то мере ломаясь.
- С того момента как я вонзил нож в сердце своего капитана, я жил не как учат боги, я жил как получалось, как я хотел – в общем жил как получалось, стараясь не идти наперекор своим желаниям и со временем у меня стало это получаться. Думая об отце я пью из рога победителя, я радуюсь, что смог избавиться от него, думая о тебе я испытываю острое желание пить твое дыхание снова и снова. Мне не нужны никакие формальности, только ты, тем более что для пирата юридические осложнения? Помочиться и забыть!
Потеревшись щекой о руку женщины, оставив в ладони невидимый поцелуй, Фицрой опять рассмеялся. Это было так нелепо.
- Ты меня даже не видела в тунике и сандалиях. Марис, я сделал себя сам, с бородой или без нее – я останусь тем, кто я есть. Ни сандалии, ни туника, ни даже мой отец, гореть ему в чистилище, ничего не способно этого изменить. А сейчас, пока ты не вспомнила еще раз моего отца, о ком я не хотел, бы вспоминать еще следующие двадцать лет…. На чем мы остановились? Неужели призраки прошлого настолько отбили у тебя желание соединиться со мной?
Опять перед глазами всплыл образ разоренной кровати. Он оказался в той комнате, на вилле одного из покровителей своей любовницы. Разбросанные простыни и обессиленная женщины в его объятиях.
- Домицилла. – Зарычав сквозь сомкнутые губы, Фицрой весь подался вперед, чтобы поцеловать соблазняющие его губы, но застыл так и не притронувшись к ним. – У нас осталось не так много времени и одновременно целая вечность. Если я единственный отдайся мне как отдавалась уже много раз!
Поделиться292015-10-10 01:53:55
Она чувствовала досаду смешанную с обидой, а он смеялся. Она уперлась взглядом куда-то над левым плечом Гордона, дуя губы и прикрывая грудь руками, а он смеялся. Он смеялся так громко и резко, что тяжелая и прочная броня ее самолюбия надломилась и грозилась распасться на части сразу, как только уголки ее губ слегка тронула улыбка. Флавия понимала, как глупо и по-детски она ведет себя, как выдает то, чего выдавать не следовало, однако поделать с собой она ничего не могла. Возможно, ее обессиленный страданиям разум окончательно помутился и женщина стала дурной, но справиться с тем океаном чувств, который бушевал в ней, не был в силах ни один достойный капитан. Правильно говорил Гордон, она - бездна, черная и губительная, не щадящая никого и ничего. Тогда почему же Сцилла и Харибда ее души сцепились друг с другом, напрочь забыв о том, как важно не подпустить к сердцу царицы кого-то?
Оставаться сторонним наблюдателем ей долго не удалось. Вновь упав на лопатки и оказавшись под пиратом, Домицилла сначала рассмеялась вместе с ним, а потом сжала его лицо пальцами, грубо отталкивая его от себя.
- Я не шлюха, Гордон. Не преувеличивай моих заслуг, - властно ответила она, подавив желание зарядить пиратскому барону очередную пощечину. Как же тяжело ей было лежать под ним и слушать его, и тяжесть эта была далеко не физической. Холодные стальные руки сжали пищевод, царапая его стенки обидой и оскорбленностью. Разум одновременно с этим призывал ее успокоиться, а не закатывать очередную истерику, ведь, что не говори, а в чем-то Фицрой был прав. Противоречивость, вызванная столь щекотливой ситуацией, разбросанными по закоулкам сознания мыслями и напряженным телом мужчину, вообще отсылала Флавию прочь из этой комнаты, призывая ее вновь погрузиться в пучину страсти.
- Замолчи, замолчи! - молила она, накрывая лицо пирата руками, отворачиваясь и беспомощно хныкая. Злость отступала почти мгновенно, и можно было услышать, как из груди царицы вырывается слабый смех, - как ты вообще можешь думать о других женщинах рядом со мной?! - она с легких возмущением фыркнула и опустила свои руки на плечи мужчины, мягко погладив их. Настроение менялось каждую секунду и находилось в самой прямой зависимости от любого жеста Гордона. Может, мыслями он был и далеко, но его пышущее жаром тело было здесь, его мягкие губы были на ее коже, его зеленые глаза пожирали взглядом ее лицо. Хмыкнув, женщина дернула плечом, - в самом деле. Я ведь не посвящаю тебя в подробности о тех, кто был у меня до тебя. В особенности о тех, с кем я не делила постель, но в памяти моей они живут до сих пор.
Номархиня многозначительно сощурилась, слово давая понять любовнику, что это как раз те вещи, о которых она говорила ранее. Рабов своих она не помнила, с баронским советом Фицрой явно переборщил, но единственным человеком, который всплывал в ее памяти рядом с этим мужчиной, был ее брат. И, если мерить ее привязанность к нему с привязанностью Гордона к кому угодно, то эта кто угодно, должно быть, оставила заметный отпечаток в его сердце. К счастью, ни о той девице с материка, ни об Эдвене пиратский барон больше не вспоминал, и царица немного оттаяла в его объятиях, позволив ему покрывать свое тело поцелуями и расслабиться под их нежным натиском. Кожа вновь покрылась мурашками, и пламя вспыхнувшей обиды сменило свой цвет на огонь желания.
- Ммм, - слегка застонала женщина, слушая своего любовника лишь краем уха, и прислушиваясь куда больше к чувственным ощущениям. Где-то на краю сознания она понимала всю важность их разговора, но чем приятнее щекотали ее проклятые рыжие усы, тем сложнее было удержаться в трезвом уме. Шумно выдохнув, она посмотрела в глаза капитана Грешника и улыбнулась, запустив смуглые пальцы в его спутанные волосы, - использовать тело как храм - прекрасная идея. Это так... сексуально. Самая высшая степень преданности богам. Вы - пираты, странные люди. Но мне это нравится.
Обвив мужчину ногами, Флавия приподнялась на локтях и оставила несколько жадных поцелуев на шее Фицроя, на мочках его ушей, на щеках и губах - везде, где могла дотянуться, и с трудом борясь с желанием не просто соединиться с ним, а стать чем-то большим, буквально одним целым, слиться во едино и поглотить его своей темной энергией. Внутренние стражи обессиленно складывали свои аракхи, впуская барона в святую святых дочери Балморы, и она устала противиться этому.
- Гордон, - едва выдохнула женщина, бесконечно слушая, внимания и не находя ни одного слова, чтобы описать все свое восхищение, непонимание и готовность воспринимать нечто новое. Ведь она действительно не бросалась фразами о том, что готова впустить его в свою жизнь, и вполне могла представить себе, как бы они обсуждали эти вопросы, вдаваясь в бесконечные подробности открывая друг друга заново, пренебрежительно наплевав на законы морали и балморийского права. Могла, и представляла, но, ради богов, не сейчас. Умоляя, злясь, и практически дыша огнем, она остановила его, - замолчи.
Остановила за тем, чтобы вновь прижать к себе, пройтись пальцами по широкой спине и крепким ягодицами, чтобы поймать губами чужие, чтобы переплести из языки и тела в новом движении этого неутомимого танца. Чтобы усмехнуться и самостоятельно крутануть его аккуратно подстриженный ус и спровоцировать на нечто новое.
- Ты мой. Мой пират, - шептала она ему и усмехалась, отстранившись и потянув мужчину за собой, - так возьми же меня, как пират берет свою добычу, - Флавия вскинула бровь и, гоня из головы прочь образы Гордона в тоге и сандалиях, отдалась ему вновь, как множество раз до этого, как еще не раз после.
Поделиться302015-10-20 00:53:35
Ночь уже не скрывала ее черт и свечи были не к чему. Наступающий рассвет был сам как одна большая свеча, зажженная богами на небосводе. Когда фитиль прогорит на землю опуститься тьма и так пока кто-то из богов не догадается поставить новую свечку. А если не догадается? А если и век богов имеет и начало и конец? Странно было думать о чем-то постороннем не касающимся пределов этой комнаты, тем более странно для человека твердо уверенного, что после его смерти пусть все горит синим пламенем, ведь его уже не будет на этой земле. Тем не менее, была составлена теория конца света, после Гордон дал обещание себе вернуться к ней, потом когда-нибудь, если не забудет.
Однажды боги решат не зажигать свечу, и мир пропадет в черной пасти бездны.
Мышцы напряглись и пошли волнами под кожей, помогая лицу остаться на месте, несмотря на все попытки женщины отстранить его от себя. Малочувствительная к боли, просоленная водами и ветрами кожа капитана, достаточно просто переносила грубость рук, покуда губы кривились в ироничной усмешке. Глаза не переставали смеяться уже над словами номархини.
- Все вы шлюхи на своей Балморе. Не нужно жить среди вас, чтобы это понимать, достаточно один раз присмотреться. – Об этом можно было спорить долго, как и о политике, о политиках, о порядках, о предпочтениях тех кто привык называть Тиль своим домом. Ну, по крайней мере жители Тиля не ставили храмы однополой любви в центре острова, впрочем у каждого был свой грех. Многие капитаны хорошо знали, как опасно держать на борту симпатичных, молоденьких коз. Лучше цинга, чем потреблять молоко такой скотины.
Показались ему молнии в ее глазах? А не дрогнула ли ее рука? Чувствуя захватывающий его жар, Фицрой не знал, что больше всего его волнует в этой женщине – ее внешность или тот огонь топящий лед ее темницы, в которую она сама себя же и заточила. Та властность в ее голосе, тот гнев, с которым льдины откалываются от айсбергов, перед тем как поднять волну, упав в воду. Такая доступная, желанная, сломленная под его напором и одновременно свободная, гораздо свободнее любого матроса или капитана на этом острове.
Подразнить еще или нет? На всякий случай, перехватив руки номарха, Фицрой поступил как настоящий пират, как настоящий подлец уже зная, что небезразличен этой женщине, он все равно искал небольшое доказательство, совсем небольшое. Та же пощечина могла сгодиться, поэтому он успел накрыть ее руки своими, прижать их к кровати, пока действительно не был награжден этим самым доказательством со всей отдачей на какую способна номархиня.
- Не только же женщинам сравнивать своих мужчин между собой.
Только слова, которым противоречили губы мужчины, руки которого служили несерьезным препятствием. Вплетя пальцы в черные волны, Фицрой нашел впадину у основании черепа. Накрыл ее ладонью, заставляя женщину чуть выгнуться в спине и открыться его жадным губам. Бездонная впадина между ключиц так и просилась, чтобы ее вновь исследовали, как и два маяка на роскошных холмах, всем своим видом требовали, чтобы их обвели языком от шпиля до основания, пока земля не задрожит под ними, не в силах сопротивляться его напору. Как она и просила Фицрой временно замолчал. Тишину в комнате нарушали лишь стоны, вдохи и негромкие влажные звуки, мешающие с глухим рычанием. Спускаясь ниже, пират устроил ногу женщине на своем плече, как делал это уже много раз. Мешая ей говорить, он подцепил губами кожу вокруг пупка и не останавливаясь спустился ниже, не смущаясь своего раннего присутствия в этих чертогах. Смакуя вкус и запах женщины, не забывая ее еще и слушать. Он уже успел узнать ее достаточно, исследовать каждую клеточку тела и потому хорошо знал, как наверняка перебить ее, мешая сформировать мысль и родить слово.
но в памяти моей они живут до сих пор.
- Вот видишь, в результате я был прав. – С некоторыми ее любовниками он был даже знаком. Видел несколько рабов как, например, еще там на Балморе. Подтянув к себе женщину ближе, пират временно выпал из разговора, чуть подаваясь вперед в слепом рефлексе поскорее разделаться с собственным напряжением. С мальчишеским пылом и желанием он уже овладел раз своей любовницей, в этот раз он собирался насладиться ею подольше. Как чувствовал, что следующий раз увидеться придется не скоро, а всем помянутым любовникам заранее желал короткой и трагичной жизни. Забывшись во времени, Фицрой оттолкнулся от кровати и вернулся по проложенному им же маршруту, вдоль четкого русла на животе номахини, мимо пьянящих холмов или все-таки не мимо? Тяжело дыша, мужчина собирал капли испарины с ее кожи, заодно попытался пересчитать все мурашки, но очень быстро бросил это занятие, потерпев досадное поражение.
- Вы балморцы странные, но представь, снимаешь с женщины одежду, а там кракен на все тело. Вот и думаешь, с женщиной ты сейчас забавляешься или Мариса оскорбляешь! – Конечно же шутка, о чем смеялись глаза капитана. Таких женщин Гордон еще не встречал, в отличие от мужчин, женщины больше заботились о своей красоте.
Продолжая говорить, путаясь в словах, Фицрой чуть приподнялся, одновременно придерживая перекинутую ему через бедро ногу. Со своей стороны он давно сгорал, дойдя до той отметки, когда уже не мог повернуть обратно. Поцеловав припухшие от множества поцелуев, такие мягкие губы номарха, пират потянулся за ними следом.
- Гордон
- Да?
- замолчи Не думая, не слыша себя, он видел ее в огне. Прямые лучи солнца поджигали не только простыни, но и женщину, лежащую на них. Ослепленный солнцем, пират и так же еле находил в себе силы, чтобы говорить, когда разум давно отступил. За предложение заткнуться он с готовностью зацепился, вспоминая жар и вкус ее лона, вплотную прижавшегося к нему. Только его рука стояла между ними и без того распаляющая его жар.
- Ты мой. Мой пират,
Действительно что-то новое. Сосредоточенное лицо, вытянулось в удивление, когда рука нащупала ус. Все на месте. Рефлекторно повторив недавнее движение номарха, Фицрой отзеркалил ее усмешку, перед тем как легко оторваться от кровати и ощутить как она сильнее вцепилась в его спину. Удерживая женщину на весу, Гордон несколько секунд смотрел на нее снизу верх. Имея возможность зарыться лицом в ее грудь, он не воспользовался ею, а взял то что ему и так предлагали. То что сейчас принадлежало только ему. Это было как возвращение домой. Опустив ее на себя, Фицрой выдохнул, перед тем как замереть, тесно-тесно прижимая и прижимаясь к ней в ответ. Мог ли он быть к ней ближе, чем сейчас?
Поделиться312015-10-25 21:26:57
Рассветные лучи играли на его медных волосах, золотя их в одних местах и погружая в черную темноту в других. Оказываясь сверху, она иногда распахивала глаза, чтобы насладиться этим видом, чтобы чуть замедлить ход и вдохнуть их аромат, чтобы оставить на макушке едва ощутимый поцелуй и чтобы кратко расчесать их пальцами. Ей хотелось насладиться каждым сантиметром тела, которое капитан Грешника готов был даровать ей, насладиться и поглотить, вобрав в себя весь его жар. Как и Гордон, Флавия предчувствовала, что следующая их встреча может состояться нескоро. Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Своим исчезновением Клавдий устроил ей период великих перемен, среди которых ее воцарение было лишь первой ступенью по дороге хаоса. Она уже успела пережить долгое путешествие на материк, покушение на ее жизнь, помолвку и второе покушение - этой самой ночью, а ведь с момента ее коронации прошло чуть больше недели. События обещали развиваться стремительно, и, как бы не была сильная тяга этих двоих друг к другу, едва ли обстоятельства позволят им осуществить все так уж безоблачно, как они рисовали в своем воображении. Флавия это понимала. И чем лучше она осознавала подобное, тем крепче ей хотелось прижаться к пирату, пришив его к себе, если понадобится, и не отпускать ни под каким предлогом. В тех реалиях, что им приходилось жить, нельзя было исключать и факта, что встреча Домицилла и Фицроя могла стать последней, а балморийка просто не могла позволить себе еще раз так сильно привязаться к кому-то, чтобы потом его потерять.
Спазм на некоторое время сковал ее тело, когда оно вновь воссоединилось с чужим, отозвавшись легкой и одновременно приятной болью внизу живота. Ощущение, что в уверенно наступающем дне она едва ли сможет ходить без определенных трудностей, едко кольнуло самый край сознания женщины, вызывая на ее губах улыбку. Подобных ночей у нее не было уже много месяцев, да и общее их количество можно было пересчитать по пальцам. Убирая волосы от своего лица, Флавия расслабленно и довольно посмотрела на своего любовника, словно благодаря его за то, что он перестал ее изводить и принялся за дело. Заставив Гордона сесть, она страстно поцеловала того, стараясь не давать волю собственным зубам, как обычно, и оставить его прекрасное тело без излишних травм, которыми она могла бы его наградить. Он должен будет запомнить ее как нечто светлое - каким бы темным существом она себя не видела - светлое и нежное, о ком он сможет вспоминать в минуты одиночества и к кому желание его никогда не исчезнет. Будто пробуя, насколько комфортно ей присутствие пирата в ней, она медленно приподнялась и опустилась вновь, не отрывая взгляда от изумрудных огней, горящих в его глазницах. Руки мгновенно легли на его плечи, сначала спокойно и расслабленно, а затем против ее воли сползая к спине и впиваясь в просоленную морем кожу кончиками пальцев. Вырвавшийся из груди непрошенный стон не позволил ей медлить, и закусив губу, Флавия принялась наращивать темп. Уложив ладони пирата на свою талию, она позволила тому полностью контролировать себя и нацелилась лишь на слепое выполнение всех его требований. Услуга за услугу. Он ведь согласился помыться.
Шумные и тяжелые вздохи, звучание в унисон со скрипящем матросом и стуком деревянной спинки кровати о стену, сдерживать было все сложнее. Царица забылась и не успевала считать позы, вдыхать и вовремя отпускать плечи Гордона, оставляя на его коже крохотные кровавые ранки от коротких ногтей. Виргата погрузилась в утреннюю суматоху, и Домицилла дала себе волю, вскрикнув в очередной миг блаженства и зацепившись руками за простыни, буквально сдергивая их с ложа. Легкий шорох на дверью не отвлек ее, но заставил приоткрыть один глаз. Сквозь небольшую щель в ее двери, за ней наблюдала одна из рабынь и тот самый стражник, которого Фицрой обездвижил этой ночью. Чернокожий мужчина явно был поражен увиденным, однако номархиня махнула им обоим рукой, чтобы они убирались прочь. Должно быть, они с пиратом... общались целую ночь, и уже настало время ее пробуждения. Этим утром Флавия должна была покинуть Тиль и вернуться домой, чтобы хорошенько обдумать все, что произошло на этом проклятом богами острове. Мысль о том, что она не видит прекрасный сон, которому не суждено завершиться, немного расстроила балморийку и та посмешила поймать губы капитана Грешника, дабы тот своей грубой, но одновременно нежной лаской, выбил из ее головы все дурные мысли. И ее ожидания подтвердились. Понадобилось лишь несколько вполне очевидных движений, несколько попыток уцепиться за спину мужчины, как за спасительный трос, несколько раз переплести свои ноги с его, чтобы напряженное до боли в мышцах тело царицы беспомощно опустилось на влажные от пота простыни, а ее черные волосы раскинулись по ним, словно щупальца упомянутого ранее кракена. Не смущаясь ни возможных свидетелей, ни самого Фицроя, Флавия громко вскрикнула, когда ее тело само стало подобием бурлящего и горячего океана, а блаженство закипело в каждой тонкой венке, превращая кровь в лаву. Вскрикнула и прижала мужчину к себе еще ближе, будто надеялась, что, излей он в нее свое семя, оно вылечит эту пустую утробу от невозможности зачать. Так сильна была ее привязанность, что она начинала жалеть, что не может увезти с собой на Балмору хотя бы часть своего любовника.
- Ненавижу тебя, - слегка отдышавшись, царица накрыла глаза ладонью, чтобы только не видеть лица пирата. Эмоции переполняли ее настолько, что физическое удовлетворение было готово отойти на второй план, оставив захлестывающим ее чувствам их долгожданное первенство. Ей хотелось говорить очень много и долго - о том, как она будет тосковать, как будет считать дни до встречи, о том, что, возможно, у нее не было любовника лучше или даже о том, что она никогда не испытывала к чужому мужчине ничего подобного. Даже ее любовь к брату была совершенно иной, а уж обыкновенная страсть, которая просыпалась с другими мужчинами, не шла ни в какое сравнение с той химией, что творилась между ней и Фицроем. Поэтому все, что ей оставалось - это слепо ненавидеть человека перед собой, того, который каждым своим словом и прикосновением ломал ее, разрушая все те ограды и стены, что она возводила долгие годы. Разрушая и улыбаясь. Он говорил ей о любви, но она не верила в то, что он хотя бы частично говорил ей правду. Ведь она не любила его, но чувствовала нечто настолько сильное, что ничьи другие чувства сравниться с этим не могли. Столько человек пытались сжечь ее - от рабов в ее собственном доме, до людей в Монти-Пайтоне. А она и без их усилий сгорала изнутри, благодаря одному-единственному человеку.
